Мокрое дело

Конкурс проза

Телега тряслась по просёлочной дороге, причиняя явные неудобства двум мужчинам, восседающим на копне сена. Один был маленький, полный, неопределённого возраста — его вполне можно было бы назвать мужчиной в полном расцвете сил, если бы не седые виски, второй был молод — лет двадцати пяти, не больше.

— Могли бы и карету выслать… — проворчал первый, — раз уж возникла в нас такая надобность.

— Потерпите ещё немного, Карлсон, — отозвался второй, — кажется, я уже вижу дома.

— Почти приехали, господа хорошие! — обернулся к ним возница. — Чай устали?

Ответом были лишь вздохи.

«Ишь, какие баре, — подумал возница, — заморские, изнеженные… поговаривают, правда, что знатные сыщики. Ну, дай Ярило, может и докумекают до правды… хотя эта правда и без них всем известна…»

Возничий был прав — его пассажиры, действительно, значились известными на весь мир детективами.

Когда-то они и сами доставляли немало хлопот окружающим своим озорством и неуместными, а порой и опасными, шутками, но те времена остались давно позади. Карлсон отказался от своего моторчика, переключив внимание на другой моторчик, который с возрастом стал пошаливать, а Малыш, повзрослев, стал величаться не иначе, как херр Сванте Свантесон, и лишь Карлсону позволял по-прежнему называть себя Малышом.

Между тем, телега, проехав несколько дворов, остановилась, наконец-то, у небольшой неказистой избы. На пороге её стояла пожилая чета — старушка в пёстреньком платочке с румяным караваем в руках и седой, сгорбленный старичок. Они улыбались, но Карлсон сразу отметил в глазах хозяев и скорбь, и тревогу.

Он задумался. Что им было известно о деле? Почти ничего. В письме, полученном ими, был лишь крик о помощи — отыскать возлюбленную и наказать виновных. Письмо было послано неким Мизгирем. Однако, отправитель письма их не встретил, и где его теперь искать, они не имели ни малейшего представления, а потому, посовещавшись с возницей, последовали его совету — остановиться прежде у Бобыля с Бобылихой, внучкой которых и являлась пропавшая возлюбленная Мизгиря… В любом случае отправителю крупно повезло в том, что сыщики на момент получения письма находились сравнительно недалеко, а значит, расследование будет проходить почти по горячим следам.

Откусив по кусочку каравая, гости вошли в избу. Карлсону не терпелось поскорее прояснить суть дела, а потому, отказавшись даже от чая с вареньем, он сразу задал вопрос:

— Что у вас произошло?

— Внучка растаяла! — всхлипнула старушка. — Снегурочкой величали. И чай не баба снежная была — девица! Живая, настоящая. Она ведь и по дому помогала, и кушала, и пила…

— Растаяла? — вскинул бровь Малыш. — Хм… очень странно…

Впрочем, путешествуя по Руси, они уже давно перестали чему-либо удивляться. Ведь и письмо их нашло, когда они расследовали не менее странное дело — искали иголку в стоге сена. Заказчиком был некий господин по имени Кощей. Как иголка оказалась в стоге сена, и чем она была для него так ценна — о том он предпочёл умолчать, но вознаграждение посулил более чем щедрое. Правда, сильно сомневался в их способностях, говорил, что на Руси даже поговорка такая есть — «искать иголку в стоге сена», что означает заведомо невозможный результат. Но Малыш и Карлсон опровергли эту пословицу, сначала спалив стог дотла, а потом в пепле поработали магнитами, благо игла была железной. Но будь она даже золотой — в горке пепла её было бы куда проще найти, чем в стоге сена.

А теперь… растаяла…

Малыш так задумался, что пропустил часть разговора и услышал лишь конец.

— Даже похоронить теперь внучку не можем… только лужа и осталась… и ещё… веночек, что был у неё на голове. Так нам даже его — и то не дали забрать. Мизгирь не дал. Сказал, чтоб никто ничего не касался, пока вы не приедете… а сам — так и сидит там, так и сидит…сторожит…

— Можете нас проводить к этой луже? — спросил Карлсон.

— Об чём разговор, проводим… — вздохнул старичок, — да тут недалече, во-о-он на том холме, там берендеи солнышко-то и встречали…

В сопровождении стариков Малыш и Карлсон поднялись на холм. С холма открывался чудесный вид на окрестности, вплоть до горизонта. И то правда, лучшего места и не найти для встречи восхода. Справа же виднелось красивое высокое строение — яркое, расписное. И даже спрашивать не нужно было — что это? — оба поняли, что это дворец местного царька.

А ещё увидели мужчину — он сидел на земле, сгорбившись, обхватив голову руками и покачиваясь взад-вперёд. Карлсон подошёл и тронул его за плечо. Мужчина вскочил, несколько секунд смотрел на них каким-то безумным взглядом, а потом указал пальцем вниз:

— Вот… — пробормотал он, — уже подсыхает…это она…

И, действительно, там, куда он указал пальцем, блестела маленькая лужица, в которой лежал увядший ромашковый венок.

Карлсон опустил в лужицу пальцы, поднёс к носу, понюхал и поморщился. Потом достал платок и вытер руку.

— И чем пахнет, Карлсон? — по-шведски обратился к нему Малыш. — Есть какие мысли?

— Хм… это был праздник, Малыш. Люди ждали восход, выпито было немало той же медовухи… ну вы меня понимаете. И этот запах весьма похож на… хм…впрочем, вы и сами можете понюхать.

— Я понял вас, мой друг, и вполне вам доверяю. Что ж, тогда нам самое время допросить этого господина.

И уже по-русски обратился к мужчине, который вновь опустился на землю:

— Вас зовут Мизгирь? Это вы нам писали? Не можете ли подробно рассказать, что произошло?

Мизгирь поднял голову, но взгляд его был устремлён не на них, куда-то вдаль. Потом встряхнул головой, будто отгоняя какие-то видения, и начал:

— Если бы вы только видели её… Снегурушку мою… — и, помолчав немного, продолжил, — я ведь жениться приплыл в эти края. И невеста была уже просватана — Купава. Ей и дары вёз. Причалили, а она навстречу бежит, на шею кидается. И народ кругом стоит, смотрит на нас, радуется. Тут берёт меня Купава за руку, ведёт в дом родительский. Да не суждено нам было до дому дойти — увидал её, Снегурочку — и всё перестало существовать. Лишь её вижу — беленькую, светленькую, чистую, как первый снежок. Берёзка белая, да и только! Смотрю на неё, и она смотрит, улыбается, а в глазах голубых лёд. Только и лёд обжигать может. Сколько смотрели друг на друга — неведомо, только чую, что тянет меня за рукав кто-то. А это Купава. А я и имя-то её забыл. Вспомнить не могу. И сказал ей что-то обидное, бесстыжая, дескать, она, нескромная, что на глазах берендеев на шею кидалась, что вот, девица какой должна быть — как Снегурочка. Купава что-то заголосила, крикнула Снегурочке, что та разлучница злая, и бросилась прочь. А я Снегурочку взял за руку и повёл её к Бобылю с Бобылихой — вот, к ним, — кивнул он головой в сторону стариков. Потом товарищей своих кликнул, приказал им, чтобы они дары в дом Снегурочки несли. Стал сватать её у стариков, а они и рады-радёхоньки. Говорят: «Вот жених так жених! Не то, что Лель — ни плошки, ни ложки».

Тогда я и узнал, что у Снегурочки ещё один воздыхатель был…

При этих словах Карлсон что-то черканул в блокноте.

— А дальше что было? — спросил он вновь замолчавшего Мизгиря.

— А дальше? Дальше сидим мы, пируем, а тут и стражники царя нашего да вместе с народом нагрянули. Повязали меня и повели к царю на суд. И то правда, дело-то неслыханное — невесту свою предать. Уж шибко любовь у берендеев почитается. Любовь! О ней я и сказал царю. Что, дескать, выше — договор или любовь всевластная? Задумался тут Берендей и повелел привести Снегурочку. Привели её, а вместе с ней и Лель пришёл.

И дал нам царь Берендей обоим срок до восхода, и условие поставил, что с тем будет Снегурочка, кто сердце её ледяное растопит. И ведь я растопил её сердце! — вскинулся Мизгирь. — Я! Со мной она пришла восход встречать!

— Так что же произошло?

Мизгирь снова глянул вдаль, глаза его наполнились ужасом.

— Моя вина, — чуть слышно произнёс он, — мне б её ни на миг не отпускать, а я отпустил её руки-то, и вместе со всеми воздел свои навстречу восходу. И гимн запел вместе со всеми берендеями, Ярилу славя. А потом глянул на Снегурочку… а её и нет! Одна лишь лужа. О-о-о! — и мужчина зарыдал, — Я сразу хотел порешить себя, да задержался чуток на этом свете, чтоб Снегурочка не была не отомщена!

— Значит, сами вы не верите в то, что Снегурочка растаяла? — спросил Малыш.

Мизгирь кулаками вытер слёзы и удивлённо глянул на сыщиков:

— Так в луже-то один венок и плавал… куда ж одёжа-то делась? Чай не нагишом она была…

Сыщики согласно кивнули. В отличие от Бобыля и Бобылихи, Мизгирь оказался здравомыслящим человеком.

Карлсон подозвал стариков и, оставив на их попечение Мизгиря, отвёл Малыша в сторону.

— Итак, мой друг и коллега, в деле появились первые подозреваемые, которых необходимо будет допросить. Прежде всего — это Купава. Снегурочка стала для неё разлучницей, и у той вполне могло родиться желание отомстить. Есть ещё и Лель. Так что — вперёд!

Но сначала они решили побеседовать с берендеями. Люди-то наблюдательны, да и любопытны, особенно в таких небольших деревушках, где каждому всё известно о соседе.

Берендеи делились своими наблюдениями охотно. И из услышанного рисовалась следующая картина.

Лель — весельчак, балагур, певец со сладкозвучным голосом. По нему вздыхали все девушки в округе, любая бы за него замуж пошла без оглядки, будь разрешение на то родителей. Только кто же дочку-то свою отдаст за певуна-разгильдяя, у которого ни кола, ни двора? И лишь Снегурочка к нему холодна была. А такое больно ранит, когда привык лишь к обожанию да взглядам влюблённым.

С Купавой было и того проще. Ждала жениха. И какого жениха! — и красив, и молод, и богат. А уплыл из-под носа.

Выяснились и ещё любопытные детали. Купава-то от стыда да позора топиться собралась, да Лель её спас. И не только спас, но и наречённой назвал. Что это? Внезапно вспыхнувшая любовь или холодный расчёт? Девица-то опозорена, а потому родители и такому зятю уже были рады…

Так что, они и вдвоём могут быть причастны к исчезновению Снегурочки.

Итак, получив необходимые сведения, сыщики отправились к дому Купавы.

Та встретила их с испугом, вероятно, уже была наслышана об их персонах.

Её допрос не выявил ничего нового. Всё они уже слышали и от Мизгиря, и от людей. А потому оба уделяли больше внимания не её горестному рассказу, а эмоциям. А эмоции били ключом: гнев, обида, отчаяние и… умиротворение, переходящее в бурную радость, когда она в конце заговорила о грядущей с Лелем свадебке. Кто знает… может, она и впрямь утешилась с Лелем настолько, что и не помышляла о мести? Раз все девушки были влюблены в певца, может, и Купава была не исключением? Вспомнилась былая влюблённость.

И, оставив Купаву, они прямиком отправились к Лелю. Тот сидел на краю колодца и меланхолично играл на дудочке. Увидев сыщиков, вскочил и не без любопытства глянул на них. Ни страха, ни малейшего даже испуга сыщики в нём не углядели.

— Хотим задать вам, херр Лель, пару вопросов. Обстоятельства дела нам уже хорошо известны, а потому хотелось бы узнать, что произошло на том холме? Что вы видели?

Получается странная картина, что все увидели лужу, но никто из присутствующих не видел — как растаяла Снегурочка.

— Это и неудивительно, — пожал плечами Лель, — все на тот момент славили Ярилу, глядя на огонь, что он возжигал на небесах. И такой яркий огонь был, что глаза слепил. Да и далеко от нас Мизгирь-то со Снегурочкой стояли. Царь Берендей очень уж был рад, что я Купаву выбрал, спас честь девушки, а потому и поставил нас одесную себя. Так мы рядышком с царём Берендеем и стояли. А потом услыхали крики какие-то и вой страшный за спиной — да такой, что и гимн заглушил. Оглянулись, а сзади уже народ кольцом стоит. Пробились мы и увидели — сидит на земле Мизгирь, а перед ним… лужа.

— И что было потом? — спросил Малыш.

— А потом и сам царь подошёл и так изрек: «Растаяла Снегурочка от любви своей, да видно не мила была такая любовь Яриле». На том все и разошлись.

— И так, что мы имеем? — спросил Малыш, когда они, оставив Леля, уселись на брёвнышко чуть передохнуть. Оба за день ужасно устали, к тому же и голод давал о себе знать — в животах разве что и были те кусочки, что они откусили от каравая. Но желание докопаться до истины было сильнее и усталости и голода.

— Ни-че-го! — раздражённо ответил Карлсон. — У главных подозреваемых, как оказалось, есть алиби. Может, мы что-то с вами упустили? Не рано ли сбросили со счетов самого Мизгиря?

Оба задумались, ибо представили одну и ту же картину. Вот они стоят рядом, позади всех — Мизгирь и Снегурочка. Вот Снегурочка, предположительно, пошла на попятную… а Мизгирь горяч, эмоционален. Схватил, придушил, отволок куда-то тело, вернулся, сделал… лужицу…

Нет. Это было бы невозможно. Пусть гимн Яриле и длинён, но не до такой же степени! Да и холм — трава да земля, ни дерева на нём, ни кустика. Это куда ж тело-то тащить бы пришлось?

— Мы совсем забыли про Бобыля с Бобылихой — наших милых старичков, — подал голос Карлсон, но оба сразу же отбросили и эту мысль. Никакого мотива убивать Снегурочку или похищать её у стариков не было. Напротив — Снегурочка была им куда выгоднее живой.

И оставались опять только Лель да Купава. И мысль закралась — а было ли алиби? Да, оно было, но только со слов самого Леля.

И переглянувшись, они не сговариваясь зашагали ко дворцу. Подтвердить или опровергнуть алиби мог только царь Берендей.

А во дворце уже было время ужина, так что гости подоспели вовремя.

Царь Берендей встретил их радушно, но, как показалось обоим, не без волнения, и сразу усадил за стол. Увидев на столе столько яств, Малыш и Карлсон решили сначала им отдать должное. И лишь утолив мучавший их голод, сыщики приступили к своим обязанностям.

Малыш первым оторвался от еды и заговорил:

— Не могли бы вы сказать нам херр… о, простите! Ваше высоко…

— Царь! Просто царь, — помог ему Берендей.

— Не могли бы вы, высокоуважаемый царь, сказать нам — где находились Купава и Лель на момент трагедии?

— Где находились? Да никак рядом со мной. Ну да, аккурат по правую руку. Я решил тогда поощрить Леля за его благородство.

— И что, Лель, действительно, так быстро разлюбил Снегурочку и полюбил Купаву? — присоединился к разговору и Карлсон. — Вы как человек мудрый, наверное, должны были это заметить?

— Да кто ж в чужое сердце-то может заглянуть? — пожал плечами царь. — Я-то понимаю, к чему вы клоните. К тому, что Лель мог спасти Купаву и по расчёту, а сам продолжал любить Снегурочку? А Купава и замыслила чёрное дело, будучи дважды обманутой? Да только рядом они стояли! Рядом — и точка! Растаяла Снегурочка. Ярила опалил её своими лучами. Но не нам с вами судить бога! А какая девка-то была! — вырвалось у Берендея.

— Хороша? — вкрадчиво спросил Карлсон.

— Не то слово, как хороша! И стать, и нрав, и этот блеск ледяной в очах… царица да и только! Ни один веночек не был её достоин. Вот и не забрала она его с собой, — будто спохватившись, добавил Берендей.

Сыщики переглянулись. Неужели и царь верит в эту чушь? Хотя… тут народ готов поверить во что угодно.

— Растаяла она, — прервал их мысли царь, — растаяла! Слыхали, наверное, такое выражение — растаять от чувств. Даже от удовольствия — и то можно растаять! И я вам сейчас это и докажу, — царь хлопнул в ладоши, и появился служка. В руках его был поднос, на котором возвышалось нечто воздушное, бело-розовое. Служка поставил поднос на стол. Царь взял ложечку, зачерпнул это странное яство и, положив его в рот, закатил глаза, всем видом выражая удовольствие и призывая жестами друзей сделать то же самое.

Малыш и Карлсон последовали его примеру и… каково же было их удивление, когда они поняли, что это за яство.

— Да это же мороженое, Малыш! — удивлённо вскричал Карлсон. — Но как вы смогли его сделать? В разгар лета, в самый его пик!

— Хе-хе, — довольно засмеялся Берендей, — и у нас есть свои секреты. И мы не лыком шиты. Да и погреба у нас хороши!

Друзья согласно закивали головами — обоим уже не терпелось поскорей покинуть дворец и хорошенько всё осмыслить.

Выйдя из дворца, сыщики решили немножко прогуляться. Дневной зной остался позади, ночная прохлада приятно холодила не только тела, но и головы. Для Карлсона уже всё было понятно. Сыщики о чём-то тихонько пошептались, после чего Малыш направился в направлении избы стариков, а Карлсон, воротившись во дворец, сказал царю, что хотел бы завтра собрать народ, чтобы со всеми попрощаться перед отъездом и изложить то, что им удалось выяснить.

— А что же ещё-то выяснять? — насторожился царь. — Кажется, мы уже сошлись на том, что она растаяла.

— Вот об этом мы и хотим сказать, — улыбнулся Карлсон.

— А-а-а, — протянул Берендей, — тогда завтра в полдень приходите на площадь, я прикажу собрать народ. А вас я приглашаю заночевать в моём тереме.

Уже за час до полудня вся площадь перед дворцом была запружена народом. Берендеи с нетерпением ждали появления заграничных сыщиков, хотя какого-то открытия особо и не ждали. Что ж тут непонятного-то? Растаяла Снегурочка. И даже лужа после неё осталась.

Ровно в полдень появился Карлсон — он был без Малыша, зато рядом с ним шествовал сам Берендей.

— Итак, приступим, — заговорил Карлсон, — все вы явились свидетелями горестного события, а именно, ужасной кончины Снегурочки. Но была ли эта ужасная кончина? Я знаю, что все вы верите в то, что её растопили лучи Ярилы, но если даже предположить, что такое и могло случиться, то Ярила бы растопил только тело, но не вместе же с одеждой?

При этих словах берендеи зашушукались, заволновались. Послышался чей-то голос: «А ведь истину глаголет, гость-то!..» На что тут же кто-то и возразил: «Яриле-то всё подвластно! Ярила — огнь, а огнь и дерево сжигает…» «Так, венок-то остался!» — вновь послышался первый голос.

Карлсон не вмешивался и, когда голоса сами вновь утихли, продолжил:

— Вот и у нас с моим коллегой возникли сразу такие же мысли, — говорить о том, что они не поверили по причине того, что всё это полная чушь, даже безо всяких доказательств, Карлсон, конечно же, не стал, — признаться, под подозрением у нас были все.

Взять Леля — то, что ему предпочли другого, было сильным ударом по его самолюбию.

При этих словах Лель что-то возмущённо выкрикнул.

Карлсон успокаивающе поднял руку:

— Или Купава, — он поискал глазами девушку — та ответила ему испуганным взглядом, — уж у неё-то были все основания желать смерти Снегурочке. Но… царь Берендей подтвердил нам, что на тот момент они находились рядом с ним, а потому не имели никакой возможности совершить злодеяние. Даже Мизгирь — и тот мог оказаться виновным, ведь он со Снегурочкой находился за вашими спинами. Да и каждый из вас мог бы совершить преступление. Но всё произошло в такой короткий отрезок времени, что совершить убийство или похищение не было никакой возможности. Ни у ко-го!

Истина открылась внезапно — во время нашего ужина во дворце царя Берендея. Вот и решили мы ночью проверить свою догадку, пока во дворце все спали…

При этих словах берендеи вновь заволновались, а царь открыл рот, но Карлсон не дал ему говорить, прервав возможные возражения жестом — он указывал на ступени дворца, по которым на площадь спускались Малыш и… Снегурочка!

— Снегурочка! — раздался дикий крик и, раскидав толпу, к ним выскочил Мизгирь.

Карлсон преградил ему путь:

— Минуту терпения, Мизгирь, я ещё не закончил.

Мужчина чуть попятился назад, не сводя взгляда со Снегурочки. А та и не взглянула на него — стояла, гордо глядя поверх голов. На голове не венок — корона царская, не сарафан простенький на ней — платье богатое каменьями и золотом расшитое. И даже щёки не бледны — нарумянены.

— На мысли, что Снегурочка находится во дворце, и что это было не похищение, а самый настоящий сговор с царём, после которого она и инсценировала свою смерть, пока Мизгирь пел гимн — нас и навёл сам Берендей, когда увлёкшись, назвал Снегурочку царицей. А мороженое, поданное к столу, ещё больше укрепило нас в этих мыслях.

— И что?! — возмущённо заговорил Берендей, — сами ведь и сказали, что сговор был. Сговор и был! И никакого преступления! И совестить меня не посмеет никто — я годков двадцать уже, как овдовел. Так что, имею полное право жениться на Снегурочке. А то, что до поры её спрятал — так хотел, чтобы поулеглись страсти, да вот этот… — он указал пальцем на Мизгиря, — исчез с моего пути!

— В таком случае, просто царь, — усмехнулся Карлсон, — позвольте познакомить вас получше с вашей будущей супругой. Да, вы правильно подметили её царственность, ибо есть у неё титул. И какой! Позвольте представить вам Снежную королеву! — при этих словах Снегурочка попыталась бежать, но Малыш крепко держал её за руку.

— Сия особа давно уже находится в международном розыске, — продолжил Карлсон, — ей вменяется в вину похищение и совращение несовершеннолетнего мальчика по имени Кай. Расчёт её был верен — вряд ли Интерпол добрался бы до этих мест, но нам посчастливилось её разыскать!

И в наступившей тишине все явственно услышали щелчок наручников.