8.

Дом нашёлся.

Довольно быстро.

Был Бориска и рад,

И доволен собой…

Чистый угол

И русская печка,

И хозяйка под боком

И родной самогон…

Его банда кутила в деревне:

Поджигала амбары, сады,

Расстреляла с десяток пленных,

А наутро, упитая вдрызг,

Свергла власть пролетарских Советов

При поддержке восьми мужиков.

Сельсовет генеральным стал штабом,

А Борис — атаманом, вождём.

Правил он справедливо и строго,

Обучал воевать крестьян,

Но с десятком старинных винтовок

Далеко не уедешь. Он знал

Что дорогой железной несутся

Поезда грузовые полны

Амуницией для пехоты,

Пулемётами, златом полны.

Вот тогда и решился на дерзость.

Взял в охапку своих мужиков,

Раскидал по кустам вдоль дороги

Да и стал поджидать паровоз.

Время шло. Было тихо. И гневно

Начал люд деревенский роптать,

Только —

ЧУ! —

Стук колёс в пяти вёрстах

Да гудок паровоза слыхать.

Растеклись мужики по кусточкам,

На «железку» втащили бревно,

Да винтовочки наизготовку,

Слово Борькино ждут, чтобы в бой

Окунуться, как в омут, беззлобно

Всё сметая и всех круша,

И с улыбкою кровной, звонкой

Ощутить вольный звон палаша…

Показался вагон паровоза.

Дым застлал мужикам глаза.

Дал отмашку бойцам Арсеньев,

Тучных выстрелов грянул залп.

Разудалый раздался скрежет,

Поезд рваный несло под откос,

Взрыв прошёл по низине гулко,

Мужики утирали пот.

Взял Арсеньев с собою двух крепких,

Остальным дал приказ обождать

И, спустившись в низину первым,

Обозрел рукотворный ад:

Всё пылало кругом. Треск и крики.

Чьи-то руки в пустой мольбе…

Улыбнулся Борис диким

Своим снам и предчувствиям бед.

Но немного ошибся Бориска:

Он с пехотой пустил под откос

Поезд с красной звездой на темени,

Больше тысячи вечных птенцов.

Ничего в этом поезде не было

Кроме боли, кровавых слёз.

Так с пустыми руками Арсеньев

Возвернулся ко ждущим его.

«Будет следующий поезд нашим.

Коммисарам дадим огня!

А пока по домам. Безглазов!

Остаёшься со мной.

Дотемна».

Травили истории,

Курили махорку,

Любовно поглаживая

Стёртый приклад.

Безглазов смеялся —

Молодецкое горло —

Арсеньев всё больше и дольше молчал.

Смотрел на закат,

Сплёвывал под ноги,

Следил за небрежным полётом слюны.

«Что же я делаю?» — спрашивал облако

И выпускал окровавленный дым.

Часто во сне к нему приходили

Лица ушедшие давних друзей.

Глядели с укором,

Шептали воинственно,

Что не оставят в покое вовек.

Авра он видел чаще, чем многих.

С ним он беседовал, словно с живым…

«Едут!» — Безглазов вскричал у дороги, —

«Эй, атаман! А ну-ка проснись!»

Всё завертелось в лихой свистопляске.

Из разодранной глотки фонтан пустоты,

Упрямый Безглазов в мясницком платье

И полумёртвое око Луны.

Запах ружейного масла прогорклый,

Окроплённые кровью златые дары,

Словно апостолы чёрного Бога,

Три пулемёта, смертью полны…

«Вот это удача!», — хрипит Безглазов, —

«Ну у тебя и чутьё, атаман!

Ладно, пойду созывать всех наших.

Пусть поглядят!

Пусть поглядят!»

Безглазов ушёл, растворился, как не было.

Арсеньев поднёс свои руки к глазам.

«Кровь на руках.

Что же я делаю?

Что же я делаю,

Милый Авр?..»