Часть 9. Наследница Козыбая

Часть 9. Наследница Козыбая

Глава 1

«Главное — избавиться от старухи». Совет на кухне.

Неожиданная родословная.

Кроме памяти, существует еще

память крови. Как раз она и толкает

иногда на непонятные даже для нас

самих поступки.

Почти вся компания была в сборе. Не было только Талгата. Он добирался на маршрутке.

Водить машину он не умел и не любил, поэтому ее у него не было. Чтобы вы, уважаемый читатель, не заподозрили его в недостатке мужественности, скажу, что он, как и все парни того поколения, отслужил в армии и даже имел разряд по боксу. Да, согласен, редко встречаются мужчины, абсолютно равнодушные к автомобилям. Но ведь встречаются? Сам знаю пару-тройку таких индивидуумов.

Талгат сидел на заднем боковом сиденье «Газели». Все места были заняты, но водитель, как это часто бывает, «в погоне за сверхприбылью», брал всех, кто умел махать рукой. В общем, салон был забит пассажирами. За «Газелью», находившейся в плотном потоке машин, ехал старенький «паджерик» (в марках автомобилей Талгат разбирался). Сквозь слабую тонировку хорошо было видно находившихся внутри. На переднем сиденье, на руках матери сидел щекастый мальчишка лет пяти. Перспектива быть оштрафованными почему-то не пугала родителей. Стоило Талгату глянуть на малыша, как он начинал корчить рожи, оттягивая уши. Мать легонько шлепала малыша по рукам и смущенно улыбалась, глядя на Талгата, беззвучно шевеля губами. Наш герой улыбнулся, показал мальчишке язык и повернул голову в сторону движения маршрутки. Из-за стоявших между сиденьями впереди почти ничего не было видно, Талгат глянул через головы сидевших, и ему показалось, что на длинном сиденье вдоль водительской кабины, рядом с другими, лицом к нему сидит старуха, напугавшая его на даче, когда он задремал под яблоней. Он вскочил и начал пробираться вперед, тем более что приближались к остановке, на которой надо было выходить. Старая ведьма смотрела на него, прищурив глаза, потом отвернулась к лобовому стеклу, и лица ее стало не видно. Давление подскочило, кровь застучала в ушах.

— Степановна, — обратился Талгат к женщине и тронул ее за худое острое плечо. Когда вокруг было столько людей, он не чувствовал страха, как тогда, в пустом дачном поселке.

— Что такое? — обернулась старушка к незнакомцу. Нет, эта была вполне симпатичная пожилая женщина, совсем не похожая на колдунью.

— Простите, обознался, — смутился он и повернулся к двери…

Было восемнадцать двадцать, когда Талгат вошел в квартиру Германа. Владимир с Олегом сидели на кухне, на столе стояла батарея запотевших бутылок с пивом. Возле каждого лежала гора объедков вяленого леща.

Кухня была не очень просторная, но со вкусом отделанная и очень уютная. Мебель из массива ореха ярко контрастировала с белыми матовыми стенами. Плитка в рабочей зоне тоже была белая с редкими тонкими, едва заметными вертикальными полосками песочного цвета. Кухонная мебель, стол и стулья — все было выдержано в классическом, но без резьбы и пестрых тканей, стиле.

— Жутко извиняюсь, господа, за опоздание, — уселся на приготовленное для него место Талгат, поприветствовав собрание жестом Гагарина, когда тот сказал «Поехали». — Я смотрю, вы тут не очень без меня скучали — вы пришли рыбу жрать или пиво пить?

— Рады тебя видеть без петли на шее, — так же «ласково» встретил его Владимир приветствием пиратов, разбойничавших некогда на просторах мирового океана.

— Простите, сударь, руки не подаем — рыба жирная, — сказал Олег и для достоверности показал пальцы, вытирая их вафельной салфеткой. — Меня пытали, изверги — не давали пива, но я ничего не рассказал. Теперь слушайте. Я сам горю от нетерпения рассказать услышанное от Ильясовича.

Олег в подробностях рассказал все о карахайдарах-черенгерах, о Пузыре, Захаре и Светке. О том, как сгорела древняя копия черной доски, а поджигатель попал в психиатрическую клинику. Временами рассказ прерывался вопросами, тогда Олег успевал откусить маленький кусочек рыбы и запить его большим глотком холодного пива.

— Хороший сюжет для мистического фильма, — высказал свое мнение Герман, когда рассказчик закончил повествование словами: «Это все. Что теперь делать? Может, действительно сжечь доску, пока у нас самих все нормально с жестким диском?»

— Не знаю, как у кого, но мне сегодня, когда я ехал сюда, опять старуха померещилась, — сказал Талгат.

— Не хотел признаваться, — тихо промолвил Герман и так же тихо, как будто не очень хотел, чтобы его услышали, добавил: — Вчера, когда я с сыном в парке гулял, мне тоже показалось, что в глубине аллеи, на лавочке эта ведьма с мужиками сидела, а те в руках лопаты держали. Может, работники парка посадкой занимались, но мне они очень не понравились — все время, пока я видел их, смотрели в мою сторону.

— Надо что-то делать, господа, — уверенно сказал Талгат.

— Главное — избавиться от старухи. Чтобы избавиться от нее, мы должны понять, чего она хочет от Олега.

— У нас есть доска, которую нам подкинули, чтобы мы попали к Каиржану Ильясовичу и тот зачем-то рассказал нам ее историю, — включился в рассуждения Владимир.

— Значит, дело в символах? — сделал предположение Олег.

— А почему тогда академик не дал переписать их значения? — спросил Талгат. — Кстати, а ты ничего не запомнил?

— Я даже пытался записать вчера кое-что, пока память свежа. Сейчас, — Олег вышел в ванную, помыл руки и вернулся на прежнее место. Потом он достал из заднего кармана джинсов свернутый лист бумаги, вместе с ним выпала еще какая-то бумажка — это был номер телефона Шолпан.

— Я совсем забыл, господа! — воскликнул радостно Олег, как будто вспомнил про «уведомление о праве на наследство». — Я вчера с та-а-акой девушкой познакомился! Она у профессора подрабатывает, готовит, убирает. Шолпан зовут. Красавица, студентка, не комсомолка. Она мне номер телефона дала, сказала, знает, что мне делать.

— Ну, ты даешь! С этого надо было начинать! — воскликнул Талгат.

— С того, что красавица, или с того, что знает, что мне делать?

— Наверное, старик поделился с ней твоими проблемами или она банально подслушала, когда он с Тимофеичем говорил.

— Конечно, если только она тоже не ясновидящая какая-нибудь. Последнее время только и слышим про всяких ненормальных, — сделал предположение Герман.

— Норма — понятие относительное, — попытался разжечь диспут Владимир, но Герман не обратил внимания на его слова и предложил Олегу немедленно позвонить его новой знакомой…

Шолпан была свободна, согласилась взять такси и приехать по указанному адресу.

— Всем привет, — сказала девушка, войдя в кухню. И снова Олегу показалось, что в помещении стало светлей. Джентльмены бросились уступать даме место, Шолпан выбрала стул, на котором сидел Олег, а он потеснил сидевших на угловом диванчике Владимира и Талгата. Сначала поговорили на отвлеченные темы, поинтересовались насчет учебы. Когда пошли комплименты по поводу физических данных гостьи, Шолпан поставила на стол бокал с пивом, который так и не смогла осилить в течение получаса и громко сказала:

— Мальчики, я привыкла к комплиментам, скажу больше — они давным-давно приелись мне, так что не соревнуйтесь в красноречии. Пора говорить о главном, — милое смуглое личико девушки, посерьезнев, стало еще красивей.

Все замолчали в ожидании «главного».

— Я все знаю. Да, подслушала разговор Ильясыча с Тимофеичем. Я могу дать адрес целительницы, по-казахски таких называют «баксы» (с ударением на последнем слоге). Это не значит, что за свою работу она берет «зелеными». У нее нет прайс-листа, но бабка не промах — может потом попросить помощи, узнав, чем зарабатываешь на хлеб. Палку никогда не перегнет. Всем подряд не помогает. Только если видит, что человек действительно нуждается в помощи. Апа — моя дальняя родственница. Я напишу записку, она примет тебя.

— Она что, так хорошо помнит твой почерк? — спросил Олег.

— Ей этого не надо. Она видит, кто писал. Ты забываешь, что она не простая бабка.

— Она действительно что-то может? — засомневался Талгат.

— От ходоков отбоя нет. К тому же я сама была ее пациенткой, и моей подруге она помогла — у нее парень в армии погиб, так она потом семь лет не могла замуж выйти — каждому жениху являлся, пока тот не свихнется или не бросит ее. Предупреждаю: странная бабка, с ней невозможно нормально говорить, все какие-то загадки.

— Опять как в кино, — вздохнул Герман.

— Как в хреновом кино, — добавила Шолпан уже знакомое выражение, — но это правда.

Адрес, который дала Шолпан, продолжал тему «хренового кино» и звучал похоже на «поди туда — не знаю куда», а именно: девушка назвала область и район, но где могла быть в данный момент кочевавшая с пастухами апа, сказать не представлялось возможным. Искать ее надо было в Акбасарском районе, о котором уже говорилось в одной из глав.

— Мы уже слышали об акбасарских степях от Сергея Тимофеевича, — похвастался Герман. — Он нам рассказывал легенду о древнем роде Козыбая, о том, что Ильясыч лично держал в руках ожерелье, сделавшееся яблоком раздора между двумя родами, и что он был знаком с последней представительницей рода Козыбая.

— Не может быть! — воскликнула Шолпан удивленно. Она так разволновалась, что даже снова присела на стул, хотя уже стояла в дверном проеме, собираясь уходить.

— Значит, Каиржан Ильясович знаком с моей бабкой или прабабкой, не знаю, кем она мне приходится! Поистине, ничто в этом мире не случайно! Кстати, джигиты, перед вами — представительница этого древнего рода. — Шолпан встала и, словно манекенщица, демонстрирующая наряд, несколько раз поменяла позу. — Прошу любить и жаловать. Так что бабка Жания — не последняя, хотя она и дальняя, но родственница.

— А сколько же ей лет сейчас? Если профессор видел ее еще молодым, а ей тогда уже было за восемьдесят….

— Последний раз я была у нее в прошлом году. Верхом она, конечно, уже не ездит, но передвигается без посторонней помощи, и даже очень резво. Говорят, ей больше ста лет, сколько точно — никто не знает.

Герман вызвал такси, а Олег проводил девушку до машины и сразу рассчитался с водителем.

— Спасибо тебе, Шолпан, — сказал он на прощанье.

— «Спасибом» не отделаешься, — улыбнулась Шолпан и протянула парню руку. — Когда пообщаешься с моей бабкой, обязательно позвони.

Олег взял ее тонкие длинные пальцы в свою ладонь и легонько пожал. Как-то странно и сладко защемило при этом сердце.

Глава 2

«Ты что, сопляк?! Я тебе уши надеру!» «Резиденция» бабки Жании. Очень близкое знакомство с пациентами.

Чтобы освободиться от собственных

комплексов, нужно время. Иногда на это

может уйти вся жизнь.

Опустим подробности трудовой недели и начнем с того, что четверо приятелей запаслись всем необходимым и отправились в Акбасарский район на поиски баксы по имени Жания.

Асфальтированная трасса почти вся была неплохая, и компания часа за четыре добралась до города. Теперь предстояло выяснить, в какой стороне располагаются пастбища. Герман сам был родом из Акбасара, правда, увезли его, в связи с переездом, в раннем детстве, и поэтому он совершенно не знал города. Дорога привела к железнодорожному вокзалу. Опросив нескольких случайных прохожих, более-менее определились, с чего надо начинать поиски. Въехав в частный сектор, принялись расспрашивать хозяев домов, где явно держали домашний скот.

Действительно, ничего не бывает случайно — старик в маленькой зеленой тюбетейке догадался, кого они ищут. Невысокий, с острой длинной бородой, пожилой казах удивительно походил на сказочного старика Хоттабыча. Казалось, что сейчас он вырвет волос из бороды, скажет: «Трах-тиби-дох», и таинственная целительница сама появится перед ними.

— Надо ехать прямо, туда, — показал он направление. — Будет мост и речка, возле речки дорога идет…- начал он объяснять на русском языке, но потом похлопал Талгата по руке и продолжил объяснение уже по-казахски. Талгат кивал головой и подтверждал то, что он понял словами «жяксы» и «жярайды».

— Рахмет, аксакал. Мен бельмейм, — сказал он старику на прощание и пожал его руку двумя своими.

Приняв гордую осанку, как положено штурману, Талгат сел рядом с водителем и молча, академическим жестом вождя пролетариата указал направление «верной дороги», по которой необходимо двигаться «товарищам».

Акбасар — небольшой провинциальный городок, так что очень скоро машина выехала на просторы казахской степи.

Дорога долго шла вдоль берега реки. Выбрав удобное место, «девяносто девятая» остановилась — решили искупаться. День стоял жаркий и безветренный. Черная пластиковая панель приборной доски покрылась слоем пыли — боковые стекла были полностью опущены. Реку будто подогрели кипятильником, место было неглубокое и неширокое. Спокойная, почти недвижимая гладь воды лишь иногда покрывалась мелкими воздушными пузырьками или разбегавшимися от середины кругами, которые возникали при появлении легких, почти невесомых, жуков водомеров.

— Жаль, удочку не взял,- вздохнул Олег.

— Мы что, на рыбалку за столько верст ехали? — удивился Талгат, снимая кроссовки, — ты уже порыбачил как-то, потом сутки тебя искали.

Пока Талгат, Герман и Владимир купались, Олег, быстро окунувшись, набрал ведро теплой зеленоватой воды и добавил в нее специального моющего средства. Вода немного вспенилась и приятно запахла свежим лимоном. Протерев влажной тряпкой панель, внутреннюю облицовку дверей и остальные пластиковые детали салона, Олег выплеснул из ведра на диск переднего колеса и присоединился к товарищам.

Перекусили и поехали дальше. В какой-то момент река плавно повернула налево от дороги, и путники оказались посреди идеально ровного, поросшего разнотравьем поля. Чем дальше отъезжали от жилья, тем больше дорога обрастала низкой жесткой травой, зато пыль теперь не летела в салон автомобиля. Голоса тысяч насекомых сливались с шумом работающего двигателя.

Примерно через полтора часа на горизонте затемнели колеблющиеся в расплавленном воздухе силуэты пасущихся животных. Издалека они сливались в сплошную черно-коричневую линию. По мере приближения формы и цвета обретали ясность, линия начинала делиться на совершенные по своей пластике лошадиные фигуры. Ощущение настоящей природной красоты и свободы переполнило души наших героев. Отчего-то стало чисто и легко на сердце, как когда-то в далеком безвозвратном детстве…

Хозяин юрты, загорелый чабан примерно тридцати лет, разлил свежий охлажденный кумыс по пиалам и принялся расспрашивать случайных гостей о том, кто они, откуда и какова цель поездки. Когда услышал о том, что друзьям нужна апа Жания, он усмехнулся, вытер усы и бороду ладонью, потом вышел наружу и закричал звонким, поставленным как у певца, голосом:

— Гуля! Иди сюда, тут люди бабку Жанию ищут!

Через пару минут он вернулся с высокой худенькой женщиной, тоже лет тридцати. В отличие от сильно загорелого мужа, кожа лица и рук ее была белой, как будто имела невероятную способность отражать жгучие ультрафиолетовые лучи.

— Ой, ребята, «апашка» такая вредная стала — хорошо если просто выгонит, а то еще и собак спустит. К ней многие ездят, многие ни с чем и возвращаются.

— У нас записка есть, от ее родственницы, Шолпан зовут, обещала, что такой документ имеет силу пропуска.

— Вы Шолпанку знаете?! — удивилась Гуля. — Как она там?

Поговорили о Шолпан, о жизни в большом городе. Потом о жизни на пастбище. Постепенно разговор перешел на политику, в общем, как всегда.

Когда попрощались с Гулей и Абаем, было почти пять вечера. Теперь предстояло ехать по степи, без дороги. Поле почти не имело ям и кочек, тем не менее, двигаться стали медленней, так как слово «почти» означает, что кочки и ямки все же попадались, и конечно, в самые неожиданные моменты. Ориентиром служила высоковольтная опора, постепенно вырастающая на горизонте.

До опоры не доехали — справа, как из-под земли, сразу вырос огромный табун лошадей. Видимо, в этом месте была низина — как-то слишком быстро открылась панорама. Трава здесь казалась зеленей и гуще. Рядом с табуном паслось небольшое стадо баранов и десятка полтора ярко-рыжих и коричневых коров.

Друзья сразу заметили «резиденцию» баксы Жании. Неподалеку от расшитой орнаментом юрты стояло пять легковых машин. Среди них выделялся большой, цвета слоновой кости внедорожник. Некоторые автомобили накрыли чехлами, другие ослепительно блестели, отражая беспощадные солнечные лучи. В стороне от этой, сразу бросающейся в глаза юрты, стояли еще две. Обе — меньших размеров, спокойной серо-коричневой расцветки. Под навесом, накрытым камышовыми матами, стоял деревянный стол — метра два длиной. Поверхность столешницы была обтянута клеенкой с рисунком в мелкий частый цветочек, кое-где на клеенке виднелись разрезы от неаккуратного обращения с ножом. Края этих «резаных ран» прижали стекольными гвоздями. Две толстые свежеоструганные доски лежали на подставленных под них пеньках и служили лавками. Рядом с навесом стояла буржуйка в виде бочки с трубой. Труба была приварена близко к краю, а на свободной поверхности разместились кастрюля и чайник. В метре от большой юрты виднелось что-то похожее на вольер для собак — каркас из деревянного бруса, обшитый сеткой рабицей. Дверь была открыта, вольер пуст — это успокаивало: никто не стал сразу же травить приехавших волкодавами.

«Девяносто девятая» припарковалась рядом с другими машинами. По соседству стоял ВАЗ 2106. Из душного, нагретого солнцем салона доносился звук легкой музыки. Дверь с водительской стороны была открыта, тучный вспотевший мужчина лет пятидесяти кивнул вновь прибившим и спросил, почти не шевеля пухлыми губами:

— К бабке?

Незнакомец выставил ноги наружу, оставаясь сидеть на сиденье, потом наклонился и полил себе на голову из полуторалитровой пластиковой бутылки. Темно-каштановые, коротко остриженные волосы заблестели мелкими капельками. Обтерев лицо и руки полотенцем, мужчина протянул руку Талгату и представился:

— Ермек.

Парни вышли из автомобиля и по очереди поздоровались за руку с новым знакомым, называя свои имена.

— Я вчера еще приехал, — Ермек старался говорить тихо: на заднем сиденье крепко спал мальчишка лет шести. — Внука привез, — еще тише добавил он. — Джигит растет, да вот беда: писается, врачи ничего сделать не могут. Мне посоветовали к Жании обратиться, говорят, поможет. Пойдемте под крышу, — предложил мужчина, — можно чай попить.

Когда уселись по лавкам, как по заказу, солнце спряталось за боль¬шим ватным облаком, и даже слегка подул ветерок. Дышать стало легче.

Пока пили свежезаваренный чай, узнали, что целительница ушла в степь за травами. Сегодня должна вернуться, но что-то пока ее не было.

— Это ее юрта?- спросил Герман.

— Нет, это «отель» для гостей, — улыбнулся Ермек. — Мне пастух все рассказал. Сама она живет вон в той, — указал он на одну из юрт поскромнее. — И больных там же принимает.

Слово «больных» обидно кольнуло Олега, и он спросил:

— А она только болезни лечит или сглаз, порчу тоже снимает?

— Она все лечит. Мне жена чабана рассказала: к ней женщина приезжала от порчи лечиться. На ее семью кто-то наслал. И не простую порчу, а порчу «на смерть». Это страшный заговор. У этой женщины мать умерла, потом отец, хотя всю жизнь на здоровье не жаловались. Вот когда сестра заболела и сама она уже еле ноги таскала, посоветовали к баксы обратиться. Три дня здесь жила. Когда уезжала, бегать начала. Это они с сестрой бабке юрту подарили.

— А что внук в машине парится, а не в «гостинице», там прохладней, наверное? — поинтересовался Владимир.

— Видишь, «Туарег» стоит?- показал Ермек пальцем на дорогой внедорожник. — Козлы какие-то приехали, тоже вчера, после меня. Со вчерашнего дня и бухают.

— Может, поговорим? — предложил Герман.

— Не стоит, парни, — успокоил Ермек, — мутные типы какие-то, и ствол, по-моему, у них есть…

Мужчина не успел договорить, как из гостиничной юрты вышли два крепких накачанных парня. Один был казах, невысокий, не больше ста шестидесяти сантиметров ростом, но очень широкоплечий, с огромными мышцами. Второй — русский, выше своего товарища на голову, мышцы его рядом с первым казались не такими огромными, но зато более рельефными. В общем, ребята явно были в хороших отношениях со штангой и гантелями.

Парни подошли к сидевшим под навесом.

— Ассалям алейкум, джигиттер, — сказал тот, что был ниже ростом, и с наглым видом уселся на лавке.

— Привет, — сказал второй и поинтересовался: — Тоже проблемы?

Парни явно были выпивши. Видимо, общение в своем тесном кругу наскучило им, и захотелось поговорить со «свежими» людьми; было видно, что разговор с ними не предвещает ничего хорошего.

— Сюда все с проблемами едут, — ответил Герман тоном, говорившим, что вопрос этот — праздный. «Все равно скандала не избежать», — догадывался он.

— А ты че так разговариваешь? — сразу прицепился коренастый с бицепсами размером с голову.

— Тохта, парни, — хотел затушить разгорающуюся искру Талгат, — давайте чаю попьем, вы нас не знаете, мы вас не знаем. Что сразу кипишь устраивать?

— А ты че, блатной, что ли? — перекинулся здоровяк на Талгата и вскочил со своего места. — Че мне тебя знать?!

Мутные белки карих глаз налились кровью, как у быка на корриде. Все, за исключением Ермека, поднялись с лавок, а Олег отошел к машине и вернулся с монтировкой.

— Ты что, сопляк?! — закричал русский,- я тебе уши надеру!

— Если дотянешься, — спокойно ответил Олег и продемонстрировал оружие самозащиты, резанув воздух монтировкой.

— А че, «раз на раз», «очкуете»? — уже спокойней спросил казах. — Давай, с любым, — отвернулся он в сторону и эффектно сплюнул сквозь зубы.

— Давай, — сказал Герман и начал выходить из-за стола.

— Смотри, какой выбор, — Талгат тоже перешагнул через лавку и щелкнул суставами пальцев, разминая кулаки.

— А со мной слабо? — неожиданно для всех спросил толстый Ермек и через стол толкнул здоровяка в плечо. Тот вспыхнул от гнева и резким движением правой руки нанес боковой удар, стараясь попасть в голову. Толстяк так же быстро отклонился назад, тоже правой отвел руку нападающего, как бы продолжая его движение в сторону, и одновременно, вкладывая весь вес, ударил левой рукой ниже уха, в челюсть. Послышался глухой звук; качок, продолжая двигаться в заданном направлении, упал через лавку. Это был чистый нокаут.

Наступила тишина. Зрители стояли, как завороженные — никто не ожидал от толстого, неуклюжего на вид мужчины такой ловкости.

Товарищ поверженного опомнился и бросился к Ермеку, который обходил стол, направляясь к лежавшему оппоненту, дабы справиться о его здоровье. Герман выскочил навстречу высокому красавцу и встал в боксерскую стойку. Парень тоже принял левостороннюю стойку, вытянув вперед полусогнутую руку, и приподнял плечо, прикрывая челюсть. Он был выше Германа и тяжелей, так что, выражаясь языком профессионалов, противники находились в разных весовых категориях. Высокий выполнил серию мощных ударов, но движения его были не очень резки и достаточно предсказуемы, поэтому Герман смог уклониться и, отбив последний прямой в голову, сделал шаг вперед с разворотом, оказавшись сбоку противника. Мгновенно воспользовавшись ситуацией, нанес короткий удар по корпусу, попав атлету в почку. Нормальный человек ни за что не выдержал бы такой боли, но соперник нашего героя, сделал выдох, похожий на стон, и наотмашь выбросил руку в сторону. Теперь Герман, в свою очередь, получил сильный удар в голову и, потеряв ориентацию, упал на одно колено. На долю секунды помутилось сознание, он чуть было не получил ногой, но успел кувыркнуться через голову и избежал, возможно, рокового, удара.

Бой шел с переменным успехом. В это время пришел в себя затеявший драку здоровяк. Видимо, «компресс» пошел ему на пользу, потому что, встав на ноги при помощи Ермека, он крикнул своему товарищу:

— Хорош понтоваться, Андрюха! Завязывайте, пацаны!

«Пацаны» не обращали на крики никакого внимания и продолжали драку. Неизвестно, чем бы все закончилось, если участники инцидента не услышали вдруг звуки приближающегося собачьего лая. Голоса были тяжелые и низкие — явно не фокстерьеры и не болонки. Со стороны пастбища приближались три огромных собаки размером с месячного теленка. Настроены они были очень недружелюбно. Шагах в двадцати позади желто-белых зверюг шла женщина с мешком на плече — ярко выраженный национальный стиль одежды и немного сгорбленная под тяжестью лет фигура выдавали в ней ожидаемую всеми целительницу.

Старуха громко крикнула на собак. Те сбавили скорость, потом вернулись к ней и забежали за спину. Медленно они шли позади хозяйки, глядя в сторону присмиревших гостей.

Бабка закрыла собак в вольере, а сама подошла к мужчинам, которые начали виновато кланяться и торопливо здороваться со старой женщиной, словно пришедшей к ним из позапрошлого века. Лицо и руки женщины избороздило множество морщин, кожа была сухая, желтовато-коричневого оттенка и казалась такой тонкой, что можно было легко порвать ее, просто ущипнув. Но вот глаза… Они были странно молоды, и, несмотря на то, что старуха постоянно щурилась из-за проблем со зрением, в них горели ум и невероятная жизненная энергия. Олегу даже показалось, что он где-то видел эти озорные огоньки, вспыхивающие в глубине бездонных темных глаз.

— Отырмыздар, — скомандовала бабка, как учитель в школе. Мужчины уселись на лавке рядом друг с другом. Апа села напротив.

— Кто жаман сделал драку? — начала бабка допрос, с трудом составляя предложения из русских и казахских слов. Команда провинившихся молчала.

— Сен, — каким-то образом угадала она, показав резной тростью ручной работы на затеявшего ссору здоровяка.

— И ты, — ткнула она в сторону его напарника. — Последний заходить, — вынесла она приговор и поковыляла в свою юрту.

В этот день бабка так и не начала проводить прием. Все сидели и ждали команды девчушки — дочери чабана, которая постоянно бегала то с кастрюлькой, то с чайником, выполняя задания своенравной старухи. Две жесткие черные косички мелькали перед глазами, как ласточкин хвост. Когда начало темнеть, «секретарша» вышла из юрты и крикнула:

— Идите спать, завтра утром, в пять, заходят мужчина с мальчиком. Кто следующий — я скажу!

После «официального знакомства» примирившиеся стороны, включая мужчину с мальчиком, дружно разместились в яркой зелено-желтой юрте. Была распита последняя бутылка водки, оставшаяся у спортсменов после почти суточного «употребления». Поужинали общими продуктами, выложенными на низеньком круглом столике в центре большой вместительной юрты.

— А как с бабкой рассчитываться, кто-нибудь знает? — спросил Олег во время ужина.

— Я у дочки чабана спрашивал, она сказала, что тазик стоит возле двери, платком накрытый. Когда выходишь, сверху на платок кладешь деньги.

— А сколько надо?- поинтересовался коренастый качок, которого, как оказалось, звали Омарбеком.

— Кто сколько кладет. Кто — сотку, кто — штуку. В общем, кто сколько может. Но меньше сотки обычно не дают…

Пили чай со свежеиспеченными баурсаками, которые принесла шустрая девчушка. Баурсаки — это почти то же, что пончики — пышные и румяные. Познакомившись с друзьями ближе, Омарбек с Андреем стали вести себя как воспитанные и даже очень обходительные молодые люди, особенно после того, как узнали, что Талгат наш имеет высшее юридическое образование и работает в частной адвокатской конторе.

— Да, сейчас многие попадают в сложные ситуации оттого, что оценивают человека только по стоимости его автомобиля, — улыбаясь, сказал Герман, когда заметил, как изменилось поведение недавних забияк.

— Если ты о моей тачке, — сказал Андрей, — у меня были такие времена, что на хлеб последние деньги из автомобильной пепельницы выгребал. У меня тогда еще такая же, как у вас «девять-девять» была. — Он имел в виду машину Олега. — Сам поднялся, родители у меня из пролетариата. Вот сейчас с Омарбеком крутимся, нашли тему. Нет, без криминала, — глянул он на Талгата.

Было около двенадцати часов, когда Ермек уложил внука спать, привычно подложив под простынь клеенку.

— Слушай, брат, а ты где удар так поставил? — спросил его коренастый амбал, когда тот вернулся к достархану.

— Да-а-а, когда-то боксом занимался, — скромно ответил заботливый дедушка.

— У тебя какой разряд? — не отставал Омарбек. — Взрослый?

— Вообще-то я «камээс», пацаном еще «на Союзе» выступал в средней весовой.

— Ни фига себе! А че сразу не сказал?! — удивился парень.

— Во-первых, ты не спрашивал, а во-вторых — это бы не помогло, разве нет?

— Наверное, — опустил глаза качок. — А сейчас чем занимаешься, тренируешь?

— Нет, я в двадцать восемь бокс бросил, иногда грушу колочу. Навыки остались. Тебе должно быть знакомо понятие «мышечная память», раз ты занимаешься.

— Конечно знаем, — вступил в разговор его товарищ. — А что бросил, травма, наверное?

— Можно сказать, травма. Только — моральная. Даже психическая.

— А что случилось, можешь рассказать? — попросил Андрей.

— Может, правда, расскажешь, а то спать совсем не хочется, — поддержали другие.

— Не думаю, что этот рассказ подействует на вас как колыбельная, — усмехнулся Ермек. — Как бы вам потом тоже не пришлось от энуреза лечиться…