Глава 6

Варшава, 1 октября, 1939 г.

Теперь крыс ловить было несколько легче. Тушки товарок становились отличной приманкой. Как оказалось, крысолов из Антония так себе. Почти десяток тварей удрали, потому что он был слишком неповоротлив. Одна даже утащила кусок приманки за собой в канал.

— Хорош охотничек, — хвалил Антоний сам себя, когда ловил очередную крысу. За эту ночь и остаток прошлой он похвалил себя всего дважды. Мало… Слишком мало после того, как он потерял всю кровь. Его бил озноб, в то время, как изнутри разгорался неугасимый жар. Положение было безнадежным. Все, что он мог — это орать и бить кулаками, в надежде, что его услышат. В надежде, что его услышит не тот монстр. Первое время Антоний сидел тихо, боясь, что тот его все еще выслеживает, что он вернется за ним на следующую ночь, но страх сгореть от голода в итоге пересилил.

Но и шуметь слишком много он не мог — это распугивало крыс.

Антоний смотрел в потолок. Непонятно, что его терзало сильнее: бездействие, злость или голод. Или страх. За первый же час ему хватило ума уплыть по течению футов на двести ниже. Течение было сильным, даже бесполезные, нечувствительные ноги не мешали — знай, подгребай руками и все. После этого он разорвал тушку крысы на несколько кусков и разбросал вокруг себя, чтобы приманить новых… А потом он мог только ждать. Ничего не делать. Это было хуже всего. Он проклинал то, как медленно заживают его раны. Раньше он уговаривал себя, что достаточно лишь избегать стычек, не подставляться под удар, и этот… недостаток не будет давать о себе знать. Если бы он только был таким, как Ханс или Шип. Он не раз видел, как на них заживают переломы всего за пару часов. Да что там, даже уродливой химере Ландовского он сейчас завидовал. Интересно, кто кого бы одолел, если стравить ее с тем молохом?..

Следующие полчаса Антоний развлекал себя мысленными боями между жидом и кем-нибудь, кого он знал. Наибольшее удовольствие у него вызвали бои с Псоглавым и Свеном. Первого вчерашний молох разорвал бы на сотню маленьких уродцев, а уж его самого бы прикончил Свен. Мало кто в Ордене был сильнее Свена. Может, только Дьявольские сестры или Безликий. От этих мыслей Антоний невольно скис. Неудивительно, что Свен был для Ады желанней него.

Но его мысли недолго задержались возле Свена и Ады. Антоний мимоходом даже удивился тому, что он о ней даже не вспоминал все это время. Его куда больше занимали поимка крыс и тот вчерашний монстр. Как бы Антоний хотел разнести его голову из какого-нибудь крупнокалиберного ружья, просто всмятку, чтобы осталось только месиво посреди этой копны мерзких кудряшек. Или сжечь. Медленно. Заживо. Интересно, как бы он тогда исцелился… Но все картины расправы не приносили ему не малейшего удовлетворения.

— Какого ж черта ты ко мне полез, урод, — прошипел Антоний в который раз. Сдалась ему та девчонка. Понравилась она ему, что ли? Или он бы не поделился с ним? Можно ведь было решить все это мирно, но нет, дело было не в дележке… Неужели он такой идиот, что не понял бы такого простого решения… Или это была его смертная любовница?

Антоний не сразу поймал себя на том, что пытается оправдать того еврея. Это показалось ему нелепым и странным, и он поскорее выбросил все эти мысли из головы. Тем более, что на край канала вылезла огромная черная крыса и стала медленно подбираться к приманке… Когда он был занят делом, его не одолевал ни страх, ни дурацкие мысли. Как только Антоний выберется отсюда, он сразу снарядит отряд за тем жидом, его притащат к нему, а потом… потом он придумает, как наиболее медленно и мучительно его убить. Чтобы знал, как переходить дорогу Bete du Gevaudan!

А он выберется. Антоний помнил, что Юрген говорил о своем даре искать того, кого он пожелает. Оставалось надеяться, что мальчишка-сержант достаточно над ним трясется, чтобы отправиться на поиски.

К счастью, он ждал не так долго. Еще пара упущенных крыс, пара часов мучительного безделья (к тому времени он решил не только, что жид за ним не придет, но и то, что если он придет, то сильно пожалеет) и вдали послышался голос. Шум воды мешал его расслышать, но поток воздуха принес запах гнили молоха.

— Капитан! Антоний! Я смог найти вас, — глаза Вайса сияли, как две горящие плошки. Он зачем-то притащил с собой газовый фонарь, которым слепил теперь Антония.

— Погаси эту дрянь, — щурясь, приказал он сержанту. — И вытащи меня отсюда поскорее. Хватит пялиться, не в цирке.

Юрген вынес его из канализации на закорках. Фонарь бросили возле крысиных приманок. Первым делом сержант дал Антонию своей крови, и тот едва удержался, чтобы не выпить всю. Никогда еще горечь тухлой крови не казалось ему настолько приятной. Но он удержался. Выпил лишь несколько больших глотков, надеясь, что этого хватит, чтобы унять внутренний жар. Вцепившись в плечи Вайса, он с завистью смотрел, как быстро затянулись маленькие ранки. Даже воротник толстовки почти не измазался.

— Вы такой… — Юрген тогда замялся, боясь, видно, что прозвучит слишком двусмысленно.

— Горячий? А то я не знаю.

Наверху тарахтела двигателем машина. Военный фургончик, возле которого стоял Ханс и курил. Бывший фокусник, радостно охнув, помог им выбраться из люка, завернул Антония в какое-то колючее одеяло и затащил в кабину фургона.

— Уж прости, дружище, что не полез следом, — подмигнул Ханс, хлопнув себя по животу. — Не втиснулся бы в люк.

— Капитан я, — вяло ответил Антоний. В один момент накатила какая-то усталость и нежелание говорить.

— Может, сигаретку, капитан?

Рука Вайса подсунула ему под нос пачку с верблюдом. Где он только их тут нашел? Антоний с удовольствием закурил, закрыв глаза.

Машина тронулась с места. Ехала она ровно, почти не подскакивая на брусчатке, но Антоний все равно ощущал это. Нехорошо. Он пока не чувствует боли, но, как только срастется хребет, начнутся веселые ночки. Надо бы сказать Хансу остановиться, чтобы его переложили в фургон, откуда сейчас торчала голова Вайса — Антоний видел ее в зеркале заднего вида. Но Антоний не был готов унизиться перед ними еще сильнее. Вместо этого он, докурив, постарался отвлечься сначала на вид за окном, а потом — на саму кабину. Ханс быстро обжил эту машину. Под крышей были прицеплены несколько знакомых Антонию снимков с Хансом во фраке и девушкой-ассистенткой в пышном коротком платье. Внизу на стекле, в щель между ним и приборной панелью были воткнуты еще две фотографии. Все тот же Ханс, но уже в простом черном пальто и котелке, а с ним — герр Ларс. Его дитя и лучший друг со времен цирка. В отличие от Ханса, лишенный какого-либо дара. Антоний и видел его только на этой фотографии, потому что Ларс всегда сидел в Кёльне. Слишком бесполезный. Такие годились только на пушечное мясо, которого в Ордене было большинство… Со второго снимка улыбалась девушка. Довольно милая, несмотря на щель между передними зубами и слишком круглые щеки. Этого снимка Антоний не помнил.

— Кто это?

— Где?.. А, это? — Ханс коснулся пальцем лица девушки. — Это Катрин.

— Не помню, чтобы ты раньше таскал с собой фотографии своих девиц.

— А это другое… — он, кажется, даже смутился. — С ней все по-другому.

Антоний прищурился.

— Ты хочешь обратить ее?

— Да ты что! Это дурная манера — обращать всех, с кем спишь!..

Он замолчал. Потом через пару минут, понизив голос до едва слышного шепота, продолжил:

— Я не могу, Бет. Она слишком маленькая… Капитанше нашей даже до плеча не достанет. Ну, ты понимаешь?.. Она не "щенок", она просто человек. Из нее не получится молох.

Остаток дороги они ехали молча.

Спальня встретила Антония ярко-изумрудной кляксой, которое на проверку оказалось платьем. У Ады не было таких нарядов. Она предпочитала светло-серые, голубые, бледно-розовые, белые цвета, нередко сплываясь в потускневшем нынче мире Антония единым светлым силуэтом. Платье, видно, было из гардероба Катаржины (а, может, и Марьяна — шут их знает) и сидело на фигурке Ады просто великолепно.

Увидев всю троицу, Ада вздрогнула и подлетела к ним яркой бабочкой. Судя по шевельнувшимся губам, она хотела что-то сказать. Судя по удивленному и одновременно раздраженному лицу, она не сказала бы ничего хорошего. Ханс и Юрген, чутко уловив ее настроение, поспешно ретировались, оставив перемазанного, как черт, Антония на маленькой белоснежной тахте.

— Капитан Шастель появился очень вовремя.

Знакомый гортанный голос и запах курятника. Как только Антоний сразу не почувствовал? Метис сидел на спинке их с Анхен кровати, как на насесте. Вместо одежды, как всегда, один лишь плащ из перьев, с капюшоном в виде орлиной головы. Грудь перетянута ремнями для писем.

Внутри Антония ехидным, жгучим клубком скрутилась ревность, сдавив горло. Чем искать его, эта стерва крутилась в новом платье перед этим индейцем… Он вдруг ощутил себя особенно жалким и никчемным. Бобби, напротив, сидел с довольной ухмылкой на губах. Мускулистый и лоснящийся, как гнедой жеребец.

Лицо Антония перекосило, он оскалился и почти зарычал. Слишком уж он был зол, чтобы себя контролировать. Бобби повезло, что у него сломана спина. Иначе он уже глодал бы его косточки! Говорят, они у него легкие и пустые, как у птицы — так, может, он и на вкус, как курица!

— Антуан, держи себя в руках, — прошипела Ада. Она буквально вытолкала Бобби вон. Только мелькнули стекляшки вместо глаз на капюшоне, и независимый (и чрезмерно неприкосновенный) посланник улетел в ночь. Остались только птичий запах да горстка перьев под окном.

Ада присела рядом с ним на тахту.

— Ревнивый идиот, — просто сухая констатация. — Я не твоя, забыл?

— Нет.

— И никогда не была.

— Я знаю.

Кротость в собственном голосе поразила его. «Собачонка», — тут же прозвучало в голове обвинение Шипа. В самом деле, мало ли в мире баб?

«Полный город девок!»

Нет, не мало, ответил он сам себе. И красивее есть, и уж точно добрее. Он отвел глаза и, лишь бы не смотреть на Аду, уставился на фиолетово-черные разводы внизу живота. На бедре вспух странный бугор, оплетенный веревками темных вен. Ада, видимо, тоже проследила за его взглядом.

— Тебя надо отмыть, — тон такой же сухой, как и ранее.

— Может, спросишь, что случилось? — пусть хоть сделает вид, что ей интересно, черт ее дери. Но лицо Ады оставалось бесстрастным. Она лишь сказала:

— Всему свое время, должен понимать.

Не пререкаясь более, она втащила его в огромную ванную комнату Борхов, примыкавшую к спальне. Царство белоснежного мрамора, зеркал и запахов мыла. Ванна была раза в два больше той, что стояла у них в квартире, но впервые водные процедуры не доставляли ему удовольствия. Ада оставалась такой же немногословной, пока смывала с него кровь и грязь. Лишь один раз спросила, прикоснувшись кончиками пальцев к его темному животу:

— Тебе что, совсем не больно?

Антоний вяло покачал головой. От теплой воды ему хотелось спать.

— Плохо…

Он хотел ответить что-то колкое, но мысли жуками расползались в разные стороны.

Уже оказавшись в постели, чистый и благоухающий, как надушенная болонка, он спросил:

— Что тут делал Бобби?

Ада отпустила мягкие подушки, которые ему поправляла. Хотя она старалась отвернуться, закрыться пеленой светлых волос, Антоний увидел, как знакомо блестят ее глаза. Действительно, ревнивый идиот. Как она могла предпочесть кого-то Свену? Этой ненормальной даже красавчик-индеец недостаточно хорош.

— То же, что и всегда. Приносил письма…

— И насколько хорошие новости нужно принести, чтобы ты решила переодеться, м?

Губы Ады дернулись.

— Мне лишь хотелось попробовать вытянуть из него что-либо сверх… Все мужчины одинаковы, а я видела, как он на меня смотрит. Тем более, что он меня и за капитана не считает. Так… думает, что я выслужилась перед тобой…

Это бессвязное бормотание вместо привычных рубленых фраз удивило Антония.

— Удалось?

— Ты все испортил, — коротко ответила она, передернув плечами, и снова взялась за подушки.

Святые угодники… Неужели у него не осталось ни капли достоинства? Или она не была такой раньше? Не была ведь?..

— Но ничего, — добавила она. — Время еще есть. Да и того, что он сказал, мне вполне хватит.

— О чем речь, вообще? — раздраженно спросил Антоний. Он не понимал ничего из того, что она говорит.

— Мне пришло интересное письмо от… доброжелателя, — бледные губы Ады снова дернулись в усмешке.

Письмом оказалась коротенькая кляуза, якобы расставлявшая положение сил в империи Медведей. Кое-что, на взгляд Антония, она может и объясняла. Но по сути — ничего, как он и сказал в итоге Аде. И добавил, что от этой писульки было бы больше пользы, если бы он мог ею подтереться.

— Ты просто в дурном настроении, Антуан, — проворковала она, с демонстративной заботой поправляя воротник его халата. Антоний вновь ощутил себя какой-то безмозглой собачонкой. — Я думаю, тебе стоит отдохнуть, а после мы вернемся к этому разговору.

Ее руки, словно невзначай, скользнули по его груди, животу и немного ниже.

— Зря стараешься, — оттолкнул ее руку Антоний. — Забыла, что я ничего не чувствую?

Может, это и нужно ему, чтобы включить мозги? Его осенило нехорошее подозрение… Ведь не раз уже так было. Когда Ада помогала ему «отдохнуть перед важным разговором». Даже по ее приезду в Мюнхен… Вначале был секс, а там уже, когда он забыл про их ссору и Свена — ее «заманчивое» предложение поучаствовать в людской войнушке. Забавное и легкое на первый взгляд.

Антоний поймал ее взгляд. Удивленный и, кажется, немного раздосадованный. Возможно, и хорошо, что она вернулась к старой тактике. Значит ли это, что она его до сих пор не раскусила? Или наоборот, раскусила его и пытается усыпить бдительность?

Он чуть повозился, вздохнул и сказал, жалобно заломив брови (он ведь не переигрывает?):

— Адхен, детка, прости меня… Я действительно устал.

Ее взгляд чуть смягчился, лицо посветлело. Надо же, он никогда не замечал, какое оно у нее простое. Анна-Роза, пожалуй, была даже красивее.

— …Меня чуть не убили, я провел сутки в канализации, питаясь крысами, — Антоний старался сделать свой голос как можно нуднее и противнее, жалея, что не может повилять хвостом, как провинившийся пес. Великолепный хвост Жеводанского Зверя жалкой меховой тряпкой лежал, наверное, где-то у него под ногой. — Я не в состоянии проникнуться сейчас твоими наполеоновскими планами, когда ты недоговариваешь. Ты же всегда мне все нормально объясняла… Схемок до черта нарисовала, но мне суешь какие-то бессмысленные писульки и загадочно улыбаешься. Объясни мне, что нужно делать, да и только.

Когда она объяснила, Антоний захотел откусить себе язык. Лишь бы только не начать орать на нее, как в прошлый раз. Ада смотрела на него абсолютно сияющими глазами, будучи в полном восторге от своего плана. Отступив от всех приказов Свена и Безликого, она выдумала такое… что до этого ни одна тупая химера не додумалась бы.

Антоний вдохнул и выдохнул. Улыбнулся.

— Детка, да твои планы поистине наполеоновские. Мне явно нужно это переварить… И, кстати, о переварить. После крыс и Вайса мне не помешало бы немного нормальной крови, сама понимаешь.

Недоверчивая гримаска исказила лицо Ады. Он, наверное, все же перестарался, так легко согласившись с ней. После той сцены в это слишком трудно поверить. Ведь ее идея выходила за все рамки. Воистину, нет никого безумнее и страшнее отвергнутой женщины. И откуда только в ней столько самоуверенности? Да, он всегда знал, что она амбициозна. Да, он делал скидку на ее куда более юный возраст. Но это...

— Не смотри на меня так.

— Не ожидала, что ты воспримешь все так спокойно…

— Скажем так, я решил не плевать против ветра, — весело бросил он. — Я всегда слушался тебя, и где мы сейчас? В особняке самых могущественных лордов Польши. Что мы делаем? Пытаемся развязать войну, сродни которой не было уже много сотен лет. Это все чудесно, но мне нужна передышка. Хотя бы маленькая. Если ты хочешь, чтобы я все обдумал, конечно, и высказал пару своих мыслей… Ведь без меня ты не обойдешься в этом деле, верно?..

Его голос был веселым, но внутри все скрутилось от ужаса. Что он должен был делать теперь? Не убивать же эту идиотку. Увидев впереди последний рубеж, она потеряла все самообладание и рассудительность, что у нее были…. Эта идея сведет ее на тот свет, и Антоний больше всего боялся, что она утянет его за собой.

А мог бы он убить ее прежде, чем она сделает то, что задумала? Кто она? Всего лишь женщина, с которой он спит. Он фактически убил своих братьев, неужто пожалеет ее? В конце концов, лучше она, чем он…

Антоний надеялся, что лицо не выдаст его, но Ада Миллер, кажется, ничего не заподозрила. Она лишь согласно кивнула и вышла. Быть может, найти ему кровь, быть может, за чем-то еще. Он пропустил мимо ушей ее последние слова и, когда хлопнула дверь, наконец, стер с лица неискреннюю ухмылку.

Неожиданный выход из ситуации пришел к нему, когда Ханс меньше, чем через час приволок к нему по приказу Ады какого-то паренька. Уже и без того бледного, шатающегося, со следами укусов на руках и шее.

— Наверное, подкармливал Борхов за деньги… А может, как знать, и спал с этими извращенцами, — пояснил Ханс. — Он приперся сюда пару дней назад, так его капитанша в подвал приказала кинуть.

Антоний пожалел, что это мальчишка, а не девушка, но выбирать не приходилось. Но на свою беду он встретился взглядом с его полными слез глазами. Губы паренька дрожали, сердце колотилось, как у мышонка. Он пытался что-то лопотать по-польски, но тут же получил от Ханса затрещину. Бывший фокусник истолковал заминку Антония по-своему и подтолкнул мальчишку к кровати, заставив присесть.

А у Антония как ком в горле застрял. Внезапно у него перед глазами встало дуло ружья и еврейский молох, обнимавший девушку. Антоний протянул руки, чтобы схватить парня за плечи, и застыл. Он едва не убил меня, чтобы защитить ее… Из глаз мальчишки закапали слезы, причем прямиком ему на халат.

— Друг, с тобой что-то не так, — вкрадчиво сказал Ханс.

— Я знаю, черт возьми! — рявкнул Антоний, отталкивая паренька с непонятно откуда взявшейся силой. Если бы не Ханс, он бы так и упал. — Этот сукин сын что-то сделал со мной! Я не могу его укусить! Он так и стоит у меня перед глазами. Он и та девчонка!

— Кто? Ты его знаешь?

Толстый, как сосиска, палец Ханса уперся парню в плечо. Он, уже не сдерживаясь, разразился рыданиями и жалобными мольбами, которые тем больше раздражали, что Антоний их не понимал.

— Причем тут он?! Убери его! — его голос сорвался на визг. — Нет… Нет, стой. Дай его назад.

Пересилив себя, Антоний впился зубами в горло парня, раздирая его как можно сильнее. Горячая кровь залила его лицо, руки, халат, постель, но не принесла удовлетворения. Напротив, он с трудом заставлял себя глотать ее. В ушах стояли захлебывающиеся крики о пощаде. Но едва они стихли, Антоний угрюмо уставился на Ханса.

— Что с тобой? — повторил тот.

Антоний утерся рукавом.

И только потом понял, куда можно перенаправить энергию Ады. Убить сразу двух зайцев. Отомстить жиду и отвлечь Аду пока, возможно, не поступит каких-нибудь приказов сверху. Вскоре должны были прибыть еще солдаты, значит, у Свена должен был быть какой-то план. А пока он использует свой шанс сбить ее с намеченного пути.

— Позови Аду.

Терпеливо выслушав ее негодования по поводу испачканной постели и халата, он сказал:

— А теперь послушай, что случилось той ночью. Сядь и послушай меня, — Антоний вновь едва сдерживал раздражение. Хочет она того или нет, не только ее проблемы имеют значение. — Прошлой ночью я встретил молоха Совета. Это он меня изувечил. Этот тип опасен, как никто другой, с кем мы имели здесь дело. Может, ты и считаешь это незначительным, но такого противника у нас еще не было. Я не знаю, кто мог бы выстоять против этой твари, кроме Свена и Безликого… Он отнял мою добычу и едва не убил меня. Более того…

Он запнулся. А надо ли, вообще, говорить ей о том, что только что случилось? Это наименьшая из всех его проблем. Ну, возвращается он постоянно мыслями к жиду. Так ведь, Антоний и не встречал раньше никого, кроме Псоглавого, кто мог бы справиться с ним. И уж тем более никто не отнимал у него прежде добычу. Никто не превращал в добычу его самого. Никто не унижал его сильнее. Естественно, он зол так, что ему кровь в глотку не лезет.

Но, несмотря на эти увещевания, где-то глубоко засела крючочком мысль, которую он никак не мог понять. И мысль эта была далека от мести.

— Что «более того»? — холодно спросила Ада. Но морщинка на ее обычно гладком белом лбу говорила о том, что она уже обдумывает случившееся. Антоний не льстил себе тем, что она хотела поквитаться за него. Скорее всего, просто думала о том, что незачищенный до конца город портил пока безупречное исполнение их миссии.

— Его нужно найти и… устранить! — да, «устранить» хорошее слово.

— Этим займется Вайс…

— Вайс слабак! Ты слышала, что я говорил о его силе? Вайс никогда бы…

— Вайс его просто найдет, — перебила она. — Расскажешь все, что помнишь. Жаль только, что имени ты не знаешь… Он, случайно, не представился?

— Случайно нет.

— Боюсь, если у него достаточно ума, он уже сбежал из города. Если же нет, то мы его найдем и устраним, — привычно скатилось с губ Ады.

Несмотря на ее ответ, Антоний был вне себя от злости. Это и все? Вся ее реакция? Тем больше его раздражало то, что он не мог дать этим чувствам выход. Ведь Ада должна думать, что ее болонка все еще при ней.

Поиски Юргена в первые два дня так ничего и не дали, но Ада на время притихла. Лишь сидела с полубезумным видом, записывая что-то на листочках, сминая их и марая новые. К утру на ковре вырастали целые пирамиды из исписанной бумаги. Изредка она бросала хищные взгляды на Антония и его пока неподвижные ноги. Он знал, что причина этих взглядов проста: ей больше некого отправить на эту ее «миссию». Некому это доверить.

Едва поняв это, он в первую очередь предложил:

— Ты могла бы нанять убийцу. Никто не справится с этим лучше. Сама понимаешь, воровать посылают вора, убивать — убийцу.

— Для Брновича этот вариант подходил. Но здесь нужно, чтобы рука Ордена была явно причастна. Наша рука. Да и денег таких у нас нет… Ты и сам справишься, я знаю. Только когда заживут твои ноги и спина?

У Антония встала бы дыбом шерсть на хвосте, если могла бы. Когда на третью ночь он почувствовал первый укол боли, ему пришлось терпеть. Чем дольше он будет казаться Аде беспомощным, тем больше времени у него будет для принятия решения.

В ту же ночь Ада получила телеграмму о том, что еще одна часть подкрепления из отряда венгерских солдат прибыла в Варшаву. Кроме них, кажется, ожидались еще румыны, но много позже. Взяв с собой остатки нынешнего состава, за исключением химеры, она отправилась к въезду в город, чтобы встретить новоприбывших. С самого начала было решено расквартировать их прямо в нынешнем штабе, в чем теперь Антоний видел исключительно недобрый умысел. Почему именно здесь? Особняк Марьяна и Катаржины Борх был огромен, настоящий дворец, и он мог бы вместить в себя их всех. Но не правильнее было бы рассредоточить их силы по городу? Зачем собирать всех в одном месте?.. Немногим позже он хотел поговорить с Адой об этом, но пока было не до того.

С ее отъездом удачно совпало возвращение пыльного и взмыленного Вайса из первого рейда по городу. Плюхнувшись на кровать и жалобно скривив рот, сержант сказал:

— Не знаю, не могу. Не могу найти его. Я не могу его даже представить толком… Я смог найти один только дом там, где вы сказали...

— И?!

— …Я обшарил все, все, даже подвал нашел. И следа его нет. Я нашел только это… Кажется, он забыл.

Юрген вывалил из сумки свои находки. Прямо на одеяло. Несколько затертых брошюрок, катушка ниток, две на редкость вонючие папироски, перчатка, отчетливо пропахшая гнилью молоха, и обломок гусиного пера.

— Думал, поможет мне как-то представить его… Ой, стойте.

Он пошарил рукой в сумке и вытащил маленькую стеклянную пробирку, судя по всему, с кровью.

— За подкладку завалилась.

Пробирка небрежно упала на кучку остальных вещей. Юрген расстроено перебрал их все, взял в руку одну из брошюр.

— Это еще что?

— Сам не понимаю, что он такое читает. Ерунда какая-то… Да оно на немецком написано. Какие-то легенды и еще какая-то ерунда. Легенды оборотней, что-то про вампиров, что все знают… Кстати, а почему вы называете вампиров «мясом»? Я спрашивал у Азур, но она всегда смеялась. Людей людьми называете, а вампиров «мясом». Что же, люди лучше, выходит? — бормотал Вайс, листая страницы.

— Лучше конечно, — вяло откликнулся Антоний. — Человек может срать, а вампир и того не может.

Это была шутка его собственного изобретения, и когда-то казалась ему и окружающим ужасно смешной. Но теперь ему не хотелось смеяться, а Вайс лишь натянуто хихикнул. Видно, привычка угождать была сильнее него.

Антоний протянул руку к одной из брошюрок и без интереса пролистнул. На ней был чернилами, от руки, нарисован странного вида корабль в море.

— Сотворение оборотней. Мифы, легенды, Твардовский Х., — почерк был мелкий, строгий, как у церковного писца.

— Этот Твардовский Х. все их написал, — подсказал Юрген. — Не знаю даже, кто это. Местный собиратель легенд, что ли?

— Какой же он местный, если все по-немецки написано?

Он пролистнул все три брошюрки и отложил. Вместо этого взял в руки пробирку. Все прочее показалось ему мусором. Откупорив ее, Антоний принюхался.

— Кровь? Зачем он хранил кровь в пробирке?

— Может, про запас? — легкомысленно предположил Юрген, листая «Сотворение оборотней». — А он неплохо пишет, на самом деле. Очень интересно. Я про оборотней, вообще, не знаю ничего… Вот, допустим, послушайте: «Вторым проклятьем оборотней стала их страсть к людской плоти, кара Адоная за то, что они ели сердце и пили кровь нефилима. Даже те оборотни, что воплощали травоядных тварей, в зверином обличье имели когти и клыки. Людская плоть для оборотней самый страшный соблазн. Не будучи смертельно зависимы от нее, как наш народ от крови…»

Внезапная догадка осенила Антония. Еще раз принюхавшись, он осторожно лизнул кровь, оставшуюся на пробке. Она была жгучей на вкус.

— Это кровь оборотня…

Антоний не сразу понял, что это значит. А едва понял, тихо и быстро зашептал:

— Спрячь ее. Спрячь сейчас же. Ада видела ее? Отвечай же!

— Н-нет, ее никто кроме…

— Отлично! А теперь спрячь ее немедленно.

— Но куда? — Юрген послушно вскочил, выхватив у Антония пробирку и едва не расплескав ее содержимое.

— Осторожнее, болван! Давай ее… Открой шкаф. Там висит мой новый плащ. Там есть тайник под подкладкой, спрячь туда.

Он прятал в этом тайнике украденные у людей деньги и украшения, которые был обязан передавать в казну Ордена. Пробирка отлично туда впишется. Он надеялся, что сможет доверять Вайсу, потому что выздоравливать в его ближайшие планы точно не входило.

Как он и ожидал, находки мало заинтересовали Аду. Разместив всех солдат, она лишь под утро поднялась в комнату. Антоний, тем временем, раскладывал пасьянс на одеяле, рядом с кроватью сидел Юрген и пытался нарисовать портрет жида. Как оказалось, «ему бы помогла картинка». Как также оказалось, рисовал он неплохо, но подсказки Антония помогали мало. В очередной раз устав разглядывать неудачные попытки Юргена, он забрал у него наиболее похожий портрет и дорисовал жиду длинные, мохнатые, как гусеницы, ресницы и пухлые кукольные губы. Результат был похож на привокзальную проститутку, и, как наиболее удовлетворивший его вариант, был торжественно прикноплен среди схемок Ады.

Сама она первым делом отправила Юргена «помочь новоприбывшим», сняла с ног туфли, села на тахту и, вынув шпильки из пучка, опустила голову, изредка ероша волосы. Антоний какое-то время смотрел на нее (точнее даже сказать, на коленки, выглядывавшие из-под юбки), а потом вернулся к пасьянсу.

— Как прошло? — спросил он. Больше для проформы, потому что он помнил, с какими проблемами с венгерскими солдатами Ада сталкивалась в первый раз.

— Они ни черта не понимают по-немецки… Прошлые хоть как-то что-то знали. Не думала, что в мире есть язык непонятнее польского.

В ее голосе было непривычно много эмоций. Резко вздернув голову, она посмотрела на Антония и спросила:

— А у вас что? Юрген нашел какие-то зацепки?

— Одно барахло. Хотя брошюрки занятные. Ты мне их оставь, почитаю на досуге… Хорошо, что папенька этого всего не знал — мне и без того хватало чуши, которой он забивал мою голову…

Ада без интереса перебрала вещи жида и бросила:

— Вряд ли мы найдем…

Она осеклась, увидев «портрет». Сдернув листочек, она внимательно его изучила и подошла к Антонию. Тот глупо заухмылялся, ожидая привычного разноса за эту карикатуру.

— Это он?.. Он? Я не хочу тешить тебя ложной надеждой, но, кажется, я нашла его.

— Что? Он приехал с венграми?

Вместо ответа Адхен ушла и довольно скоро вернулась с портретом в руках. Портретов и дорогих скульптур, надо сказать, в особняке было множество. Очевидно, брат и сестра Борх ценили высокое искусство, однако ничего из вещей не забрали. Исчезли только книги, все, до единой, оставив осиротевшие, пустые шкафы. Все ценности были снесены в одну из каморок и заперты. По окончанию операции они должны были украсить дома генералов Ордена, поэтому Ада не могла позволить никому из солдатни украсть даже самую маленькую фигурку. Что не помешало Антонию взять себе на память маленького серебряного грача (или это была ворона? Один черт).

На портрете было изображено семейство. Смуглый паренек лет шестнадцати, в котором нельзя было не узнать того самого жида. С годами он побледнел, вытянулся и похудел, но взгляд уже тогда был неприятным, а полные губы — презрительно поджатыми. Рядом с ним стояли мужчина с проседью на висках и кудрявая грудастая брюнетка с черными, как мазут, глазами. Все трое были одеты совсем уж по-старомодному, но Антоний мог оценить количество побрякушек на всех троих.

— Он?

— Он, — Антония, наверное, даже перекосило. — А это кто такие?

— Варшавские лорды, кто же еще, — Ада усмехнулась. — А судя по количеству его портретов в этом доме и судя по датам на портретах, он их дитя.

— Тогда почему он не сбежал вместе с ними? Почему жил в той лачуге.

— Это значения не имеет. Я покажу портрет Вайсу, пусть ищет теперь. Лучше скажи мне, когда ты придешь в форму?

Но в форму приходить он не спешил. Конечно, скрыть то, что зажили раны на спине и скрыть то, что он снова чувствует ноги, он не смог. Боль, пронзавшая его от живота до самых пяток при малейшем движении, в какой-то момент стала совсем невыносимой, и он все же выдал себя. Озабоченная его состоянием, Ада даже пыталась привлечь к делу химеру, которая якобы в прошлом была медсестрой. После получасовых препирательств он все же дал ей (как оказалось, у нее даже имя было — Ева) ощупать свой живот, но перед этим выдал свои кусачки, чтобы она начисто состригла когти. Все это время он боролся со смешанным чувством брезгливости и симпатии, которую не могла не вызывать эта тихоня. Пожалуй, если бы не ее омерзительная внешность, она бы ему нравилась куда больше Ады.

— У вас полностью раздроблен таз, капитан Шастель, — тихонько сказала Ева, наконец убирая руки.

— Что можно с этим сделать? — Ада коршуном кружила вокруг кровати все это время.

— Ничего… Чем больше он двигается, тем больше травмирует органы и ткани осколками костей. Они сильнее смещаются… И тем труднее им потом собраться воедино. Простите. Можно только бинтами зафиксировать...

Антоний подумал о пробирке с кровью оборотня в своем тайнике и постарался сделать озабоченное лицо. Это давалось ему трудно, потому что его смешила бессильная злость Ады. Как хорошо, что ее план уперся в итоге в его состояние. После того, как ее опасения об исчезновении жида из города подтвердились, она взялась за свою затею с новым рвением. И удерживало ее только то, что ее главный исполнитель не мог встать с кровати.

Химера тоже улыбалась, вряд ли по той же причине. Она водила пальцами по срезанным когтям и в предвкушении посматривала на дверь. Когда Ада отвлеклась, он шепотом спросил:

— Чего ты такая довольная? Нравится смотреть на страдания старого, больного волка, а?

— Нет, нет… Вы что! — она, кажется, даже испугалась. Тем более, что он впервые за все время к ней обратился. — Просто… просто… — Ева смотрела на него смущенно и с опаской.

— Ну?

— Ландовский в городе гитару нашел. Я с самого обращения не могла на ней играть, когти мешали… Обрезать их не получалось… Все ножницы ломались.

Не сразу вспомнив, что по слухам Ландовский был ее мужем, Антоний подумал и отдал ей свои кусачки. Даже удивился своему щедрому жесту.

Кивком отпустив ее, он повернулся к Аде, которая безучастно смотрела в окно, наматывая прядку волос на палец. Пару раз он окликнул ее, но она даже не повернулась. Может, уснула? Антоний взял с прикроватного столика брошюрку про оборотней, открыл в первом попавшемся месте и начал громко читать вслух:

— «Всего существовало 12 колен оборотней от 12 основателей, вкусивших сердце нефилима: волки, вороны, крысы, левиафаны…» И куча прочего зверья! «Последним коленом по одной версии это росомахи, по другой — скорпионы. Их род был предан забвению несколько тысяч лет назад. Следом канули в Лету левиафаны, которых погубили собратья за то, что они воплощали собой образ искусителя в райском саду...» А, так это змеи, что ли? «…Следом в междоусобных войнах между коленами были уничтожены крокодилы, кабаны и лошади. Волки поглотили колена гиен и собак. Соколы и медведи постепенно вымирали сами, пока последние из них не исчезли пару столетий назад. Наш век встретили лишь волки, крысы и вороны, как самые многочисленные и …»

Наконец Ада медленно повернулась и подошла к нему.

— Что ты делаешь?

— Читаю вслух, что же еще?

Она выдернула из его рук книжонку и бросила на пол. Присев на кровать, она приблизила свое лицо к его лицу, будто желая поцеловать.

— Мне нужно, чтобы ты был здоров… Ты мне нужен, понимаешь.

Раньше бы он может и дрогнул, но не теперь. Не теперь, когда она хотела отправить его прямиком во вражеский стан и устроить убийство одного из старейших молохов, чтобы спровоцировать другого на них напасть… Впрочем, может, он мог бы внести пару корректировок?.. Сделать этот план менее самоубийственным, а то и полностью сорвать его.

— Адхен, золотко, — выдохнул он, собирая все мысли в кучу. — То, что я не могу встать, не значит, что я недееспособен.

Он накрыл своей рукой ее прохладную ладонь и продолжил:

— Мое оружие в моей голове, помнишь? Все время, пока я лежал тут, я думал о… многом, — и ведь он даже не лгал. Действительно о многом. О ее предательстве и лживости, например. О том, что она решила скормить их всех ведомому местью Медведю, который уничтожит каждого, кто причинит вред его сестре. А потом попробовать убить его и, наверняка, сдохнуть самой, даже несмотря на непробиваемую шкуру. Лишь бы Свен узнал и оценил. Идиотка. — Я бы хотел внести, хм, пару предложений.

Первое предложение было простым. Зачем убивать Медведицу, если можно было взять ее в заложники? Ее брат вывернется наизнанку лишь бы ее спасти. Заставить танцевать под свою дудку лидера восточной империи Совета — не лучше ли, чем просто спровоцировать его? К тому же, нельзя быть уверенными в том, что она с ним совладает… Так он все изложил и принялся внимательно наблюдать за лицом Ады. К сожалению, ее письменный стол был бы куда выразительнее. Она лишь хмыкнула в ответ и закусила губу.

— Это интересно, — наконец медленно ответила она, видимо, все обдумав. — Я думала о таком, однако привезти ее живой сюда и удерживать здесь — это труднее, чем просто убить.

— Ох, золотко, это же проще некуда. Гвоздь в голову и осиновые «бусы» на шею. Подключи немецкую агентуру, чтобы помогли ее привезти… Ну что ты в самом деле.

— Это грязный трюк! — на секунду ее глаза расширились от удивления. — Кто, вообще, сможет такое сделать?

— Дай банку тушенки любому мальчишке из города, и он соберет тебе «бусы» за час...

— Это может повлиять и на нас…

— Не повлияет! Главное руками не трогать, — он убедительно закивал головой. — Ты послушай меня, это все можно легко и гладко провернуть. А не удастся, так что ты теряешь? Ну, убьем ее, как ты и задумывала с самого начала. Но согласись, заложник может стоить немало…

Она встала с кровати и принялась нервно прохаживаться по комнате, встряхивая волосами. Провела ладонью по столу, открыла шире форточку. Пометила карандашом какую-то схемку и принялась его яростно кусать, пока он не сломался.

— Можно шантажировать и мертвецом…

— Только, если он не дурак, он потребует подтверждений, что она жива, прежде чем вести с тобой какие-либо разговоры, — ввернул Антоний, радуясь своей изворотливости. Ада приняла его план, лишь сомневалась, что не было для него ново. Чтобы привыкнуть к «смене курса», ей нужно было время.

План был хорош с одной лишь поправкой — фактически неосуществим. Организовать все было крайне сложно, еще сложнее найти того, кто мог бы это сделать на месте. Он бы, может, и мог. Ханс бы, возможно, справился — он был еще большим хитрецом, чем сам Антоний, да и дар его был силен. Но нужно было, чтобы Ада тянула подольше с поиском и выбрала для этого дела кого-нибудь побестолковее. И более того, посчитала его идеальным кандидатом для данной цели.

И Антоний даже знал, кого именно ему стоит ей порекомендовать. Жаль сержанта — хороший парень, преданный, да и сигареты у него всегда отличные… Но лучше он, чем Антоний.

А лучше было бы стравить Аду с жидом, чтобы они убили друг друга, но он слишком некстати исчез