Пленник

«Не слышны в саду даже шорохи…» Как же! Ещё как шуршит. Вот уже третий вечер кряду. Днём, вроде бы, затихает, а как солнце сядет, так — шур-шур-шур, шур-шур-шур! И не по всему саду, а именно в кустах крыжовника.

Крыжовник… Ах, как же они долго с женой мечтали купить домик, да ещё и с садиком, и непременно с кустами крыжовника. Николай Иванович грезил этой мечтой ничуть не меньше супруги — ни дать ни взять, как и его тёзка в чеховском рассказе.

И ведь сбылась мечта. И сбережений им хватило на домик, и даже осталось кое-что. А какой домик-то! Любо-дорого посмотреть. Да ещё и с садиком и… с крыжовниковыми кустами.

Конечно, Николай Иванович даже и внимания бы не обратил на эти шорохи, если бы не его жена — Анна Петровна.

В первый же вечер уселись они попить чайку на террасе и тут… зашуршало. Да так сильно! Анна Петровна сразу замерла с чашкой в руке:

— Слышишь? Шуршит кто-то в кустах… кто это может быть?

Николай Иванович лишь рукой махнул:

— Ёжики, наверное.

Ёжики супругу немножко успокоили. А следующим вечером всё вновь повторилось.

— Нет, Коленька, это не ёжики, — покачала головой жена, — кто-то там ползает, ворочается будто. Сходил бы, посмотрел?

— Ну, тогда, наверное, ужики, — ляпнул Николай Иванович и тут же прикусил язык.

Ужики! Да его жена гусениц-то — и то боится, а то — целый уж!

И точно. Анна Петровна побледнела и замахала руками:

— Ужики?! Да я тут тогда и минуты не останусь! — и бросилась в дом.

Конечно, он мог бы взять фонарик и посмотреть — что же там такое шуршит? Но вместо этого он отправился успокаивать супругу, благоразумно рассудив, что утром лучше порасспрашивает соседей — а нет ли в этих местах гадюк? А то, вдруг, в кустах окажется совсем не ужик. Да и о цене вспомнил, и цена теперь ему казалась подозрительно низкой.

Впрочем, к вечеру, поговорив с соседями и выяснив, что в этих местах о гадюках и слыхом не слыхивали, он успокоился. А на его вопрос, кто же может водиться в саду, услышал подтверждение своих первоначальных версий. Или ёжики или ужики. И, конечно же, для успокоения супруги он остановился на первых.

Обретя душевный покой, Анна Петровна напекла к чаю ватрушек, и вечерком они снова сидели на террасе, стараясь не обращать никакого внимания на шуршание в кустах. Но теперь уже не страх, а любопытство мешало душевному покою.

— Может, посмотришь, кто там? Вдруг, маленькие ежата? Принёс бы одного посмотреть.

Николай Иванович вздохнул, встал и, вооружившись фонариком, пошёл к кустам.

Подойдя, немножко раздвинул колючие ветки и посветил. Пусто!

— Кто тут? — еле слышно спросил он, не ожидая получить ответ.

И, вдруг!..

— Я это… ветерок. Слышал ведь, наверное, что ветер путается в ветвях деревьев? А я ещё маленький, вот, и запутался в кустах. Освободи меня.

Конечно, это казалось полным бредом. И лишь для того, чтобы убедиться — сошёл он с ума или не совсем, Николай Иванович раздвинул ветки пошире. И тут что-то лёгкое, прохладное, приятное коснулось его рук и лица. Будто кто лизнул холодным язычком. Это было тем более приятно, что ночи стояли жаркие, душные. А потом зашуршало уже выше, в ветвях яблони. Николай Иванович отпустил ветки и, улыбаясь, пошёл к террасе.

— И что там было?

— Ничего. Я никого не увидел. Может, и был ёжик, но убежал при звуке моих шагов.

Не станет же он рассказывать — кто там был?

А вечер с каждой минутой становился всё более и более приятным. Кто-то невидимый прикасался к волосам, гладил, обдувал, и доносил из сада ароматы душистого табака…