3.

— Алиса Анатольевна, будьте добры, ответьте на поставленный вопрос, — честно говоря, я и вопроса-то не слышала. Снова, видимо, летала в облаках, а теперь приходиться притворяться глупой, чтобы не выглядеть сумасшедшей. Сложный выбор, да и не уверена, что его стоит вообще делать.

Преподаватель подходит к парте, за которой я сижу, и насмешливо улыбается, постукивая костяшками пальцев по дереву. Вся аудитория смотрит на немую сцену, которая определенно заслуживает того, чтобы отвлечься от, например, очередной переписки «Вконтакте».

— Простите, Олег Николаевич, я не могу этого сделать, — пусть буду сегодня глупой.

— В таком случае жду от вас доклад на две тысячи слов по данной теме, — все так же насмешливо выносит приговор преподаватель. Но даже после того, как делает это, не спешит возвращаться на свое место. Видимо, хочет сказать еще что-то.

Внимательным взглядом осматривает с ног до головы, чем вызывает бурю негодования. Это еще что за дела? Не хватало только разбирательств с философом. Едва сдерживаю себя от того, чтобы послать его куда подальше.

Вдох-выдох.

Все хорошо, все просто <i>замечательно.</i>

— Хорошо, Олег Николаевич, — цежу сквозь зубы, надеясь, что до него дойдет, так сказать, тайный посыл.

Посыл явно доходит, так что он морщится и теперь так же сквозь зубы отвечает, не на секунду не прекращая уже поднадоевшее постукивание по парте:

— Останетесь после пары, — ехидно заявляет и разворачивается.

По аудитории проходит смешок. По большей части мужской коллектив не может остаться безразличным к последней фразе. Ну, конечно, эти уже сразу представили себе какую-то банальную сцену из порно-фильма, с нами в главной роли. Очень неожиданно, что и не говори. Еще весь день потом будут донимать, мол, что ты там, Котора, с Николаевичем в подсобке делала? То-то мы подозрительные звуки слышали прямо из курилки. Ой, даже не спрашивай, что за звуки — так, казалось, какая-то девица постанывала.

Весело.

— Будешь отрабатывать, Котова, — слышится с последнего ряда противный голос.

Даже не удивилась, если честно. Ничего оригинальней придумать не мог, а то как-то даже обидно за скупость ума одногруппника.

— Александров, отрабатывать будете вы. Не сомневаюсь в ловкости вашего длинного языка, — по аудитории девятибалльным штормом раскатывается хохот.

Да уж, эти люди смеются с любой шутки, особенно той, которая пришла с места чуть пониже пояса.

— Следующую лекцию проведете вы, стоя вот здесь, на этом вакантном месте. Оценим по достоинству возможности вашего языка, — философ улыбается своей фирменной улыбочкой и осматривает всю аудиторию, показывая таким образом, что шутить надо мной не стоит. Досадно только, что именно этот человек и стал причиной «занятных» шуток, а теперь, вроде, как даже на защиту встал.

Понимаю, что ничего не понимаю.

Удивляюсь. Раньше преподаватель философии не обращал внимания на шутки, доносящиеся с аудитории. Говорил, что важно только знание, а юмор помогает человеку расслабиться, когда расслабление — один из важных компонентов учебы. Теперь же, всегда веселый и молодой Олег Николаевич, которого за спиной все кличут не иначе, как Олежкой, предстал неожиданно строгим, что не могло не вызвать, как минимум, удивления.

Александров, как и следовало ожидать, заткнулся и в данный момент только опасливо косится на меня. Думает, что я знаю причины странного поведения Олежки. Что же, это неправда. Мне и самой интересно.

До окончания лекции упорно смотрю в одну точку, не слушая преподавателя и не пытаясь хоть что-то законспектировать. Потом перепишу у какой-то отличницы, которая на все лекции ходит и всегда все знает. Вот, например, Женечка Моргунова — та еще зараза, но зато конспекты свои просто так дает, да и почерк чудесный. Жаль только, что очень сплетничать любит, да и сама часто становится причиной чьей-то подмоченной репутации. Не сомневаюсь, что как только выйдет из аудитории, тут же расскажет всем своим подружкам, что Котова с Олежкой спит, а потом пиши — пропало, так и останусь навсегда шлюшкой.

Но конспекты все равно у нее отменные. Наверное, в прошлой жизни была писарем.

— Вот твоя тема. Издеваться над девушкой некрасиво и недостойно. Извинись и уходи.

Олежка сегодня сам на себя не похож — очень серьезный, и даже в какой-то степени строгий. Он требовательно смотрит на провинившегося одногруппника, который, кажется, даже не понимает, что сделал не так.

— Да она еще со школы долги ротиком отрабатывает, — возмущается «святая невинность» Александров.

Одно слово — <i>идиот.</i> Видишь же, что лучше признать вину и уйти, но все равно что-то вякаешь. Вздыхаю, почти с жалостью посматривая на него

— Если не хочешь, что бы я набил тебе рожу, просто уходи. Не могу тебя видеть, — философ явно вышел из себя.

Удивленно приподнимаю бровь. Что творится? Еще и на дуэль вызовет, чтобы защитить мою честь. С каждой минутой все интересней и интересней.

Александров, видимо, осознав всю печальность положения, не спорит и уходит. Что же, первое правильное решение за сегодняшний день.

— Вы что-то хотели, Олег Николаевич? — неуверенно спрашиваю, как только две за одногруппником закрывается.

Философ вымученно опускается на стул с таким вздохом, будто только что победил главное зло вселенной. Устало трет глаза и некоторое время молчит. Кажется, что все это дается ему с невероятным трудом, словно каждое слово весит тонну, а то и две.

— Скажи мне, Алиса, что с тобой не так? — смотрит куда угодно, только не на меня.

Странный вопрос. Со мной все не так. Какое это вообще имеет отношение к теме наших занятий?

— Молчишь? Вот и я не понимаю, почему такая красивая и умная девушка бросается в крайности. Сначала ходишь на лекции так, будто больше всего на свете тебе нужно привлечь к себе внимание, а теперь — серая майка и черные джинсы. Неухоженная и только вытащенная в кровати. Не думал, что такое придется говорить девушке, но волосы не мешало бы помыть, — наконец поворачивает свое лицо ко мне и вздыхает.

Не понимаю, к чему этот разговор. Ничего не понимаю. Какое дело этому человеку до того, как я выгляжу? Он всего лишь преподаватель, которого вижу раз в неделю. Ну подумаешь, волосы грязные, как будто от того, что я их помою, что-то изменится на лучшее. Ничего не произойдет, только и всего.

— Это мое дело, — холодно произношу.

— Мне тебя жаль, но такие девушки, как ты, не должны вызывать жалость. Кем ты была до того, как стала такой? Что сломало тебя? Куда ты дела тот задорный огонек в твоих глазах? — о, тут кто-то тоже любит громкие заявления и метафоры не к месту.

Хмыкаю, но все же отвечаю — возможно, хоть так отстанет.

— Огонек? Там только тлеющие угли. Вы хотели это услышать? И да, я не считаю себя красивой, — уверенно произношу, выплевывая каждое слово.

Олежка встает и медленно подходит, таким образом показывая, что правила его мало волнуют. Через секунд десять его лицо уже в опасной близости к моему — тоже провоцирует? Наверняка. Еще один спаситель на мою несчастную, засаленную голову. Куда их только девать, если все шкафы забиты?

— Алиса, посмотри на меня. Ты считаешь меня красивым? — внезапно спрашивает, впиваясь взглядом своих темных глаз в лицо.

Смотрю. Первое, что вижу — глаза. Цвета шоколада. Вокруг них морщинки. Кажется, он много смеется. Прямой нос. Без горбинки. Тонкие сухие губы. Искусанные до крови. Гладко выбритые щеки. Без изъянов. Красивые впалые скулы. Всегда хотела себе такие. Высокий умный лоб. Здесь тоже морщинки. Светлые, пшеничные волосы. Коротко остриженные.

Красив? Безусловно.

— Да, — слишком лаконично.

Да и я не понимаю, к чему ему играть в спасателя? И что за дурацкий разговор? Лучше бы и дальше никому не было никакого дела до того, что со мной происходит. Капитан Америка местного разлива, блин.

— Тогда тебе не кажется странным, что такой привлекательный молодой человек считает такую, как ты, красоткой? Что-то тут не так, не находишь?

Конечно же, нахожу, что ты вообще начал такие вопросы задавать. И что дышишь прямо в лицо — тоже странно.

— К чему это все, Олег Николаевич? — напрямую спрашиваю.

Недоумеваю.

— Просто хочу тебе помочь. Найдешь себе парня и забудешь, наконец, про своего орла, — с улыбкой произносит и, о боги, наконец делает шаг назад.

Сердце стучит быстро-быстро, даже дурацкие коленки дрожат от опасной близости со взрослым мужиком, который явно не привык играть в игры. Неужели, сам на место моей гипотетического парня метит? В голове тут же возникла картинка нашей будущей совместной жизни, да такая реалистичная, что я даже вздрогнула.

Об этом явно не стоит думать, Алиса.

— Орла? — переспрашиваю и еще раз притворяюсь дурочкой. Ага, типа никто не догадался, что я страдаю по парню.

Олежка лукаво улыбается и задорно подмигивает, мол, в дурочку уже поздно играть.

— А как еще его назвать? Такая красивая…

— Хватит говорить, что я красивая! — поспешно перебиваю, но он как ни в чем не бывало продолжает свой монолог:

— … девушка за ним бегает, а он даже не замечает. Печально, не так ли? Сколько лет это длится? Кто он? Что именно ты к нему испытываешь?

Происходящее начинает меня злить. Хватит выводить меня из комфортной зоны ничем не примечательной апатии, где безразлично все на свете. Ничем хорошим это явно не закончится — философ решит, что сделал доброе дело, и тихо-мирно свалит из жизни своей студентки, а мне опять страдать.

<i>Довольно.</i>

— Кажется, вы меня домогаетесь, — почти равнодушно произношу потому, что голос так или иначе все равно выдает волнение. Никто не поверит, что мне все равно. Плохая мина при плохой игре.

Он вновь задорно улыбается, а затем подмигивает. В его темных горьких глазах плескается смех, как бы еще раз доказывая теорию о том, что мина все же плохая.

— Ну разве что самую малость, — весело произносит. — А что такого? Я красавец, ты тоже ничего. Тем более, тебе уже девятнадцать, а я не так уж стар… Не посадят в тюрьму за педофилию, а мне, не поверишь, очень нравится свобода. Так что не вижу ничего дурного наших отношениях, — выдает на одном дыхании.

— Вы прикалываетесь? — на грани истерики спрашиваю.

Он долго молчит, все еще храня на губах задорную улыбку. Благодаря усилиям Олежки, все мысли теперь заняты непонятно чем — какая-то каша, да и только.

— Сходишь со мной на свидание? Только прихорошись, ну. Ты, конечно, симпатичная, но смотреть на твой серый свитер, как минимум, тошно.

Он, должно быть, сошел с ума. Олег Николаевич Воронцов, заядлый холостяк, гроза нашего универа и объект ночных желаний половины студенток, приглашает меня на свидание. Нелепо. Смешно. Нафиг надо такое счастье.

— Пожалуй, откажусь, мне это неинтересно, господин Воронцов.

Свидание из жалости — что еще более унизительное может придумать человечество? Ну разве что, свадьба из жалости. К счастью, нам с Воронцовым свадьба не грозит.

Отказ, конечно же, его не смещает. Олежка был готов к отказу? Даже обидно. Стоит себе и мерзко хохочет.

— В таком случае, Котова, жду от вас доклад. Вы же не забыли про него? То, что я Вас пригласил на свидание, не отменяет вашего наказания.

Я постыдно вспыхиваю и произношу:

— Это низко, Олег Николаевич.

Он же спокойно произносит, неспешно поправляя пшеничные волосы:

— Знаю, Котова, но на войне все средства хороши.

Поспешно разворачиваюсь и, гордо подняв голову, удаляюсь из аудитории. Только закрыв дверь понимаю, что впервые за несколько месяцев улыбаюсь, да и за последние минут десять в голове не пронеслось ни одной мысли, которая бы касалась Яра. В какой-то момент даже почувствовала, что жива. Этого вы хотели, Олег Николаевич?

А теперь грусть снова проносилась шумными ветрами в голове. Как же больно. Больно, но не безразлично. И опять острие ножа, опять колотая рана. Что же ты со мной сделал? Этого добивался? Зачем срывать корочку на только подсохших ранах? Какой от этого толк?

— Котова, он остался тобой доволен или все-таки не хватает навыков? Хотя у такой отборной бляди его должно быть предостаточно, — Александров мерзко произносит эти обидные слова, и где-то в глубине души они мне кажутся правдой, очень глубоко, полагаю. Ведь Олег Николаевич действительно меня приглашал на свидание.

Чудеса из чудес — этот балбес ждал по меньшей мере минут десять под аудиторией только для того, чтобы опять попытаться оскорбить меня. Все же нет предела сволочизму некоторых людей.

— Закрой рот, Александров, блядями будешь называть своих подстилок, — стальным голосом произношу и разворачиваюсь в противоположную сторону.

Он же хватает меня за руку и разворачивает, сжимая запястья до синяков. Странное дело, но теперь одногруппник не кажется привлекательным, хотя еще час назад я спокойно бы назвала его одним из самых красивых парней нашего факультета. Злоба и пронившая душонка изрядно портят человека, и даже острые скулы, о которых сейчас все мечтают, кажутся чем-то отвратительно неприятным.

— А ты не против стать одной из них, как я погляжу.

Собираюсь ответить ему той же монетой, но из-за спины звучит твердый преподавательский голос:

— Александров, я тебя предупреждал, — о, защитник пожаловал.

Не выдерживаю и начинаю громко истерично смеяться. Все очень плохо. Хватит на сегодня ярких переживаний, связанных с Воронцовым. Тихо произношу сквозь смех:

— Ублюдок, — а затем ухожу.

Поиграем в жизнь?