Глава I. Все началось с разбитой мечты и новой встречи

Часть I. "До"

Сижу на скамейке в парке, пью горячий чай из пластикового стаканчика. Большим глотком хватаю кипяток и чувствую, как его жар обжигает все внутри. Хочу согреться. На улице лето, зной. Но меня знобит и лихорадит. Нет, я не заболела. Всего-навсего не представляю, как жить дальше. Еще утром этого дня я была полна надежд и стремлений. Но теперь все рухнуло. Полбалла, которые сняли за помарку в экзаменационном бланке, решили мою судьбу.

С одиннадцати лет я спала и видела себя хирургом. Представляла, как буду спасать жизни. Усердно штудировала биологию, анатомию, химию в школе даже сверх программы, шаг за шагом приближая мечту. Была лучшей студенткой на потоке в медучилище, окончила его с отличием. И окрыленная своими успехами и будущими планами я ринулась поступать в университет.

Через тонкий пластик чувствую, как стынет кипяток. Делаю глубокий вдох. Пахнет липой, сладко и душисто. Я прикрываю глаза. Понемногу унимается нервная дрожь в пальцах. Возвращаюсь мыслями к событиям сегодняшнего злосчастного утра.

Мы с Надей, как и договаривались, встретились на остановке и отправились в университет к стенду приемной комиссии, где вывесили результаты экзаменов. Лучшая подруга изрядно нервничала и оттого тараторила без умолку. Надя упорно шла "по стопам" отца, заведующего хирургическим отделением в нашей муниципальной больнице. Он известное лицо в городе, и дочь, во что бы то ни стало, не должна была уронить честь семьи. Хотя, сказать по правде, анатомия, химия и прочие науки давались ей крайне тяжело. От вида крови ей и вовсе становилось не по себе. Я же, наоборот, в этой области всегда чувствовала себя, как рыба в воде. Все давалось очень легко. В моей голове уместилась целая библиотека, где все лежит на своих местах и быстро находится в нужный момент.

Нисколько не беспокоясь за результат экзамена, я шла, слушая нервную Надину болтовню, подбадривая и успокаивая ее. За подругу я волновалась куда больше, чем за себя. Мне очень хотелось, чтобы мы учились вместе. И чтобы отвлечь ее от тревожных мыслей, я достала листок бумаги, ручку и предложила ей небольшую игру-гадалку, которой меня недавно научила сестра. Эта незамысловатая забава увлекла Надю и помогла ей не думать о баллах и поступлении.

И вот мы дошли. Вестибюль университета кишел абитуриентами, будто улей. Под его высокими мраморными сводами разносилось гудение суетливой толпы, перемежавшееся то криками радости, ликования, то слезными причитаниям, тяжкими вздохами и всхлипываниями. Вот мы протиснулись ближе к доске у приемной комиссии. Я даже не торопилась смотреть, давая Наде первой утолить свое беспокойное любопытство.

— Ура! Я прохожу! Ах, какое облегчение, — ликовала она. — Смотри-ка, у тебя тоже неплохой результат.

— Неплохой? — подобная оценка меня насторожила. — Что еще за неплохой, он должен быть отличным.

Я заглянула через плечо подруги и увидела, как в пух и прах разбиваются мои мечты. Минус полбалла. А передо мной 5 человек с высшим баллом. Ровно столько, сколько бюджетных мест для поступающих на базе медучилища. Надин балл был куда ниже моего, но все же проходным на платной основе. На большее она и не надеялась. Ее папа вполне потянет это. Мне же рассчитывать не на кого. Полбалла! Какие-то несчастные полбалла свели на нет все старания. Земля уходила из-под ног, гул толпившейся молодежи эхом раздавался в голове, все усиливаясь. Их лица сливались в единую маску, злобную, ехидную, насмехающуюся. Руки и ноги будто налились свинцом, тело стало чужим и безвольным. Казалось, будто вот-вот колонны вестибюля с грохотом рассекут трещины, посыплются осколки барельефов, и своды рухнут, погребя под собой мою горечь. Но ничего не произошло, а мир вокруг был таким же, как и прежде. Потрясение сменилось апатией. Хотелось раствориться, испариться, исчезнуть. Нет, не так все должно было быть! Это все происходит не со мной!

В сердцах я скомкала лист с игрой-гадалкой и резким рывком бросила его через плечо.

— Осторожнее, так ведь и убить можно, — вдруг шутливо отозвался мужской голос сзади.

Чистый, бархатный, чуть игривый и невыносимо притягательный, он заглушил все звуки, заставив меня на миг позабыть о беде, расстройстве и вообще об окружающем мире. Обернувшись, я увидела и самого обладателя этого необыкновенно магнетического голоса. И знаете, сидя тут на лавочке в парке, воспоминание об этом случайном мимолетном знакомстве греет меня куда сильнее кипятка в пластиковом стаканчике, чуточку подслащая горькую пилюлю моего провала.

— Макс! — радостно подскочила к нему Надя.

Оказывается, они знакомы. Он подошел и приобнял ее за плечи. С легкой долей огорчения я решила, что это ее парень. За подругу рада, безусловно. Он такой, такой, что глаз не оторвать! Высокий, сильный и уверенный в себе, с глубоким взглядом карих глаз, так и манил любоваться. И я, действительно, с нелепым видом пялилась на него во все глаза.

— Знакомься, это Марина, моя подруга, лучшая-прелучшая. Мы с ней вместе в училище учились и в университет поступали, — представила меня разулыбавшаяся Надя, — Марина, это Максим, мой старший брат.

— Брат? — вырвалось у меня.

— Да, брат, — с ехидной хитринкой сверкнул он глазами, — а ты уж было расстроилась?

— С чего бы?! — отвернулась я и принялась деловито рассматривать доску объявлений, чтобы скрыть смущение. Щеки горели от стыда. Ой, ну какая же я дура, что так на него пялилась.

— Результаты вывесили, — быстро переключила тему Надя, чтобы отвлечь меня от конфуза, — я, слава Богу, набрала впритык нужные баллы. А Марину срезали, — грустно посмотрела она на меня, — каких-то полбалла. Но она не проходит на бюджет.

— Ой, ну, не плачь только, — улыбнулась я подруге и обняла ладонями за плечи. Но, отвернувшись, нахмурилась и пробурчала себе под нос, — переживу, не конец света.

— Ты права, — неожиданно доброжелательно обратился ко мне Максим, — не вздумай хоронить мечту из-за одного провала. Вдруг тебе суждено стать тем самым врачом, который однажды спасет мне жизнь, — ободрительно подмигнул он.

Невольно задумалась о Надином брате дольше допустимого. О нем приятно вспоминать. Открытая улыбка, задорный взгляд с золотистыми искорками и обаяние, так свойственное семье Соболевых, основательно закрепило в памяти его образ.

Яркий, пульсирующий блик света точным прицелом попал в глаз и вернул меня от противоречивых мыслей к реальности. Это солнце опускается за макушки деревьев. Его луч, ловко найдя подходящую дырочку между листьев, мигает мне маяком, настойчиво зовя домой. Шестой час. Пора домой.

***

Поднимаюсь по ступенькам в подъезде, намеренно медля. Как мне хотелось, чтобы этот давно надоевший путь поскорее канул в прошлое. Поступи я в университет, сразу же перебралась бы в студенческое общежитие. Но, голубушка, раз провалилась, будь добра потерпеть еще годик этот обшарпанный подъезд, доисторический неработающий лифт и бесконечные нотации своей обожаемой тети Розы. Но с другой стороны, не все так плохо — хоть с сестрой не придется расставаться. С Леной мы, пусть и часто ругаемся, все же очень близки, и жить порознь нам станет трудно. По крайней мере, первое время.

Нехотя достаю ключи, открываю дверь. Из кухни тут же выглянула любопытная голова Лены:

— Кто там? А, Мариша! Ну как? — выбегает она мне на встречу, сжимая в нетерпении кулачки.

— Никак. Провалилась. Пол балла срезали.

— Да что такое пол балла? Это ведь ерунда! — непонимающе моргает глазами Лена.

— Может и ерунда. Но на бюджет уже не попадаю. Увы.

Видимо мой унылый вид и поникшие плечи говорят сами за себя, и Лена больше ни о чем не спрашивает. Тихонько, бесшумно следует за мной в комнату, садится рядышком и ласково обнимает, притянув мою голову к себе. В такие моменты взаимной поддержки мы с ней особенно близки, роднее даже, чем просто сестры. Сейчас она без слов меня понимает, мою досаду и растерянность. Да, я растеряна. Что мне дальше делать? Ведь я должна была поступить, переехать в общежитие, перестать стеснять тетю Розу. Она обещала продолжать помогать мне деньгами от сдачи другой квартиры, но только на время обучения в университете. Я заверила ее, что поступлю. А что теперь? Разумеется, на улицу меня не выгонят. Все же родная тетя. Но как ей в глаза смотреть и что-либо еще обещать?

— Не суди себя слишком строго, ты ведь старалась, — гладя меня по голове, говорит Лена, — тетя Роза поймет. Ведь она нас любит. Пусть по-своему, но любит. Побурчит, поругает и пожалеет потом.

— Да, — киваю я для виду. Сама же продолжаю пилить себя вдоль и поперек на мелкие кусочки, тщательно прожариваю их в терпком соусе горечи и обиды и занимаюсь самоедством.

— Ну, что толку грызть себя! Давай-ка лучше подумай, что дальше делать.

— А я, по-твоему, чем занимаюсь? Думаю!

— Нет, чем угодно ты сейчас занимаешься, но только не этим. Ты лишь баламутишь свои мысли расстроенными чувствами. Где твое самообладание? Возьми себя в руки! — воспитывает меня младшая сестра. — Может апелляцию подать? Оспорить результаты экзамена?

— Это бессмысленная трата времени. Поступать буду в следующем году. А пока надо решить, чем заняться в этом.

Со вздохом я растянулась на кровати. И вдруг, будто ответом на мой вопрос прилетела смс от Нади: «Сегодня ужинаешь у меня. Папа хочет с тобой поговорить. Будешь работать медсестрой в его отделении». Надя-Надя! Моя спасительница!

— Хорошие новости? — переспросила сестра, желая узнать причину резкой перемены моего настроения.

— Еще какие! — улыбаюсь, загадочно вскинув брови.

— Ну?

— Завтра расскажу! Я к Наде. У нее переночую! — крикнула я ей уже из прихожей, быстро вылетая из дому.

Легче ветра сбегаю по ступенькам, выскакиваю из подъезда и радостная тороплюсь к Наде.

Надя Соболева, моя лучшая подруга. Лучшая-прелучшая. Таких подруг, как мы с ней, наверное, не бывает. Судьба друг дружки нас заботит сильнее своей собственной. Мы всегда готовы протянуть руку помощи друг другу и выручить из любой беды. Вот и сейчас она просто спасает меня! Представляю, чего ей стоило уговорить своего строго отца, который даже ее не берет на стажировку к себе в отделение, пресекая любые протежирования. Нет, вообще-то, даже не представляю! Как ей это удалось?

Мне вспомнилось наше знакомство. Совершенно случайное. Но такое судьбоносное. Я забежала в столовую медучилища, будучи еще студенткой первого курса. Надо было срочно разменять деньги. Я торопясь подошла к кассе, наивная, не искушенная в общении с грозным персоналом столовой. Необъятная, как гора, женщина в белом накрахмаленном фартуке и чепце у кассового аппарата даже не повернулась на мое обращение к ней с просьбой о размене денег. Я настойчиво повторила вопрос, вызывая недовольное гудение в толпившейся с подносами очереди. Подведенные угольным карандашом брови кассирши нахмурились, и грузный подбородок, едва двигаясь, изрек:

— Я вам не банк, мелочь выдавать. Не создавайте очередь. Отойдите.

Но я не отступала. Надо было брать крепость с тылу. Повернулась к голодной студенческой веренице и, выбрав наугад приятное женское лицо, быстро выдернула девушку из толпы, подтащила к кассе и говорю:

— Считайте. Я плачу.

Девушка разинула рот от удивления. Накрахмаленная гора оживилась, прищурив глаз, глянула на меня и прогромыхала:

— Вот то-то же. А то меняй им тут деньги! А мне чем сдачу выдавать? Много вас тут таких, а я одна, — и все время подсчета и размена сдачи она бухтела и пыхтела, как паровой котел.

— Спасибо, — улыбнулась мне в ответ девушка, получившая свой бесплатный обед. Она полезла за кошельком, чтобы отдать мне деньги, но поднос мешал. Она закопалась, замешкалась. А я так торопилась!

— Да ладно! Дарю! — быстро выпалила я ей, уже готовясь убегать.

— Держи, — крикнула она мне, протягивая в след пирожок со своего подноса. — Я Надя. Будем знакомы.

Вот такие неслучайные случайности сводят судьбы двух людей, которые в дальнейшем, оказывается, будут так близки. Всю учебу мы с ней не разлей вода. Я от души помогала ей в тяжелом освоении наук. А она привносила торжество и чуточку безумия в мою жизнь. Надя — девушка-праздник. Где бы мы с ней ни оказались, она всегда зажигает толпу, поднимает всем настроение и делает нас эпицентром всеобщего позитива. Мы любим, держась руками за плечи, пуститься в пляс, горланить песни на центральной площади и гонять голубей, будто малые дети. Ее фантазии нет предела. А энергия бьет ключом. На лице всегда улыбка. И руки широко распахнуты, чтобы обнять весь мир. Такой можно лишь родиться, стать намеренно почти невозможно.

Вечереет. Зажгли фонари. Улицы окутывает легкий полумрак, будто покрывало. Под ним стихают звуки. Замедляются движения. Люди встречаются все реже. Тусклый электрический свет фрагментами выхватывает из темноты серый асфальт, цветастые клумбы, скамьи, чьи-то фигуры, торопящиеся домой, пробежавшую кошку, и, наконец, знакомый подъезд. Вприпрыжку подлетаю к двери и ныряю внутрь.Построенный в конце 1960х годов, он не уступает моему в обшарпанности и обветшалости. Исцарапанные, а то и вовсе содранные перилла, обитые ступени, растрескавшаяся краска на стенах. И все же этот дом вызывает во мне самые радостные чувства. Это лучшее место на всем свете. Здесь мне легко, уютно и свободно.

За звонком в дверь распахиваются объятия и загораются улыбки. Здесь мне всегда рады. Семья Соболевых очень гостеприимна и с удовольствием устраивает ужины для гостей. Буквально с порога меня сажают за стол. Кристина Валерьевна, мама Нади, ухоженная и очень привлекательная женщина, порхает между кухней и гостиной. Ее милое лицо с миниатюрными округлыми чертами всегда носит удивленное и наивное выражение. А хрупкое телосложение придает ей особое очарование. С первого дня знакомства она мне кажется волшебным эльфом. Надя, безусловно, унаследовала львиную долю материнского обаяния. Одно ее присутствие делает вас абсолютно счастливым, вы будто под гипнозом чар. Сколько знаю Надю, не перестаю восхищаться ее даром располагать к себе людей.

По комнате расплылся дразнящий аромат запеченной курочки с сухофруктами по специальному рецепту семьи Соболевых. Я вдыхаю соблазнительный запах и вытягиваюсь в струнку в сторону кухни. Вот бы и мне научиться так готовить. И вдруг, кто-то дернул за язык, спрашиваю у Нади полушепотом:

— Так у тебя брат есть?

— Да.

— А почему за два года я ни разу его не видела. Вы что, прятали его? Он асоциален?

— Да, почти. Срок мотал, — подыгрывает мне Надя, а сама прыскает.

— Чем провинился?

— Жвачки у кассы воровал, пока не поймали, — и тут мы обе заливаемся диким хохотом.

— Веселитесь, девчонки? — басом заглушает наш смех Петр Иванович, выходя из кухни. — Это правильно. Радуйтесь, на то молодость и дана.

— А вообще, он у нас геолог и часто в экспедициях. Живет отдельно. Квартиру снимает, когда возвращается. Поэтому и не видела, — уже серьезно отвечает Надя.

— Кто, Максим-то? — вмешался отец. — Да, он у нас самостоятельный уж больно. От родительской заботы давно отмахнулся, как от мухи назойливой. Так ведь? — вдруг повысил голос на последнем вопросе Петр Иванович, будто надо докричаться до кого-то. — Ужинать хоть будешь?

В соседней комнате, которая раньше обычно пустовала, вдруг послышался скрип дивана и шаги. Меня как громом поразило. Понимаю, что там Максим. Через секунду он тенью вырастает в дверном проеме. Немного задержавшись в темноте комнаты, он направляется к нам. По его лицу сразу понятно, что он все слышал, и довольно отчетливо. Он окинул меня взглядом со смесью отстраненности и удивления. Вероятно, он сейчас изучает меня, как инородный объект, появившийся в родном доме за время его отсутствия. Приблизившись к нам, он облокотился о спинку свободного стула прямо напротив меня и, прищурившись, с усмешкой процедил в мой адрес:

— Какие мы любопытные!

Ситуация крайне неудобная. Второй раз за день с ним встречаюсь, и снова конфуз. Но отчего-то меня задевает это самодовольство, торжествующее сейчас в его взгляде и ухмылке. И я вместо извинений не удержалась от ответного комплимента:

— Не любопытнее некоторых. Подслушивал? Все уловил, или повторить на бис?

На мгновение комнату сковала тишина. Лица Соболевых старших одинаково вытянулись, вероятно, от удивления. Раньше я не позволяла себе колкостей в их кругу. Но тут же обстановку разрядил взрыв хохота.

— А ты не пропадешь, умеешь дать сдачу, — говорит Максим сквозь смех, уже открытый, добродушный, обезоруживающий, и… будто бы очень знакомый. Эти нотки легко и мимолетно коснулись сознания, словно родившаяся и тут же позабытая мысль. Неуловимая, неосязаемая, но оставившая свой эфемерный след.

Вечер в семье Соболевых прошел в очень теплой, дружной атмосфере. Петр Иванович рассуждал о роли молодых в закостенелой медицинской системе. Объявил о моем назначении и начале работы в его отделении, где я проходила практику на последнем семестре медучилища. Кристина Валерьевна, будто птичка, хлопотала и порхала между нами, окружая своей заботой и лаской. А Максим. Он больше не подшучивал надо мной. Он вообще не обращал на меня никакого внимания. Я наблюдала за ним со стороны. Какой он в своей родной среде, дома, в семье? Самый настоящий, думалось мне. И я хотела узнать его таким, без масок ироничности и самодовольства. Зачем? Цеплялась за тот эфемерный, тающий след, что оставило в сознании ощущение давнего знакомства. Хотела понять его, но оно ускользнуло. Взамен пришло смутное чувство грусти и тоски, будто окликнула лучшего друга детства, а он, обернувшись, не узнал меня.