Вася

Не помню, как мы добрались домой. Когда я открыл глаза, было уже светло. Я увидел Васю, который сидел рядом со мной на диване. Всё болело, как будто избили меня, а не Макса. Я тут же с тревогой оглянулся и, увидев среднего брата на «гостевом» диване, вздохнул с облегчением.

— Он в порядке, не беспокойся. У него были вывихнуты плечи, но я это исправил, — сказал Вася.

— Ты врач? — удивился я и подумал, что я никогда не интересовался профессиями братьев.

— Что-то вроде того, — уклончиво ответил Вася. — А ты-то в порядке?

— Я — да, всё отлично, — я энергично закивал головой, тяжёлой и горевшей, как будто у меня была температура.

— Пойдём тогда пить чай, — сказал Вася, и я стал выкарабкиваться из-под одеяла. Очевидно, не стоило оставаться болтать в комнате и беспокоить Макса, которому и так досталось.

Денис сидел за компьютером и что-то высматривал в «другом интернете».

Вася заварил чай и приготовил мне бутерброды с сыром. Он делал это так же, как моя мама: аккуратно намазывал масло, отрезал сыр так, чтобы он точно подошёл к ломтику хлеба. У меня самого никогда не хватало на это терпения. И мотивации — зачем, если можно и так съесть? И тем трогательнее казалось такое нелепое проявление заботы.

— Макс сказал, что ты спас его, — сообщил Вася. Его внимательные тёмные глаза ласково смотрели на меня, и я отвечал тем же — вёл себя почти как ребёнок, поэтому замахал руками, рассказывая про наши приключения:

— Ну да, что-то типа того. Там были мародёры — они, правда, сумасшедшие, устроили там одно из своих бессмысленных представлений. Использовали нас, как подопытных для своих затей — не очень-то приятно. Честно говоря, придумывать «мыслепреступления» было гораздо забавнее, чем в них участвовать.

Вася закивал:

— Ну ещё бы. Придумывать всегда лучше.

Немного помолчав, спросил:

— Ты злишься на них?

Я нахмурился, потому что именно этот вопрос они задавали, только про моих родителей. И Вася не мог этого знать. Значит, всем было ясно, что я на кого-то злюсь. Но они все ошибались в своих предположениях…

— Нет, зачем. У них работа такая, — ответил я как можно безразличнее, увлечённо жуя бутерброд.

Вася усмехнулся:

— Ты снова прав. А как тебе «Другой город»?

— Как ты и говорил, они что-то там намудрили на пустом месте. Ну, то есть они хорошие ребята, умные и симпатичные, но они, как бы это сказать, радуются, что они такие хорошие и замечательные — и от этого становятся самодовольными, ничем не лучше выживальщиков.

Вася хмыкнул, как бы соглашаясь со мной, или просто не желая спорить. Мы сидели и слушали тиканье часов. Так получилось, что на кухне у меня висели двое часов: одни остались ещё от родителей, а другие мне подарила моя девушка — у них не было ни одной цифры на циферблате, а стрелки вращались в два раза медленнее. Она сказала тогда что-то вроде: «Каждая минута с тобой — это как две минуты» и повесила их в моей комнате. Мне это ещё тогда показалось подозрительным, а потом, когда она меня бросила, я, не в силах выкинуть их, малодушно перевесил часы в кухню. И теперь они составляли с родительскими ужасный дуэт, никак не могли попасть в ритм, хотя тренировались всё время. Зато их было интересно слушать. И они напоминали мне синкопированный ритм моей жизни, если говорить пафосным языком.

— Значит, теперь ты видел всех, — задумчиво произнёс Вася, смотря в свою чашку, а не на меня.

— Кроме возвращенцев, — отозвался я. Мне почему-то всё больше беспокоил этот разговор.

— Их тебе никто не покажет, конечно, — сказал Вася. Он продолжал не смотреть на меня, и мне это показалось не очень хорошим знаком. Я чувствовал, совсем как в этих старых японских мультфильмах с преувеличенными эмоциями, как мой лоб покрывается потом, как меня бросает в жар. Есть тут же расхотелось. Отложив бутерброд, я тоже стал внимательно смотреть в свою чашку, как будто собирался гадать по чаинкам.

— Ты плохо себя чувствуешь? — заботливо спросил Вася, снова смотря на меня своими тёплыми глазами. Такого очень знакомого цвета, коричневого сахара — как в моём детстве иногда ещё продавали леденцы на палочке.

— Нет, вовсе нет, — соврал я. Теперь-то меня уже было не провести. Вася что-то собирался мне рассказать и, видимо, что-то, что мне совсем не понравится.

— Ты можешь увидеть возвращенцев, если придумаешь, как это сделать, — вернулся он к моему вопросу.

— Отлично, ага, — сказал я, умоляя его про себя, чтобы он не продолжал.

— Что «отлично»? — начиная злиться, уточнил Вася.

— Не надо держать меня за дурачка, — и я тоже разозлился. Я был ужасно зол на то, что он, старший брат Вася, которому я больше всех верил, пытается обмануть меня теперь.

— Так и не надо быть дурачком, — огрызнулся Вася. — Если ты чего-то не понимаешь, не надо считать это своим достижением, как ты обычно любишь делать.

Мне становилось всё хуже. Теперь я уже стирал капельки пота со своего лба и чувствовал, как дрожат руки. Но Вася как будто ничего этого не видел.

— Могу рассказать тебе то, что я думаю, если хочешь, — сказал он, с противным скрипом отодвинув чашку. — Может, это тебе будет понятно. А может, тебе это вовсе не понравится, я не знаю.

В ответ я только кивнул. Впрочем, тогда его было не остановить, он вряд ли вообще обратил бы внимание, если бы я сказал «нет».

— Единственное, что ты всегда можешь сделать — это создать свой собственный мир. Это проще и реальнее, чем кажется.

Стоило так пафосно начинать ради очередного матрица-разоблачения. Я был разочарован и немного успокоился, как всегда после разочарования. Казалось (точнее, надеялось), что Вася — единственный из братьев, у кого нет своей «теории» про запас, но не тут-то было.

— Если удаётся создать другой мир, то ты уже победил. А если ещё сумеешь перетащить в него других людей — то это вообще отлично.

Я почти вжился в свою детскую роль, увлечённо слушая сказки Васи. Он продолжал:

— Все те, о ком мы тебе рассказали в день нашей встречи, пытаются по-своему сделать это, думая, что если их наберётся побольше, то их сил хватит для создания хотя бы небольшого уютного мирка. Но у них плохо получается, как ты сам видел. Потому что это очень сложно, это доступно только немногим, остальные могут лишь передавать эту возможность, этот шанс другим — тем, у кого, быть может, хоть что-то получится. В этом размноженцы, например, честнее нас — они просто отдают то, что не в силах использовать. А все остальные самонадеянно думают, что у них что-то получится. Но не получается. Никогда не получается.

Он замолчал, и я тоже ничего не говорил, только тоскливо вспоминал о том, что в школьные годы написал что-то подобное в своём личном дневнике — ну, про эти миры и всё прочее. Тогда мне это казалось очень ясным и умным. С тех пор многое помутнело. Но мне иногда кажется, что в этой мутности всё-таки больше ясности, чем в тех светлых откровениях. Я не из тех, кто идеализирует юность.

— С одной стороны, это кажется бредом, но, с другой стороны, открывает такие возможности, что просто захватывает дух, — тут Вася посмотрел на меня, ожидая реакции.

— Возможности даже для такого неудачника как я, да, очень хорошая теория, — зло ответил я. — Только уж это совсем философия для школьников. Я ожидал большего от старшего брата

Вася как-то сник. Мне даже стало жаль его — он искренне старался объяснить мне то, что считал самым важным, а я не слушал, я насмехался.

— Ну, вот хотя бы Сестра, — предпринял он новую решительную попытку. — Ты ведь её никогда не видел, а столько уже сделал ради неё — то есть ты теперь живёшь в мире, в котором она существует.

Это было нечестно. Нельзя было вспоминать Сестру. Я ужасно запаниковал и сразу же упал с того уровня абстракции, которые предполагают такие разговоры, вниз, в самую осязаемую реальность.

— Так что, это значит, что вы затащили меня в свой мир, чтобы я вам помогал? Или вообще Сестра была только приманкой? Может быть, её вообще никогда не было? Нет у вас никакой сестры, так?! Отвечай!

Помню, что вскочил и принялся трясти Васю, от неожиданности потерявшего дар речи. Его удивлённые глаза я тоже помню очень хорошо.

— Может, и тебя нет, а? — бормотал я, не отпуская Васю.

Он, казалось, не сопротивлялся, а я всё тряс и тряс его, как грушу.

— Что тут у вас? — Денис застыл на пороге кухни, смотря на нас.

— Ничего, — я отпустил Васю и сел на табуретку, тяжело дыша.

Денис, видимо, привыкший ко всему, только плечами пожал.

— Витя сообщает, что сегодня начнётся штурм больницы. Видимо, ему понравилось то, что ты написал, и теперь он выполняет своё обещание, — спокойно сообщил он. — В любом случае, нам надо бы уже собираться, если мы хотим успеть добраться до больницы. Пойду разбужу Макса.

Когда Денис вышел, Вася, потирая плечо, обратился ко мне, как ни в чём не бывало:

— Кстати, ты смотришь свысока на мою детскую теорию, но вот Витя — живой пример её действенности.

— Почему это? Он ведь умиральщик? — растерялся я.

— А вот и нет, — улыбнулся Вася, — это наш Денис умиральщик, и другие наивные. А Вася на самом деле умирает и навязывает свою смерть всем.

— Что? — не понял я.

— Ну, эта история, с точной датой конца света, на которой всё это вообще построено — на самом деле, просто точный прогноз на остаток жизни Вити. У него редкое наследственное заболевание мозга. Вроде того, что мозг слишком быстро растёт, и в какой-то момент сосуды обязательно не выдержат такой нагрузки. Ну, что-то в этом роде. И поделать с этим ничего нельзя. Ещё в детстве врачи точно рассчитали остаток жизни гениального ребёнка. Но от него это скрывали до того, как он подрастёт. И вот, когда он это узнал, то решил заставить весь мир умереть вместо себя. Он настолько сильный, что ему это удалось, и теперь все считают дату его будущей смерти датой конца света — это, по-моему, потрясающе. Он самый сильный из всех, кого я видел. Правда, ему пришлось задействовать всякие внешние факторы, вроде «другого интернета» и наивных подростков-идеалистов, так что я всё-таки не могу признать чистоту его достижений в построении мира, но, согласись, это впечатляет.

Я сидел на табурете в кухне, опустив голову, и не слышал даже тиканья обоих часов. Не помню точно, о чём я тогда думал, но потом посмотрел на Васю и сказал:

— Прости меня, что наговорил тебе всего, довольно трудно это воспринимать так вот сразу.

Мне хотелось стряхнуть с себя то, что он мне наговорил. Всё это было лишнее, ненужное, всё незачем. Но я не хотел его обижать. Он ведь старался.

— Ничего, — Вася улыбнулся своей обычной улыбкой. — Ну, а теперь нам нужно торопиться, иначе мы опоздаем на штурм больницы.

— Что? — я снова ничего не понимал. — Если Витя — умирающий манипулятор, как ты сказал, то как можно верить ему?

— А что, у тебя есть другие варианты? Или ты уже не хочешь спасти сестру? — раздражённо спросил Вася и пошёл собираться. И мне снова ничего не оставалось, как пойти за ним. В тот мир, в который он хотел меня привести.

Мы шли очень быстро. Теперь первым шёл Денис, и он сказал, что в метро сейчас ехать опасно — можно там и остаться, и тогда мы уже точно не успеем. Я бежал последним и был занят только тем, чтобы напрягать все свои силы и не отставать. Под ногами была та привычная горожанам смесь подтаявшего снега, грязи, песка и островков коварного льда, что даже не верилось, что давно уже весна. Впрочем, весны никакой не было и не планировалось.

Я очень старался не отставать, поэтому смотрел в основном под ноги, изредка поглядывая на бегущих братьев. И вдруг я резко остановился у очередного перехода. Затормозил, как будто передо мной встала стена. И посмотрел на братьев, которых теперь было только двое: Денис и Макс помахали мне с другой стороны дороги и побежали дальше. А я стоял и думал, куда же делся Вася, и меня охватывало отчаяние, плотное, как кокон птицеядного паука. Я почувствовал, что мы с братьями виноваты в том, что Вася исчез, но мучительно не мог вспомнить, что мы сделали не так. От этого у меня пересохло во рту и колени стали шаткими, как у шарнирной куклы. Мне так хотелось, чтобы Вася вернулся, потрепал меня по плечу и сказал: «Ну, что ты стоишь — пошли скорее, а то опоздаем», но его не было, а я всё стоял, не зная, что делать А потом вспомнил о Сестре (точнее, это я на несколько секунд умудрился забыть о ней) и рванул вперёд в попытке догнать братьев, которые уже скрылись из виду. Я слышал визг тормозов и видел ярко-синие отблески медицинской сирены, похожие на забытые с Нового года гирлянды, — и мне показалось, что меня сбила машина скорой помощи.

Теряя сознание, я подумал, что теперь из-за меня кто-то останется без помощи. Я снова кого-то подвёл и больше не смогу увидеть Сестру.