11.

Чьи-то руки подхватили Аграфену, понесли,

В сани уложили, шалью тело ей укутали,

Кто-то подбежал и водкой начал растирать лицо,

"Кто ж зимою да в исподнем..." -

Кучеру: "Что встали? Но!".

Понеслась лихая тройка -

Только ветр поёт в ушах -

Разомлела Груша в шали,

Спит, как ангел, гонит страх.

Ваня — Марье: "И зачем же

Ты взяла её с земли?

Тле цыганской здесь не место.

Что нам дома скажут и..."

"Что ты мелешь, ирод тёмный?!

Человек же замерзал!

Если б был ты в том буране,

Ты б не стал себя спасать?"

"То же я.

А то — цыгане.

Сплошь злодеи, колдуны.

Выбрось ты её обратно,

А иначе, нет жены

У меня".

"Побойся Бога!

Венчаны мы.

Мы — одно.

Но на что меня толкаешь?

На убийство?!"

"На него. Выбирай: тебе дороже

Сын купца иль эта шваль..."

"Я не знаю.

                   Я не знаю!"

"Раз не знаешь, то толкай!"

Потянулись руки к Груше,

Чтобы вытолкнуть, убить...

Марья мужа вдруг толкнула,

Метель скрыла страшный крик...

Груша млела в тёплой шали,

Снился ей Аврелий, "Яр",

Снились в таборе цыгане,

Снился добрый дед Иван.

Ей во сне казался песней

Кушаком забитый стон,

Слёзы ей дождём казались,

Тёплым, ласковым дождём...

Снежная равнина тлела под окалиной Луны,

Сани ехали, звенели, песней прославляя жизнь,

Только Марья без улыбки, сплошь измученным лицом

Всё вздыхала, руки грела, цепенела от того,

На что, глупая, решилась, погубивши и себя

И того, кого любила, с кем обвенчана была...

"Вовремя ты появилась, девочка из злой пурги...

Может, лучше б я сказала кучеру тогда: "Гони!"?

Праздник всё-таки. Венчанье. Гости ждут за злым столом.

Как скажу свекрови-матери, что сыночек её мёртв,

Что он сбросил маску дивную, показал своё лицо,

Что любовь была ошибкою, да и не было её?..

Знаю будут люди хмуриться

Да злословить за спиной.

Знать, судьба моя бесовская -

Быть одной.

Ничего. Прорвёмся. Выживем.

Видит Бог, ты будешь жить...

Вот уже почти приехали.

Просыпайся, проходи..."

В дом чужой с пустой улыбкою

Входит Груша, чуть дыша,

Под руки её два молодца

Держат, не дают упасть.

"Кто это? Где Ваня, сын мой?!"

"Мёртв он, матушка, прости..."

"Убирайся с глаз, холера!

Плохо! Плохо мне! Воды!"

Кто-то из гостей дал кружку, усадил мать на скамью.

Пригляделась баба к Груше и воскликнула: "Убью!

Ты цыганку притащила под иконы

В светлый дом!

Лучше сберегла бы мужа.

Всё! Довольно! Выйди вон!"

"Государыня, но там же..."

"Цыц, шуты и егеря.

Как любая мать, за сына

Полной мерою плачу

И я права.

Про цыганку не забудьте -

Много грязи от неё.

Пусть её просушит холод,

Вырвет ноги, обожжёт.

Гости, гости дорогие, ешьте-пейте — всё  для вас -

И Ванюшу помяните,

Помолитесь за меня..."

Вывели двух женщин в зиму,

Бросили в пустом хлеву

И ушли, чтобы вернуться

Лишь за трупами к утру.

Марья шубочку стянула, расстелила на полу,

Уложила Аграфену, отошла сама ко сну.

Мужики с утра явились, кто с лопатой, кто с киркой,

А они лежат — живые! — в шубу кутаны, тряпьё.

"Что за чудо? Видно Богу

Неугодно их забрать..."

"Делать что будем, Семёныч?"

"Как же — что? Отогревать".

Люди бросили лопаты,

Принесли одежду, чай,

Отогрели, отмолили и решили

В церковь сдать.

До собора путь неблизкий.

Запрягли трёх лошадей.

С молодецким гиком-свистом

Вылетели в новый день!