Глава 2. Бегущая по облакам.

Я очнулся от невыносимой жары. Истошно орала аварийная сирена. Раскаленный воздух обжигал легкие, губы запеклись. В кабине висела кисея вонючего дыма. Я закашлялся, принялся тереть веки — глаза резало, будто в них мочой плеснули. Ощупью нашарил «намордник», натянул. Резина противно прилипла к потному лицу, дышать стало легче. В голове немного прояснилось.

Последнее, что я помнил, — страшный удар и грохот, рвущий барабанные перепонки. Теперь перед глазами все плыло, подташнивало — видно, меня-таки здорово тряхнуло. Если бы не ремни, выбросило бы из кресла стрелка к ядреным мутантам. Выходит, нас подбили? За прозрачной броней блистера клубились черные тучи. Обзор нулевой. Мы падаем? Уже в Лабиринте Облаков? Яйца гипнодока, это же дым! Дым от нашей «Кеблы»! Корабль горит!

Я вдавил кнопку коммуникатора:

— Первый, первый, я пятый!

В ответ сухо шуршали атмосферные помехи.

— Капитан, ответьте пятому. Кэп?..

Электрические разряды напоминали предсмертный хрип.

Вызвал второй пост. Потом третий. На четвертом радиосвязь сдохла. Эта тишина рвала уши хуже воплей сирены. Глянул на помигивающий экран радара. Мы дрейфовали на 30 градусов в миле выше цели. Между объектом и «Кеблой» — две зеленых точки кружатся вокруг красной черточки: шестероиды[1] охранения сцепились с вражеским «Гладиатором». Остальных машин нашего звена не видно. Уничтожены? Зато рядом с целью помигивает красный кружок. Корабль класса «Баржа»? Откуда тут взяться торговцу? Я приник к прицелу «Роя», но тут же отшатнулся. Металл обжигал даже через маску.

Нас снова тряхнуло. В глубинах «Кеблы» грохнула серия взрывов. Сирена наконец заткнулась. Дым в кабине стал гуще, по бронестеклу блистера поползли трещины. Температура подскочила сразу на несколько градусов. Я порадовался, что очухался вовремя, и теперь в маске. Похоже, рано обрадовался. Экран радара мигнул и погас. Все. Похоже, отлетался ты, Дэн. Первая же миссия — и провал. Первый боевой вылет, он же последний. И главное — сдохнешь ты глупо и бездарно, как и пророчил сержант Рей. Да еще и мучительно, если останешься тут сидеть.

Я рванул ремни безопасности, встал на ноги. Повело в сторону. Пришлось опереться на приборы, но я тут же отдернул руку — металл был раскален. К счастью, шлюз не заклинило. Я выбрался в коридор. Освещение тут не работало, даже аварийка отказала. Густой дым подсвечивали языки пламени. Корабль стонал, как живой, — биоматрица не справлялась, пытаясь залечить смертельные раны. Я согнул пальцы мех-руки. Из предплечья выскочил и тут же зажегся фонарик. Что дальше? Память послушно подсказала зазубренные до автоматизма строчки: «Проверить жизнеспособность пилотов и остальных членов экипажа. Ликвидировать возгорание».

Без особой надежды я стал пробираться в нос. Сначала под ногами чавкала слизь — умная «Кебла» работала в режиме самотушения. Но через несколько шагов пол снова затвердел и начал стеклянно хрустеть: дальше было настоящее пекло. На месте «фонаря» радиста зияла здоровенная дыра, в которую с ревом утремлялось пламя. Видно было, что биоматрица пыталась зарастить пробоину, но синтетик свисал вниз обугленными нитями. От жара они колыхались, будто живые.

Дверь в отсек борт-механика снесло взрывом. Бедняга поджарился прямо в кресле, даже дымился еще немного — славная смерть для «кочегара». Снова затошнило. Я отвел глаза, но на сетчатке все висела жуткая картина: на обугленном лице белеют неестественно крупные зубы, будто мертвец беззвучно хохочет.

Шлюз в штурманскую рубку не открывался. Похоже, последние разрывы донеслись именно отсюда, с левого борта. Неудивительно, что люк перекосило.

Оставался стрелок-ракетчик, имени которого я так и не успел узнать. В экипаже все называли его просто «ОРУ[2]— на-всех». Мне, новичку, полагалось обращаться к нему «ваше чистокровие». Я единственный на «Кебле» имел кодировку ноль. Дешевое пополнение.

Нашел ОРУ я случайно — споткнулся об его обгоревший труп. Опознал по вшивкам — у парня обе ноги бионические от колена. Были. Говорили, это потому, что он когда-то горел с кораблем. В тот раз ему повезло. А сегодня лимит везения кончился.

Дым так сгустился, что фонарь не помогал, и я находил дорогу наощупь. Пытаться «ликвидировать возгорание» не стал — а то оно бы быстро ликвидировало меня. Вместо этого начал пробираться в хвост. Тут дышалось полегче, и жар еще можно было выносить. Отер копоть со стекол маски и увидел, что комбез уже начал тлеть. И еще — что рядом капсулы с пилотскими «крыльями». Они могли бы спасти капитану и помощнику жизнь, но ребята уже родились для иной жизни, лучшей.

Я сполз по стенке и уселся на теплый пол. Обхватил руками колени. Правая, органическая, мелко противно дрожала. Хорошо, мне не надо сейчас стрелять. А что надо? Я понял, что не представляю себе, что делать дальше. До сего момента все происходило, как на учебке: взрывы, пожар, гибель товарищей. Даже там случалось, курсанты умирали. Это было в порядке вещей. Выживали только лучшие, потому что только лучшие побеждали в войне. Но на учебке сейчас все бы и кончилось: взвыла бы сирена, зажегся свет, включились подавители огня и очистители воздуха. А из динамиков заорал бы надорванный голос сержанта Рея: «Опять облажались, недоноски, мусор генетический! Да я ваши кишки на шнурки пущу!»

Здесь сарджа Рея нет. Здесь только мертвые. И я. И вдруг я понял, почему у меня такое чувство, будто шел себе по знакомому коридору, и вдруг бац! — он оборвался в Пекло, а сзади — завал. Произошла ошибка. Сбой программы. Я уже должен был сдохнуть. Сгореть, как кочегар. А вместо этого все еще маюсь тут. Только ошибка скоро будет исправлена. Через сколько? Пять минут, десять… Сколько потребуется пламени, чтобы добраться до меня… или до баков с летаном...

Я тупо смотрел на кляксы зеленой слизи, медленно вскипавшей пузырями на стене. Система пожаротушения испускала последний дух. Интересно, получу ли я новое имя после смерти? Встречусь ли с Маком… там? Я ведь не знаю, убил ли кого-то из эмпирейцев. Просто попадания в «Гладиатора», наверное, не считаются. И если сгорю заживо, значит ли это, что я умер в бою? Умер, как герой? Вдруг эта жгучая тьма — последнее, что я вижу и чувствую? Вдруг я просто исчезну — навсегда? Нет! Нет, я же давал Маку клятву!

Ноги сами толкнули тело вверх. Я почти упал вперед. Рука сорвала пломбу, ударила красную кнопку. Бронестекло скользнуло в сторону, открывая доступ к капитанским «крыльям». Стоп! Яйца гипнодока, что же я делаю?! СИС, средства индивидуального спасения, предназначены только для пилотов! Если выживу, меня все равно за это казнят. Даже патронов не будут тратить — просто выставят на поверхность голяком. Так и так гореть заживо, только тут быстрее, если все-таки рванет летан. Я думал все это, а сам тем временем запаковывался в «крыло». Уже на этом этапе у обычного стрелка возникли бы трудности. Но мне повезло — меня отчислили из класса пилотов после двух тренинг-часов с СИС.

По стеночке добрался до сейфа с ручным оружием. Обычно доступ к нему имели только капитан и помощник, но защитные системы полетели от перегрева, и мне удалось взломать дверцу. Я схватил автоматический «ПЭР[3]», заряжал уже на бегу — из коридора донеслись низкий вой и гул. Биоматрица «Кеблы» умирала в муках, пожираемая последней волной огня.

Я потянул вниз рычаг, и крышка аварийного люка ушла в сторону. Ветер ударил в лицо, толкая назад. Вот оно, настоящее открытое небо — не за прозрачной броней блистера, а ощутимо близко — только руку протяни. Над Анклавами небосвод всегда затянут тучами — тяжелыми, желто-свинцовыми, со светящейся по ночам зеленой кромкой. Когда я был маленьким, то не верил, что за облаками есть что-то еще. Солнце. Эта необъятная голубизна. Чистый воздух...

Задержав дыхание, я сорвал душный намордник. Секунды шли. Я замер на краю бездны, сзади ревело подзадоренное притоком кислорода пламя, но я не мог заставить себя вдохнуть. Теоретически знал, что в Эмпирее безопасно дышать без приборов. Но весь опыт жизни, проведенной в Пятом Анклаве, кричал: при разгерметизации без дыхательного аппарата — смерть! Выход наружу без маски и термокостюма — быстрая смерть! Слишком крепко засело в памяти, как и почему я потерял руку. То, что мы с Грю тогда выжили — чистое чудо. Зато погибли пятнадцать близких нам человек — двое взрослых, остальные дети...

Я судорожно схватил гермошлем «крыла», защелкнул щиток. Прохладный очищенный воздух наполнил грудь. Я оттолкнулся и упал в пустоту, раскинув руки. Восходящий поток упруго толкнул под крылья. Были бы у меня пилотские вшивки, я бы спикировал вниз и раскрылся позже, на безопасном расстоянии от умирающего корабля. Но без бионических мышц управления этот маневр — чистое самоубийство. У меня просто силенок не хватило бы поднять мембраны.

Сзади блеснула вспышка — небо на мгновение стало белым. Жар толкнул в спину, но материал СИС выдержал. Оглушенного, меня закрутило, опрокинуло на спину. Дымящийся обломок «Кеблы» просвистел мимо в протуберанцах зеленой слизи. Я забарахтался, пытаясь вернуться в переднее положение… и замер. Прямо надо мной висел маленький раскаленный шар, слепящий даже через потемневший щиток шлема. Все мышцы инстинктивно напряглись в ожидании нестерпимой боли, но она все не приходила. Наоборот, по телу распространялось приятное тепло, незнакомая расслабляющая нега. Выходит, все правда! Здесь, за облаками, солнце не убивает!

Я вспомнил, как однажды в школьной столовке один умник из инженерного корпуса влез в наш спор об облаках. Он заявил, что именно из-за них жизнь на поверхности над Анклавами невозможна. Мол, из-за туч когда-то цветущий мир превратился в Пекло. Мусор и ядовитые газы делают их такими плотными, что они не пропускают идущее от земли тепло. И наоборот — живительный солнечный свет не может проникнуть вниз.

Мак тогда сказал, что это тупая брехня. Все знают, что солнце нагревает землю до невыносимой температуры и заставляет океаны кипеть. Достаточно посмотреть на поверхность в районе Великого Подъема. А облака защищают нас от этой страшной машины эмпирейцев. Не было бы их толстого слоя, и предатели Неба сожгли бы нас всех живьем прямо в Анклавах.

Тогда парнишка из инженерного задрал свой измазанный чернилами нос. Солнце, мол, никакая не машина. Это звезда — огромный раскаленный шар, который мчится в космосе. А весь наш мир — и Пекло, и Эмпирей — вращается вокруг этой звезды. Потому что он — тоже кругый шар, только гораздо меньше, и называется «планета». Тут уже Мак не выдержал и начистил этому умнику физиономию. А я летел теперь и думал, что зря. Не только потому, что нас тогда на неделю засадили в карцер. Вполне вероятно, парень был прав насчет солнца. Только в размерах ошибся. Бывает.

Тут воздух противно затрещал, щиток почернел, защищая глаза от вспышки. По телу побежали колючие мурашки. Залетная молния шестероида просквозила совсем рядом. Не хватало еще быть сбитым своими! Я поспешил перевернуться на живот. Ух ты! Изумительный снежно-белый ковер облаков простирался подо мной, насколько хватало глаз. Горизонт странно горбился по краю, заставляя снова вспомнить разговор о планетах и звездах. А прямо по курсу внизу висела цель — круглая стальная конструкция, которую на инструктаже называли головоломкой.

Возле нее парил корабль эмпирейцев — вытянутая гондола, перечеркнутая палочками такелажа. С борта свисал шторм-трап, по которому поднимались от сферы крохотные фигурки. В стороне, на 270 градусов, сильно потрепанный «Гладиатор» отбивался от последнего шестероида. Облачка разрывов лениво относило ветром. Ни одному из сражающихся было не до того, что кто-то наложил лапы на ценный груз. Что взять с «шеста»? Это машина. Она тупо выполняет приказ — защищать «Кеблу», пусть даже наш корабль теперь — груда металлолома. Если «шестероид» не получил приказ к отступлению, он будет сражаться, пока не погибнет — или не уничтожит врага.

Но я еще жив. И я не машина. По краней мере, не совсем. Если мне удастся остановить тех, с торговца… Или отнять у них груз… Даже если я умру, это будет настоящей смертью героя. Гарантией нового рождения. А если выживу и вернусь с грузом, то никто не сможет обвинить меня в трусости и предательстве. Да, это мой единственный шанс!

Я перешел на четвертую скорость и начал быстро снижаться. Больше всего боялся, что экипаж заметит меня, несмотря на маскирующий голубой цвет «крыла», и расстреляет из пулемета — ну, или что там у них на вооружении. Но, видно, погибшие сегодня товарищи передали мне частичку своей непотраченной удачи. Большинство эмпирейцев сгрудилось по левому борту, очевидно, разглядывая ценную добычу и уже празднуя победу. Только вахтенный лениво наблюдал в бинокль за израненным «Гладиатором» и шестероидом. Машина вцепилась одной клешней в борт противника, а ракетную установку на второй использовала вместо тарана. Видно, у «шеста» вышли боеприпасы.

Я начал торможение — без вшивок та еще задачка. Мотнуло в сторону, и я понял, что вот-вот впишусь прямо в грот-мачту торговца. Неплохая диверсия, но сомневаюсь, что моя шея ее бы пережила. С трудом выправил курс, и тут мимо щеки свистнула пуля. Один из варваров палил в меня с палубы, разевая рот в беззвучном крике — слова заглушал свистящий в ушах ветер.

«Вот, Дэн, тебе возможность поквитаться за товарищей с «Кеблы», — мелькнуло у меня. — И за Мака». Я представил себе усмешку на обугленном лице борт-механика. Это помогло нажать курок. Прицельность стрельбы из моего положения была еще ниже, чем у эмпирейца, но на то и нужна автоматика. По деревянной палубе пробежал веер маленьких разрывов. Неудачливый стрелок оказался в конце дуги. Схватившись за живот, он перегнулся через борт и исчез. Быстро и чисто, будто сбитая жестяная мишень в тире...

Палуба стремительно рванулась навстречу. Удар вышиб из меня дух, перед глазами закрутились фейерверки. Я катился по палубе, чувствуя, что потерял револьвер. Остановило меня что-то немилосердно твердое — вероятно, переборка. Где-то на задворках сознания забилась тревожно мысль: «Руки! Освободить руки от «крыльев»! Невыносимо медленно пальцы потянулись к застежке. Я вскрикнул — чей-то каблук вдавил мою ладонь в палубу. Колено второго нападавшего уперлось между лопаток. Над ухом щелкнул курок. Я замер. Похоже, мое везение на сегодня кончилось.

Меня вздернули на ноги, руки заломили за спину. Навалились так, что чуть не вывернули плечи из суставов. Видно, меня здорово оглушило — кричащие злые лица вокруг то приближались, то отдалялись, рысплываясь. Они походили на те, что были в учебнике — обожженные ультрафиолетовым излучением, в морщинах и складках, у некоторых — покрытые густой растительностью, как у древних животных. Разрозненные звуки постепенно складывались в речь — странный рыкающий говор эмпирейцев. Я плохо понимал его, смог только уловить, что мои «крылья» приняли за вшивки, «импланты», к которым чужаки испытывали смешанное со страхом отвращение. Я не спешил их разочаровывать.

Враждебность вокруг росла. Я разобрал слова «диверсант», «расход» и «низушник» — на уроках хостологии[4] нам рассказывали, что так эмпирейцы называют граждан Анклавов. Человек с волосатым лицом и стальными шипами в одном ухе шагнул ко мне и замахнулся. Живот взорвался болью. Я обвис в руках врагов, судорожно хватая воздух ртом. Второй удар, в маску, отбросил меня назад. Очковый узел впился в переносицу, по губам побежала солоноватая влага. Настроение вокруг было праздничное — похоже, жителям Неба не хватало развлечений.

Я думал о штыке, скрытом в моей мех-руке. Достаточно определенным образом сжать пальцы, и он вопьется в висящего на ней варвара. Волосатая Морда станет следующим. Останавливало меня только понимание: так я ничего не добьюсь. Меня «израсходуют», а груз останется у врагов. Словно прочитав мои мысли, Волосатый хрюкнул и пнул меня в пах. На несколько мгновений я отключился. Когда звуки и краски начали возвращаться обратно, мой мучитель исчез.

Эмпирейцы расступились — остались только двое, державших меня сзади. Я поднял голову, и сердце радостно кувыркнулось в груди.

У этого человека было по крайней мере три вшивки: мех-рука, заканчивающаяся электропилой. Бионическая нога — плохо подогнанная, явно самопал, из-за чего ее владелец прихрамывал. В правой глазнице багрово мерцал устаревший имплант — похоже, там закоротило пару контактов. Лицевые мускулы ниже заменяла металлопластика. Неужели наш?! Неужели помощь уже пришла?

Человек заговорил, и моя радость испарилась, оставив гнетущую пустоту внутри, будто предали не Анклавы, а лично меня. Тип с пилой оказался капитаном корабля. Насколько я мог понять, он убеждал своих людей в том, что «низушник» принесет больше пользы живой, чем метрвый. То ли доводы были весомыми, то ли вид включенной электропилы обеспечивал консенсус, но кровожадность команды поутихла.

В поле моего зрения, ограниченном маской, появился еще один эмпиреец. Точнее, эмпирейка. Яйца гипнодока! Я старался отвести глаза, но они отказались мне подчиняться. Хорошо хоть, мое лицо скрывает шлем, и никто не увидит, как горят под ним щеки. Сочные губы этой женщины были вызывающе раскрашены алым. Ничем не прикрытые длинные волосы развевались на ветру, как рваный черный флаг. Кожаная безрукавка выставляла напоказ высокую грудь, брюки обтягивали стройные бедра. В Анклавах так могла вырядиться только ойран. То есть, это я думаю так. На самом деле, я ойран в глаза не видел, разве что на запрещенных картинках — салаге-стрелку их услуги не по карману. Но шлюха в жизни не нацепила бы на себя оружие, а у этой торчала из-за пояса рукоять электрогана. И судя по тому, что рассказывали учебники и ветеранские байки, эмпирейки знали, как им пользоваться.

Женщина варваров, не смущаясь, рассматривала меня, будто оценивала в дублонах. Будто решала, стоит ли меня покупать, и, похоже, стоил я в ее голубых глазах дешево. Тлеющие угли злости вспыхнули внутри с новой силой. Да кем эта дикарка вообще себя возомнила?

Тем временем эмпирейка положила руку на плечо капитана и стала что-то нашептывать в скрытое седыми патлами ухо. Губы Человека-Пилы искривила довольная усмешка. Он рявкнул короткий приказ. Чужие руки рванули крепления шлема. Я задергался, но бесполезно — ветер Эмпирея уже холодил потную кожу. Я остался без защиты.

Инстинктивно зажмурился и задержал дыхание. По палубе застучали неровные шаги: капитан остановился против меня, выжидая. Вокруг послышались смешки, постепенно переросшие в дружный хохот. Я вспомнил страницу из учебника с газовым составом заоблачной атмосферы. Вспомнил рассказы пилотов о налетах на острова. Принудил легкие вытолкнуть остатки дыхательной смеси и втянул воздух Неба полной грудью.

Он был свежий, прохладный и вкусный. Множество запахов — порох, смола, нагретый металл, рыба — защекотали обоняние. Я чихнул. Глаза непроизвольно распахнулись.

Я смотрел на залитую солнцем палубу без затемненных стекол маски и… не ослеп. Да, свет был непривычно ярким, даже режущим, но я видел все четко и ясно. Быть может, помог модифицированный хрусталик стрелка, но я был способен выносить солнечные лучи. Я дышал воздухом Неба, и понемногу пьянел — от обилия кислорода. В этот момент я впервые — внезапно и до конца — понял, за что мы боролись. Ради чего снова и снова пробивались через облака, несли потери, но строили плацдарм за плацдармом. Чтобы дать этот воздух, этот свет, эту бескрайность — всем. Я знаю, так написано в учебниках, на плакатах и даже в тексте присяги. Знаю, что сам повторял это тысячу раз вслед за всеми остальными. Только теперь слова стали для меня реальностью. Будто я своими глазами увидел бога.

— Совсем мальчишка, — я вздрогнул, когда капитан эмпирейцев заговорил на языке Анклавов. По акценту понял: он не из наших. Вот только как этот тип получил вшивки? — Впервые в Небе, так? Сколько тебе лет?

Я не ответил. Нам запрещалось вступать в разговоры с врагом.

— Странно, что на такое задание послали пилота-новичка, — продолжал Человек-Пила, поглаживая редкую седую бороду. — Или ты особенный мальчик, Като?

Последнего слова я не понял. Может, это было какое-то местное ругательство?

— Скажи, ты особенный? — он протянул органическую руку и коснулся моего подбородка. Я отдернул голову. Эмпиреец ухмыльнулся, поднес пальцы к губам и слизнул мою кровь. От этого жеста меня передернуло. То ли у капитана винтик выпал, то ли у него была еще одна вшивка — биоанализатор.

— М-м, вкусно, — ощерился Пила, и я решил, что одним винтиком дело не ограничилось. — Давай-ка посмотрим, что на тебе надето.

Он бросил пару слов своим подручным, и они, чуть повозившись с застежками, стали стаскивать с меня «крыло». Я не очень беспокоился — комбинезоны «заоблачных» экипажей лишены нашивок или эмблем, по которым враг мог бы определить звание бойца, номер его подразделения или Анклава. Эмпирейцы уставились на мою мех-руку, но на капитана она не произвела особого впечатления. Его больше занимало «крыло», которое передали ему мои стражи.

— Хитро придумано, — Пила прищурился на СИС, перебирая пальцами гладкий материал. — Хм-м, газовый пузырь гипнодока? — длинный нос принюхался к ткани. — Выделанная шкура мусорога? Ничего, умники из Университета разберутся.

В груди шевельнулось неприятное предчувствие — будто я упустил что-то из виду, просмотрел какую-то важную деталь. Капитан подмигнул мне, отошел на пару шагов так, чтобы его видели все, и давай орать что-то на своем грубом наречии, потрясая «крылом». Судя по свисту и гиканью разномастого сброда вокруг, речь Пилы команду воодушевила.

— Пит говорит, что удача — ветреная дама, но сегодня она улыбнулась нам, — неожиданно прозвучал рядом мелодичный голос. Я и не заметил, как черноволосая женщина оказалась рядом. Откуда она знает наш язык? Неужели и вправду — перебежчица-ойран? Бред гипнодока, это невозможно!

— Мы не только нашли головоломку Арто де Сето и выхватили ее ценное содержимое из-под носа у Странников и низушников, — продолжала переводить подруга капитана. — Мы захватили в плен вражеского пилота. Да, ублюдок отправил полетать Беззубого Бо — мир его праху. Но грешника можно будет выгодно продать Уиверситету — вместе с его протезом или по частям.

Последнее замечание вызвало прилив энтузиазма у слушателей. Я не понимал их воплей, но жесты и мимика наводили на неприятные мысли. Видно, на моем лице что-то отразилось, потому что переводчица улыбнулась уголком губ и сказала, глядя мне прямо в глаза:

— А еще у нас в руках оказалось секретное техустройство низушников. Да, прямо с неба свалилось на палубу «Бегущей по облакам», вместе вот с этим недоумком. То есть с тобой.

Неприятный холодок под ложечкой превратился в ледяной узел, стянувший внутренности. Идиот! Я сам практически подарил врагу «крыло». Конечно, попытка использовать его без вшивок и тренинга закончится для любого варвара смертью. Но что, если ученые эмпирейцев разберутся в конструкции СИС и изобретут что-то похожее, что-то, чем можно будет управлять без имплантов? И это повысит выживаемость врага в бою?

Я представил, как мех-рука сдавливает горло этого Пита, и сжал кулаки. Оставалось только надеяться, что радист успел послать сигнал бедствия, и наши пошлют подмогу. Навряд ли обычный торговец, даже очень юркий, сможет улизнуть от звена, укомплектованного парочкой «аммонитов[5]». Но шоу на баке еще не закончилось. Команда в экзальтации орала, бросала в воздух шляпы и палила из пистолетов — довольно кровожадно для матросов торгового флота.

— Да здравствует Кровавый Пит! — переводила между тем эмпирейка, торжестующе повысив тонущий в воплях голос. — Попутного ветра «Бегущей по облакам» — нашему славному миноносцу!

Миноносцу?! Перед моими неверящими глазами один из варваров бросился к грот-мачте и ловко спустил сине-белый гюйс торговцев. Черное полотнище стало рывками подниматься вверх. Ветер подхватил его и гордо расправил, демонстрируя череп с красным бионическим глазом и скрещенные стволы. Одновременно упали чехлы с принайтованных на палубе грузов… которые оказались вовсе не грузами. Жерла мощных мортир, до сего времени замаскированных шкурами хамелероя[6], уставились в небо.

«Пираты! — меня прошиб холодный пот. — Самые беззаконные из всех беззаконных выродков Эмпирии! Теперь понятно, как «торговец» смог незаметно пробраться к цели. Наверняка на борту установлены мощные смаглеры[7]. И загадочный взрыв «Кеблы» вполне объясним — проклятая «Бегущая» подпустила к нам управляемую мину!»

Подонок, зовущийся Кровавым Питом, скалился, упиваясь своей победой.

— Капитан приказывает поднять паруса, — холодно сообщила пиратка. — А вот тебе мои слова, не его. Попрощайся с Небом, малыш. Скорее всего, ты видишь его в последний раз.

В ее голубых, как сама Эмпирия, глазах не было жалости, не было торжества. Она просто констатировала факт. И тогда я решился.

Движение пальцев — и штык бесшумно выскочил из мех-руки. Амбал за спиной взвизгнул, когда лезвие взрезало жирную плоть. Кровавый Пит обернулся на крик, но я был уже рядом. Времени — только на один удар, но и его будет достаточно. Нож устремился к сердцу под изношенной синей хламидой. Сталь зазвенела о сталь. Что за… Пила капитана поднырнула под штык. Взревел мотор, и движение цепи оттолкнуло мех-руку в сторону. Горло взорвалось болью. Дыхание перехватило. Мир перевернулся и ударил меня в бок, лишая остатков кислорода. Сквозь вату в ушах до меня донесся рык Пита. Сверху навалились тяжелые тела. Нос уткнулся в пахнущие смолой доски. Снова взревел мотор пилы.

Я понял, что происходит, только когда перерезало сервоприводы. Боли в мех-руке не было. Она взорвалась в голове. Что-то вспыхнуло ярко под черепом и погасло, вместе с визгом металла. Будто в большом светлом зале рванули рубильник, и большая его часть погрузилась во тьму. А я остался в самом темном углу. Потом меня куда-то тащили, и такелаж пиратского корабля уплывал назад с запутавшейся в нем бездонной голубизной.

«Попрощайся с небом, малыш», — эхом прозвучал в ушах голос черноволосой.

— Прощай, — прошептал я.

[1] Шестероид — универсальная боевая машина, предназначенная для точечных миссий.

[2] ОРУ — Оператор Ракетных Установок

[3] ПЭР — пневмоэлектрический револьвер

[4] Хостология — наука в враге

[5] Аммонит — корабль Анклавов, оснащенный мощным панцирем и новейшим оружием, включая мощнейший электрический шокер, парализующий все системы корабля противника.

[6] Хамелерой — животные, обитающие в летающих скалах и способные к мимикрии. Шкура даже мертвого хамелероя меняет цвет, принимая окраску окружающей среды.

[7] Смаглер — устройство со стелс-технологией, снижающее заметность корабля во всех спектрах обнаружения.