Голова шакала (Вербовая Ольга)

— Бабушка! Бабушка!

Мальчик лет двенадцати испуганно подбежал к седовласой старушке, которая, схватившись за сердце, вдруг стала оседать на диван.

— Сейчас, ба, я врача вызову.

— Не надо, Владушка, — жестом остановила его старушка. — Я уже деда твоего вижу — к себе зовёт. Ты лучше послушай. Лежит у меня в шкатулке зеркало с берестяной рамкой — оно мне ещё от прабабушке досталось. Смотрись в него каждое утро — и оно принесёт тебе удачу. Но если увидишь в нём голову шакала — быть беде.

— Голову шакала?! — удивился мальчик.

— Да. Прадедушка твой однажды её увидел, так его…

— Что его?

Но старушка уже не отвечала. Её лицо дёрнулось в предсмертной судороге и застыло. Остекленевшие глаза уставились в потолок.

— Бабушка, родненькая!

Горькие слёзы неудержимым потоком хлынули из глаз мальчика.

— Вот тебе, Владик, дело Дмитрия Прокопца. Изучи его, посмотри там. Но главное, поменьше слушай этих крючкотворов-адвокатов. Ну и срок ему дай хороший, чтоб знал, как по митингам шастать!

— Это тот самый Прокопец, что ли? По московскому делу?

— Он самый.

— Прокопец Дмитрий Александрович. Женат. Двое детей… Единственный кормилец в семье… Может, дать ему хотя бы условный?

— Нет, надо реальный. Вопросы есть?

— Вопросов нет.

— Очень хорошо. Давай работай.

Оставшись один в своём кабинете, федеральный судья Владислав Мишин принялся изучать дело. Участие в несогласованном митинге с требование допуска независимых кандидатов до выборов в Мосгордуму. Массовые беспорядки… Понятно, что их не было, акция носила мирный характер, но ведь в деле так написано. Схватил сотрудника полиции за руку, когда тот избивал дубинкой другого участника акции. Ранее не привлекался, характеристики самые положительные. Смягчающие обстоятельства налицо. В конце концов, этот Прокопец поступил как мужчина: вместо того чтобы равнодушно пройти мимо, вступился за избиваемого. При этом серьёзного вреда полицейскому не причинил. Будь его воля, Владислав не стал бы его сажать. Но ведь русским по белому сказано: дать реальный срок. Точка.

«Но ведь в твоей власти вынести приговор, не связанный с лишением свободы, — заговорил вдруг его внутренний голос. — А то и вовсе оправдать».

«Ошибаешься, дружок. Я — человек подневольный, надо мной есть начальство. А ещё у меня жена, двое детей. Кто будет их кормить, если меня уволят?»

«У Прокопца тоже жена и двое детей. Что с ними будет, если ты посадишь их мужа и отца?»

«А что, этот Прокопец не знал, в какой стране живёт? он ведь сознательно рисковал, когда шёл на митинг. Почему я должен думать о его семье больше, чем о своей?»

«Но ведь это твоя работа, твой долг — судить справедливо. Ты же давал присягу»

«А что присяга значит в наше время? Присягают все, а никто не соблюдает. Жили бы все честно, был бы в стране правопорядок — был бы другой разговор».

«Твоя бабушка жила по совести».

«Тогда и время было другое».

«Во все времена находились люди, которые не преступали норм нравственности и справедливости».

«Были. Но как они жили? Что стало с их семьями? Я не хочу, чтобы моя жена и мои дети прозябали в нищете! Если этот Прокопец не подумал о своей семье, я не виноват!»

По-видимому, аргумент для внутреннего голоса оказался веским, ибо он тут же замолчал, и Владислав наконец смог вернуться к работе.

— Прокопца Дмитрия Александровича в совершении преступления, предусмотренного частью…

«Опомнись, Владислав! Ты сейчас собираешься сломать жизнь человеку, не причинившему никому вреда! Ты хочешь отнять у его семьи мужа и отца!»

«Слушай, заткнись, а!»

«Ты же понимаешь, что поступаешь несправедливо».

«Жизнь — она вообще штука несправедливая. Отстань от меня!»

— … признать виновным и назначить наказание в виде двух лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима…

— Позор! Позор! Свободу Прокопцу! — стали кричать в зале.

Владислав не слушал этих криков, не глядел на приговорённого и его родных, что сидели в первом ряду. Зачитав приговор, он поспешил скрыться в своём кабинете.

«Всё правильно! — утешал он сам себя. — Я сделал это ради своей семьи».

Луч солнца, упавший на подушку, разбудил Владислава раньше, чем прозвенел будильник. Впрочем, последнему сегодня, судя по всему, прозвенеть не суждено. Лена всегда его отключала, если просыпалась раньше мужа, и приходила будить его, когда завтрак был уже приготовлен. С кухни доносился звон посуды.

Привстав на кровати, Владислав протянул руку к прикроватной тумбочке и достал из верхнего ящика зеркальце с рамкой из бересты. С тех пор как не стало любимой бабушки, он по её наказу смотрелся в это зеркало каждое утро. Бабушка не обманула: Владислав действительно мог бы назвать себя удачливым человеком.

Но что это? Мама родная! Владислав протёр глаза и снова посмотрел на своё отражение. Вместо его собственного лица из зеркала на него глядела… оскалившаяся шакалья морда.

«Не может быть! Это какое-то недоразумение!»

Бросив зеркало, Владислав пулей метнулся в ванную, где над раковиной висело большое овальное зеркало. На человеческой шее болталась голова того же шакала.

«Твою мать! Да что же это?»

Из ванной он выбежал в прихожую. Тройное зеркало на трельяже высветило анфас и два профиля. Шакальей морды.

Владислав глухо застонал и закрыл лицо руками, которые тотчас же нащупали шерсть животного.

«Боже! Что же делать? Что делать? Как мне теперь жить с такой башкой?»

Отчаяние и паника нарастали, как снежный ком. Как жестоко покарало его это злосчастное зеркало за тот приговор! Как же завидовал сейчас Владислав этому Прокопцу! Он-то остался с человеческим лицом — и, кстати, весьма симпатичным — и через два года выйдет на свободу. А что ждёт его с такой головой? Упекут ведь в Кунсткамеру на всю жизнь, и попробуй доказать, что ты — тот самый судья Мишин.

«Господи, почему? Я же всё ради семьи!»

— Доброе утро, Влад! — вышла из кухни жена.

— Ты что, издеваешься? Какое, к чертям, доброе?

Ужас и смятение уступили место необузданной ярости. Хотелось рвать, ломать, крушить всё, что подвернётся под руку. С истошным криком Владислав схватил флакон Лениных духов и со всего маху запустил его в зеркало. Посеребренное стекло со звоном треснуло и раскололось.

— Влад, что ты делаешь? — заголосила жена.

— Заткнись, тварь! — зарычал тот и двинулся к ней.

Женщина испуганно отскочила. Владислав кинулся на кухню, где одним махом сбросил на пол уже приготовленные тарелки с кашей, затем, схватил с плиты кастрюлю, в которой она варилась, с размаху швырнул её в застеклённый буфет. Туда же полетела и вафельница, и заварочный чайник. Барсик оторвался от своей миски с едой и круглыми, словно плошки, глазами, уставился на хозяина.

— Чего зыришь, тварь?

Увесистый пинок — и животное с жалобным мяуканьем отлетело к стенке.

— Мам, пап, что такое? — послышался из детской голос Миши.

Мать затолкала его обратно в комнату, затем вбежала туда сама и закрыла дверь на защёлку.

— Мам, а почему папа взбесился?

Что Лена объясняла напуганной Ляле, Владислав уже не слышал. Деревянная хлебница, задев на лету люстру, врезалась в холодильник. Клеёнчатая скатерть, грубо сорванная со стола, потянула за собой сахарницу и конфетницу, которые, коснувшись пола, разбились вдребезги.

— …Приезжайте скорее! — донёсся из комнаты голос жены.

«Чёрт! Она меня сдала! Стерва! Стерва! Сейчас меня заберут в Кунсткамеру!»

Что делать? Мысли лихорадочно вертелись в голове у Владислава. Бежать! Скорее бежать! Только одеться бы сперва…. Впрочем, на это уже нет времени.

Ключи от входной двери висели на крючке. Дрожащие пальцы с трудом попадали в замки. И вот наконец дверь открыта. Сбежав по лестнице на нижний этаж, он открыл дверь подъезда и оказался на улице. Теперь главное — успеть убежать подальше…

Неожиданно трое рослых детин в белых халатах преградили ему дорогу. Владислав дёрнулся было в сторону. Но не успел и шагу ступить, как тут же был схвачен одним из них.

— Нет! Пожалуйста! Я не хочу! — вопил несчастный, отчаянно вырываясь, рыча и целясь зубами в руку мучителя.

Его собственные руки были тут же заломлены за спиной.

— Давайте, в машину его!

— Пожалуйста, не надо! Пожалейте! — плакал Владислав.

Но люди в белых халатах были неумолимы. Один из них что-то вколол ему в предплечье.

— Господи, за что? Почему ты ко мне так несправедлив? — прошептал он, прежде чем отключиться.

… — А вот палата для буйных. Это бывший федеральный судья. Тяжёлый психоз: вообразил, что у него голова шакала и его хотят упрятать в Кунсткамеру. При этом вёл себя агрессивно — громил всё в квартире, бегал в трусах по улице, а когда его взяли, вырывался и кусался.

— А есть у него шанс?

— Увы, шансы на выздоровление минимальны. Идём дальше…