Подскажите, пожалуйста, источник, в котором можно прочесть, как охраняли кареты в дальнем путешествии со знатными особами в средние века. Интересует численность охраны, если сопровождаемым лицам грозит опасность.
Жеводанский зверь
В период с 1764 по 1767 годы французскую провинцию Жеводан (ныне департамент Лозер) терроризировало существо, внешне напоминающее огромного волка. Известно, что за три года безжалостный волк-людоед, которого все считали оборотнем, совершил 250 нападений, 119 из которых привели к смерти. Убийства продолжались несколько лет, и даже король Луи XV отправлял сотни профессиональных охотников устраивать облавы на зверя, но их старания не увенчались успехом. Говорят, что убил его в итоге местный охотник – освященной серебряной пулей. И в желудке зверя нашли человеческие останки.
Критика — это когда критик объясняет автору, как сделал бы он. Если бы умел.
Карел Чапек
У каждого была такая ситуация: друг-писатель просит оставить отзыв на книгу, но написать правду рука не поднимается — ведь обидится же! А человек хороший. Как быть? Ведь вас попросили помочь и, возможно, наставить на путь истинный. Солгать невозможно. Но и написать все, как есть, тоже нельзя. А может, вы просто не знаете, что сказать? Вот о максимально бескровном разрешении этой дилеммы и поговорим.
У меня целая папка разнообразных статей, ждущих перевода, но вот вчера нашла еще одну — и перевожу вне очереди. Потому что актуально до зубовного скрежета. Итак, 8 правил написания честного отзыва, которые позволят вам сохранить хорошие отношения с автором.
Главный герой книги и фильма — молодой человек со славянскими корнями по имени Одд Томас в исполнении Антона Ельчина. Томас обладает даром, доставшимся от матери, который позволяет ему видеть призраков и злых духов, которые питаются страхом и собираются рядом с теми, кто несет смерть. Призраки указывают Томасу на своих убийц, а местный шериф, знающий о его даре, расследует эти дела и наказывает преступников. Но однажды в городок Томаса приходит чужак, вокруг которого злые духи так и роятся…
В общем-то тот факт, что фильм сделан по первой книге (из шести, причем запланированы они были до написания первой) откладывает отпечаток — масштаб событий не очень большой. Никакого вселенского зла. Чтобы в последующих книгах было где развернуться.
Сам автор Дин Кунц был без ума от сценария с самого начала, что уже несколько настораживало. Потому что сами авторы, выдвигая требования к сценарию, часто излишне усердно держатся за первоисточник, не понимая, что элементы, удачные в тексте, на экране не сработают. Чего только стоит история с «Чернильным сердцем», когда сама автор — немка — сначала сказала, что немецкий кинематограф не подходит для ее книги совсем. Потом подбирала актеров. Кошмарила продюсеров придирками. Следила за съемками. Фильм в итоге успешен не был, и продолжение остались только в книгах.
Стивен Соммерс тоже казался подходящей кандидатурой — режиссер ужастиков для тех, кто ужастики не любит. Таких как первая Мумия. Казалось бы, кандидатура подходящая.
При системе голосования, которая на ККП (Конкурс Крупной Прозы) второй год: оценивать произведения баллами не будем:
«Как можно, талант оценить?!»
Зато каждый, написавший рецензию, получает в копилку эти самые баллы, которые раздает понравившимся произведениям…
При такой системе меня тревожит не только процесс, но и результат.
Да, я люблю вас, те, кто просто любит творить, создавать другие миры, проживать со своими героями новые приключения… И получать от этого радость.
Я люблю вас, те, кто отдает себя творчеству, вкладывая в него душу и не заботясь о том, кто и что скажет. Потому что для матери ее ребенок всегда хороший и любимый. За просто так. Потому что. Можно принять совет по воспитанию, если он во благо, но этот совет не огорчит и не заставит рыдать и страдать. Ребенок есть ребенок — дети всегда вырастают.
Я люблю вас, те, кто умеет наслаждаться чтением своих и чужих книг, не исходя ядом, потому что этого не позволяет чувство совести — чужие дети ведь тоже лучшие для своих родителей, разве можно про них сказать грубо «он — уродец?». Нет, конечно). Даже, если так оно и есть. (Кроме случаев, когда это дитя больно заразной болезнью и представляет опасность для жизни других детей)
Я люблю вас, те, кто, даже когда им скучно и все внутри горит от нереализованных строк и строф, не пытается обижать других, у которых все хорошо).
Я люблю, вас, графоманы. Я сама графоман). Мы все разные, но нас объединяет одно — любовь к слову, к фантазии. Любовь, а не ненависть, не взаимные претензии, проистекающие от собственных неудач или глупых детских обид.
К чему я? Нет-нет, я не призываю жить мирно — для кого-то это, видимо, невозможно. Увы. (Эти кто-то, просто не графоманы...) Давайте просто жить. Заниматься СВОИМ делом. Ведь времени на то, чтобы творить, реализовать себя — на самом деле не так уж
В обчем так:
раз пошла такая пьянка, режь последний огурец когда кто-то уходит, кто-то же и приходить должен, нет? а фиквам, свято место пусто не бывает
ненуачо, у мну есть долги невыплаченные прошлогодние, щас как выплачу!
Тири, Мэл, исчо кто… (напомните склеротику, обесчаю всем напомнившим сразу вычеркнуть из списка тех, кому я должен, если этот список найду вдруг) трепесчите, я иду!
ненувы понили?
Я снова выставляю Хвост на конкурс !!!
Могут ли слова от частого употребления стереться как обувь или одежда? В процессе создания текстов появляются свои любимчики, которых начинаешь затискивать как кота помимо его воли. Сначала они нравятся своей звучностью, особенно в новых сочетаниях. Но спустя какое-то время уже смотришь на них с подозрением: что-то с ними явно не так. Будто и не существует их вовсе (странно, что Word не подчеркивает).
В итоге, некоторые слова у меня теперь вызывают чувство брезгливости, словно уже протерты до дыр. Принимаешься от них избавляться, заменять другими – новыми любимчиками. (Тут уже читатели начинают жаловаться: «не знаю таких слов, верни прежние!»; «нет слова “планида”, замени “согбенный” на “сгорбленный”!) А старые ты уже спрятал пылиться в чулан, как выцветшие забытые игрушки, доставать обратно как-то несерьезно. И ведь в принципе слов в языке не так уж и много, по крайней мере — благозвучных и широко используемых. Вдруг закончатся?
Джойс в итоге изобрел свой собственный язык. И весь мир ужаснулся: «что он наделал?!» И сам черт сломит ногу в этих «Поминках…», которые и перевести на другие языки невозможно.
Тем более поражают авторы, что лудят один увесистый том за другим. Будто бы ходят по улице в обносках, от которых отрываются полусгнившие
Сразу прошу у всех прощения, сломала себе все мозги, пока пыталась представить, как сказать «ЦА-шный плагиат» без аббревиатуры. Ведь что же получается, если подумать: «мех медведя» — можно сказать «медвежий мех». Но если надо сказать «мех бурого медведя» не скажешь же «буромедвежий мех»? Так же и тут, не скажешь же «целевоаудиторный плагиат»? А «плагиат целевой аудитории» — это не совсем то, что я сейчас пытаюсь сказать. Ведь плагиатится не сама целевая аудитория. Её попробуй, сплагиать, она же не является продуктом интеллектуального труда… Или… О! Мы же сами её воспитываем, значит, является?
А у нас идет КОНКУРС!
За прошедший месяц (а осталось еще всего ДВА месяца до 16.08.2016) было написано 70 рецензий на уже 30 романов:
Что-то мне скучно… четыре дня перечитывала роман. Правки, правки… как это нудно… устаёшь, словно чем-то путным занимался и тяжёлым… Писать так легко, а как перечитывать, выискивать ошибки, заменять повторы… ляпать ещё больше ненужных запятых… дошла просто до тошнотиков… Кстати, картинка – это я сейчас
Законы жанра в литературе или кинематографе – это набор истертых клише. А что мы знаем о клише? Их нельзя использовать (если ты серьезно относишься к своему творчеству и не ищешь легких путей). Тем более – в совокупности.
Писать в каком-то определенном, уже существующем и хорошо разработанном предшественниками жанре – заниматься плагиатом. Само собой выскакивает сравнение со старой проституткой, но лучше другое:
Ты не можешь идти по степи там, где уже пронесся табун лошадей целой орды – вся растительность вытоптана, ничего живого не осталось, только пыль.
Указывать жанр своего произведения заранее – признаваться в плагиате. Если ты не придумываешь свой собственный жанр, не используешь свой личный уникальный стиль, — зачем тогда вообще заниматься творчеством, или считать то, чем ты занимаешься, — творчеством?
Нужно торить свои дороги через девственные леса и поля, богатые зеленью и свежестью. (Как бы высокопарно и пафосно это ни прозвучало – всё равно нужно.) Если такие, конечно, вообще остались в современном социокультурном пространстве.
Посему, все мои указания на жанр произведения – неизбежный и вынужденный обман читателя лишь по той причине, что, без заполнения соответствующего поля, рассказ не принимается или не загружается на соответствующий