Часть 2. Техникум. Глава 2.

https://youtu.be/DixLzGB4JNQ?feature=shared

Инга.

Но все почему-то пошло совсем не так, как я планировала.

На протяжении всего долгого первого семестра я ни на мгновение не теряла надежды познакомиться с понравившимся мне мальчиком. Вместе с Таней, моей верной союзницей, мы, как бы ненароком, постоянно прогуливались на переменах возле тех кабинетов, в которых занимались ребята. Мы с ней даже подружились на этой почве, — хотя, конечно, это были совсем не те отношения, который связывали меня с Ирой.

Ирка… Мне ее, признаться честно, безумно не хватало. Разумеется, мы продолжали общаться с ней, регулярно встречались и созванивались каждый день, но учились мы теперь в разных учебных заведениях, и это было для нас обеих очень неудобно. Но Ира не стала даже и пытаться поступить в мой техникум, потому что с самого начала была уверена в том, что не сумеет пройти по конкурсу, — а подстраховки у нее, такой, как у меня, — к сожалению, не было. Поэтому она поступила в другой техникум, где не требовались такие высокие баллы.

Я скучала по ней безумно. И пока, за неимением ничего лучшего, дружила с Таней. Но это, к сожалению, было не совсем то же самое…

Одногруппники нравящихся нам мальчиков, вне всякого сомнения, давно заметили двух первокурсниц, постоянно вертящихся где-то поблизости, но вряд ли, я думаю, сумели догадаться, кто именно из них привлек наше внимание. После скандала с Тимуром, стоившего мне немало нервов, и последовавшего за ним не слишком удачного опыта с Виктором, тоже слегка выбившего почву у меня из-под ног, уверенности в себе и в своей собственной неотразимости у меня вдруг как-то слегка поубавилось. И я, к удивлению для самой себя, обнаружила, что просто не могу теперь решиться сама сделать первый шаг и хоть как-то еще дать понять Толе, что он мне нравится. Я не знаю, объяснялась ли эта ранее не свойственная мне робость страхом неудачи, — или же я просто на самом деле боялась опять стать предметом сплетен и пересудов. Но, вопреки тому, что я каждое утро просыпалась с одной — единственной мыслью о том, что сегодня я непременно и обязательно сумею найти хоть какой-нибудь способ познакомиться с Анатолием, встречаясь с ним потом где-нибудь в коридорах техникума, я никак не могла решиться даже на то, чтобы хотя бы просто открыто посмотреть на него, не отводя глаз, — не говоря уж ни о чем другом, более серьезном. И поэтому я день за днем просто проходила мимо, гордо отвернувшись в сторону, а потом, оказавшись, наконец, дома, снова и снова ужасно переживала — чуть ли не до слез!.. — из-за этой своей непонятной даже мне самой нерешительности.

Больше всего меня при этом всегда удивляло то, что даже в присутствии Тимура я не испытывала таких странных и необъяснимых чувств, которые мучили меня теперь, на протяжении всех этих месяцев. С Тимуром все было как-то просто и естественно. Я любила его и без малейшего страха или опасения делала все, чтобы привлечь его внимание. То, что я испытывала по отношению к Анатолию, я пока не решалась назвать громким словом “любовь”. Про себя я просто полагала, что он мне очень сильно нравится. Своей внешностью, своими манерами, своим поведением. Но всего лишь нравится.

Но, тем не менее, именно сейчас, когда я оказывалась рядом с Анатолием, я просто теряла способность здраво мыслить. Я ощущала его присутствие где-то поблизости чисто физически, буквально каждой клеточкой своего тела. Я чувствовала его приближение раньше, чем успевала увидеть его самого. И это одновременно и пугало меня какой-то противоестественностью происходящего, и приводило в восторг, поскольку намекало на шанс рано или поздно окончательно оставить Тимура и все еще довольно болезненные воспоминания о нем в далеком прошлом.

А кроме того, я чувствовала, что тоже нравлюсь этому молодому человеку, хотя он, то ли в силу своей природной стеснительности и неуверенности в себе, то ли еще по каким-то другим, неведомым мне причинам, так же никогда и ничем не показывал этого. Разве что иногда мне удавалось перехватить где-нибудь в зеркале его устремленный на меня внимательный взгляд, от которого у меня разом перехватывало дыхание. И я делала из этого далеко идущие выводы о том, что он тоже, явно, заметил меня, но так же почему-то не решался прямо показать свою заинтересованность и предпочитал наблюдать за мной издалека.

У Татьяны ситуация была в чем-то схожая, с той лишь разницей, что ее Сергей менял девушек, как перчатки, а вот на нее саму никогда не обращал ни малейшего внимания. Он пользовался в техникуме необычайной популярностью и вовсю наслаждался жизнью. В отличие от Тани, мне, по крайней мере, повезло уже в том, что я ни разу за все эти месяцы не видела Толю с другими девочками. Правда, существовала вполне реальная вероятность того, что его подруга — или подруги — просто не учится в нашем техникуме. Но я почему-то была уверена, что это не так.

Хотя, в ситуации с Тимуром я тоже много, в чем была уверена, — и вот что из этого, в конечном итоге, вышло…

В принципе, если признаться честно, нельзя было даже сказать на самом деле, что я так уж сильно страдала и переживала по поводу того, что мне никак, несмотря на все мои усилия и постоянную беготню по коридорам, не удается познакомиться с Анатолием. Но все-таки мысль об этом не давала мне покоя. Почти в шестнадцать лет, когда все девчонки вокруг — даже не слишком симпатичные — давно уже обзавелись молодыми людьми, очень тяжело продолжать страдать от одиночества. Это порождает всяческие комплексы, не говоря уже о гнетущем ощущении собственной неполноценности и ущербности. Тем более, если где-то поблизости имеется в наличии парень, который тебе нравится, и с которым очень хотелось бы познакомиться поближе.

Во всем этом был только один плюс. На протяжении всех этих месяцев я, поглощенная своим новым увлечением и преисполненная всяческих радужных надежд, почти совсем не вспоминала о Тимуре. То есть, нельзя сказать, что я совсем о нем не вспоминала, — это было бы ложью. Ведь даже на того же Анатолия я поначалу обратила внимание только потому, что он внешне был очень похож на моего бывшего учителя. Но Толя был живой, реальный, и он был сейчас рядом, — ну, или почти рядом, если учесть, что познакомиться с ним мне никак не удавалось. Тогда как светлый образ Тимура за все эти долгие месяцы постепенно превратился в расплывчатое напоминание. Словно все то, что произошло, — и совсем, вроде бы, недавно, — случилось вовсе и не со мной и не в этой жизни. Словно всего этого вообще не было… да и быть не могло…

Однажды, в самом начале зимы, нашей группе, в которой я училась, пришлось целую неделю дежурить в столовой. Так было принято в техникуме, и это, якобы, происходило в порядке очередности, за которой, типа, следила администрация. Мы от подобной перспективы были, естественно, далеко не в восторге, — но нашего мнения никто и не спрашивал. Правда, на второй день нам с Таней посчастливилось попасть в буфет, и это, как ни странно, понравилось нам обеим гораздо больше.

Общий смысл работы был в том же самом, — необходимо было убирать со столов тарелки и стаканы, которые не посчитали нужным унести не слишком аккуратные и обязательные студенты, — а потом еще и мыть их. Приятного в этом, разумеется, было мало, — но в буфете, маленьком и уютном, народу было гораздо меньше, чем в столовой, поэтому сама по себе работа как-то не вызывала уже такого сильного отвращения, как раньше. Да и времени свободного здесь получалось побольше.

Я с самого утра ждала Анатолия. Я чувствовала, что он обязательно придет сюда, — хотя обычно он всегда обедал в столовой. Но сегодня просто сердце подсказывало мне, что все будет именно так, как я хочу. А оно меня никогда не обманывало.

Почему-то я всегда очень остро, — просто чисто физически, всем телом, каждой его клеточкой, — ощущала присутствие этого молодого человека где-то поблизости. И поэтому я, по обыкновению, почувствовала его приближение еще до того, как увидела его воочию. Это было странное ощущение, — вероятно, где-то на уровне животных инстинктов и рефлексов. Я даже не смогла бы толком описать его. Просто в какой-то момент все звуки в этом мире почему-то вдруг стихали, и вокруг сама собой воцарялась гробовая тишина, нарушаемая лишь неровными ударами вдруг затрепыхавшегося сердца. Я подняла голову от раковины и увидела Анатолия, вставшего в самый конец очереди.

Он, не отрываясь, смотрел на меня, подходя все ближе и ближе… У меня закружилась голова и, в буквальном смысле слова, подкосились ноги… Я с неимоверным трудом заставила себя отвести от него взгляд и постаралась сосредоточиться на мытье посуды, терпеливо ожидающей меня в раковине. И в этот самый момент мои сладкие грезы разрушил неприветливый Танин голос:

— Ну, что уставился?!

— Кто? — удивленно переспросила я, — и это слово сорвалось у меня с губ за секунду до того, как я вдруг сама поняла, к кому так грубо обращается Татьяна.

Она в ответ только угрюмо кивнула на кого-то, как раз подошедшего в этот момент к кассе.

Я повернула голову в указанном направлении и буквально на секунду встретилась взглядами с Толей, который смотрел на меня очень серьезно и внимательно.

— А, этот!.. — как-то само собой непроизвольно вырвалось у меня, — прежде чем я вообще успела осознать смысл того, что говорю.

Я сразу же пожалела об этом. Но было уже поздно.

Мне показалось, что Анатолий вздрогнул, как от удара, и тотчас же отвернулся. Я почувствовала, как у меня защипало глаза, и с трудом удержалась, чтобы не разреветься. Я даже и сама себе так никогда и не смогла объяснить, почему у меня тогда вырвались эти роковые слова, — это произошло просто как-то само собой, независимо от моей воли и доводов разума. Но, очевидно, Толю эта моя фраза сумела основательно задеть и обидеть. Потому что после нее он больше даже и не поворачивался в мою сторону. И мне, преисполненной самого искреннего раскаянья, оставалось теперь лишь локти кусать от осознания собственной беспросветной глупости.

Все эти месяцы меня не отпускала одна навязчивая идея — фикс. Я просто мечтала утром по дороге в техникум оказаться в одном автобусе с Анатолием. Мне почему-то представлялось, — и, как оказалось, совершенно ошибочно, — что тогда у нас с ним будет прекрасная возможность познакомиться. Но, очевидно, обычно мы с ним ездили в техникум в разное время, потому что почти за полгода такого случая так ни разу и не представилось. Я очень переживала по этому поводу, но все еще не теряла надежды.

И вот, наконец, спустя всего несколько дней после того злополучного дежурства в буфете, я как-то раз умудрилась выйти из дома гораздо раньше, чем обычно. С огромным трудом втиснувшись в переполненный людьми автобус, я застряла на ступеньках возле самой двери, не имея возможности пройти дальше. Краем глаза слева мне удалось разглядеть куртку точно такого же цвета, какая была у Анатолия. Но убедиться в том, он это или же нет, у меня не было никакой возможности. Народ напирал со всех сторон, реально грозя раздавить, и я не могла сейчас даже слегка повернуть голову, чтобы подтвердить свое предположение.

Я не видела его. Но я просто кожей чувствовала, что это он.

Целую остановку я терзалась тщетной и почти несбыточной надеждой. Но, как оказалось позже, не напрасно. Уже на следующей остановке пассажиры чуть — чуть передвинулись; людской поток невольно приподнял меня на две ступеньки вверх и сместил в нужную мне сторону, и я, негаданно — нежданно, неожиданно даже для самой себя, оказалась плотно прижата к тому самому человеку, о котором грезила все последние месяцы.

И все мои наивные розовые мечты о такой долгожданной встрече разом оказались похоронены.

Анатолий повернул голову в другую сторону и, не мигая, не отрываясь, смотрел в окно, словно видел там нечто необычайно интересное и боялся пропустить хоть секунду захватывающего действия. И на его словно окаменевшем совершенно непроницаемом лицо застыло какое-то жесткое, даже пренебрежительное выражение, какого я раньше никогда у него не замечала.

Все те пять остановок, что мы проехали с ним, прижавшись друг к другу, я, время от времени, снова и снова, искоса поглядывала на него. Но Анатолий так ни разу сам и не повернулся в мою сторону, продолжая высматривать за окном нечто необычайно интересное, и с его красивого лица так и не исчезло это неприступное холодное выражение, делавшее его таким похожим на Тимура. Я просто готова была заплакать от отчаянья. Вот она, — та самая чудесная уникальная возможность, о которой я столько времени мечтала!.. Так давай же, дорогая, не теряйся, используй ее на все сто процентов, — другого такого шанса может и не подвернуться!.. Но, при виде этого ледяного отстраненного каменного лица, этого равнодушного и, в то же время, напряженного взгляда, прикованного к стеклу автобуса, вся моя готовность и решимость каким-либо способом дать ему понять, что он мне небезразличен, таяла, как прошлогодний снег. И я очень четко осознавала, что сама, без какого-либо знака с его стороны, без малейшего доказательства хоть какой-то его заинтересованности, ничего просто не смогу сделать и ни на что не сумею решиться. А сам Анатолий, похоже, вовсе даже и не горел желанием подавать мне этот самый знак…

Ночью, лежа в своей постели, прокручивая снова и снова в голове события минувшего дня, я, впервые за все эти месяцы, вдруг почувствовала, что просто не могу сдержать слез, и они потоком хлынули у меня из глаз и заструились по щекам. Это были слезы обиды, отчаянья, разочарования и осознания своей собственной беспомощности и полнейшей никчемности. До этого дня, несмотря на все неудачи, я на самом деле как-то все равно ни на миг не усомнилась в том, что, рано или поздно, обязательно сумею познакомиться с понравившимся мне мальчиком, и все у нас с ним будет хорошо. Но именно в тот день моя непоколебимая уверенность в этом, — а также в собственных силах и в своей неотразимости, — просто рассыпалась в прах и разлетелась по ветру. И я вдруг до конца осознала одну простую, но необычайно тягостную для меня истину: для того, чтобы стать существенной частью жизни другого человека, чтобы занять соответствующее место в его сердце, не достаточно одного лишь твоего пылкого желания. И, если этот человек сам не захочет впустить тебя в свое сердце и в свою жизнь, ты уже ничего не сможешь поделать, как ни старайся.

Для меня, привыкшей всегда и во всем добиваться поставленной цели, невзирая ни на какие препятствия и преграды, это воистину было открытием, и далеко не самым приятным…

Именно этот необычайно тяжелый для меня момент почему-то выбрала мама, решившая вдруг зайти в мою комнату и пожелать мне спокойной ночи. Возможно, она просто что-то почувствовала… Я поспешно смахнула слезы со щек, но маму провести было трудно. Она все равно что-то заподозрила, — или разглядела, несмотря на темноту, — и, присев ко мне на кровать, спросила с тревогой в голосе:

— Плачешь?

— Да нет, — отозвалась я, но мой дрожащий голос в тот момент говорил сам за себя, и я поняла, что скрывать очевидное не имеет смысла. А потому призналась. — Так, немного…

— Что-то случилось? — нахмурилась мама.

Я поначалу просто молча покачала головой. Разумеется, моя мама с самого начала была в курсе того, что мне нравится Анатолий, и вместе со мной очень сильно переживала из-за того, что мне никак не удается с ним познакомиться. Переживала, наверное, даже сильнее, чем я сама… Поэтому я подумала, что скрывать от нее происходящее, наверное, не имеет смысла… Но как рассказать ей обо всем, чтобы она правильно меня поняла, я тоже пока не знала.

— Да ничего особенного, — выговорила я, наконец. — Так, мелочь… Я просто немного расстроилась…

— А все-таки, что произошло?.. — продолжала настаивать мама, которую, разумеется, не устроил такой ответ. — Это из-за Толика?.. С ним что-то?..

Мы с ней с самого начала называли его между собой именно так.

— Да ничего с ним… Жив и здоров, — вздохнула я и, не удержавшись, все-таки призналась. — Мы с ним сегодня утром вместе ехали в автобусе. Стояли почти что в обнимку!..

— И что?.. — тут же заволновалась мама. Я знала, что она от всей души надеется, что мне все-таки удастся познакомиться с понравившимся мне мальчиком.

— И — ничего!.. — невесело усмехнулась я. — Совсем ничего!..

— Как так?.. — изумленно охнула мама.

— А вот так, очень просто!.. — подтвердила я. — Вроде бы, возможность для знакомства — лучше и не придумаешь!.. Но он даже и не попытался хоть что-то сделать!..

— Ну, наверное, ты, как всегда, стояла с неприступным видом, давая понять, что тебя никто не интересует! — предположила мама. Все-таки, она знала меня очень хорошо. — И он, бедолага, просто не решился подступиться к тебе!..

Я невольно рассмеялась, представив себе эту картину. Только вот смех у меня получился совсем грустный.

— Уж не знаю точно, с каким видом стояла я, — мне себя со стороны было не видно! — заметила я. — А вот этот несчастный бедолага действительно нацепил на себя такую неприступную физиономию, что я даже растерялась! Он всю дорогу смотрел в окно и ни разу даже и не повернулся в мою сторону!..

— Но, может быть, он просто ждал какого-нибудь знака от тебя? — глубокомысленно предположила мама.

— Может быть, конечно, — со вздохом согласилась с ней я. — Но что я должна была сделать в такой ситуации?..

— Улыбаться!.. — тут же радостно подсказала мне мама. — Молодые люди иногда бывают очень стеснительными и не могут сами решиться первыми заговорить с девушкой! А вот если бы ты сама улыбнулась ему, он сразу же понял бы, что ты вовсе даже не против знакомства!

Я представила себе только на миг эту ситуацию и внутренне застонала. Ну, не могла я больше улыбаться первой, чтобы привлечь к себе внимание!.. Просто не могла!..

— А если я на самом деле попросту не нравлюсь ему? — слегка отклонившись от темы, отозвалась я. — А я буду стоять и лыбзиться, как последняя идиотка?.. А потом, мам, — он все эти несколько остановок настолько демонстративно смотрел в другую сторону, что у меня попросту не было возможности улыбнуться ему! Он этого даже и не увидел бы!..

— Я думаю, что ты, конечно же, нравишься ему, — просто он, видимо, такой стеснительный, что не может этого показать! — предположила мама, желая, вероятно, ободрить меня.

Но ее слова вызвали у меня лишь раздражение.

— А на кой черт он вообще тогда мне нужен, — такой-то стеснительный?.. — со злостью в голосе проговорила я, чувствуя, как на глаза снова наворачиваются слезы бессилия. — Если уж он даже на это не способен, — то что вообще с него взять?..

— Ну, что же поделать, если он тебе именно такой почему-то и понравился?.. — непроизвольно усмехнулась мама. — Это же — твой выбор, а не чей-то еще!..

— Ну, я же не знала изначально, что он — такое чудо в перьях!.. — резковато возразила я, пытаясь за этой словесной бравадой скрыть терзающую меня боль. — С виду-то он — нормальный парень, уверенный в себе, решительный!.. Кто ж знал, что он — такая рохля!..

Мы с мамой обе немного помолчали.

— Наверное, я все-таки действительно сама должна была что-то сделать, как-то дать ему понять, что я хочу с ним познакомиться! — сказала я, наконец, чуть подумав, и тут же почувствовала, что по моим щекам снова заструились слезы.

— Ну, что ты опять плачешь?.. — встревожено спросила мама, заметив — или почувствовав — это. — В конце концов, Инга, ты же даже не знаешь этого человека! Может быть, он совсем и не такой, каким ты его себе представляешь! Так стоит ли сейчас из-за него плакать?..

— Да это я вовсе и не из-за него!.. — призналась я, покачав головой в темноте. Я изо всех сил старалась, чтобы мой голос не дрожал из-за буквально душивших меня чувств и эмоций. — Это я, скорее, просто из-за себя, из-за того, что я такая невезучая… Мне просто очень обидно, что все так получилось! У нас сегодня и в самом деле была прекрасная возможность познакомиться, которая вряд ли еще когда-нибудь выпадет!.. И мне просто действительно обидно, что из этого так ничего и не вышло!

— Ну, что же теперь делать, доченька?.. — попыталась успокоить меня мама. — Значит, не судьба пока… В конце концов, существует вероятность, что, когда вы с ним все-таки сумеете познакомиться, он сразу же разонравится тебе! Такое тоже часто бывает!..

— Возможно, — вынуждена была я согласиться с ее словами, хоть и скрепя сердце.

— Ладно, Инга, утро вечера мудренее!.. — сказала мама. — Ты давай-ка спи!.. А завтра все увидится совсем в другом свете!..

— Может быть, я просто действительно совсем и не нравлюсь ему?.. — продолжала я рассуждать вслух, никак не в силах успокоиться. — Возможно, я просто придумала все это, потому что мне очень хочется, чтобы все было именно так?.. А он на самом деле и знать не знает о моем существовании?..

— Но ведь это же сразу видно, когда ты нравишься другому человеку!.. — сказала мама. — Разве ты этого сама не чувствуешь?..

— Да в том-то и дело, что, вроде как, чувствую! — кивнула я без малейшей тени сомнений. — По крайней мере, мне с самого начала так казалось! Но все без толку!.. Вот я и думаю: может, я просто напридумывала себе все это, а на самом деле ничего и нет?.. Как ты считаешь?..

— Доченька, мне очень трудно что-то советовать тебе сейчас, — ведь я же совсем не знаю этого твоего молодого человека! — осторожно заметила мама. — Но мне кажется, ты просто должна постараться сейчас поменьше зацикливаться на нем и перестать переживать из-за того, что все идет не совсем так, как ты хочешь! Если вы когда-нибудь все-таки познакомитесь с ним, — это хорошо. Возможно, у вас все сложится благополучно! Ну, а если нет, — что ж, ему же хуже!.. Где он еще найдет такую девочку, как ты?.. Но тебе не стоит так замыкаться в своих переживаниях и убеждать себя в том, как сильно он тебе нравится, и какой он необыкновенный!.. Вполне возможно, что в нем на самом деле нет совершенно ничего особенного, и, когда вы познакомитесь с ним поближе, ты сразу же поймешь это! Так что постарайся пока просто успокоиться и отпустить эту ситуацию!

— Да я стараюсь… — хмуро согласилась я. — Но только вот как-то это у меня не слишком получается!..

— Ну, что же поделать, — к сожалению, не всегда все идет так, как нам того хочется! — проговорила мама, вставая с кровати. — А теперь давай спи! Завтра вставать рано! Спокойной ночи!

— Хорошо, — с тяжелым вздохом отозвалась я, послушно закрывая глаза. — Спокойной ночи!

Мама поцеловала меня в щеку и вышла из комнаты.

Я тут же снова ощутила подступающий к горлу ком и зажмурилась еще сильнее, чтобы сдержать слезы, опять готовые хлынуть из глаз, но все мои усилия оказались тщетными. И я снова беззвучно заплакала.

Несмотря на то, что разумом я прекрасно понимала мамину правоту в данном вопросе и искренне была на все сто процентов согласна с ней, мое бедное сердце никак не желало смириться со всеми этими неоспоримыми доводами.

Ведь получалось так, что признание маминой правоты в этом вопросе означало, в принципе, очень большую вероятность того, что и из этого моего довольно серьезного увлечения опять так ничего и не выйдет. А я просто не готова была еще раз примириться с неудачей, преследовавшей меня буквально по пятам. И, вроде бы, вполне разумные слова мамы о том, что я на самом деле совсем еще не знаю этого мальчика, подразумевающие, в сущности, что не стоит страдать из-за человека, который, возможно, вовсе тебя и не достоин, были для меня сейчас очень слабым утешением.

Тем более, что мне-то самой казалось, что я уже очень давно и хорошо знаю этого молодого человека, — даже несмотря на то, что мы с ним до сих пор не были знакомы. Но, очевидно, из-за его внешней схожести с Тимуром, я подсознательно ассоциировала его именно с ним, и он казался мне чуть ли не родным и близким. Разумом я и сама понимала, что это не так. Но легче мне от этого не становилось.

И все-таки, как это ни странно, но этот разговор с мамой действительно успокоил меня в какой-то степени. По крайней мере, в душе я, наконец-то, смогла смириться с неизбежным и даже принять его, как должное. Да, это было совсем не просто, но другого выхода у меня все равно не было, а хоть как-то изменить ход событий я оказалась просто не в силах.

Я не могла решиться первая подойти к Анатолию, — сказался отрицательный опыт моих предыдущих попыток общения с молодыми людьми, оказавшийся крайне неудачным. И мне оставалось лишь ждать первого шага с его стороны. Но его не было. И, вероятно, никогда не будет. И мне нужно было просто понять и принять это.

Ну, что ж!.. Значит, так тому и быть!..

А потом наступил второй семестр. И так получилось, что на протяжении последующих нескольких месяцев я практически не видела Анатолия. У третьекурсников была практика; они работали в мастерских, и в самом техникуме появлялись очень редко. И, возможно, для меня это было даже и к лучшему, потому что за это достаточно долгое время образ Анатолия как-то незаметно успел повыветриться из моего сознания.

Конечно, не до конца. В душе я все еще мечтала познакомиться с ним и по-прежнему не переставала надеяться на то, что, рано или поздно, это все-таки произойдет. Но я уже как-то почти не переживала из-за того, что этого не произошло до сих пор.

Значит, не судьба. Или просто это не тот человек, который мне нужен на самом деле. А раз так, — то и переживать-то особенно не из-за чего…

А потом наступили долгожданные летние каникулы, во время которых я, если честно, вообще напрочь забыла об этом мальчике.

Очевидно, это мое увлечение было вовсе и не таким сильным, как мне изначально и по неопытности представлялось. Но это было даже и к лучшему.