Знакомьтесь, Франц.

— Очередная бессонная ночь? — спросил у Франца бармен, которого звали Билл. На него смотрел седой мужчина с залысиной, в белой рубашке, которая полностью вымокла под потом, и красным, как клубника, галстуком. От него неприятно пахло алкоголем, но Францу по ночам составлял компанию лишь он.

— А что, уже так поздно? — повернувшись лицом к бармену, спросил Франц. Скорее, вопрос этот был чисто риторическим, так как до этого Франц смотрел в окно, уже в бескрайнюю черноту.

— Без пятнадцати двенадцать, — с неким торжеством провозгласил Билл.

— Чёрт. А ты во сколько закрываешься сегодня? — с явной досадой осведомился Франц.

— Не пойми меня не правильно, Франц, ты хороший мужик, но ты хотя бы стакан воды себе заказал с того времени, как зашёл сюда, — с поблёскивающей улыбкой парировал Билл. — Я закрываюсь в двенадцать. Удачной ночи тебе, Франц.

— Удачной и тебе, однако, — сказал Франц, уже вставая, — пятая точка одеревенела, не могу.

Затем они оба расхохотались, и Франц вышел из бара.

На улице была прекрасная ночь, улицы, освещённые неоновыми вывесками в стиле «у нас самая лучшая выпивка, так как у нас самая яркая и большая вывеска в Мире!», свежий хладный воздух, пар, выдыхающийся изо рта, стремящиеся поглотить свет фары машин, счастливые влюбленные, держащиеся за руки всё это придавало вечерней картине её особые краски.

Но что-то Францу подсказывало, что что-то в этой картине не так, не все детали так явны и прекрасны, как всем хотелось бы, что-то прячется в темноте, выжидая, когда Франц зайдёт в безлюдный переулок, который освещён одним лишь жалким подобием фонаря (так как какой фонарь может быть фонарём, когда он не светит?), чтобы свернуть ему шею, съесть его, удушить, переломить хребет, оставить инвалидом. И это было неспроста, он слышал шипение в темноте, которое напоминало ему о чём-то далёком, о чём он вспоминал уже как о далёком уродливом кошмаре, который, переворачивает верх дном всё твое утро, а возможно и жизнь. Он постоянно вглядывался в эту безумную темноту, и, казалось, будто кто-то там, за завесой тьмы испуганно прячется от его карих глаз.

Да и сам Франц понимал, что он прячется. Его что-то ищет, что-то в темноте из далёкого прошлого, в котором он что-то натворил, но не помнил что именно. Он словно бы переживает одну и ту же жизнь, но каждый раз ему стирают память, он не помнит того, что случилось с ним двумя неделями раньше.

Он только помнит, как проснулся утром, словно заново родился, он лежал на кровати, а рядом с ним сидела девушка с золотыми волосами, которые были ей по плечи и голубыми глазами, которые пусто и глупо смотрели на него, будто она сама не понимала, что здесь делает и кто он вообще такой. Но она знала всё, а он ничего не знал. Первым делом он спросил у неё «Кто вы? Что я здесь делаю? Кто я?!», но в ответ он получил только горький плач — девушка заплакала, Франц, одетый в голубую пижаму, сбросил с себя одеяло и пытался её успокоить. «Ты — Франц, в твоей жизни есть что-то от Кафки…» — сказала она ему, перед тем как зарыдать во второй раз.

Он пытался прижиться с ней первую неделю, но каждый раз, смотря на него, она горько-горько плакала. Сердце Франца не могло этого выдержать, и именно поэтому он ночами напролёт гуляет по улицам, пытаясь хоть что-то вспомнить о своём прошлом и пытаясь не рябить глаза этой девушке. Но кроме этого дома, у него было ещё и второе жилище, которое ему предоставил Билл, на время, так как его друг, уехавший куда-то за границу, оставил Билу ключи, ну а тот решил, что неплохо было бы Франца сюда на время пристроить. Денег с него он не брал, но с условием, что он не будет устраивать в этой квартире публичный дом, а иначе его друг свернёт ему шею.

Между делом Франц именно туда и направился, шагая по тротуару из плиток. Его клонило в сон, было уже поздно.

Темнота будет смотреть.

Добравшись до кровати, он мигом заснул, но на следующее утро его разбудил неумолимый вой сирен, добравшись до окна, он увидел трубящие мегафоны и кучу людей, которые нервно на него поглядывали, кто-то даже вскрикивал от ужаса, вчерашний приятный вечер рассеялся в этой утренней несуразице. «Учебная тревога» — провозгласил мегафон, седой мужчина в кепке кивнул и все разошлись, утро продолжалось, жизнь продолжалась. Франц же в тот момент подумал, о том, что люди очень просто сходят с ума и достаточно лишь одного воя серены, дабы до смерти перепугаться и перестать выходить на улицу.