12.

"Убили!" — кричат, — "Убили солдата!

Вот он, вот и шашка,

Осколок в груди,

Рука всё сжимает револьвера отраду,

А Вечность течёт,

Обагряя виски!"

Секундное, злое столпотворенье

И тысячей ног по телу — вперёд.

Кипучее месиво, чей-то сдавленный хохот,

Безголового всадника конь упорно несёт...

Не до тела солдата с распахнутым взглядом,

Вдохновенной улыбкой на смуглом лице,

Пусть он даже и жив, пусть пытается встать он,

Пусть револьвер готов к голове поднести...

И никто не услышит ни выстрела в спину,

Ни отчаянных криков,

Ни ярой мольбы,

Рядом вороны над

Трупом белой лошадки

Стаей сгрудились и

Пожирают кишки...

Вдруг заплакал Андрей —

Стало горестно, глупо

Умирать на бегу, пешкой в чьей-то игре,

Опустил пистолет, взгляд свой небом оправил,

Улыбнулся негулкой, седой пустоте.

"Вот и всё — никогда никого не увижу.

Вот и всё. Мне не о чем даже жалеть.

На беду угораздило рьяно влюбиться

В ту, которой не мне гимны Эроса петь...

Кто я?

           Русский?

                          Цыган?

                                       Очарованный странник?

Для чего я ещё

                          Алой пеной дышу?

Бесконечное небо — бесталанный обманщик,

Что красою безбрежья прикрыл пустоту.

Мне действительно страшно,

Мне не хочется падать

С высоты горних сфер

В злое лоно земли.

Дай хотя бы глоток

Того тёплого яда,

Что воздухом люди зовут

И цветы..."

Холодное тело на грязной дороге,

На шинели суконной алым пятно,

В рассечённой груди белоснежный осколок —

Здесь покоен Астарт,

Здесь обрёл он свой дом.

… А в соборе нежданно

Вдруг вспыхнула свечка.

Погорела, погасла, как будто сама,

И остаток ночной Груша в маленькой келье

Провела, ни на миг не сомкнувши глаза...