Глава седьмая. Разговор

Эллис не понимал, как оборотни-горцы могли называть это замком — соединяющий пещеры-комнаты лабиринт вырытых в скале проходов, никогда не знающий солнечного дня. Желтоватый в свете факелов камень, по которому сочилась откуда-то взявшаяся влага, подземные озера и реки, коридоры, что в любой миг могли соскочить в пропасть и веревочные мосты, столь зыбкие и ненадежные, бегущие от одного края пропасти к другой.

К этому можно было добавить снующих тут и там белоснежных барсов. Когда узников держали в узкой, длинной камере, эти белые бестии то и дело подходили к заменяющей одну из стен решетке, рычали, пробовали ее на вкус, будто мечтая добраться до пленников, и смотрели так, как смотрит голодный хищник на вожделенную жертву.

Сван тогда ругался, говорил, что не хочет сидеть в одной камере «мясом», как он называл жавшихся к стенке Юну и Дага, но сразу умолк, когда не выдержал, вскочил на ноги разозлившийся Рэн:

— Это люди, такие же, как и ты! Рэми будет недоволен…

Одно упоминание о вожде утихомирило всех. Все еще помнили, как бледного Рэми уносили куда-то по коридорам горного замка, все опасались лишь одного, и лишь одна Юна дрожащим голосом спросила вслух:

— А если он умрет?

Рыжеволосая глупышка. Сван побледнел и долбанул кулаком в решетку, испугав спавшего по другую сторону барса.

— Молись, чтобы он выжил, девочка, — ответил Айвэ. — Если Рэми умрет, боюсь, не жить нам всем.

Эллис, едва слышно простонав, спрятал лицо в ладонях. Даже здесь, в этой проклятой клетке, он чуял, как мечется на простынях его господин, как зовет к себе, до звона напрягая соединяющие их нити. Эллис должен был быть там! Он должен был пойти вместо Виреса!

Но Вирес умеет обращаться с раненными, а Элисс… слаб и беспомощен. Одной любовью к архану здесь, увы, не поможешь. И силу, которая струилась теперь по жилам, не используешь — нельзя. Рэми бы не одобрил…

Это знали все. И Рэн, обнявший Юну. И хмурый, озлобленный Айвэ. И даже Сван. Знали и потому бездействовали. Ждали, хотя легко могли бы развалить эту решетку, прорваться через оборотней, отбить Рэми, уйти из этого замка… а дальше что? Вождь привел их сюда. Они должны ждать, пока он очнется.

— Все будет хорошо, Эллис, — опустилась перед ним на колени Лана, — Рэми сильный, он справится.

Сван лишь раздраженно дернулся и подойдя к решетке, состроил рожицу зарычавшему на него снежному барсу:

— Какая польза от мужчины, слезы которого утирает женщина…

— Ты не понимаешь, — мягко ответила Лана. — В Кассии у каждого высокорожденного есть «тень», человек, который живет только своим арханом. Эллис — тень Рэми. Если архан умирает, его тень всходить за ним на погребальный костер…

— Как все сложно, — выплюнул Сван, скрестив на груди руки. — Эти кассийцы какие-то чокнутые, честное слово, в своей любви к арханам. Сначала телохранители, которые умирают вслед за повелителем, теперь еще и слуги… скольких каждый из них тянет за собой за грань? И зачем? Легче что ли уходить не одному? Не поверю, не таким, как Рэми!

— Сван, ты… — начала Лана, но Эллис резким жестом схватил ее за запястье, останавливая:

— Не надо… не объяснишь…

Как объяснишь, что когда архан умирает, напрягаются до отказа, а потом рвутся связывающие их нити богов, полосуют душу в лохмотья. И собраться можно только там, за гранью… здесь же, в мире живых, ждет безумство и горечь, с которой никогда не смириться.

— Сами продаете себя в пожизненное рабство, — выплюнул Сван.

— А твой телохранитель? — вступилась за Эллиса Лана. — Ульф?

Ответить Сван не успел — где-то в глубине слабо освещенного факелами коридора послышались шаги. Эллис вскочил на ноги, прижавшись к решетке, и почти не заметил, как Сван, ругаясь, отшвырнул его вглубь камеры:

— Ты идиот?

Раздраженно лязгнули у толстых прутьев зубы барса, огонь приближающегося факела выхватил из темноты узкое, красиво очерченное лицо высокого человека, и Эллис вздрогнул, вновь бросившись к решетке:

— Арман! Помоги Рэ…

— Да ты совсем идиот! Без пальцев хочешь остаться! — закричал Сван, вновь отпихивая его от решетки.

Барс, норовивший цапнуть узника за пальцы, разочарованно зарычал, потом тоскливо посмотрел на подошедшего к ним человека и умоляюще потерся о его бедро.

— Мяса просит, — прошипел Ульф.

— Отойди! — холодно приказал барсу незнакомец, и только когда огромное животное послушалось, Эллис понял, что перед ним вовсе не Арман, не брат Рэми.

Похож, как похожи два листка на одном дереве, а все же другой. И взгляд чуть мягче, и губы чуть уже, и на правой щеке, у уголка глаза, горит звездочка родинки. И улыбается он так, как Арман никогда бы не улыбался, тепло как-то, спокойно. И… слегка виновато.

Арман был идеален. Арман никогда не винил себя, он просто исправлял. Этот незнакомец был человечнее и ближе. Но как же похож… те же светлые, тонкие волосы. Та же стать красивого, умного зверя, та же недосягаемость и аристократичность: выпрямленная спина, расправленные плечи, уверенный, сильный взгляд. Такое же приученное к вечным тренировкам тело. Лишь, пожалуй, этот Армана на пару лет старше. Только вот мудрее ли? Кто знает…

Незнакомец отцепил от пояса кольцо с ключами, отомкнул вделанную в решетку дверцу. Барсы было ломанулись в отворившийся проход, но хватило одного хлесткого слова, чтобы звери замерли, не забывая прижимать уши и обещающе рычать на узников. Они все еще надеялись, а узники, не зная, чего ожидать от ночного гостя, все еще опасались.

Эллис всей шкурой чувствовал, как напрягся Айвэ, уловил краем глаза, как Рэн толкнул Юну за свою спину. Идиот! Свана надо спасать, принца, а девчонку! Но вслух ничего не сказал… опять же… Рэми не одобрил бы. Для него все люди в отряде имели одинаковую ценность, Эллису же приходилось выбирать. Потому и встал он возле принца, приготовившись в случае чего использовать магию. Они не могут дать умереть королю Ларии!

— Я прошу прощения за своих людей, — незнакомец бесстрашно шагнул в камеру и грациозно поклонился, прижав к груди тонкую ладонь. — Я сожалею, что друзей моего вождя приняли столь неподобающим образом.

— Что с Рэми? — перебил его Сван.

Незнакомец помрачнел:

— Плохо, на наконечнике стрелы был яд, а вождь еще и… впрочем, вы сами все увидите, — и уже гораздо спокойнее добавил: — Надеюсь, вы простите наше негостеприимство, мы всеми силами постараемся исправить досадную ошибку. Вы гости клана и можете оставаться тут столько, сколько пожелаете, и сколько пожелает наш милостивый вождь. А теперь позвольте…

Он порылся в поясной сумке и достал небольшой серебряный кругляш амулета. Эллиса пробила знакомая дрожь: в воздухе едва ощутимо потянуло пряным ароматом — магия. Сами не обладая даром и ненавидя магов, ларийцы тем бесстрашно использовали заклинания, не понимания ни законов магии, ни того вреда, что могли причинить невинные с первого взгляда слова. Идиотский народ.

Свана, видимо, амулет не удивил. Стянув через голову тунику, он подошел к незнакомцу и повернулся к нему спиной, чуть наклонив голову:

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Айдан, мой принц.

Сван вздрогнул, в и тот же миг прикусил губу, когда кругляш амулета коснулся позвоночника у основания его шеи.

— Я закончил, мой принц, — с достоинством поклонился Айдан. — Это честь принимать тебя в нашем клане.

— Так ли и честь? Твоя невеста думает слегка иначе, — прежде чем Сван натянул на голову тунику, Эллис успел заметить новую татуировку у его шеи — свернувшаяся в клубок кошка, символ клана барса.

— Я уже попросил прощения, мой принц. Я позабочусь, чтобы вам было удобно в клане, но большего для вас, пока не встанет с постели вождь, я сделать не могу.

Сван промолчал. Издевательски улыбнувшись он похлопал Айдана по плечу и издевательски посмотрел Лану:

— Выйти я не могу… ты уж прости. Но эти, — он показал на барсов, — меня сожрут.

Эллис не понял смысла этой игры, но прежде чем он успел рот раскрыть, Лана бесстыдно стянула тунику, обнажившись до пояса. Сван улыбнулся, уставившись на ее высокую, красивую грудь, глаза его зажглись огнем желания. Эллису не понравился ни этот огонь, ни бесстыдство Ланы — в Кассии женщина прятала тело ото всех, кроме мужа, ларийские же оборотни и виссавийцы в нравах были более чем нескромны.

— А ведь хороша же, — усмехнулся Сван, продолжая пожирать Лану взглядом. — Понимаю, почему Рэми на тебя повелся.

— Если ты хочешь женщину, мой принц, — мягко улыбнулся Айдан, шагнув к Лане, — наши девушки с удовольствием согреют твое ложе. Но пока эта женщина принадлежит моему вождю, ты к ней близко не подойдешь, если он не прикажет иначе.

Зря это Айдан. Припомнят ведь клану барса и эту ночь в камере, и эти жесткие слова, и холодный взгляд Айдана, и его гордо выпрямленную спину. С королями и с принцами так не разговаривают, тут осторожнее надо… Но и вмешиваться Эллис не спешил — Свану тоже неплохо было бы быть осторожнее. О гордую виссавийку можно так обжечься…

Юна, «девушку-недомерка», пришлось долго уговаривать снять тунику. Айдан терпеливо ждал, ничем не выказывая своего недовольства, Сван молчал, раздраженно кусая губы, Рэн обнимал девушку на плечи, мягким шепотом уговаривая ее не сопротивляться.

Тщетно. Юна лишь вспыхивала как маков свет, и веснушки на ее щеках темнели подобно маленьким звездочкам. Лана подошла к ней, развернула спиной к мужчинам, что-то ласково зашептала на ухо и осторожно развязала пояс ее туники. Девушка-недомерок дрожала и опустила лицо, спрятав его под рыжими волосами, но уже не сопротивлялась, когда руки Ланы коснулись ее бедер, потянув полы туники вверх.

— Чего уставляешься! — резко спросил Свана Рэн. — Она же для тебя как животное.

«Хороша», — подумал Эллис, отметив тонкую, гибкую спину девчонки и почти позавидовал Айдану, когда тот осторожно прикоснулся к плечам Юны, убирая с них рыжие волосы.

Юна вздрогнула, Лана мягким жестом прижала ее к себе, продолжая ей шептать что-то успокаивающе на ухо. Взгляд ее злым укором полоснул Свана, и тот, скривившись, отвернулся. Эллис отвел от девушки взгляд. С тех пор, как Лану заставили забыть о ее любви к вождю, девушка легко брала вверх над ларийским принцем, может, даже слишком легко. И взгляд Свана, устремляющийся в ее сторону, был все более заинтересованным, и все более задумчивым, в то время, как на Юну принц продолжал посматривать с оттенком презрения.

Вскоре Эллису и самому пришлось скрыть смущение, когда он в свою очередь стянул тунику. Он понимал, что рядом с мускулистыми Сваном, Ульфом и Айдэ он выглядел слабаком — ни тебе мускулов, ни мужской стати, худой и гибкий, как молодая березка. Лишь благодаря этой гибкости и быстроте, а еще прирожденной хитрости и умению приспосабливаться, не давал он в магической школе положить себя на лопатки. Но тут-то кто об этом знает? Да и надо ли, чтобы знали… Если выглядишь в глазах людей слабым, то тебя меньше замечают, а для тени архана это самое то.

Когда амулет коснулся позвоночника, спину на миг прошил холод боли. Все закончилось раньше, чем началось, и не успел Эллис даже глазом моргнуть, как Айдан подошел к ожидавшему рядом Рэну.

— Зачем все это? — едва слышно спросил Айвэ.

— Чтобы нас не трогали тотемные звери, — ответил Ульф, стягивая в свою очередь тунику. — Когда мы выйдем за пределы клана, татуировки исчезнут. Если мы предадим или попробуем обокрасть хозяев…

— … татуировки исчезнут, — сказал Айвэ. — Понимаю.

Магия, магия, магия, которую ларийцы ненавидели, а все же активно использовали. Бред. Глупое упрямство. И пробежавший по спине холодок… ведь стоит изменить одно слово в заклинании, стоит ошибиться, когда его читаешь, и такой амулет уже не спасет, а только навредит, и зубы не спускающих с них глаз барсом сомкнуться на твоей шее, стоит только покинуть эту проклятую темницу.

Но додумать Эллис не успел: в один миг спокойный до этого замок взорвался шумом. Барсы с ума сошли — жались в стены коридора, страшно скалились и шипели… оглушительно и испуганно. Айдан выронил амулет, резко обернулся, перекидываясь зверем, Рэн вырастил за спиной крылья:

— Присмотришь за остальными, — попросил он Айвэ. — Я к Рэми.

— Я с тобой! — выкрикнул Айвэ, но Рэн лишь покачал головой:

— Смерть. К нему явилась смерть… не поможешь.

Эллис больше не слушал. Он не хотел оставаться в этих пещерах, он распахнул за спиной крылья и стрелой помчался вслед за темной тенью. Рэном. Мелькали вокруг коридоры, белые тени барсов, пики сталактитов, изгибы расщелин. В груди перехватывало дыхание, оборотни шарахались к стенам, шипели, жались в тени белые кошки, серым туманом сгустился воздух.

Дышать было все сложнее. Покатился по позвоночнику пот, намокли остатки разодранной туники, отяжелели крылья. Рэн плавно опустился на землю, прижал палец к губам и, подождав, пока Эллис вслед за ним спрячет крылья, толкнул низкую, тяжелую дверь.

А изнутри пахнул ужас. Преодолев нарастающий внутри страх, дохнув полной грудью густой воздух, Эллис вошел внутрь и обомлел: над кроватью, на которой лежал укутанный в меха Рэми, склонилась высокая, худая женщина. Волосы ее, черным водопадом стекающие на пол, смешивались с тонким шелком столь же черных, поглощающих свет, одежд, тонкие ладони украшали браслеты, сотканные из блестящих нитей тьмы, огромные, притягивающие взгляд глаза смотрели внимательно и слегка грустно:

— Какое красивое дитя, — шептала богиня. — Столь желанное, столь близкое… и само идет мне в руки, просится, умоляет.

Рэми дернулся, протяжно застонал, и тонкая ладонь богини успокаивающим жестом коснулась его волос.

— Он не твой! — вскричал Рэн. — Лишь моя госпожа…

— И ты тут, мой мальчик, — улыбнулась Рэну Смерть. — Мой сладкий, красивый мальчик… не бойся, я не заберу твоего вождя. Не потому, что он не мой… в Ларии все когда-нибудь становятся моими, а потому что он мне обещал. Правда, Эррэмиэль Нериан, вождь Виссавии… ты мне обещал… помнишь? Ты один можешь помочь. Ты один поймешь… уже почти понял. Потому ты будешь жить.

Она провела рукой надо грудью Рэми, и вождь выгнулся навстречу ее пальцам, застонав так сильно, что Эллис, не выдержав, бросился к своему господину.

— Стой! — схватил Эллиса стоявший у дверей Вирес. — Не видишь… она его спасает.

Эллис видел, но и стоять без дела не мог: вырвав руку, он бросился к кровати, опустился перед ней на колени, сомкнул пальцы на ладони Рэми и зашептал:

— Позволь… позволь мне разделить твою боль, мой архан…

— Эл, отпусти его! — вскрикнул где-то далеко Вирес. — Он в беспамятстве, ты же будешь сознавать все…

Но Эллис, сдержав стон, сжал пальцы еще крепче. Кровь вскипела, сразу же взмокла туника, покатились по щекам крупные капли пота, враз со слезами, и яд, влившийся в кровь, скрутил кишки в тугой комок, расплескав по животу тугую боль. Кажется, богиня еще шептала, Эллис не слышал и не слушал, он вбирал в себя как можно больше чужой боли, чужого жара, чужих стонов, чужой муки. Он сосредоточился только на одном, помочь, провести заплутавшую душу Рэми к спасительному свету, подальше от пугающей тьмой грани.

— Хватит! — оторвал его кто-то от Рэми, светлые волосы, темные от гнева и беспокойства глаза.

Арман? Нет… Айдан, что глядел на богиню смерти смело, гордо выпрямив спину и расправив широкие плечи, Айдан, кутающий Эллиса в белоснежную ткань плаща и чуть не силой заставивший опуститься в кресло.

— Либо забирай, либо уходи! — сказал он богине. — Не мучай. Боги не мучают смертных…

— Это смертные нас мучают… — усмехнулась богиня. — Мы бессмертны, мы живем вами, мы дышим вами, вашим страхом, вашими мольбами. Мы не терпим лишь одного… вашего забвения… и вашей ненависти…

— Моя богиня, — выдавил Айдан, и из уголка его губ сорвалась на белый плащ дорожка крови. — Тотемные звери бегут из нашего замка, звери бушуют в наших душах… молю… быстрее…

На миг лицо мужчины помутнело, на Эллиса глянула оскаленная, звериная морда, глаза Айдана пожелтели, в них заклубилось тщательное сдерживаемое безумие. Безотчетным жестом Эллис перехватил запястье Айдана, заглянул ему глубоко в глаза и ласковым всплеском магии успокоил ярившегося в душе оборотня зверя.

Айдан благодарно улыбнулся, поднялся и так же изящно, как делал это в камере, склонился перед богиней:

— Не забирай моего брата, моя госпожа, я так недавно его вновь обрел…

— Твой брат будет жить… но лихорадку я не отгоню, не в моих силах. Он встанет на ноги, он будет таким, как прежде, но… должен заплатить за близость к грани.

— Мы поможем ему, моя госпожа, — мягко ответил Айдан. — Мы благодарны тебе, моя богиня. Мы отплатим. Мы принесем на твои алтари богатые жертвы…

— Он отплатит, — богиня показала на кровать. — Когда встанет. Он найдет третьего, он освободит его, а больше мне ничего не надо.

— Третьего? — непонимающе переспросил Айдан. — Мой брат чужестранец, он не знает ни наших обычаев, ни нашей жизни, ни наших богов. Он не в силах…

— Он уже это делает, — выдохнула богиня. — А вы столько веков бездействовали… вы сами не знаете своих богов. Сами не знаете, что творите. Сами не знаете, сколько бед принесли и еще можете принести.

Сказала и исчезла, а в комнате вдруг стало дышаться легче. Рэн рванул с места, подбежал к осевшему на пол Айдану и, опустившись перед ним на корточки, аккуратно стер с его лица все так же бегущую изо рта кровь. Айдан поймал его ладонь, забрал платок, и, тихо засмеявшись, спросил:

— С вами всегда так весело?

В глазах Рэна мелькнуло непонимание, потом смех.

— В твоих глазах тоже смерть, — сказал Айдан, поднимаясь. — Не понимаю ни вас, ни вашей жизни, ни… вождя…

А потом добавил:

— Вас отведут в ваши комнаты. Если жизнь дорога, не выходите из них без особой необходимости. Наши люди напуганы и злы, они не понимают ни чего от вас ждать, ни зачем вы пришли, я не могу вас вечно охранять… однако… есть будете со мной. Я должен быть гостеприимным, не так ли?

— Я останусь здесь, — едва слышно возразил Рэн.

— Вы все захотите остаться здесь, я же вижу. Но эта комната не базар, нашему вождю нужен отдых… ему хватит одновременно трех седелок, один человек будет от меня.

— Ты не можешь…

— Я могу, — спокойно ответил Айдан. — Это мой дом, мой клан, мои люди. И мой вождь на этой кровати. Пока он спит, я отдаю приказы, а ты… подчиняешься.

— Еще недавно ты извинялся…

— … за то, что сотворила моя невеста. Кем ты хочешь быть, маг, дорогим гостем или одним из нас? Гость не приходит к больному хозяину… а один из нас не игнорирует приказы брата своего вождя.

— Мы не сказали, что доверяем тебе! — воскликнул Рэн.

— А я не сказал, что доверяю тебе, маг, парировал Айдан. — Жду вас на трапезу. Я пришлю за вами слуг, у вас будет время переодеться.

И, пройдя мимо усмехающегося Виреса, вышел.

— Ох уж этот род, — сказал маг, подходя к кровати. — Один другого стоит. Впрочем, мне даже нравится этот Айдан… хороший мужик и отличный вождь.

— Рэми во…

— Ты ничего не понял, мой мальчик, — возразил Вирес. — У Рэми есть ваш клан, мой повелитель, зачем ему еще и клан барса? Ему между нами не разорваться, придется выбирать. А как ты думаешь, кого он выберет?

Эллис подошел к вождю и поправил меховое одеяло. Рэми спал. Пока спал… Эллис не знал, кого он выберет. Но знал, что всегда будет с ним… пока Рэми сам не прогонит.

А потом потянулись долгие дни. Барсы и в самом деле их больше не замечали. Они подобно белым теням скользили по коридорам, мимолетом касались плечами бедер, могли лизнуть руку и властно потребовать еды, ткнув носом в ладонь. Отказывать им было нельзя, об этом Сван предупредил сразу. Еще он осторожно попросил все же прислушаться к словам Айдана и быть осторожнее, особенно Дагу и Юне, и, пока вождь не встанет, как можно реже покидать выделенные им покои.

Эллис не мог усидеть в выделенной им с Айвэ пещере и, когда ему не надо было сидеть рядом с Рэми, тенью скользил по глухим коридорам. Он сразу же возненавидел вырезанный в скалах, лишенный солнечного света замок, эти вечные сквозняки, от которых Юна уже на следующий день начала кашлять. Он выпросил у оборотней теплую одежду для людей вождя, он выяснил, где находится кухня, и сам приготавливал отвары для Рэми. Он заставил Юну выпить на ночь молока с медом и укутаться в меха, молясь, чтобы девчонку не начало лихорадить.

Он с трудом, а-таки сумел объяснить на кухне, что виссавийцы не едят мяса и выдержал ответные удивленно-презрительные взгляды: оборотни не понимали, как можно жить «на одной траве», но теперь варили виссавийцам постные каши и овощные супы, а уже через день, привыкнув к улыбчивому и тихому Эллису, начали и сами расспрашивать, не нужно ли гостям еще чего-то, хватает ли в их пещерах одеял, не надо ли принести горячей воды, чтобы умыться? Может, побольше дров, может одежду на смену, может, какой-то особой еды?

Гости, в свою очередь, с хозяевами старались встречаться только на общей трапезе. Юна и Даг, наверное, все еще боялись оборотней, виссавийцы никогда не отличались общительностью, а Сван… Так же неистово, как недавно носился по лесам, теперь он утопал целыми днями в мехах вместе с очередной девушкой из клана.

Эллис не спрашивал, где Сван находил этих девушек, это не его дело, но единственный приказ принца исполнял беспрекословно — если состояние Рэми изменится, докладывать немедленно, все равно, днем и ночью. Еще принц настоял, чтобы наравне с другими ему выделили вахту у постели больного.

Он появлялся на пороге пещеры друга чуть раньше назначенного срока, тщательно одетый и свежий и неожиданно серьезный. Он подобно терпеливой няньке подавал больному очередную дозу зелья, менял ему повязки, осторожно стирал пот с его лица и плеч влажным полотенцем, помогал его купать и переносить на шкуры у камина, пока слуги меняли простыни. Он помогал держать Рэми во время приступов, он отходил в сторону и пропускал вперед магов, когда вождь начинал неосознанно использовать силу. Он же приказал Ульфу следить за Лией когда Виреса не было рядом.

Эллис не понимал принца. С одной стороны Сван, казалось, не интересовался никем из отряда, с другой — замечал все. И во время трапезы, когда приходилось сидеть за общим столом с хозяевами, поддерживал беседу, слегка подшучивал над бледнеющей и краснеющей Кари, обсуждал с Айданом прошлогодний урожай, налоги, залежи полудрагоценных камней в горах, торговые пути, ведущие через одним купцам известные перевалы. Он втягивал в разговор и хмурого, задумчивого Виреса, и поглядывающую на него с неодобрением Лану.

Даже Рэн временами начинал улыбаться и что-то говорить, лишь Юна и Даг посматривали на оборотней с неодобрением. Боялись. Чувствовали себя тут чужими. Явно замечали подававших им еду молодых рабов-недомерков, и брезгливые взгляды, которые бросала на них поджимавшая губы Кари.

Но сложнее всего, наверное, все же приходилось Лие. К ее беременности относились как-то странно. Стоило ее завидеть кому-то из оборотней из клана, как люди опускались перед ней на колени, норовили дотронуться ладонями до ее живота, стремясь почувствовать, как пинается внутри ребенок. Сначала девушка смущалась, пыталась спрятаться за спиной сопровождающих, но когда Лия шарахнулась за обеденном столом от вставшей перед ней на колени служанки, Сван устало объяснил:

— Детенышей в утробе матери в Ларии считают благословением. Детеныша с кровью вождя — многократным благословением. Твоего ребенка тут просто любят… и считают чуть ли не святым, Лия. Потому и просят у него милости. Слышал, что в последние годы в клане рождается мало здоровых детей… потому их женщины под меня и ложатся.

В небольшой, тщательно натопленной столовой воцарилось молчание. Свет свечей чуть желтил белоснежную скатерть, поблескивал, пойманный черненным золотом кубков и тарелок. Призывно пах еще теплый хлеб, стояла у стены пещеры на коленях молоденькая девушка-рабыня, ожидая приказаний.

Айдан сжал зубы так, что на щеках его заходили желваки. Кари покраснела, уставившись в тарелку, зато зажглись любопытством глаза Ланы:

— Разве твои дети не рождаются оборотнями из клана льва?

— Ты глупа, женщина, — холодно ответил Сван. — Жена рожает детенышей для клана мужа, незамужняя женщина — для клана отца.

— Но бывает, что ребенок рождается у вас не оборотнем?

Сван пожал плечами:

— Да, а еще бывает, что он рождается без рук или без ног. Такого детеныша лучше убить сразу, к чему ему мучиться?

Лия вздрогнула и обняла руками округлившийся живот:

— Но… мой сын, наверное, не будет оборотнем. И ты не убьешь его, не так ли?

— С чего ты взяла, что твой ребенок не оборотень? — тихо спросил ее вмешавшийся в разговор Айдан. — Ты ведь из нашего клана… а твой муж…

— Был сыном моей тетки, — невозмутимо усмехнулся Сван. — А ты не знала, Лия? Мой дед, отдавая младшую дочь в вашу Кассию, надеялся, что кровь отца будет сильнее крови матери, и ребенок родится необоротнем. Но еще до того, как он родился, мы уже знали, что ошиблись, только сделать ничего не могли. Нам не позволили даже приблизиться к молодому принцу.

— Ты о чем? — спросил Вирес, отодвинув от себя тарелку с мясом.

— Даже ты, телохранитель, не знаешь? — усмехнулся Сван. — Твой Миранис… или как его там, был оборотнем, как и я.

— Ты оши…

— Это правда, — прервала Виреса Лия, мрачно уставившись в тарелку. — Я сама видела… но мой сын… откуда…

— Я просто умею слушать, — пожал плечами Сван, кинув салфетку на тарелку. — Ты зачала ребенка полгода назад, а детеныш уже почти готов к рождению… несколько рановато для обычного человека, не так ли?

Эллис вздрогнул, подавившись хлебом, и поругал за себя за то, что раньше не заметил. А ведь должен же был… и Вирес должен был. И тоже обзывал себя мысленно дураком, по глазам видно, лишь Сван усмехнулся, поднялся и, обернувшись в дверях на Лию, сказал:

— Это не мое дело, Лия, но не пора ли тебе пройти ритуалы? Я слышал, что Рэми не очень-то любит, когда кто-то из ваших поклоняется ларийским богам, — Эллис краем глаза увидел промелькнувшее в глазах Хэйда недовольство. — Но не повредит ли это твоему ребенку, рожденному в Ларии? И не стоит ли вам, мои друзья, узнать ларийские законы получше… чтобы не было беды. Впрочем, время терпит. Когда очнется Рэми, мы еще успеем об этом поговорить.

— Поговори со мной, — огрызнулся Вирес, поднимая из-за стола.

— А есть ли смысл?

Сван остановился в дверях, а Вирес медленно подошел к нему, заглянув оборотню в глаза:

— Ты слишком высокомерен, друг мой.

— Ты всего лишь недоме…

— Я маг. Боевой маг. Хочешь ощутить мое искусство на собственной шкуре, Сван? — тихо спросил Вирес. — Или ты думаешь, что я тебя пощажу только потому, что ты принц? Или ты забыл, что может сделать с тобой магия?

Сван, кажется, не забыл. Он побледнел так сильно, что Вирес дернулся в его сторону, схватив его за руку. Но принц пришел в себя, вырвал ладонь и едва слышно прохрипел:

— Проклятые колдуны.

— Прекратите! — вскричала Лия. — Без моего брата вы даже разговаривать нормально не умеете! Вы… вы…!

— Лилиана, прошу, подумай о ребенке, — вмешался Айдан. — Ни тебе, ни твоему малышу не нужна поддержка и внимание принца. Мы решим эту проблему сами… в семье.

— Ты забываешь, что этот ребенок так же моя семья, — огрызнулся Сван. — Миранис был моим кузеном, его сын родится львенком из моего клана. И если ты думаешь, что вы будете решать его судьбу, а я стоять в сторонке — сильно ошибаешься. Я уступлю Рэми, но не тебе, Айдан, не человеку, который еще совсем недавно хотел продать меня дяде! Откуда мне знать, что вы и ребенка не продадите? А купцов на него ой как много.

— На повелителя Кассии, как я понимаю, — мягко ответил Айдан, как бы не замечая, как Вирес встал между ним и Лией. — Я смотрю, тут интересная подобралась компания: истинный король Ларии, еще не родившийся, но истинный повелитель Кассии. И всех вас соединил мой кузен и мой вождь… может, вы расскажете мне, наконец, что тут происходит? Или мы и дальше будем пытаться разорвать друг другу горло, пока Рэми борется с лихорадкой?

— Сядь, — попросил Вирес Свана. — Тебе тоже будет интересно. Только… ты… — он посмотрел на Кари. — Выйди.

Девушка дернулась, но все же поднялась из-за стола и направилась к выходу. Сван вернулся на свое место, развалился на кресле и налил в золотой кубок вина. Поймав взгляд Лии он ободряюще улыбнулся девушке, подмигнул Лане и сказал Виресу:

— Говори. Мне скоро дежурить возле Рэми. А я еще хочу немного повеселиться с девушкой, что ждет в моих покоях… у нее медовые волосы и красивая, смуглая кожа… мягкая, нежная, под губами тает…

— Нас не интересуют подробности! — оборвал его Айдан.

— Ну как же… я думал, что вы под меня их сами подкладываете.

Айдан ударил кулаком по столу и Хэйд положил сыну руку на плечо, прошептав:

— Успокойся. Он именно этого и добивает. Говори, Вирес, мы слушаем.

— Все знают, что ваш вождь уехал из клана в свите принцессы Львины, матери Мираниса…

— Алан был хорошим другом твоего отца, мой принц, — ответил за него Хэйд. — Именно благодаря ему и его настойчивости Виссавия заключила договор с Ларией. Но и мы заплатили за договор неплохую цену.

— Ты никогда не говорил об этом, отец, — сказал Айдан.

— О чем говорить? Эпидемия побила почти половину клана, унесла жену моего брата и чуть было не убила его единственного сына. А тут все услышали о виссавийских целителях… Алан чуть ли не коленях выпросил, чтобы целители пришли в наш клан. Виссавийцы пришли, помогли, но и потребовали за это немало… моему брату пришлось стать телохранителем принцессы и поехать в Кассию, а так же согласиться взять в жены одну из дочерей вождя. Бог мой… — осекся Хэйд. — Вы же не… У вождя Виссавии было двое сыновей, этого быть не может…

— Все по порядку, — ответил Вирес. — Арам действительно женился на дочери вождя Виссавии. Львина вышла замуж за младшего принца, Виссавия подписала договор с Кассией. И ваш Алан хотел вернуться в Ларию, говорят, даже говорил об этом с повелителем Кассии и получил согласие. Но вы же все, наверное, слышали о трагедии, что произошла в тронном зале во время одной из церемоний…

— Нет, — побледнел Хэйд. — После того, как мой брат уехал из клана, новости сюда доходят очень редко…

— Повелитель Кассии, отец Свана и дед Рэми мечтали о заключении союза белых стран. И почти этого добились. В тот день в тронный зал Кассии на празднество единения белых стран прибыли вождь Виссавии с женой и с сыновьями, король Ларии с женой, конечно, повелитель Кассии с женой и сыновьями… Никто не думал, что это закончится так, как закончится, что демон убьет почти всех…

— Мои родители, — выдохнул Сван.

— И не только, — ответил ему Вирес. — Родители повелителя Кассии, наследник трона Кассии, наследник Ларии и его жена, вождь Виссавии, его жена и наследник Виссавии… свет царственных семей белых стран, в один день. Демона убили, но о новом союзе не могло быть и речи, все страны зализывали раны. Твой дед, Сван, был слишком слаб и с трудом удерживал в своих руках ускользающую власть, повелитель Кассии был молод и безрассуден, Элизар, вождь Виссавии, великий маг, погрузился в скорбь по родителям и старшему брату. Он никогда и никого не терял… а тут… За одно мгновение… Львина стала повелительницей Кассии, ее сын-оборотень Миранис — наследником. Младший дядя Рэми — вождем Виссавии.

— Боги… — выдохнул Хэйд, — а мой брат?

— А твой брат тем временем был главой одного из самых сильных родов в Кассии. Он собирался вернуться, но повелитель ему не позволил — если бы Алан отказался от власти, один из самых сильных родов Кассии разорвали бы раздоры, и без того шаткая власть повелителя легла бы в грузах. Возможно, Алан хотел отослать старшего сына опять к вам, этого я тоже не знаю — он ушел слишком внезапно, оставив молодому еще повелителю двух своих очень сложных сыновей… Армана, мальчика, который получил в наследство очень сильный и вечно раздираемый раздорами род. Рэми — мага…

— Сын моего брата родился магом? — удивился Хэйд.

— Не просто магом, — поправил его Вирес, — высшим магом. Таких даже в Кассии очень мало. И их с самого детства держат под пристальным надсмотром, потому что если высший маг сойдет с ума… он натворит крайне много бед.

— Почему его не убили? — спросил Айдан и, поймав непонимающий взгляд Виреса, добавил: — Если он так опасен…

— Как опасен огонь. Как опасно любое оружие, если не уметь с ним обращаться. Боюсь, Рэми мы не уберегли. Мы не знали, что мальчик регулярно встречается со своим дядей, не знали, что после смерти родителей разум вождя Виссавии тронуло безумие, и он напугал Рэми так сильно, что мальчик предпочел отказаться от своего дара и спрятаться. Мы были свято уверены, что Рэми умер, а вместе с ним его мать и его сестра… пока пару лет назад наш друг вновь не появился на пути наследного принца Кассии, Мираниса.

Вирес некоторое время молчал, а вместе с ним молчали и все остальные. Через открытую дверь вошел барс, ткнул требовательно Свана в бедро и принц машинально, не спуская взгляда с Виреса, кинул ему кость со стола. Барс подхватил угощение, улегся на пол в углу и начал грызть кость, добираясь до костного мозга. Скрежет его зубов да пощелкивание угля в камине были единственными звуками в воцарившейся тишине. Все ждали, Вирес продолжил:

— В жизни не видел никого более упрямого, чем Рэми. Когда мы поняли, что племянник и, что хуже, наследник вождя Виссавии жив, мы хотели отправить его к дяде. От греха подальше. Но Рэми заупрямился, а мага с таким огромным даром попробуй заставь. Тем более, к тому времени стало ясно, что Рэми щедро одарен не только Виссавией, но и нашим верховным богом, Радоном. У нас мало высших магов, а еще меньше тех, кто способен приблизиться к семье повелителя. Рэми, увы, был способен, и мы, не противясь богам, сделали его телохранителем нашего наследника, Мираниса.

— Связали чужого наследника со своим принцем, — прошептал Сван.

— Если Рэми сам не хотел возвращаться в Виссавию, то кто мы такие, чтобы ему приказывать? Мы думали, что это ненадолго. Стремясь примирить Рэми и его дядю, мы отправили Мираниса и его телохранителей с посольством в Виссавию. Рэми с дядей примирился, но оставлять Мираниса отказался, в особенности, когда хранители смерти Виссавии предсказали скорую смерть моего принца. Миранис не мог заставить Рэми разорвать узы богов, но мог привязать своего телохранителя к своему нерожденному сыну… как и меня. Как и других своих телохранителей… потому мы до сих пор живы…

— Хочешь сказать, — тихо сказал Сван, — что Рэми телохранитель ребенка Лии?

— Да.

— И если я сейчас убью младенца, Рэми вслед за ним уйдет за грань? Как и ты…

— Да, — выдавил сквозь зубы Вирес.

— Ты мне на самом деле доверяешь, если такое говоришь, — усмехнулся Айдан.

— Подумай, Айдан, подумай хорошенько, — протянул Вирес. — Всю жизнь ты ждал возвращения Алана или его детей, всю жизнь тяготился властью, которая тебе не принадлежала, но которую тебе приходилось нести. Ты мечтал об амулете вождей, который носит сейчас Рэми? По глазам вижу, что мечтал. А ведь заклинания, что вы так бездумно вплели в эту вещичку, созданы магами, не так ли? И охраняют своего владельца? Амулет, а вместе с ним и власть, не получишь ни предательством, ни обманом, и ты это знаешь. Амулет можно лишь передать… добровольно. Или унаследовать, если не приложишь руки к смерти владельца, не так ли? И если ты хоть пальцем тронешь Лию, если не убережешь ее, то и власти тебе не видать. Более… от твоего рода отвернется ваш тотем, и ваши барсы сами перегрызут вам глотки. Ты бледнеешь, Айдан. Ты знаешь, что я прав, а я начинаю благословлять магов, что много веков назад создали ваши законы…

Айдан встал из-за стола и, гордо выпрямившись, ответил:

— Думаешь, меня сдерживает какая-то магия?

Вирес лишь улыбнулся, Эллис замер. Глаза Айдана пылали гневом, на лбу взбухла жилка, руки сжались в кулаки:

— Тебе не понять, чужак. Не понять, что здесь, в горах, уважение и доверие людей значат гораздо больше, чем какая-то там власть. А кто мне сможет доверять, если я предам собственного брата?

— Разве я говорю, что ты его предашь? Я говорю, что ты поможешь мне уберечь Лию, дашь Рэми встать на ноги… и получишь свой амулет. Ведь для вождя Виссавии ваш вымирающий клан это еще одна ненужная обуза, не так ли?

— Не тебе решать! — выдавил Айдан. — Ты забываешь чужак, что это мой вождь, мой брат и мой клан.

— Конечно, не мне, — усмехнулся Вирес. — Наконец-то начинаешь понимать, что за человек твой вождь? Меняющий судьбы. Рэми нужен не только тебе. Он нужен мне, моей повелительнице, моей стране, клану Виссавии, твоему королю, твоей стране, и даже… какая ирония… твоим богам. И если еще раз дашь ему понять, что он для тебя обуза, я сам тебе шею сверну.

Айдан криво улыбнулся и ответил:

— Ты ничего не знаешь ни о нас, ни о наших узах крови.

— Я вижу… как сильны ларийские узы крови, — засмеялся Вирес. — Сван тому ходячее доказательство. Не его ли родной дядя теперь греет своей задницей его трон?

Айдан ничего не ответил. На следующее утро он встретил гостей за завтраком все той же спокойной улыбкой и, казалось, что этого разговора не было, только Лию теперь везде сопровождали хмурые воины-оборотни. Двое в облике людей, двое в облике барсов. А когда Рэми очнулся, и Хэйд отказался принять от вождя амулет, Эллис лишь тихо спросил:

— Почему?

И получил такой же тихий ответ:

— Думаете, нам нужна власть? Нет. Нам нужна наша гордость. И… его прощение.

Он наклонился и, поцеловав Рэми в лоб, прошептал:

— Вы видите в нем вождя, я вижу мальчика, который никогда не знал отца и всегда должен был быть сильным.

— Отец… — прохрипел Рэми.

— Я здесь, — ответил Хэйд. — Спи, я никуда не уйду.