Часть 2. Живописец ночей

Часть 2. Живописец ночей

Глава 1

Неожиданный подъем. «Таблетка». «Не извольте-с беспокоиться».

Мертвых боятся больше, чем живых.

А следовало бы наоборот.

Вы, конечно, помните, господа, что, отдавая долг Родине, я служил, как и вы, еще в Советской Армии. Но речь не об этом. Так вот, служил я в автобате, на Дальнем Востоке. Сначала меня посадили на КамАЗ и я почти полтора года катался с грузами по командировкам. Когда разъехались по домам очередные дембеля, место водителя командира части стало вакантным. Объявили негласный конкурс. Я его выиграл благодаря моему ротному. Без ложной скромности скажу, я был хороший водитель, в технике разбирался и ремонт старался делать вовремя.

УАЗик дали новый, я не знал проблем, появилось даже свободное время. Часто приходилось проводить его в ожиданиях. За эти полгода я прочитал столько, сколько, наверное, теперь не прочту за всю оставшуюся жизнь.

Постепенно я познакомился не только со всеми родственниками комбата, но и с людьми, имевшими косвенное отношение к его семейству. Приходилось возить «самого» и других офицеров нашей части. Я возил его жену и дочь по магазинам и салонам, возил отца, мать, тещу, даже каких-то не то родных, не то друзей, приехавших в гости из Австралии. Ко мне привыкли, полюбили, что ли. Бывал на свадьбах, днях рождения, похоронах. Подполковник иногда пересаживал меня за руль «Волги» или какого-нибудь «Жигуля». А однажды мне пришлось ездить на «таблетке» — санитарном УАЗе…

Как-то ночью, сразу после отбоя, меня разбудил дневальный. Звонил комбат, кстати, я называл его по имени-отчеству, конечно, когда рядом не было солдат или офицеров. Мне было велено немедленно приехать. Я быстро оделся, отправился в гараж, прогрел машину. На дорогу ушло не более пятнадцати минут. Комбат встречал меня у подъезда пятиэтажки в накинутой поверх майки спортивной куртке.

— Товарищ подполковник! Сержант…- козырнул я, но не успел доложить о том, что прибыл именно я и никто другой.

— Олег, у меня к тебе большая просьба, — подозрительно мягко начал подполковник.

— Слушаю, Андрей Николаевич.

— Помнишь, Светлану Петровну возил несколько раз к бабке в деревню? Ну, к той, что сглаз снимает, порчу, лечит что-то там? Дорогу помнишь?

— Конечно, помню.

— Хорошо, вон стоит «таблетка», садись и езжай за бабкой. С тобой едет ее родственник, зять или брат — не знаю! Короче, он для тебя «старший по машине». Все объяснит. Да, чуть не забыл! Вот командировочное. Завтра выспишься. Счастливо!

— Не извольте-с беспокоиться! Доставим-с в лучшем виде-с! — пошутил я. Подполковник как-то скупо улыбнулся, махнул рукой и исчез за дверью с кодовым замком, только появившимся в то время.

«Старшим по машине» оказался угрюмый мужик лет пятидесяти. Одет неплохо. Сухой, неприятно пахнущий табаком. Когда я уселся за руль, он представился:

— Николай,- и протянул мне крепкую жилистую руку.

— А что не на командирской машине? — поинтересовался я.

— Дорогу знаешь? — вместо ответа спросил Николай. Я кивнул. Он молча предложил закурить. «Кэмэл» — узнал я желто-коричневую непочатую пачку и с трудом, при помощи ногтей, выцарапал сигарету.

— Спасибо, — поблагодарил я и повернул ключ зажигания.

Мы быстро выбрались по пустым ночным улицам за город и сразу повернули на восток. Дорога проходила по краю густого смешанного леса. Иногда наш путь пересекали околки, вырвавшиеся за границу тайги. Тогда деревья гасили своими вершинами звезды, и мы видели только небольшой участок дороги, освещаемый светом фар. Я попытался завязать разговор:

— А что, Степановна жива, здорова?

— Умерла, — тихо, без какой-либо интонации произнес пассажир и закурил очередную сигарету. Больше он ничего не сказал, я счел неприличным навязываться. Так и ехали молча, уже минут сорок-пятьдесят. Хорошо накатанная полевая дорога то взлетала вверх на сопку, то так же круто падала вниз. Меня начало подташнивать от таких «полетов» и оттого, что Николай почти не делал пауз между сигаретами. Когда сделалось совсем дурно, я решил остановиться.

— Выскочу на пару минут, — извинился я и спрыгнул на землю.

— У нас мало времени. Мы должны похоронить Степановну до рассвета, — предупредил Николай. Я застыл в недоумении…

— Ее воля. И место она указала, — не дожидаясь моих вопросов, сказал Николай.

Ночь была темная. Звезды слабо светили сквозь облачную пелену. А месяц только-только начал нарождаться. Я отошел к заднему колесу машины… Мой пассажир выпрыгнул с обратной стороны и, вместо того, чтобы вдохнуть свежего воздуха, опять щелкнул зажигалкой. Стало тоскливо и тревожно, сердце сдавила обида на комбата, который дал такое странное задание. И что значит «мы» должны похоронить? «Ведь наверняка полковник знал, что предстоит мне пережить в эту ночь», — думал я.

Нет! Не знал комбат, какие приключения ждут меня, не мог и я представить себе такого!

В пяти километрах от поселка Партизанский, пункта нашего назначения, дорога пересекалась другой. Мой новый знакомый тоном, не принимающим возражений, велел повернуть направо:

— Запоминай, поедешь сюда с мужиками. Когда похоронят Степановну, поставишь свечку, зажжешь и сразу езжай в город. Мужиков оставишь, они сами доберутся. Надо успеть до рассвета, а то бабка не простит. Делай так, как я тебе сказал. Никого не развози, свечку должен зажечь ты, уезжай до рассвета! — Николай говорил тихо, но я чувствовал в его голосе тревожные нотки. Стало жутковато. Чтобы успокоиться, списал тревогу на то, что ночью все видится в другом свете. Я хотел спросить, почему он сам не поедет хоронить бабку, но не успел открыть рот, как странный знакомый достал из внутреннего кармана мятую пачку денег и протянул мне одну купюру со словами:

— Ничего не спрашивай, Андреичу про деньги не говори.

Я сунул сто долларов в карман и подумал: «Солдат спит, служба идет. Какое мне дело до чужих проблем?»

От перекрестка ехали еще минут сорок. Наконец у края надвинувшегося темной стеной леса Николай поднял руку, давая понять, что надо остановиться.

Здесь и находилось кладбище. Было очень темно. Я разглядел лишь несколько поросших травой холмиков, покосившийся деревянный крест да четыре надгробные плиты. Когда глаза немного привыкли к темноте, стало ясно, что это даже не плиты, а широкие, довольно толстые доски, используемые как надгробия. На досках были вырезаны какие-то знаки, похожие на синтез иероглифов и кириллицы. Николай не дал рассмотреть это «народное творчество». Показав, где находится свежевырытая могила, взял меня за локоть и повернул лицом к машине: «Поехали, нет времени». Я пригляделся к циферблату, было четверть третьего. Почему-то сам начал беспокоиться и даже прикинул: «Осталось часа полтора до рассвета»…

Глава 2

«Нельзя налево, только направо». Странные похороны.

Когда в жизни случается плохое,

хочется думать, что это сон. Когда снится

что-то хорошее, хочется верить, что это явь.

Назад ехали быстрее, до Партизанского добрались не более чем за полчаса. Из кирпичного, на высоком фундаменте, дома два довольно приличных мужика вынесли открытый гроб и впихнули его в салон, отгороженный от кабины стеклянным раздвижным окошком. Крышку прислонили к сиденьям вдоль кузова машины. Оба уселись по другую сторону. Все делалось быстро и как-то обыденно. Как будто грузили старый диван, а не провожали покойника. Людей было мало, не больше десяти человек. Молчали. Никто не плакал, не причитал. Не чувствовалось траурной торжественности, и на душе сделалось еще тоскливее. Николай захлопнул заднюю дверь и подошел к открытому окну кабины.

— Если не успеете до рассвета, вези обратно, — коротко напутствовал он меня и махнул рукой в том направлении, куда нам предстояло ехать.

Все происходящее казалось довольно странным. Хотелось найти оправдание таким необычным похоронам. Не придумав объяснения, я, наконец решил воспользоваться лучшим правилом на свете, подходящим к такому случаю: «Не мои проблемы», и немного надавил акселератор. В салоне за спиной тускло горел потолочный фонарь. Я глянул в зеркало заднего вида, и мне вспомнился французский художник начала семнадцатого века Жорж де Ла Тур, прозванный «живописцем ночей». Картина, представившаяся моему взору, была достойна его кисти: две мужские фигуры, выхваченные из темноты слабым светом, гроб, стоящая на боку крышка. К счастью, мне почти не было видно покойной, только нос и светлое пятно лба. Я чувствовал усталость, даже слабость. Временами казалось, что все происходит не со мной либо просто снится.

Наконец доехали до знакомого перекрестка. Я повернул налево и вздрогнул, услышав стук из салона. Мужчина, что сидел ближе, кричал и показывал жестами, что надо ехать направо. На руке, высвободившейся из рукава, красовалась татуировка со знаками, похожими на те, что я видел на надгробных досках. Но в самом облике пассажира ничего необычного не было. Второй мужик, с чертами положительного героя, кивал, выказывая полную солидарность со своим товарищем. Я открыл переборку и начал доказывать, что лучше знаю, куда ехать.

— Если мы ехали в село и повернули направо, значит, из села надо ехать налево! Логично?

— Нельзя налево, только направо, — на все мои доводы дуэт дружно твердил одно и то же.

Наконец терпение кончилось. Сказывалось утомление последними событиями. В сердцах, задвинув створку, я поехал туда, куда считал нужным. Хотелось поскорее покончить со всем, так что сам не заметил, как сильно прибавил скорости, резко объезжая дорожные неровности. Машину подбрасывало на кочках и сильно кренило на виражах…

Сзади, в салоне, раздался какой-то грохот и сразу же стук в окно-пе¬регородку. Резко остановившись, я посмотрел назад — гроб лежал на боку, покойница вывалилась из него. «Положительный» покрутил пальцем у вис¬¬¬¬ка, и оба принялись укладывать тело на прежнее место. В какой-то момент голова покойной сильно откинулась назад, и мне вдруг показалось, что она сквозь прищуренные веки посмотрела на меня с укоризной. Чтобы не видеть происходящего в салоне, я отвернулся к лобовому стеклу.

Когда снова поехали, было без двадцати четыре. И опять вспомнилось, что наказывал Николай. Минут через десять машина уперлась в подножие сопки. Дорога закончилась, но кладбища не было. Меня охватило отчаяние. Разум отказывался понимать происходящее, в какое-то мгновение показалось, что я схожу с ума.

— Мы говорили, надо направо, — упрекал первый.

— Логично, не логично, умник нашелся, — ворчал второй.

Мне хотелось только одного — избавиться от похоронной команды, от гроба, крышки, свечи в кармане и укатить восвояси. Мне так захотелось в свою часть, гараж, казарму — куда угодно, лишь бы все это поскорей закончилось!

— Держите гроб! Крепко держите! — крикнул я, метнув такие молнии, что мужики вдруг присмирели и вцепились в края гроба, приготовившись к гонке.

Когда машина проскочила перекресток, начало светать. Не сбросив скорости, я мчался дальше. Гроб подпрыгивал, отрываясь от пола, вместе с ним подкидывало сопровождающих. Меня самого то трясло, то полностью отрывало от сиденья. В общем, на похоронную процессию это мало походило. И если бы кто со стороны сказал: вон, мол, покойника везут, то я думаю, что его тут же скрутили бы и увезли в психиатрическую клинику.

Глава 3

«Против таких аргументов не возражают». Рассвет. Утренние кошмары.

Если на тебе креста нет, это еще

не значит, что ты ни во что не веришь…

Наконец подъехали к кладбищу. Почему оно оказалось в противоположной стороне, я просто не хотел уже думать. Спрыгнув на землю, сделал несколько наклонов корпуса назад и вперед. Похоронная команда и не думала выходить из машины.

— Эй, вы что, офигели?! Давай быстрей! Николай сказал, что до рассвета похоронить надо.

— В курсе. Хоронить не будем. Уже рассвет, — уперлись мужики. Действительно, начинало светать. Облачность рассеялась, звезды с каждой минутой заметно гасли, и слегка порозовело небо на востоке.

— Да какой рассвет, ночь еще, — уговаривал я, но они сидели, насупившись, опустив головы, как нашкодившие коты. Мне стало страшно, что придется везти покойницу обратно в Партизанское. Тогда это уже никогда не кончится! Решив не сдаваться, во что бы мне это ни стало, я достал из нагрудного кармана стодолларовую купюру, подаренную Николаем.

— Против таких аргументов не возражают, — уверенно произнес я и похрустел банкнотой. Звук возымел на упрямцев магическое действие. Тот, что казался старшим в команде, спрыгнул наружу.

— Хорошо, — сказал он и ловко выхватил заветную бумажку. — Но это твое решение. Твое, поклянись богом.

— Вот те крест! — согласился я и неожиданно для самого себя перекрестился.

— А ты крещеный?

— Конечно, — соврал я и испугался, что меня заставят предъявить крестик.

— Хорошо, — опять сказал старший и скомандовал: — Артем, будем считать, что рассвет еще не наступил, давай на меня…

Вытащили гроб, поставили на краю ямы и принялись прилаживать крышку. Я знал, что знахарку звали Степановной. Видеть ее ни разу не приходилось. Мертвая была похожа на артистку, специально загримированную под сказочную колдунью: щеки глубоко провалились, тонкий греческий нос загнулся и казался накладным. Жесткие седые волосы выбились из-под косынки и растрепались, видимо, когда она выпала из гроба. Покойная в молодости была брюнеткой, так как в густых бровях вперемежку с седыми волосами оставалось много черных. Странное дело, мне приходилось видеть покойников — всегда казалось, что это просто восковая фигура, в этот раз такого впечатления не было. Я списал это на усталость и на то, что было еще довольно темно. Где-то глубоко в лесных зарослях проснулись первые птицы. Живое щебетание вывело меня из оцепенения.

— Все, поехал, — сообщил я свое решение и добавил, оправдываясь: — мне сказали, что вы сами доберетесь.

Тот, кого я считал старшим, кивнул, продолжая заниматься своим делом, и даже не поднял головы. Второй вообще не удостоил меня своим вниманием. Я не удивился. Я уже ничему не удивлялся, поскорей забрался в машину и дал задний ход.

Когда машина проделала чуть больше половины пути, уже совсем рассвело. Меня начало страшно клонить в сон, бороться становилось все труднее. Свернув на небольшую опушку на окраине леса, я остановил машину в незаметном с дороги месте и, устроившись поудобней, уснул.

Сон прервало ощущение дискомфорта. Что-то твердое давило бедро. Перевернувшись на спину, продолжая лежать на сиденьях, я пошарил в кармане х/б и нащупал какой-то длинный гладкий цилиндр. Это была свеча, которую дал Николай. Она не была похожа на те, что ставят в подобных случаях. Примерно два с половиной сантиметра в диаметре, грязно-белого цвета, как простая хозяйственная. «Как же я забыл?! Ну и что, почему он сам не поехал?! Кто для меня эта бабка?!» Я совсем не отдохнул, ночные происшествия казались теперь глупым фарсом, разыгранным странными людьми. Сон снова начал путать мысли, веки сомкнулись. Я открывал и снова закрывал глаза, пытаясь окончательно пробудиться и продолжить путь.

Где-то рядом хрустнула ветка, потом еще раз. Послышался звук: кто-то медленно шел по мягкому ковру из упавших разноцветных листьев. Я лежал и смотрел в боковое стекло сквозь ресницы из-под неплотно сомкнутых век. Видел в окне желто-зеленые пятна листвы и мерцание солнечных зайчиков… Легкая тень пробежала по окну, я приоткрыл глаза.

— А-а-а-а! — крик, вырвавшийся из моей груди, мог привести в трепет самые мужественные души — на меня смотрела мертвая целительница! Зло нахмурив лохматые брови, она грозила костлявым пальцем. Резко приподнявшись на сиденьях, я отпрянул к противоположному окну. Старуха исчезла… Приснилось, подумал я, но как только сел на водительское место, она снова появилась в противоположном окне, грозя мне пальцем. Признаюсь честно, я боялся лишиться чувств, но первой моей реакцией было — защитить себя чем угодно. Нагнувшись, схватил с пола монтировку, а когда выпрямился, старуха снова спряталась. «Скорей отсюда!» — решил я и, резко развернув машину, выехал из леса.

Оказавшись на открытом пространстве, залитом солнечным светом, я быстро пришел в себя. Страх пропал, сердце, еще минуту назад колотившее в грудную клетку, успокоилось и притихло. Стало стыдно. Чтобы доказать, что на мнение «второго Я» мне абсолютно плевать, я закурил и минут пять спокойно походил вокруг машины. При этом монтировка оставалась в кабине. Окончательно стряхнув оставшиеся впечатления, бодро влез в кабину и поехал по направлению к городу. Благополучно добрался, пересел на командирский УАЗ и отправился в часть.

С полковником мы ни разу так и не обсуждали эту командировку. В Партизанское больше не посылали. И это меня совсем не огорчало…

Глава 4

«Нас должны снести». Дом с «удобствами» на улице. «Привет, Степановна!»

Мысль материальна. Мы сами

создаем для себя ситуации.

— И что, больше Степановна тебя не проведывала? — выдержав паузу, поинтересовались слушатели. Настроение компании было мрачно-тревожное. Чтобы взбодриться, выпили и пошли курить на воздух. Черное небо было усыпано мелкими искорками звезд, на севере горела ровно отрезанная половина луны. Друзья вышли за калитку и выстроились вдоль забора, лицом к нему… На темном фоне стены висел желтый прямоугольник окна. Может быть, так Малевич придумал свой «Черный квадрат», поменяв местами фон и фигуру? Слабо освещенные лунным светом, не шелохнувшись, стояли мрачные силуэты деревьев. Что-то гоголевское чувствовалось в этом тихом ночном пейзаже. Свежая ночная прохлада скоро снова загнала в дом.

— Вы позволите закончить?- спросил Олег. Друзья не возражали, напротив, удобней расположились на своих прежних местах и приготовились слушать — несмотря на поздний час, спать никому не хотелось.

— Когда я собирался на дембель, среди прочих вещей, которые хранились в гараже, я случайно обнаружил ту самую злополучную свечу, которую забыл поставить на могилке. Не знаю, что в тот момент двигало мной, — уложил ее в чемодане среди прочих вещей.

Примерно месяцев пять я был уже гражданским человеком. Все события той страшной ночи стерлись, я почти не помнил даже лиц персонажей. Работа, суета и быт разделили мою жизнь на «до» и «после», а сама служба в армии виделась неким барьером между отрезком «до» и прямой, стремящейся к бесконечности.

Жил я тогда в доме на трех хозяев. Квартира досталась мне по наследству, от бабушки. Дом был старый, с «удобствами» на улице, обитатели, включая меня, плохо ухаживали за ним, надеясь на скорый снос. С того момента, когда впервые переступил порог, я слышал: «Нас должны снести». И еще несколько лет после того, как я пришел из армии, дом жил «на чемоданах». Моя квартира состояла из холодной прихожей, кухни и квадратной комнаты, служившей и спальней, и гостиной.

Дом находился на краю города, в пятидесяти метрах от речки. Чтобы порыбачить или искупаться, можно было босиком выйти и пересечь дамбу, которая служила бульваром для прогулок горожан.

В один прекрасный летний день, накупавшись с парнями, жившими по соседству, я так устал, что, не обедая, прилег вздремнуть. Видимо, старые стены хорошо впитывают информацию — мне часто снилась моя бабушка. Сны, в которых она присутствовала, были всегда добрые, бабушка с малолетства воспитывала меня, и я до сих пор помню ее сильные ласковые руки. Спал я крепко, но чутко, как сторожевая собака. Поэтому сразу услышал, как кто-то тихо открыл дверь и вошел, остановившись в проеме из кухни в ту комнату, где лежал я. Кровать располагалась вдоль стены, в которой находился проем. Я не мог видеть, кто в нем стоит. Наконец посетитель шагнул, и на мое лицо упала тень. Я подумал, что зашел кто-то из парней, с кем купались сегодня, — они обещали прийти ко мне с пивом. Пытаясь побороть сон, приподнял тяжелые веки, — в ногах у меня стояла бабушка. Мне казалось, что я все еще сплю, но она вдруг сделала неясный, но очень знакомый жест. Мгновенно распахнув глаза, я вдруг увидел, что это не моя бабушка, а та самая мертвая целительница опять грозит мне пальцем! «Уйди, уйди!» — поджав к себе ноги, кричал я и в ужасе махал рукой. «Уйди, уйди!» — чтобы не видеть ужасной старухи, я зажмурился. Неожиданно хлопнула дверь в прихожей. Продолжая кричать, я осмелился глянуть — страшная гостья исчезла. Решив, что это все-таки сон, и немного успокоившись, я занялся приготовлением к посиделкам с друзьями…

— Да-а-а…. Обиделась на тебя колдунья, — высказал предположение Талгат.

— Конечно, ты ей такое ралли устроил! — поддержал Владимир.

— Неспокойно мне как-то, — с задумчивым видом сказал Герман. — А бабулька, которую на дороге видели, похожа по описанию на Степановну… Может, пора спать, господа? — добавил он, зевая.

— А кто в кухне ляжет? Найдутся смельчаки?

Решили тянуть жребий. Короткая спичка досталась Олегу. После собственного рассказа, когда в подробностях пришлось вспомнить то неприятное приключение, и от мысли, что придется находиться одному в отдельной комнате, стало жутковато. Олег предложил выпить перед сном. Выпили и улеглись. Но спать не хотелось. Друзья долго переговаривались лежа, пока опять не вышли на тему, которая, казалось, была уже закрыта.

— Я думаю, если считать гипотезу о параллельных мирах не слишком фантастической, то можно предположить…

— А почему, сударь, вы называете ее фантастической? — перебил Талгат Владимира, — кто отрицает существование радиоволн или электричества? Если мы чего-то не видим, более того, не можем объяснить, это вовсе не значит, что этого не существует…

— «На антресолях, над кухней жила бабушка. Она жгла у себя наверху керосиновую лампу с рефлектором. В электричество она не верила…» — процитировал Олег из бессмертного «Золотого теленка».

— Не хотелось вспоминать, — неожиданно признался Герман, — но, если вы успели заметить, господа, разговор все время крутится вокруг снов и бабушек. Так вот, как говорил знакомый Олега, «у меня был аналогичный случай». Я могу рассказать историю, в которой главные действующие лица — ваш покорный слуга и… Лучше все по порядку. Если спать не хотите, конечно.

Предложение приняли единогласно. Голос Олега можно было принять за два, ему так не хотелось оставаться одному в отдельном помещении.

Вскипятили чайник. Свежезаваренный напиток распространял приятный бодрящий аромат. Несколько глотков горячего чая совершенно сняли остаток сонливости. Полуночники расселись на привычные места, и, помня золотое правило: не ужинать после шести, каждый взял что-нибудь пожевать: кто тарелку с остатками салата под майонезом, кто просто свежий хрустящий огурец или горсть стручков зеленого гороха. Видя такую «боевую готовность», Герману ничего не оставалось, как начать повествование.