Часть 5. Относительность гармонии

Часть 5. Относительность гармонии

Глава 1

«Кукурузник». Рыбацкий лагерь. «Взрослые разберутся».

Рыбак рыбака видит издалека,

а дурака — только при близком общении.

— Помнишь моего отца, Герман? — начал свой рассказ Талгат.

— Что за вопрос, старик, — отозвался Герман.

— Вопрос риторический. Так вот, он работал техником в одном авиаотряде с твоим отцом. Твой батя тогда на «кукурузнике» летал, то есть на Ан-2, незаменимом до сих пор. Сколько раз говорили, что выпустили новый самолет, который отправит наконец Ан-2 в запас, и в очередной раз шум стихал, а старичок продолжал выполнять различные спецзадания. В том числе опылять поля химикатами. Такие авиахимработы называли просто — «химией». Тебя тоже брали на химию, да, Герман? Вот и мне однажды «посчастливилось» с отцом побывать на таких работах. Помню желтый бак за пилотской кабиной — треугольный, под самый потолок. Еще помню ужасный запах химикатов, стоявший в пассажирском салоне. Поначалу тошнило и рвало, но потом, довольно быстро, выработался иммунитет, хотя мне было лет десять, не больше. Жили тогда в двухквартирном домике, приспособленном под гостиницу для авиаторов. Он стоял особняком на краю села или аула, не помню точно его названия, рядом с импровизированным аэродромом, представлявшим собой ровную степную поляну со скошенными зарослями полыни, буйно разросшейся в рост человека. Ан-2 — очень удачная конструкция самолета для сельхозавиации и различных особых заданий. Для того чтобы взлететь, ему достаточно ста пятидесяти метров при скорости восемьдесят километров в час. Он может садиться в степи, взлетать с проселочной дороги, главное, чтобы участок был хоть немного ровным. К тому же самолет способен планировать при полной остановке однопоршневого двигателя, простого в обслуживании и ремонте. В общем, эта машина, как автомат Калашникова, до сих пор не нашла себе полной замены, хотя и носит такое смешное прозвище со времен Никиты Сергеича.

Кстати, в тот раз мы и занимались опылением кукурузных полей. Ярко-зеленые заросли казались тогда настоящими джунглями. В чаще кукурузного леса было темно и загадочно тихо, как в тропиках. В самом начале лета маленькие незрелые початки только начинали набирать массу, но стволы выглядели мощно, густая листва делала заросли труднопроходимыми.

Не открою тайны, если скажу, что экипаж во время таких заданий чувствовал себя хозяином самолета. Маячков в то время на самолетах малой авиации не было — радиосвязь, да и расход горючего проконтролировать было просто невозможно. К тому же бензином снабжало хозяйство, в котором проводились работы. Летчиков ценили и уважали, баки заливались под самое горлышко. Экипаж иногда злоупотреблял такой свободой. Случалось летать в рыбацкую бригаду за свежими или вялеными лещами и карпами или на дальнее пастбище, приземляться возле одинокой пастушьей юрты — пить кобылий кумыс. Это не тот кумыс, что сейчас продается в магазинах, а настоящий — жирный и пьяный, как хорошее легкое пиво.

Однажды, во время перерыва в работе, я вместе с экипажем отправился к рыбакам. Лету было около часа. Бригада расположилась на берегу Ишима, река в этом месте оказалась очень широкой и глубокой. В темной, заросшей водорослями воде, стояли длинные, растянутые на десятки метров сети. Большие, крашенные в желтый цвет пенопластовые поплавки извилистыми дорожками разбегались в разные стороны. На самом краю пологого обрыва примостился большой, когда-то синий, выгоревший на солнце вагончик, служивший номерами «пятизвездочного отеля». Пять звезд были отбиты через трафарет желтой краской, которой красили поплавки для сетей. Шутник полукругом нарисовал звезды над входной дверью. Рядом с вагончиком стоял трактор, которым, видимо, рыбаки перевозили свой дом на колесах. Кверху дном лежала деревянная лодка, ее достали из воды, чтобы просмолить места, дающие течь. Под деревянным навесом расположился стол с лавками по двум сторонам. Здесь же было несколько высоких железных бочек, используемых для засолки рыбы.

Рыбаков на месте не оказалось, экипаж решил с воздуха осмотреть окрестности. Я себя чувствовал неважно и попросил оставить меня на земле. Плавал я уже тогда очень хорошо, но отец строго-настрого запретил лезть в воду. Слово отца было для меня законом, да и черная, с густыми водорослями вода вовсе не манила меня. Самолет улетел, а я уселся за столом и стал разглядывать фигурки и буквы, вырезанные рыбаками на досках столешницы. Некоторые популярные слова были, конечно, знакомы мне, несмотря на юный возраст. Вскоре занятие это наскучило, и я решил осмотреть вагончик. Внутри было уютно. И хотя здесь жили одни мужчины, поддерживался порядок и чистота. Пространство делилось на два спальных помещения тамбуром, который использовался как кухня и прихожая одновременно. Я нашел только пачку чая и коробку рафинированного сахара. «Наверное, рыбаки уехали за продуктами», — догадался я.

Наше поколение росло очень самостоятельным — родителям было некогда заниматься нашим воспитанием, можно сказать, что мы — поколение, воспитанное бабушками. А на их долю выпало не лучшее время — война, послевоенная разруха. Многие остались без мужей и отцов, так что наши бабушки умели ценить хорошее, любые самые маленькие радости. Самостоятельность и умение находить выход из любой ситуации — это в нас от бабушек, переживших трудное время.

Я зажег газовую плиту и вскипятил чайник. Чай в Казахстане — первый напиток. Пьем соки и компоты, но чай ничем незаменим, минимум три раза в день — закон, зимой и летом. Напившись вприкуску с рафинадом, я прилег на чьей-то кровати и задремал. Когда проснулся, было уже темно. Ни самолета, ни рыбаков не было. «Странно, — подумал я, — куда все подевались?» Экипаж не мог забыть меня. Аварии произойти не могло, весь день стояла чудесная погода, и самолет в отличном состоянии — это я знал от отца. «Взрослые разберутся», — решил я и вышел на улицу. Ночь была тихая, теплая и очень темная. Я долго не мог найти на небе луны — от нее осталось тоненькое, как ниточка, колечко полумесяца. Со звездами тоже было скупо, поэтому небо было глубоким и черным. Даже бликов воды не было видно в кромешной темноте, лишь несколько светлячков блеснули на таких же черных кустах полыни.

Глава 2

Странный корабль. «Если обо мне позаботились, может, и не сделают

ничего плохого».

«Мы любим животных, но странной

любовью. Я, например, люблю говядину

под белым соусом».

В вагончике висел фонарь, работающий от аккумулятора, я решил вернуться и включить его, чтобы не было так страшно, как вдруг увидел огоньки, висевшие высоко над вагончиком. Расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга, они составляли правильный удлиненный овал, напоминающий форму гусиного яйца. Огни начали увеличиваться, опускаясь все ниже, потом остановились и зависли над вагончиком. Я стоял как завороженный — над моей головой, метрах в десяти, висел аппарат, который можно было назвать летающей тарелкой, если бы не форма. Скорее, это было летающее блюдо для селедки «под шубой». Дно аппарата по периметру освещалось фонарями, я никак не мог понять, из какого материала он сделан. На металл не было похоже. Ткань наподобие той, которой обтянут каркас крыльев «кукурузника»? Тоже нет. Больше всего походило на то, что корпус вылеплен из какой-то особо прочной глины. Овал был не очень правильный, и сама поверхность, вопреки законам аэродинамики, вся в неровностях, как будто блюдо вылепили гигантскими пальцами. Глина пестрела темно-коричневыми и черными пятнами, наверняка оставленными языками обжигавшего ее пламени. К тому же поверхность казалась сырой, как запотевшая бутылка минералки. Свет шел из неровных отверстий, неаккуратно проделанных по краю аппарата. Складывалось впечатление, что изготовителям совершенно наплевать на то, какое впечатление производит внешний вид. К тому же из трещины, пересекавшей неровной полосой днище, проступала отвратительного вида мутная жидкость зелено-коричневого цвета. Скопившись в одном месте в большую каплю, она начала свисать вниз и в какой-то момент упала в метре от меня. Я отпрыгнул, как ошпаренный, а жидкость вспыхнула зеленым огнем и, дымясь, просочилась в землю, оставив черную воронку с полметра диаметром и столько же вглубь. Я глянул вверх и не на шутку испугался — над моей головой собиралась еще одна такая же капля. «Если она упадет на меня — расплавит!» — подумал я и бросился к вагончику, но не успел — яркая вспышка ослепила глаза, я потерял равновесие и почувствовал, что ноги оторвались от земли. Желто-зеленый свет прожектора бил из самого центра летательного аппарата, начинаясь из небольшой точки и расширяясь книзу, образуя конусообразный поток света пятиметровой ширины у основания. Я увидел далеко внизу освещенные кусты полыни и понял, что меня несет вверх к этой ужасной пародии на летающую тарелку. «Ино¬планетяне», — подумал я и заревел от страха…

Внутри корабль был такой же неприятно сырой, кривой и обож¬женный, как и снаружи. Слабый свет плохо освещал черно-коричневые стены, по которым медленно стекала та же гноевидная жидкость. Она собиралась в трещине, через которую, по-видимому, потом и капала вниз на землю. Я стоял на неровном, в ямах и буграх, полу и пытался понять, зачем меня подняли на борт. Трясло от страха, от мысли, что надо мной станут проводить опыты или вообще вскроют для изучения внутренностей. Я стоял и ревел, наверное, уже полчаса, но ничего не происходило. Реветь надоело, я успокоился и сел на странного вида предмет, явно претендовавший на звание кресла, а по сути представлявший бесформенную массу с углублением для сидения. Несмотря на бесформенность, сидеть было очень удобно, но немного сыро. Предмет сразу принимал форму моего тела, когда я менял позу, изучая обстановку. Смотреть собственно, было не на что: меня окружали только бесформенные предметы, напоминающие наломанные куски обожженной глины. Среди них я увидел глыбу, похожую на прямоугольный брусок. «Вот тебе и стол»,- понял я, так как на неровной поверхности стоял предмет, похожий на кувшин, но, как и все вокруг, кривой и не доведенный до мало-мальски приличного состояния. Я взял его в руки и заглянул внутрь — на вид и запах в нем была обыкновенная чистая вода. «Если обо мне позаботились, может, и не сделают ничего плохого», — появилась у меня надежда. Я встал и решил обследовать корабль. Конечно, я очень волновался, ожидая встречи с экипажем.

Обходя обломки глины, я продвигался вперед — на свет в конце кривого коридора, и вдруг наткнулся на невидимую стену. Это не было стеклом или пластиком. Это было ничем. Невидимым, но имеющим такую же кривую поверхность, как и все в этом безобразном летательном аппарате. Я прошел по краю невидимой преграды, ведя по ней ладонью, и обнаружил, что нахожусь внутри прозрачного купола, отделяющего меня от остального пространства корабля. Хозяев аппарата так и не было видно. Достав из кармана коробок, зажег спичку — она горела. «Значит, дышу кислородом», — сделал я вывод. Дышать и правда было легко. Усевшись на прежнее место, отхлебнул из кувшина, запивая кусок рафинада, завалявшийся в кармане, и обдумывая, как выбраться из плена.

«Во-первых, если есть вход, значит, есть выход — это главное», — решил я. Оставалось найти его. Где-то должен находиться пульт, управляющий странным лифтом, поднявшим меня на корабль. Первая задача — найти кнопку управления лифтом. Пока я сидел и размышлял, полусфера, накрывавшая меня, вдруг засветилась бледным зеленым светом и на ней, как на экране телевизора, стали появляться странные пейзажи. Это было как в кино, только экран окружал меня со всех сторон. Как я уже говорил, мне было лет десять, но я успел прочесть некоторые произведения Рея Бредбери и других фантастов, которые удавалось выпросить у кого-либо или отыскать в библиотеке. В те времена трудно было найти хорошую книгу, а в продаже их просто не было.

Основываясь на небогатом опыте, я все же сообразил, что мне показывают планету, с которой прибыли астронавты. Это была очень неуютная планета: растительность почти отсутствовала, если и попадались какие-то чахлые кустики, то они больше походили на засохшую верблюжью колючку, только промокшую от постоянно моросящего мелкого дождя. В основном я наблюдал горы с пологими круглыми вершинами, того же черного и коричневого цвета, как и сам корабль. То там, то здесь в горных массивах виднелись отверстия, светившиеся желто-зеленым светом. Я понял, что это окна. Полное отсутствие какой-либо архитектуры, только искусственно наваленные, как попало, груды глиняных камней представляли собой вершину зодчества населения планеты. Живых существ — животных или гуманоидов, я не видел. Пробежав глазами по сферообразному экрану, я обнаружил космодром, на неровной площадке которого стояло с десяток таких же аппаратов, на каком находился я. Небо на планете было зеленоватых и холодных бирюзовых оттенков. Между грудами коричневых камней и пологих гор местами бежала уже знакомая мне густая зелено-коричневая вода, словно лава, извергшаяся из вулкана. Это были реки непривычно унылой планеты. Над ее поверхностью постоянно стояли облака тяжелого сырого тумана.

У меня имелись старенькие командирские часы, подаренные отцом на десятилетие. По ним я понял, что нахожусь на корабле уже более трех часов. «Почему они не показываются мне?» — думал я. Однообразные картинки чужой планеты наскучили, хотелось есть, хотелось к своим. Я принялся стучать кулаком по невидимому куполу, которым накрыли меня, как муху стаканом. Я догадывался, что за мной наблюдают, как за такой беспомощной мухой. Было страшно, тоскливо и обидно. Время шло, но ничего не менялось. «Ничего, прилетят наши — разберутся с вами», — решил я, стал отламывать куски глины и бросать их в пространство. Они ударялись о невидимую преграду и отскакивали, не причиняя ей никакого вреда. Я швырял камни в разные стороны, изображение на экране дрожало и плавало, но «кино» продолжалось.

Глава 3

«Намек понял»! Пришельцы. Есть контакт!

Цвет глаз и форму носа изменят хирурги,

а над характером придется работать самому.

Продолжая кидать камни, я случайно попал в какую-то точку — стенка купола в этом месте заискрилась зелеными и желтыми огоньками, задымилась и рассыпалась, образовав отверстие с неровными закругленными краями. Диаметр его вполне позволял выбраться наружу. За время пребывания на корабле я совершенно привык к обстановке, но все же со страхом бросился к образовавшемуся проходу. Мной двигало отчаяние пленника, в то же время меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Выскочив из-под купола, я снова зажег спичку — она еле тлела от явной нехватки кислорода. Это я тотчас почувствовал на себе. Воздух был густой и влажный, мне казалось, что я захлебываюсь в воде. Все поплыло перед глазами. В слабом свете поверхность стен волнообразно извивалась и меняла рельеф, фонари моргали — то полностью гасли, то слабо поочередно за¬горались. И вдруг я увидел их! Улиткообразные существа, не выше меня ростом. Цвет тела сливался с цветом окружающего пространства. Руки и ноги не были четко выражены, будто тело запихали в сырой, покрытый слизью мешок. Количество конечностей невозможно было определить, так как они то выступали, то прятались по всей поверхности тела. Вот голова точно была одна, но тоже будто пыталась выбраться из мешка, не имея шеи. В общем, мои новые знакомые были так же бесформенны, как и предметы, изготовленные ими. В голове было два отверстия глаз и одно отверстие рта. Ушей и носа я не разглядел. Это было ужасное для человека зрелище! Парочка направлялась ко мне, перебирая несформировавшимися конечностями. Когда они приблизились, я увидел, что они на полголовы ниже меня. Черные дыры глазниц смотрели, не выражая никаких эмоций. Я отвернулся и хотел бежать, но вдруг стало совершенно темно, ноги подкосились, и я упал на неровный глиняный пол…

Когда я очнулся, то не сразу понял, что происходит. Лежа на боку, я видел в шаге от себя ноги, если их можно было так назвать. Это были ноги пришельца. Распластанные ступни без пальцев, похпохожие на шляпки грибов маслят. Я присел, пришельцы отскочили немного назад, оставив мокрые следы. Я принялся разглядывать их, выпучив от ужаса глаза. Они были и впрямь похожи на огромных улиток, с той разницей, что стояли вертикально и не имели за спиной панциря. Из-за спины, на уровне затылка, выглядывали два толстых усика, опять же похожих на рожки улитки. Они медленно шевелились, будто сканируя пространство перед собой. Отверстие рта без губ постоянно шевелилось, издавая неприятные хлюпающие звуки. Было понятно, что меня с нескрываемым любопытством бессовестно разглядывают. Но ведь и я занимался тем же. И чем подробнее я рассматривал их слизистые, меняющие форму тела, тем омерзительнее они казались. Мне показалось, что точно такие чувства у пришельцев вызывала моя внешность. Позже я убедился в этом. Вспоминая прочитанные фантастические повести, я решил, что пришло время для налаживания контакта, и протянул вперед руку с открытой в сторону «улиток» ладонью. Те мгновенно отползли еще на шаг, но потом снова начали медленно приближаться. Тут я заметил, что к сгибу моей правой руки присосался шланг, похожий на гигантского земляного червя. Он был полупрозрачный, внутри двигались пузырьки воздуха. Я понял, что таким образом подается кислород. Это было совершенно не по-земному. Мы знаем, какие печальные последствия вызывает воздух, попавший во время укола в вену, однако я чувствовал себя великолепно, тем более что в те годы не обладал такими глубокими познаниями медицины. Впрочем, в медицинских вопросах я и сейчас мало компетентен. Мерзкого вида пришельцы явно заинтересовались часами, надетыми на запястье протянутой к ним руки, и принялись разглядывать их, громко хлюпая и булькая кривыми отверстиями ртов. «Намек понял!» — обрадовался я налаживающемуся контакту, снял часы и протянул одному из пришельцев. Тот осторожно, как к противной болотной жабе, прикоснулся к ним и тут же, брезгливо сотрясаясь, отдернул мокрое слизистое щупальце. Он даже произнес звук, похожий на наше «бр-р-р!». «Дарю», — сказал я и положил часы на мокрый камень из твердой глины. Улитки начали делать наклоны из стороны в сторону, издавая хлюпающе-мурлыкающие звуки. «Да ладно»,- засмущался я, догадываясь, что таким образом они благодарят за подарок. Один из них сунул щупальце сбоку, на уровне бедра, прямо в тело, достал оттуда и протянул мне маленький, размером с теннисный мячик, мокрый камень синего цвета. Поборов отвращение, я взял его. Камень был мягкий и упругий, как кусок потрепанной губки, уцелевший после неоднократного мытья машины. «Дареному коню в зубы не смотрят», — я встал и, прижав руки к груди, поклонился, но по-нашему — вперед, а не в сторону. Улитки начали приседать, хлюпать и мурлыкать, довольные тем, что подарок мне понравился. Контакт налаживался.

Абсолютно успокоившись, я протянул руку для приветствия. Мои новые знакомые дотронулись до нее, погладили и одернули, снова произнеся «бр-р-р». У меня этот звук получился громче и лучше, я весь затрясся от прикосновения к сопливому, как чайный гриб в банке, телу. Ино¬планетяне с брезгливым любопытством рассматривали мою сухую одежду, сухое, к тому же гладкое, мерзкое тело. Симпатии по поводу внешности были взаимными. Я думаю, что как противен был для меня вид их бугристого бесформенного тела, так же у них вызывали отвращение правильные черты моего лица, наличие носа, губ и глаз. Все в моем облике было мерзко! Я чувствовал это и даже начал стесняться, как будто не они стояли передо мной голые и мокрые, а наоборот. Оказывается, понятие красоты и гармонии тоже может быть относительным…

Мои новые приятели-слизняки осмелели и зашевелились. Они явно пытались мне объяснить что-то или о чем-то спросить. Поднимали с пола своими неловкими конечностями камни и, дернувшись, роняли их под ноги. Движения пришельцев были неуклюжи и медленны, как у настоящих улиток. Через какое-то время я сообразил, что они пытаются бросить камень, но с такими спортивными данными это не получается. Я бросил камень и попал в стену невидимого купола, камень отскочил, как мячик, и упал мне под ноги. Странные гуманоиды начали приседать от радости и довольно громко захлюпали и замурлыкали беззубыми ртами.

Тогда я вызвался на роль тренера и стал, как мог, объяснять, что движения должны быть резче и увереннее. Наконец получасовые упражнения возымели успех, и у одного из пришельцев получилось — камень отрикошетил и влепил второму в то место, которое можно было считать лбом. Такого восторга мне не приходилось наблюдать со дня победы наших хоккеистов над чехами! Оба приседали с такой скоростью, которая для данной цивилизации, наверное, была просто космической. Простите за каламбур. Я продолжал свою тренерскую деятельность до тех пор, пока не увидел тень, упавшую из-за моей спины, и не услышал звуки, по моим догадкам выражавшие страх — это уползали прочь перепуганные улитки.

Я оглянулся и остолбенел от ужаса — за моей спиной стоял точно такой же гуманоид, но в два с лишним метра ростом! В его руках был камень, похожий на глиняный ящик. «Значит, я играл с пацанами, — понял я, — а теперь что будет?!»

Пришелец начал водить собранным в палец щупальцем по поверхности глиняного ящика. Из него ударил яркий желто-зеленый луч света. Мерзкое улиткообразное направило луч на меня, и я, потеряв равновесие, начал падать, но завис в воздухе, лишившись возможности шевелиться, как парализованный. Гуманоид двигал луч — вместе с ним перемещался и я. Он поместил меня на тот камень, который считался столом и выключил фонарь. Я хотел пошевелиться, но понял, что мышцы еще не пришли в себя, и это не удалось. Противная улитка, воспользовавшись моей временной беспомощностью, связала меня мокрыми скользкими ремнями, похожими на водоросли. Пришелец удалился, я остался один, с ужасом ожидая своей участи. Стало ясно — игры кончились, и меня ждет что-то страшное. Мышцам вернулась способность двигаться, но, туго стянутый зелеными в слизи ремнями, я не мог пошевелиться. Оставалось одно — реветь. Что я и сделал. Я кричал все громче и громче, звал на помощь отца и маму и жалел, что не улетел с экипажем…

Талгат закашлялся, прервал свой рассказ. «Что-то в горле дэрэнчить — трэба горло промочить», — предложил он и глянул на Владимира, который на этом заседании числился «на розливе». Инициатива была поддержана.

«Без пятнадцати одиннадцать», — сказал Герман. Олег все не возвращался. Было решено ждать не более чем до половины двенадцатого, а потом отправиться за ним и, применив грубую физическую силу, притащить на дачу…

Глава 4

Где Олег? Старые знакомые. Бег с препятствиями.

«Вот и сам с собой говорю».

Когда я слушаю спор боксера

и каратиста, то всегда думаю:

«Зато я быстро бегаю».

Олег выбрался из камышей и огляделся. Оказавшись на незнакомом участке дачного поселка, никак не мог сообразить, в какую сторону теперь идти. Начинало смеркаться, но небо обложено тучами, так что на звезды надеяться нечего. «Надо выйти на любую улицу и двигаться от реки, потом соображу» — решил Олег и прошел до первого перекрестка. Он знал, что река проходит через поселок, так что дачные участки оказываются на двух берегах. В каком месте он вышел — неизвестно, куда повернуть теперь — непонятно. Решил повернуть налево.

— Нельзя налево, только направо, — Олег услышал хорошо запомнившуюся фразу, сказанную когда-то хоронившими Степановну мужиками. Вздрогнув, оглянулся и с ужасом узнал одного из старых знакомых. Тот стоял, опершись на черенок лопаты с закатанными по локоть рукавами. На голых предплечьях красовалась татуировка — буквы, виденные на надгробных досках много лет назад. Несмотря на предупреждение могильщика, Олег бросился бежать в ту же сторону, куда и намеревался. Пробежав метров пятьдесят со скоростью, которую только позволяли развить болотные сапоги, он остановился и оглянулся. Мужская фигура продолжала стоять на том же месте и в той же позе. Теперь ее трудно было разглядеть на фоне густых, темных в сумерках деревьев. Олег снова побежал, как вдруг в другом конце улицы, шагах в двадцати, увидел второго участника тех событий — того, что был моложе. У него тоже была лопата, она лежала на плече, придерживаемая за черенок.

— Нельзя налево, только направо, — повторил он ту же фразу, почти лишая Олега рассудка.

Не задумываясь, тот перемахнул через забор и побежал, не разбирая дороги, по грядкам редиса и поздней клубники, превращая в кровавые пятна крупные спелые ягоды. Преодолев несколько заборов, постоянно меняя направление, Олег наконец выдохся и остановился, опершись руками на колени, дыша, как загнанная лошадь. Оглядевшись по сторонам, никого не увидел. «Ни хрена себе, я что, схожу с ума?» — произнес он вслух. Услышав собственный голос, испугался еще больше. «Вот и сам с собой говорить начал», — подумал Олег, выбираясь на незнакомую улицу. Становилось темнее. Теперь он окончательно заблудился. Как назло, нигде не было ни одного дачника — поселок был совершенно пуст…

Глава 5

Полдела сделано. Спасение. «Фантастики много читаешь, Талгатик».

Цена подарка редко зависит от его

стоимости в денежном эквиваленте.

Промочив горло, Талгат, Герман и Владимир вышли на воздух. Талгат и Герман закурили. На улице становилось все темней и пасмурнее. Моросящий дождь стучал по кровле домика и темно-зеленой крыше «двенашки». Вдохнув вечерней прохладной сырости, команда вернулась в дом. Герману и Владимиру не терпелось услышать продолжение истории.

— Я лежал, связанный по рукам и ногам, — продолжил рассказ Талгат, — и надеялся только на то, что сейчас вернутся наши и спасут меня. Тянул шею и вертел головой, стараясь понять, что меня ждет. Сбоку от меня, на таком же сыром и скользком, как и все вокруг, большом камне, были разложены другие камни, меньшего размера, с углублениями, намекающими на то, что это своего рода ящики. Немного приобщившись к этой странной культуре, я начал распознавать назначение предметов, сделанных сплошь из сырой, но очень прочной породы, похожей на глину. В глиняных ящиках были уложены камешки, стремившиеся к более правильной форме, все они были пронизаны насквозь и перепутаны разноцветными шлангами и проводами, похожими на дождевых червей и водоросли. Однако цветовая гамма любых предметов не выходила за рамки привычной на этом уродливом корабле. Это были все те же коричневые, желтые и зеленые цвета — смешанные и грязные. Увидев несколько удлиненных и даже слегка заостренных камней, я понял, что меня все-таки собираются резать и подключать к каким-то приборам и аппаратам. Отчаяние овладело мной. Собрав всю юношескую силу, я напрягся так сильно, что один из ремней не выдержал и, к моей величайшей радости, лопнул, расслабив правую руку. Со злостью, граничившей со страхом, я высвободил руку до конца, а затем развязал остальные державшие меня ремни, мокрые, словно обмазанные зацветшим киселем.

Но это было полдела. Теперь надо выбраться из корабля. Как найти пульт светового лифта? Как не нарваться на великана-улитку? Мной снова овладел страх и отчаянье. Выбравшись из-под колпака через отверстие, которое проделал, бросая камни, я решил прокрасться вглубь корабля, чтобы проследить за капитаном и попытаться распознать устройство, с помощью которого меня подняли на борт. Правда, забыл одно — недостаток кислорода! Когда вспомнил, было поздно. Все опять поплыло и закружилось. Пытаясь вернуться под купол, я сделал несколько шагов и провалился в темноту…

Придя в себя, я почувствовал себя в невесомости, открыл глаза и, ослепленный, понял, что снова нахожусь в пучке света и меня, наверное, опять уложат и свяжут, только на этот раз намного крепче. Слезы ручьями полились из глаз, надежда покинула меня.

Вдруг свет стал слабеть, и я увидел под собой родные кусты полыни. Меня медленно опускали вниз. Я посмотрел вверх — там, в неровном проеме, откуда шел луч, торчали две скользкие коричневые головы с улиточьими рожками. Черные отверстия глаз щурились от яркого света, будто улыбались. Казалось, я слышу, как они мурлыкают и булькают своими смешными кривыми ртами, безумно радуясь, что спасли своего тренера.

На улице снова была ночь. Понимая, что на землю инопланетяне не спустятся — слишком сухая для них среда, а из вагона меня лучом не достать, я закрыл дверь и улегся на кровать. Голова не успела коснуться подушки, как я уснул, словно провалился.

Меня разбудил рев самолетного двигателя. Наши вернулись, не найдя рыбаков. Те, скорее всего, загуляли в селе, куда отправились за продуктами. Решили заглянуть к ним в другой раз, а сейчас надо было лететь. Ветер стих, жара спала — можно опылять очередные гектары.

— Пап, вы что так долго? — спросил я.

— Да не так и долго, всего полтора часа, — оправдываясь, ответил отец.

«Так это сон, что ли?», — подумал я и глянул на часы — их на руке не было. Пошарил по карманам — часов и там не оказалось, зато я достал маленький синий камешек — он был сухой и твердый. Выйдя на улицу, посмотрел на небо, затянутое густыми белыми облаками. Недалеко от вагончика виднелась яма со следами костра. Диаметр и глубина ее были примерно пятьдесят на пятьдесят сантиметров. «Скорее всего, здесь варилась настоящая, пахнущая дымом густая уха», — успокаивал я себя.

— А мне инопланетяне приснились, — сказал я отцу, — страшно было!

— Фантастики много читаешь, Талгатик, лучше бы про животных почитал что-нибудь или про войну Отечественную…

— А теперь, господа — хит сезона! — сказал Талгат, закончив рассказ, и вытащил из-под футболки серебряную цепь, на которой висел камешек синего цвета, с черными точками. — Мой талисман, — загадочно, в улыбке Джоконды, поднялись уголки его губ.