Агентство "Кипарисовый ларец"

Как мне хотелось весны! Первых зелененьких листиков, воздуха, пахнущего талым снегом, сырой землей… Но куда же сбежишь из нашей зимы? На два-три дня? И денег-то таких нет...

Вот потому-то я и пошла в "Ларец". Не то, чтобы я абсолютно поверила их рекламе: "Отправим в тур Вашей мечты почти бесплатно!" Но так просила душа...

— Ну, так о чем же мечтаете? Не бойтесь, расскажите.

Дама-администратор, в светлой блузе, с галстуком-бантом, улыбалась задушевно. Мы сидели в уютной комнате, никак не назовешь офисом, с красными цветками гераней на подоконниках, со шкафами, в которых не папки, а книги в разноцветных переплетах.

— Мечтаю о весне, но понимаю, что это очень до...

— А, так вы не были еще у нас? Мы ведь совсем непохожи на прочие агентства. Вот, взгляните. И стоит это...

Она назвала смехотворную цену. Хм… взяла, полистала недоверчиво. Тютчев, Георгий Иванов...

— Да-да. В любое стихотворение! То есть в любое из тех, куда мы уже проложили маршрут.

Я прямо задохнулась от… какое чувство вызовет открытие, что вот оно — чудо? И восторг, и — вдруг обманывают, ведь так не бывает! И страх, что это правда...

— А… куда-нибудь к Эмили Дикинсон? Можно?

— Нет, нет, за границу пока не отправляем. Да и на что вам, милочка, чужая свобода, верно? А вот пейзажи, Фет, например. "И хор светил, живой и дружный"...

Я покачала головой.

— По весне скучаю. Можно мне… весну?

— Конечно, дорогая. Может быть, Тютчев? У вас есть зонтик? Нет? Тогда предложу вам Случевского. Любите? Вот и прекрасно! Подпишите тут и тут… да… и что нет претензий… спасибо… а касса — вон там.

Я положила руку на стихотворение, менеджер-отправитель инструктировал:

— Просто расслабьтесь, читайте себе и читайте, строчка за строчкой. А вернетесь вы сюда же потом, к вечеру. Не волнуйтесь, всегда кто-то дежурит… Итак...

"Я лежу себе на гробовой плите,

Я смотрю, как ходят тучи в высоте"...

О небо! Вот она, весна! Как хорошо, что шубу и шапку я оставила в "Ларце". Тепло, летают, стукаясь в воздухе, майские жуки. Черная земля, зеленый клен, крепкие, уходящие верхушками в синеву сосны, свежевыкрашенные оградки на могилах и ясное, с облачками небо… Я почувствовала такое счастье, такую слабость… Опустилась на ближайшую плиту и прикрыла от солнца глаза: только чтобы видеть бегущие тучки. Резные листья подрагивают от ветра, высоко-высоко мчатся друг за другом ласточки. Тихо… хорошо...

Что за гулкий звук? Стучит кто-то у меня под плечом, под плитой...

"… я давно устал лежать!

Дай мне воздухом весенним подышать"...

И голос, такой жалобный-жалобный, глухой… Я сползла с плиты и потянула ее на себя. Для очистки совести больше — ясно же, что не… Но плоский камень сдвинулся, открывая прямоугольник с рассыпавшимся гробом, влажной землей и оборванными корнями...

Тот, что обитал там долгие-долгие годы, вылез, отряхиваясь, огляделся, осклабился… И сказал, чуть переиначивая стихотворение:

— Ты не ляжешь ли, голубка, за меня?

Я помотала головой, отступила назад. Острые пики на могильной решетке остановили меня, а существо, из-за моей глупой жалости выпущенное на волю, дернуло меня за руку и толкнуло вперед. Я упала, ткнувшись лицом в комья земли, и свет сменился темнотой. Услышала только шорох сдвигаемой плиты...

Я жду вечера, когда выйдет тонкий, прозрачный месяц, выползут на траву светляки. А я окажусь снова в офисе. Но мне страшно: а вдруг я буду лежать здесь, в сырости и душной темноте, долгие-долгие годы. Пока не услышу, что кто-то ложится сверху на камень. Но хватит ли мне духу постучать снизу, позвать, чтобы заменить себя другим...