Сказка о мёртвом человеке

Часы на городской ратуше пробили полночь, и луна проявилась из-за тёмно-лиловых облаков, осветив забывшийся беспокойным сном дневной мир. Горожане спали, закрыв двери на засовы и завесив окна тяжёлыми занавесками, чтобы ни один луч коварного волчьего солнца не проник к ним и не вызвал звериную бессонницу.

Не спали в такую ночь только молодые кутилы, трактирные служанки и странники, которых луна застала в пути у ворот неприветливого города. В придорожном трактире «Ржавый гвоздь от подковы» веселье было в самом разгаре. Посетители выпили ровно столько, чтобы чувствовать приятное возбуждение, но не разучиться ещё связывать слова. Странники, которых тут всегда было немало, рассказывали истории про далёкие земли, так что некоторых жители городского центра специально приходили сюда пропустить стаканчик-другой и послушать, что происходит в мире. Посетителей «Ржавого гвоздя от подковы» не пугала даже луна, ярко горевшая за трактирным окном. Напротив, после пятого стакана вина старый граф Глори, промотавший своё огромное состояние после смерти жены, стал требовать, чтобы все рассказывали страшные истории «во славу полнолуния». «Только, чур, — говорил он, — рассказывайте правду, а не как обычно, обманщики! Знаю я вас!» Сам Глори уже громко храпел под столом, когда посетители начали рассказывать действительно страшные истории, от которых мурашки пробегали по коже у бывалых охотников на волков и рыцарей местного гарнизона, а уж трактирные девушки только беспрерывно охали и закрывали лицо руками.

— А вот я вам расскажу по-настоящему страшную историю, — сказал, опустив на стол недопитую кружку и откинув капюшон, путник, которого никто здесь раньше не видел. Он был высокий и стройный, с густыми волосами цвета зрелой пшеницы и глазами такого насыщенного янтарного цвета, который считается признаком хорошего аббатского эля. Было видно, что он воин или охотник: кроме ножен меча у пояса это выдавали несколько длинных шрамов на руках, полученных явно не в тренировочном поединке.

Заинтригованные загадочным красавцем служанки смотрели на него во все глаза и ждали, что же он расскажет, да и все посетители разом замолчали в ожидании, даже те, кто был уже изрядно пьян, — так подействовали на них голос и фигура незнакомца.

— Я жил когда-то в Корнолле, — начал он. — Мои родители погибли при набеге, и меня взяли учиться в школу стражников. Я готовился поступить на службу в городской гарнизон в то лето. Меня ожидала встреча с начальником стражи, а из одежды у меня было только какое-то старьё — и вот я отправился на городской рынок, чтобы найти себе что-то, в чём не стыдно будет поступать на службу. Был праздник, помню, много народа, шум, крестьяне со всех окрестных деревень привезли свои товары. Музыканты, танцовщицы и фокусники соревновались в мастерстве. Я подошёл к ним, чтобы посмотреть на одну девушку, — видимо, цыганку, — которая танцевала с бубном. Засмотрелся на неё, стоял, не сводя глаз, как вдруг кто-то тронул меня за плечо. Обернувшись, я увидел какого-то оборванца, который улыбался мне. «Пойдём, сыграешь в кости со мной. Не пожалеешь», — сказал он. Сначала я подумал, что он шутит: кто станет с ним играть, да и на что? Но потом мне отчего-то стало любопытно, и я пошёл за ним. Он завёл меня в свой шатёр, в котором сидели на корточках музыканты, а танцовщицы отдыхали после выступлений. Надо сказать, что я с детства очень любил играть в кости. Отец даже как-то избил меня, когда узнал, что я играл в кости с соседскими мальчишками, поставив выданную мне на леденцы монету. Я тогда выиграл у них всех, но они со злости поколотили меня и отобрали деньги. Когда бы я ни играл, я всегда выигрывал. Проверял сотни раз — и всегда одно и то же. Я мог бы сделать на этом состояние, но я сказал себе, что так нельзя. Мне казалось, что здесь замешаны злые силы и от такого богатства я не буду счастлив. Но иногда я всё-таки играл — не больше пяти партий за раз, чтобы мои выигрыши не казались подозрительными. Играл для удовольствия, чтобы проверить, при мне ли ещё моя удача. А в тот день, на рынке, мне захотелось сыграть, потому что все эти уличные артисты казались такими беззаботными, весёлыми, и мне захотелось похвастаться перед ними своим талантом. Я видел, что танцовщицы и фокусники смотрят на нас, когда мы приготовились к игре. «Ну что ж, говорят, ты никогда не проигрываешь?» — спросил тот человек и снова улыбнулся мне своей странной улыбкой. «Не знаю, кто тебе говорил, но так и есть», — дерзко ответил я. «Всегда-всегда выигрываешь?» — переспросил он, улыбаясь ещё шире. Мне показалось, что он смеётся надо мной, и я рассердился и выпалил: «Да мне хоть свою жизнь поставить не страшно, против твоей одной монеты!» Сколько раз я потом вспоминал это и жалел о том, что был таким глупым и самонадеянным! «Что ж, я согласен», — тут же ответил хитрец и выложил на землю перед собой золотую монету. Условились сыграть десять партий, куражась, я сказал, что все десять выиграю, что если хотя бы одну проиграю — он победил. И мы начали играть. Выигрывая партию за партией, я всё больше приходил в какое-то сумасшедшее возбуждение. «Готовь монету!» — весело закричал я своему противнику, кинув кости в последний, десятый раз. Я даже не посмотрел, что там, не глядя потрепал незнакомца по плечу, но тут же одёрнул руку: он перестал улыбаться, лицо его в одно мгновение стало таким хищным, что я испугался. Посмотрел на кости и увидел, что проиграл. Сначала не поверил своим глазам: такого просто не могло произойти. Снова и снова разглядывал я выпавшие точки, но надежды не оставалось: я проиграл, первый раз в жизни. К тому моменту все, кто был в шатре, уже бросили свои занятия и столпились вокруг нас.Они наблюдали, затаив дыхание, и когда увидели, что я проиграл, то многие в ужасе отпрянули. Я молча смотрел на своего противника, не зная, что тот будет делать. Поскольку я не допускал возможности проигрыша, то теперь не знал, как мне отдать свой долг. Решил, что это дело того, кто принял мою ставку. Незнакомец тем временем не спеша взял свою монету, бережно положил её в кошелёк и принялся тщательно его завязывать. Я следил за его руками, не отрываясь, чувствуя, как холодный пот стекает у меня по спине. «Что ж, — наконец, сказал он, закончив с кошельком, — ты такой жалкий и твоя жизнь стоит так мало, что я даже жалею, что немного рисковал своей монетой. Впрочем, как и все ничтожные люди, ты настолько глуп и самонадеян, что победить тебя не составило труда. Но теперь я не знаю, что мне делать с твоей жизнью, тебя ведь даже не пристроишь здесь, — он обвёл рукой шатёр, — потому что ты ничего не умеешь». Я молчал. Будь на его месте кто-то другой, я живо показал бы ему, что он не смеет так разговаривать с сыном воина и выпускником школы стражников, но этот человек завораживал какой-то неимоверной силой, он словно бы скинул маску балаганного шутника и теперь предстал в своём истинном облике жестокого похитителя душ, рассказы о которых ещё тогда пришли мне на ум и заставили ужаснуться собственной глупости. «Я пока припрячу твою жизнь. Хоть она мне и не нужна, но уговор есть уговор», — снова улыбнулся он, но на этот раз в его улыбке мне явственно представился оскал волка.

Потом он сказал мне убираться, и я с радостью выскочил из шатра и изо всех сил помчался по узким улочкам Корнолла. Так я выбежал к пригородным холмам и остановился в удивлении. Странно, что я совсем не чувствовал усталости, хотя бежал, петляя по всему городу, довольно долго. Я решил попить воды в роднике неподалёку, в котором вода всегда была удивительно вкусная и свежая, так что жители Корнелла специально приходили сюда с другого конца города. Сделав глоток, я не смог проглотить — настолько горькой показалась мне вода. Уже потом я понял, что просто не почувствовал вкуса воды, но, готовясь ощутить знакомую льдистую свежесть, от разочарования как будто бы ощутил горечь. Но тогда я ещё не понимал до конца, что со мной произошло, — путник покачал головой и замолчал. Он обвёл лица слушателей невидящим взглядом и снова стал смотреть в стол, погружённый в свои мрачные воспоминания.

Трактирная публика смотрела, едва дыша. Никто не отвлекался даже на то, чтобы налить ещё эля. Даже владелец трактира присел напротив рассказчика, чего с ним никогда не бывало. Сама дочь трактирщика Мерилин вышла из-за стойки и встала за спиной своего отца.

— Да, тогда я ещё не знал, что со мной приключилось. Я узнал это позже, и узнаю постоянно, с каждой секундой, даже сейчас. Так вот, пролежав под деревом у родника, пока не стемнело, я вернулся в город, едва успев до закрытия ворот. О том, что я намеревался устраиваться в городской гарнизон, я почти забыл. Машинально брёл я в сторону казарм, где жили тогда выпускники школы стражников. Погружённый в мысли о произошедшем, я не заметил, как в одном из тёмных переулков от черноты стены отделились фигуры двоих мужчин в плащах, которые набросились на меня. У одного из них был кинжал, который он вонзил мне в сердце. — Тут некоторые слушатели негромко вскрикнули. Рассказчик усмехнулся:

— О, нет, рана оказалась несмертельной, хотя кинжал по рукоятку был вонзён в мою грудь слева. Я только удивлённо посмотрел вниз, вынул кинжал и отбросил его, как досадную помеху. Я не чувствовал ни боли, ни страха — ничего. Надо ли говорить, что грабители от страха не могли пошевелиться. Один из них очнулся первым и бросился наутёк, а второго я успел ухватить за шиворот. Заметив, что под плащом у него добротная дорогая одежда, потребовал у него отдать её мне. Разбойник повиновался, и я слышал, как его зубы стучат от страха, пока он дёргал завязки своего камзола. Затем я просто отбросил его, и он убежал в темноту, спотыкаясь и вскрикивая. Так я обзавёлся одеждой для встречи с начальником городского гарнизона, куда меня охотно приняли на службу. Все поздравляли меня, но я не чувствовал радости. С той игры в шатре я больше не чувствовал ни радости, ни горя, ни прикосновения ветра или солнечных лучей, ни аромата вина и вкуса кушаний, ни боли. Смертельные удары больше не были смертельными для меня, потому что моя жизнь больше мне не принадлежала. Вы можете сказать, что это очень удобно, и да, признаюсь, я пользовался этим довольно часто. Я мог бы делать практически всё, что пожелаю, но на самом деле — не мог ничего. Не мог даже напиться, потому что не чувствовал опьянения даже после десятой кружки тёмного эля. Мог бы сражаться и побеждать на поединках, но не чувствовал ни радости победы, ни упоения опасностью и близостью смерти. Потому что моя смерть и так всегда со мной, когда я ем без вкуса, пью без забвения, сплю без снов, а жизнь осталась за пазухой у балаганного бродяги. Я оставил службу в гарнизоне, хоть товарищи и начальник стражи уговаривали меня остаться. Я решил, что могу попытаться найти человека, который унёс мою жизнь, чтобы попробовать вернуть её. Поэтому я собрал немного вещей и отправился на поиски того балагана. Но все, кого я ни спрашивал в городе и потом в деревушках на моём пути, не могли вспомнить ничего о тех артистах. Поэтому я стал бродить наугад, подрабатывая охранником купцов, перевозящих товары через Солемский лес. Так вот я попал к вам и, кажется, немного позабавил вас своим рассказом, — усмехнулся путник, поднимая голову, но не смотря на слушателей, которые словно оцепенели от этого рассказа.

Первой заговорила прекрасная Мерилин.

— Это замечательная история, лучшая из всех, — дочь трактирщика облокотилась на стол напротив и взглянула прямо в глаза путнику. Её красота и гордый нрав славились на всю округу, городские поэты посвящали ей стихи, а многие безнадёжно влюблённые часами просиживали в «Ржавом гвозде от подковы», мечтая хоть мельком увидеть Мерилин, проносящую посуду или выходящую в город по делам. Надо сказать, что это, наравне с близостью тракта, значительно увеличивало доходы трактирщика. — Но признайтесь, что вы немного приукрасили её. Хотя бы в том, что вы не чувствуете боли. Всем людям приходятся чувствовать боль, просто каждому — свою.

Она вздохнула, и было ясно, что говорит она скорее для себя. Отец с опаской посмотрел на Мерилин — уж он-то знал, что означают такие речи его ненаглядной дочери.

— Что ж, миледи напрасно не верит мне, — сказал путник, и в его зрачках мелькнуло что-то недоброе. Он взял свечу со стола, за которым сидел, поставил её ближе к себе и поднёс ладонь так, что пламя жадно лизало её, оставляя на ребре ладони чёрные следы гари. Женщины закричали, кто-то бросился было к нему, но он остановил их властным движением свободной руки. Не убирая руку, он сказал, глядя прямо на Мерилин и улыбаясь ей:

— Специально для вас, миледи. Думаю, я мог бы неплохо зарабатывать фокусами, и мой злой гений напрасно не взял меня в свой балаган.

Когда стал явственно различим запах горящей плоти, незнакомец убрал руку и стремительно вышел из трактира, забыв на стуле свой плащ. Он прошёлся немного в сторону дороги и остановился, глядя на небо. Ночь была тёплая и ясная, луна ровно сияла в вышине, не затенённая облаками, звёзды нежно и тихо светили, издалека посылая свой грустный привет и утешение усталым путникам.

— Вот, вы забыли плащ, — услышал он голос Мерилин за спиной. — Как ваша рука?

— Спасибо, всё хорошо, — ответил он, обернувшись и пряча в кулаке обожжённую ладонь.

Мерилин протянула ему плащ, и в свете луны лицо её казалось ещё более прекрасным.

— Вы запугали весь город, — с усмешкой сказала она. — Могу поспорить, что разговоров будет ещё не на один месяц.

Он улыбнулся в ответ, и повисло неловкое молчание. Ему пора было уже уходить, дождаться рассвета в придорожном лесу и держать путь на восток, в ближайший город. Но он медлил.

Вдруг Мерилин подошла к нему и поцеловала в губы. От неожиданности он отступил назад и чуть не упал, запнувшись о корягу. Мерилин засмеялась:

— Ничего не чувствуете?

— Ничего, — серьёзно покачал головой он, опустив взгляд.

— Ну, тогда желаю вам найти вашего артиста. И если снова будете что-то чувствовать — возвращайтесь, вы мне приглянулись, — с этими словами она пошла обратно, а путник, немного помедлив, побрёл по дороге в сторону леса.

Он прошёл совсем немного, когда услышал за спиной какой-то крик, как будто кто-то звал его. Обернувшись, он увидел, что один из посетителей трактира, Клайв, сын городского судьи, бежал за ним, размахивая руками. Восстановив дыхание после бега, он сказал:

— Ваша история невероятна. Я хотел бы помогать вам в поиске, если позволите. У меня есть оружие и немного денег.

На вид ему было едва ли восемнадцать, и выглядел он как любимый сынок богатых родителей, но глаза светились каким-то неподдельным восторгом, так что странник только пожал плечами, и путь к лесу они продолжили уже вместе.

— Зачем тебе это? — спросил он позже. — Захотелось приключений, нечего стало рассказывать девушкам?

Клайв только по-детски поджал губы и сказал:

— Мне просто захотелось вам помочь. Даже не представляю, насколько это ужасно — ничего не чувствовать. Я, кстати, Клайв.

— Марвил. Так меня звали, но теперь я просто Мертвец, лучше зови меня так.

— Хорошо, — согласился Клайв, и они устроились под деревьями на опушке леса дожидаться рассвета.

Так они стали путешествовать вместе. Марвил зарабатывал им на хлеб своим мечом, а Клайв, обученный грамоте, постоянно что-то писал.

— Что ты пишешь? — спросил как-то Марвил, когда они остановились на привал.

— Пишу о нашем путешествии, — ответил Клайв. — Знаешь, друг, мне кажется, что пришло время тебе вернуться домой.

Так они направились в Корнолл. Едва Марвил увидел вдалеке городские стены, он побледнел:

— Смотри, ворота закрыты и на них Знак Чумы. В городе болезнь.

— Ты ведь ничего не чувствуешь? Почему тогда ты так помрачнел? — спросил Клайв.

— Ты что, проверяешь меня? — нахмурился Марвил. — Я ведь объяснял тебе, что могу воспроизводить и представлять то, что когда-либо чувствовал. Во времена моего детства тоже была чума, почти все мои родственники, которые уцелели от набега, тогда погибли.

— Думаю, нам не стоит туда идти, — тихо сказал Клайв.

Но Марвил молча пошёл к городским воротам. Клайв вздохнул и поспешил за ним.

— Вы что, слепые? — заорал стражник с башни, направив на них арбалет, когда они приблизились. — Не видите, что здесь смерть? Убирайтесь-ка отсюда подобру-поздорову!

— И поэтому ты хочешь заранее проткнуть нас? Давай-ка спустись, и мы проверим, так ли ты будешь ловок здесь, внизу, — закричал ему Марвил, обнажая меч. — Я Марвил из Корнолла, и я пришёл домой.

Стражник исчез внутри башни, но ворота при этом открылись, пропуская из города повозку с трупами. Клайв отвернулся, закрыв рукавом лицо, а Марвил решительно вошёл внутрь. Стражник, с которым они говорили, сидел на пустой бочке и грыз орехи, выплёвывая скорлупу на мостовую:

— Марвила из городского гарнизона я знал, и он давно умер. Но вы проходите, раз вам так хочется последовать за ним, — равнодушно сказал он.

Путники не ответили ему, только отправились бродить по узким улочкам Корнолла. Клайв старался не отставать от своего друга. Везде царило уныние и опустошение. Доктора чумы ходили из дома в дом в своих устрашающих масках, как огромные чёрные птицы. В каждом доме был умерший или больной, женщины ходили в чёрном и постоянно плакали. Дети прятались, их нигде не было видно или слышно. Оживление чувствовалась только на центральном рынке. Когда Марвил и Клайв подошли к рынку, они увидели, что в центре разбит шатёр уличных артистов, а кто-то даже показывает фокусы, собрав вокруг себя стайку вялых детей. Пройдя мимо фокусника, Марвил направился прямо в шатёр. Немного помедлив, Клайв последовал за ним.

В шатре было человек десять: танцовщицы, жонглёры и фокусники. По реакции друга Клайв понял, что здесь же был тот, кого он искал все эти годы. Молодой человек в пёстром халате сидел и курил кальян, он невозмутимо посмотрел на Марвила, когда тот бросился к нему.

— Наконец-то я нашёл тебя!

— Тихо, — сказал он. — Чего ты так шумишь? Того и гляди накличешь чуму.

— Ты забрал у меня жизнь! — в гневе воскликнул Марвил. — Все эти годы я был как мертвец, только надежда встретить тебя и забрать свою жизнь или убить тебя давала мне силы!

— Неплохо для мёртвого, — усмехнулся тот тип, и Клайв заметил, что его приятель едва сдерживается, чтобы не достать меч и не броситься на своего обидчика. Но вместо этого он вдруг отступил и опустился на земляной пол.

— Так чего ты хочешь? Денег? Или просто посмеяться надо мной? Я бы предложил тебе поединок, но знаю, что ты не согласишься, потому что у тебя нет ни единого шанса против меня сейчас, — сказал он.

Незнакомец снова усмехнулся:

— Когда мы садились играть в тот день, ты тоже говорил, что у меня нет шансов.

— Это другое, — пробормотал Марвил, схватившись за голову. — Точнее, шансов нет у меня, если ты продолжишь надо мной издеваться. Не понимаю, что я тебе такого сделал.

— Предположим, что я смогу вернуть тебе, как ты это называешь, «жизнь». Но ты не думаешь, что сейчас не лучшее время становиться живым? В городе чума, если ты не заметил. Можно легко заразиться и умереть.

Марвил оживился, как только услышал, что незнакомец готов согласиться:

— Мне всё равно, это лучше, чем то, что есть.

От духоты и дыма в шатре Клайв потерял сознание, как было написано в его записках. Он помнил только, как очнулся на улице, рядом с Марвилом. Оказалось, что тот тоже потерял сознание и не помнит, как они вышли из шатра и что было потом. Их чуть было не приняли за мертвецов и не погрузили на повозку. Сколько они ни бродили потом по Корноллу, не было ни следа того шатра бродячих артистов.

Марвил захотел на время пожить в родном городе, и Клайв решил остаться с ним, несмотря на опасность эпидемии. Они поселились в заброшенном доме на окраине города, и всё было хорошо, пока Клайв не заразился чумой. В его записках это описано так: «Я заразился, когда эпидемия в городе стала уже стихать. Марвил ухаживал за мной и присылал лучших докторов, но ничего не помогало. Мой друг был очень печален, вероятно, он винил себя в том, что приключилось со мной. Он сказал, что ни за что не позволит мне умереть. Потом я помню всё очень смутно, как в тумане, а иногда ничего не помню. Не знаю, сколько времени я провёл в таком состоянии, но однажды я проснулся здоровым. Ужасная слабость ещё оставалась, но я чудом избежал смерти. Когда я спрашивал Марвила, как ему удалось вылечить меня, он только улыбался».

Когда Клайв поправился, друзья решили вернуться в его родной город. Родители Клайва были очень рады увидеть своего сына живым, а Мерилин, как и обещала, дождалась Марвила, и они вскоре поженились.

Вроде бы всё закончилось хорошо, но в конце своих заметок Клайв записал: «Кажется, наша удивительная история закончилась весьма счастливо. Мы с Марвилом живём на соседних улицах, и я очень люблю бывать в гостях у него и его замечательной жены. Но с тех самых пор как мы побывали в Корнелле, я так и не смог понять, вернул ли тот незнакомец из шатра жизнь моему другу. Когда я спрашивал его об этом, он говорил, что да, но я не уверен, что он не притворялся, чтобы не расстраивать меня. Ведь было ясно, что тот шатёр нам уже больше никогда не увидеть. И ещё одно воспоминание иногда тенью беспокойства пробегает по моим мыслям: когда мы были в Корнелле, я так и не зашёл ни разу на местное кладбище, хотя часто заходил в расположенную рядом часовню. Что-то меня удерживало от этого, и сейчас я всё больше склонен считать, что это было неслучайно».