Никого нет дома.

Казалось бы, вот она — крайность. Несколько минут назад ты сидел, смотрел телевизор и попивал себе чай. Но вот же, сейчас, ты лежишь на полу и дёргаешься, словно в припадке.

Старая рухлядь, так Норман назвал телевизор, после того, как пришёл в норму. Так оно и было, возможно, — этот телевизор был старше его самого. Так или иначе, Норман допустил ошибку тогда, когда уже подключил аппарат к сети, ибо телевизор так или иначе бы трахнул током и вырубил весь свет в квратире, и Норман бы остался сидеть в темноте. Но, как я уже и говорил, с таким хорошим человеком, как Норман, случилась крайность: мало того, что он теперь без света, так его ещё и ударило током. Казалось бы, что это край. Встав на ноги, Норман посреди ночи услышал странный шум, доносящийся из уборной.

Самое неприятное было то, что Норман ещё не совсем отошёл от состояния шока, поэтому его психика просто разрывалась в клочья. Но у него каким-то чудом получалось оставаться "посерёдке". Он стоял и вслушивался в этот шум, похожий на перебирание тараканами лапок. Этот стрекочущий звук. Норман полностью отдался ему, пока не осмелился сделать первый шаг, который казался ему последним, так как звук всё приближался и приближался, а тёмная ночь без лампочек не позволяла разглядеть дальнейшую угрозу. Поэтому он примерно с пять минут стоял и вслушивался, а главное — представлял себе оранжевых паразитов, поселившихся у него в уборной. Он представлял, как они стрекочут и ликуют, что Бедняжка Норман отбросил ласты из-за своей глупости и невнимательности. Он представлял себе, как они перебирают и потирают лапки, потому что в их распоряжении вся квартира, но Норман всё же смог отбросить эти мысли и сделать первый шаг в темноту.

Голова жутко кружилась то ли от страха, то ли от удара током, но стоять на ногах он всё-таки мог. Страх заставил его искать источники света. Он на цыпочках дошёл до окна и раскрыл шторы: лунный свет осветил обстановку, которую он заметил лишь только сейчас. Грязь. Кругом была грязь, мусор, бычки, крошки, обломки телевизора. Если тараканы и съедят Нормана, то после этого им явно не придётся голодать. Окидывая взглядом всю квартиру, он умолял свои очи, чтобы те как можно скорее отыскали фонарик, и ему больше не пришлось осмысливать тот уродливый образ жизни, к которому он себя и привёл. И всё же, фонарик нашёлся. Звук немного затих, но Нормана он ужасно раздражал. Даже скорее не раздражал, а вызывал у него любопытство.

Взяв фонарь, он, под светом луны дошёл до двери, которую еле-еле было видно из-за темноты и, лишь только посветив фонариком, он отличил белую дверь от белой стены. Он взялся за ручку и заметил, что рука его дрожит— ему всё же было неизвестно, что там за дверью. Но сказав себе "Don't give in without a fight" он открыл дверь, так как отдавать тараканам власть над собой было бы очень даже нелепо(ХОТЯ ИМЕННО ЭТО И ПРОИСХОДИТ ЕЖЕМИНУТНО).

Его одолел ужас. РЫЖИЕ, БОЛЬШИЕ ТВАРИ громко застрекотали и начали ломиться в углы, в щели. Они были настолько огромны, что Норман в ужасе захлопнул дверь, едва успев посветить хотя бы на одного из них. Отойдя от двери, он начал переводить дыхание и думать, что ему делать. Доминировала мысль о том, чтобы сжечь квартиру вместе с этими аномально-большими рыжими тварями. Но тараканы были чуть смышлёнее Нормана, так как он почувствовал большие щетинистые лапки, которые щекотали его обнажённую ногу, но тогда он скорее почувствовал БОЛЬ, а не щекотку. Тараканы пролезли из под двери. Быстро стряхнув с ноги тварь, он помчался обратно, на свет — света они боялись. Лишь рыжие усы выглядывали из темноты. Они ждали или же потешались над слабостью Нормана. Затем две пары усиков, три, четыре… и казалось, что каждый был больше и отвратительнее другого. Они о чём-то ТРЕЩАЛИ и мешали Норману думать, да и думать он не мог, от ужасающего вида этих "комнатных животных" он малость отупел.

Это была самая долгая ночь в его жизни. К сожалению, фонарь он бросил рядом с тем же самым входом в уборную, и от падения, кажется, он уже не работал. От их треска Норман по-медленному сходил с ума. Треск. Треск. Треск. Треск. Треск. Треск. Треск.

— ХВАААААААТИТ! — не выдержав, закричал он.

И тараканы замолкли, как по приказу.

— Что же. Раз ты этого желаешь, — хором проговорили все четыре таракана, голос их был басовым и затянутым. Я бы даже сказал, что их голос был мудрым. У Нормана явно что-то щёлкнуло в голове, так как теперь он не мог взять под контроль хотя бы самую примитивную мыслю и даже своё тело.

Дальнейшее уже не имеет объяснений: Тараканы отошли назад, в темноту, затем было слышно, как потрескались их тела. Из темноты вышел ОН. Отвратительный труп, от которого грязи было не меньше, чем от тараканов.

— Чего орёшь-то? Я не впервой к тебе являюсь, только в твои рутинные дни я являлся лишь миражом, теперь же я реален, я из плоти и из крови, я жив. Только я не такой, как ты. Отнюдь.

Норман смотрел на самого себя, только без глаз, без губ, с бледной кожей и в чёрной порванной рубашке. Изо рта валилась земля, рот медленно и дерзко шевелился, на щеках были заметны серые ниточки. Шрамы под глазами были открытыми, но они не были сочны, они были серые, как и вся кожа; на глаза же было просто невозможно смотреть, наверное, потому что их не было вообще, но были лишь огромные пустые отверстия, полные чего-то, чего не понять человеческой природе.

— Асх, сукин ты сын, обжёгся. Я думал сожрать тебя сегодня, но не выйдет, дружок, вон, за твоей спиной встало солнышко, значит у твоего папеньки появились дела! Позвони мне, малышка! — он произнёс это своим демоническим голосом и отправил Норману воздушный поцелуй. Норман оглянулся и увидел лучи солнца, светившие у него за спиной на коридор, на то место, где текла кровь и стоял этот отвратный тип. Обернувшись, Норман никого не увидел. От волнения он потерял сознание.