10.

Олег и правда не понимал, почему поступил на факультет, который практически сразу возненавидел. Пустые коридоры, пустые лица, пустые аудитории — тут оказалось неживым. И преподаватели, вот уже третий десяток лет рассказывающие одни и те же никому не интересные теории, тоже пустые. А еще тут нет места для воображения, да и какое воображение в месте, где температура едва-едва выше нуля?

И знания тоже такие же пустые — ему лично вообще бесполезные. И внутри ничего нет.

Так что Воронцов не понимал, почему он тратит силы на это место, где по сути своей тонут все мечты. Но ему некуда было идти — родители давно погибли, а общага, хотя и убогонькая, все же оказалась бесплатной. Он просто ходил на пары, просто механически писал, просто делал вид, что интересуется. А еще завидовал тем, кто в этом цирке каким-то образом сумел найти себя, откидывая шелуху ненужных знаний-предметов-эмоций. Таких, конечно, оказалось очень мало, но они светились даже в самую непроглядную ночь.

Олег не помнил, когда начал проваливаться в пропасть собственной жалости; когда апатия захватывала настолько, что он не мог и подняться с жесткой кровати; когда даже голод перестал хоть что-то значить. Он иногда все же брал себя в руки (зачем только?) и приходил на бесполезные пары, опять же, сидел там, механически писал конспекты.

<i>Неживой</i>. Но и не <i>мертвый.</i>

Иногда он наблюдал за Светой Котовой — косился в ее сторону, когда она склонялась над тетрадью и ровным почерком выписывала формулы, обводя красным карандашом. Если бы не страх быть замеченным, он бы смотрел чаще и дольше, а так довольствовался только быстрыми взглядами. Непонятно только, почему она так сильно притягивала к себе, буквально заставляла пялиться — уличная магия. По правде, Света даже бесила Воронцова — своей идеализированной безупречностью, манерностью и желанием всех всегда подавить. И все же он продолжал смотреть.

<i>Ерунда.</i>

— Воронцов, почему на прошлой паре не были? — спросил преподаватель, презрительно скривив гримасу.

Потому что <i>не хотел.</i>

— Болел, — только и мог тихо произнести в ответ Олег.

Универсальная отмазка, в которую, конечно, никто не верит, но все равно действенная — нужно ли чем-то прикрыть свое нежелание.

Преподаватель красноречиво фыркнул и медленной походной подошел к парте, за который сидел Олег. Этому мужчине нравилось доминировать над студентами, доказывать их ничтожность посредственном вот таких вот ситуаций. Конечно, он таким образом лишь пытался повысить собственную самооценку, оправдать то, что в свои годы так ничего толком и не добился — все те же звание ассистента, что и тридцать лет назад; тот же пиджак; те же заготовки лекций.

— Если болел, то где твоя справка? — насмешливо спросил, выглядывая из-под толстой оправы очков.

Конечно, никакой справки не было. Одногруппники издали дружный смешок — тут любили подмазываться, подставлять товарищей. Не улыбалась только Света, которая смотрела на Олега так, будто видела впервые. Разглядывала и изучала, разбирала на маленькие кусочки и раскладывала по полочкам.

— Игорь Станиславович, Воронцов мне звонил и предупреждал, что заболел. Это моя вина, что не передала вам. Прошу прощения, — она врала, глядя только в глаза Олегу.

Врала, хотя никогда раньше ни за кого не заступалась, поэтому ей и верили — честная ведь девочка, старательная. Преподаватель раздраженно хмыкнул:

— Ладно, Котова, поверю на слово.

В тот день роли изменились, не Олег смотрел на Свету, а она на него. Вот только совершенно не боялась того, что ее кто-то заметит — плевать. Она просто изучала странного парня, который обычно сидел где-то рядом, молчал и прятал свое лицо за уродливыми очками и длинной челкой. Наверное, тогда она увидела что-то, чего не заметили остальные.

А потом ходила по пятам, приносила еду, вытаскивала из той грязи, где он оказался — словом, надоедала.

— Света, перестань делать это, — однажды Олег перехватил ее в коридоре, когда она бежала в буфет.

Это оказалось не так уж и просто, вырвать ее из толпы товарищей-друзей-знакомых, с которыми Света перебрасывалась веселыми фразами.

Она и правда раздражала, даже в общагу приходила — стаскивала Олега с кровати, буквально пинала ногами и вмести с ним шла на пары. Отвела к окулисту и купила линзы, а еще заставила сделать нормальную прическу.

— Нет, — с улыбкой ответила.

Олег покачал головой и отвел ее в сторону, все еще пытаясь понять, почему именно он стал жертвой Светланы Котовой. Вот что такого привлекло тогда ее? Все как обычно: надоедливый препод, студент-прогульщик и допрос. Что-то меняется, а что-то вечно, например, такая вот нехитрая схема.

— Я не твой Пигмалион, детка, — сообщил в глупой надежде таким образом разозлить девушку, заставить отступиться по собственному желанию.

Света хищно улыбнулась и с силой притянула за шею Олега к себе. Ее мягкие, прекрасные губы почти касались уха, нашептывая жестокие слова:

— Даже и не мечтай, Воронцов. Я смогу превратить в человека даже такое ничтожество, как ты. Просто поддайся течению, позволь все взять в свои руки.

Она тоже пыталась задеть, и то «ничтожество», сказанное ласковыми, почти приторными словами на ухо и правда эхом отразилось в душе Олега. Да, он пустое место, но такое вот разложение вполне даже устраивает.

<i>Устраивало.</i> В жизни важно ставить правильные окончания. Да, раньше и правда разложение устраивало, а теперь почему-то нет. Эта гадкая девчонка почти заставила поверить в то, что все может стать гораздо лучше, нужно только постараться. Почти.

— Хватит, Света, ты не Бог, чтобы решать за других, — зло прошипел он, все еще удерживая последние позиции.

И допустил ошибку.

<i>Роковую.</i>

Таким образом показал, что задет и унижен, что ему не все равно, а такое Света не могла не заметить. Она сама отстранилась, вырвала руку и коварно улыбнулась:

— О, нет, я не божество, но кое-что могу сделать. Воронцов, игра только началась.

Тогда игра и правда только началась — Олег и не заметил, как привязался к девушке, которую раньше ненавидел-обоготворял. Она по маленькому кусочку вытаскивала апатию и боль и возвращала яркость.

Они часто гуляли по тропинкам-улочкам, смотрели на окружающий мир с любопытством, задумываясь над тем, как раньше не видела всего этого. Разговаривали о чем угодно: политика, искусство, суть вещей, — вообще все. Тогда Олег и понял, что, наверное, мечтает о том, как сможет вести такие разговоры всю жизнь, не ударяюсь в буквоедство или четкие формулы. И все равно при этом понимать, где правда, а где ерунда.

Все называли его глупым — еще бы, после статистики, философия звучит не так уж и престижно. Вот только Олегу было все равно, ведь на его стороне стояла Света, а ее мнение значило гораздо больше, чем мнение остальных миллиардов людей в сумме.

— Ты часто смотришь на звезды? — Света любила подобного рода вопросы.

— Нет, — отвечал Олег, а потом поднимал взгляд на небо над ними — сырая дымка, никаких звезд, конечно, не видно.

Олег взял за себе за привычку каждый вечер поднимать взгляд на небо, заставлять весь мир остановиться на несколько минут и пристально-пристально смотреть на звезды. А еще говорить им: «Спасибо» за то, что Света с ним случилась — незаурядная, сильная девушка, которая умела менять людей.