13.

Мне пора убегать.

Больше мочи здесь нету.

Саганеев лютует,

Кровью красит персты.

Мне пора уходить.

К Груше, Груше уехать.

Только бы вырваться

Из этой тюрьмы.

Мой сосед по бараку трясётся от страха,

Всюду слышен лишь сонный сухих выстрелов стон.

Был отдан приказ ликвидировать лагерь —

Знамя чёрное Смертью кипит у ворот.

Санька Дохлый кричит: "А чего мы теряем?!

Всё равно помирать! Собирайся, братва!

Черносотенцы, синие, зелёные, красные —

Как ты их ни зови, кровь у всех нас одна!"

Это страшное дело — супротив трёхлинейки

Без всего, с голой яростью в диких глазах...

Разодрали мы псов, лагерем завладели

И знамя подняли. Чернее, чем Ад.

Саганеева отдали на суд народа.

Закопали по грудь. Каждый долгом считал

Подойти, плюнуть в морду, справить малое дело

Прямо в рот палача, затрещину дать.

Через день или два подошла шайка-лейка.

Дохлый кума узнал в атамане, бежал

С распростёртыми дланями, выстрел подрезал

Санька на бегу. Окровавлен, упал.

"Так будет с каждым!" — отрезал Гордеев,

Удалой атаман, три сажени в плечах, —

"Эй, отребье, из вас кто оружье умеет

Держать, как девицу, во властных руках?"

"Мы все здесь умеем дать отпор грязной банде,

Что свободой зовёт право всё разрушать.

Не затем мы оковы железные рвали,

Чтобы снова на цепь. Ату их, братва!"

Началась заварушка. Та же ненависть, ярость.

Те же хрипы предсмертные. Снова война.

Я, момент улучив, тихо вышел из драки,

Огляделся, увидел гнедого коня.

Конь под всадником был. Я пригнулся, взял камень,

Размахнулся, швырнул… Всадник наземь упал.

Я — в седло. И кнутом по бокам. Удержался!

… Груша, ангел мой ясный,

Найду ли тебя?..