Восьмиклассница

Я Альберто Спагетти. Вампир. Родился в 1715 году в Неаполе (эта глупая девчонка записала в своём блокноте: «не в поле»), где успешно прожил в качестве человека около двадцати пяти лет. Но после того как моя невеста внезапно скончалась от обострения умственной недостаточности, я понял, что человеческая жизнь бренна и отыскал в самой грязной и тёмной таверне бездомного вампира-дилера Кариозо Укусини. Я отдал ему все деньги, отложенные на свадьбу — в то время я был небогат — и он сделал мне «инъекцию смерти»…

— То есть укусил? — нетерпеливо прервала меня девчонка.

— Не перебивай!

… то есть, укусил. Первые лет сто я был счастлив. О, это были мои лучшие годы! Я был юным, полным сил пипистрелло… не надо смеяться, девочка, это значит «летучая мышь», так в те годы в Италии называли мне подобных! Я много путешествовал — Франция, Россия, Узбекистан… О, я знал лучших людей своего времени, а некоторых даже кусал. Но потом жизнь вампира стала казаться мне пресной.

— Кровь же вроде солёная? — снова перебила девчонка, уставившись на меня своими огромными карими глазищами.

— Кровь солёная, а жизнь — пресная. Людей стало жалко, клыки сточились, хронический недосып… Дослушай до конца, а уж потом задавай вопросы!

Я впал в спячку в городе Петербурге. Вампиры в глубокой депрессии, как медведи зимой, могут позволить себе такую роскошь. Наша спячка сродни летаргическому сну человека, только люди в таком сне не стареют, а мы…

— В общем, ясно, не разлагаетесь, едем дальше!

— А дальше — всё! — не выдержал я. — Спал, спал, и вот, меня разбудила какая-то наглая зараза, представившаяся восьмиклассницей Варьей. Глаза огромные, тёмные, кудряшки мелкие короткие, юбочка в клеточку. Так можно вообще?

— Во-первых, не Варья, а Варя. Во-вторых, подумаешь, кудряшки короткие! Дразнили в детстве Варвара-краса, длинная коса — вот и чикнула. А в третьих, ори потише, мы в школе!

Я с сомнением оглядел пустой «кабинет музыки», в который меня привела эта юная живодёрка, и примолк. Какая тут музыка — одни деревянные столы и устрашающее пианино с надписью на русском.

— У меня вопросы, — сказала Варя. — Могу уже задавать?

Я обречённо кивнул. Глаза у неё загорелись.

— Это правда, что вы не выносите чеснок, серебряных пуль и в зеркалах не отражаетесь?

— Всё позорная чушь, — вздохнул я. — Стокер придумал. Я говорил ему, засмеют, а он своё гнул. И ведь не засмеяли, идиоты! Святую воды вот, правда, не любим. Невкусная она и пахнет специфически. И солнечный свет не уважаем. В темноте не так видны наша аристократическая бледность и синяки под глазами. Ещё вопросы?

— Ты знал Моцарта? Нам тут по музыке задали сочинение про него написать.

— Конечно, знал! Зануда суеверный! Приходил я к нему в гости как-то раза два, а он решил, что я — предвестник смерти. То есть, я, конечно, хотел его укусить — ведь вампиры намного талантливее людей, а уж если укусить гения… но он, помнится, не хотел. Всё время крестился, хватался за сердце.

— А Сальери?

— Как говаривали в мои времена, Сальери просто душило жабо. Проще говоря — мужик завидовал… Послушай, Варя, я хочу сразу расставить все точки над и… хотя, постой, в русском же над и нет никаких точек. Значит, все точки над ё. Пока я отдыхал в своей могиле, я слышал порой сквозь дрёму мысли людей, и немного в курсе того, что тут у вас происходит. Так вот, надеюсь, ты не страдаешь этими сумерками головного мозга, и не полезешь ко мне целоваться?

— Фу! Ещё чего, ты же, небось, лет двести зубы не чистил!

— Вот и белиссимо. Потому что, знаешь, что бы там ни сочиняли, а любить вампиры не очень-то и умеют. Их сердца другим заняты — кровь гоняют. Причём, заметь, не свою, а чужую, а на это сил намного больше нужно!

Тут прямо из кармана маленькой Вари раздалась песня (телефон, — пояснила она). Какой-то мужчина напевал полным уныния голосом:

Пустынной улицей вдвоем

С тобой куда-то мы идем,

И я курю, а ты конфеты ешь.

И светят фонари давно,

Ты говоришь: "Пойдем в кино",

А я тебя зову в кабак, конечно.

У-у, восьмиклассница…

Захотелось подвывать. Я осознал, наконец, как давно я голоден и насколько мне плохо. Голова кружилась, а кисти рук стали опухать — явные признаки кровяной недостаточности, и в запущенной стадии могут привести к окончательной смерти. Эх, ну зачем она меня разбудила? Когда спишь, есть не так хочется.

— Варя, — прохрипел я. Девчонка убрала от уха крошечный телефон, пробормотав: «Да, мам, подожди секунду». — Варя, я кушать хочу!

— Да понятное дело, — прошипела она и уже громко в телефон: — Мам, и купи по дороге кровяной колбасы, у меня тут вампир полуобморочный. Да, разбудила одного, наконец. Как куда дену? Нет, я не прогоню его опять на кладбище, что я изверг? На коврике будет спать. Конечно, сама буду ухаживать! Всё, пока!

Я уточнил, что это за кровяная колбаса, и как это я буду на коврике, на что юная будительница ответила, что «кровянку» покупают своим домашним питомцам люди небогатые, а так как её мама какая-то дама-хозяйка, то денег у них немного, и питаться мне придётся именно так. Ну, и на правах питомца, спать на коврике («Гроб потом куплю!» ).

Неделю спустя...

Пустынной улицей вдвоем

С тобой куда-то мы идем,

И я пью кровь («Какую кровь, не выдумывай!» — «Ну ладно, ладно!»)

Кровянку ем, а ты конфеты ешь.

И светят фонари давно,

Ты говоришь, что жизнь — г…,

А я тебя зову дурной, конечно.

У-у, восьмиклассница…

У-у-у-уууууууууууууу!

Да, и что бы там ни говорили, а кровяная колбаса — это вещь! Особенно, под пивко.