Глава десятая. Ритуал

Храм, запрятанный в глубинах горы, был хоть и небольшим, но аккуратным. Свет факелов отражался от ярко-черных гладких стен, стекал по ним так же, как когда-то, наверняка, стекали по ним струи теперь пересохшего водопада, у дальней от входа стены были вырезаны из скалы огромные фигуры богов-близнецов.

Ир и Яр. Они смотрели на людей из полумрака слишком живыми для статуй глазами и как будто-то чего ждали. Поклонения? Любви? Послушания?

Рэми не мог понять, это были не его боги. Он «слышал» их лишь разумом, не сердцем. И если любовь к богине била в его жилах безустанным потоком, то эти боги казались чужими и незнакомыми. Далекими.

Ира частенько изображали твердым и спокойным, как хрусталь, Яра — сильным и неудержимым, как огонь. Они были разными и в то же время идеально дополняли друг друга. Будто разум Ира сдерживал бесшабашность Яра, а любознательность и чувствительность Яра помогала Иру лучше понимать жизнь. Бог людей и бог животных. Двое братьев, вместе создавшие «высшую расу», оборотней.

Рэми оторвал взгляд от задумчивого лица Ира и посмотрел во внимательные, чуть поблескивающие в полумраке глаза Яра. Братья были разными, но в то же время, по преданиям, любили и ценили природу друг друга. А их общие дети, оборотни, не считали ни людей, детей Ира, ни животных, детей Яра, себе равными.

Глупцы, горько улыбнулся Рэми. Почему же боги позволяют им быть настолько глупыми? Впрочем, можно и не спрашивать. Боги частенько слишком балуют своих детей, хотя временами следовало бы им как следует всыпать… вот и Виссавия…

Рэми скинул на руки Айдана плащ и чуть улыбнулся, когда по рядам застывших у стен оборотней пронесся общий вздох. Он понимал, что барсы не ожидали увидеть вождя в теле Рэна. Он мог бы и дальше скрываться под плащом, но более своих подданных щадить не желал. Они до конца не верили, а теперь должны были поверить, что их вождь все же маг. И они в это поверят. И это примут. Уж Рэми об этом позаботится. Если не все оборотни, то хотя бы опальный король и люди из клана барса должны понять — магия сама по себе не является плохой или хорошей. Плохой или хорошей ее делают люди. Или оборотни.

Вспомнив так некстати об Аркадии, Рэми на миг почувствовал, как разлилась по душе темнота злости. Долго еще убегать? Долго еще ввязываться в чужие хлопоты? И все же Вирес прав — Рэми не может отвечать за всех. А, увы, отвечает.

Оборотни, будто очнувшись или подчинившись чьему-то неслышному приказу, низко склонились перед вождем и королем, что стоял рядом. Рэми, сказать по правде, не знал, кому из них его люди не доверяют больше — собственному вождю или собственному королю. И все же Рэми со Сваном были тут чужими.

Только вот короля это вовсе не расстраивало.

Сван встал на колени и почтительно опустил голову перед ларийскими богами, и Рэми пришлось последовать его примеру. Он не был почитателем или служителем богов-близнецов, с самого рождения принадлежа своей богине, но, в отличие от большей части тут присутствующих, знал твердо — боги существуют. И не терпят неуважения от смертных. И если Рэми они ничего не сделают, потому что он им не принадлежит, то клан за дерзость вождя наказать могут. Потому приходилось играть по чужим правилам и в церемонии принимать не мнимое, а реальное участие.

Быть искренним. Раскрыться до конца и показать, что готов подчиниться. Что уважаешь хозяев этой земли. Что не хочешь перетянуть клан барсов под власть своей богини. Что хочешь помочь…

Рэми усмехнулся на миг. Помочь. Богам? Но каменные глаза Ира и Яра не улыбались, да и богиня смерти, когда просила о помощи, вовсе не шутила. Только вот дальше что? Оборотни ждут. Жрецы в темных плащах, с лицами, скрытыми под низко натянутыми капюшонами — ждут. И вокруг такая тишина, что аж тошно. И слышно, как падает с пальцев Ира вода, как разбивается о каменный пол, покрывая плиты тонкой, едва заметной пленкой влаги.

А еще слышно, как шуршат где-то вверху разбуженные шумом летучие мыши, значит, там, под сводом пещеры, есть выход, небо, усыпанное звездами, серебристый ободок месяца.

Рэми будто видел этот ободок. Будто чувствовал бескрайность того неба, будто летел, взмывая все выше… к богам ближе, к бескрайней свободе, к тайне, которую он столько времени все стремился, а никак не мог разгадать. К абсолютной, к всепоглощающей тишине и покою, которому нет места в этом мире.

Что хотела сказать ему смерть? Что он должен увидеть, отыскать?

Волшебство мига разорвал шевельнувшийся рядом Сван. Где-то в глубине сознания затих отзвук вопроса и Рэми вдруг понял, что король пробовал до него достучаться мысленно, но не сумел. Потому и решил, наверное, начать церемонию сам.

Может, оно и к лучшему. Для Рэми тут все чужое, Сван же, судя по умиротворению в глазах, чувствовал себя в этом храме как дома. Король оборотней, любимое дитя богов-близнецов, избранный, который должен был надеть корону… Он пришел к своим создателям. Рэми, увы, пришел к чужим богам.

Сван опустил голову и начал читать молитву. И, хотя по храму пронесся шепот недовольства, перечить не осмелился никто. Свану не верили, Рэми это чувствовал всей шкурой. Но еще чувствовал, что оборотни понимали — Сван не только хоть и опальный да еще некоронованный, а король, это друг и гость вождя, потому клану придется его терпеть, уважать и оказывать ему подобающие почести. Как не просто гостю, а почетному гостю.

И потому, к облегчению Рэми, оборотни быстро успокоились, а простые, произнесенные с чувством слова подхватили множество голосов:

— Мои боги, хозяева души моей! В вас — моя сила, в вас — моя жизнь, в вас — вечная моя благодарность. Без вас я ничто, с вами — я сильнее всех. Вы создали меня таким, какой я есть, вы соединили во мне силу зверя и разум человека, вы сделали меня совершенным. Молю всей душой своей, не отвращайте благосклонных взоров от творений ваших, благословите наш храм, наш клан, наших оборотней, наших охотников, наших самок, наших детенышей. Дайте нам достаточно пищи, тепла и силы, чтобы пережить зиму и дождаться лета. Дайте нам новых, сильных охотников, красивых, плодовитых самок. Подарите мудрость вождю и силы вести наш клан по верной дороге. Дайте здоровья, долгих лет и мудрости нашим старикам, которые с честью заслужили отдых. Одарите лаской и благосклонностью детенышей наших. Позвольте нам служить вам так, как служили мы до этих пор, верно, от всей души. Позвольте нам как и прежде властвовать над этой земле, позвольте посвятить этого детеныша вашей ласке и вашей воле. Мы ваши создания. Без вас мы — никто, с вами мы — сила.

Все будто незримо изменилось, и последние слова молитвы наполнили пещеру жизнью. Реальность поплыла, словно прикрытая черной вуалью, и Рэми показалось, что он очутился между сном и явью, уже не понимая до конца, где он, зачем сюда пришел. Он просто стоял на коленях и слушал… себя слушал, других. Он растворился в этой пещере, был везде и нигде, плыл в мягком полумраке.

Откуда-то издалека полилась тихая печальная мелодия, в которую вплелись едва слышимые девичьи голоса, и Рэми показалось, что его душа превратилась в арфу, а голоса, старательно и чувственно выводящие ритуальные ноты — в тонкие пальцы богов, перебирающие струны. И душа сама запела, резонируя молитвенной музыке, и воспарила к темным пещерным сводам.

Рэми не слышал, о чем была песня. Ему казалось, что воздух вокруг загустел, как было всегда, когда кто-то использовал очень сильную магию, и знакомый насмешливый голос прошептал на ухо: «Слушай, Рэми, слушай и запоминай…»

«Это не твой ритуал, это не твой храм, — не выходя из магического забытья, ответил Рэми. — Зачем ты пришла? Разве кто-то должен умереть? Разве ларийцы приносят богам жертвы?»

«Ритуал не мой, — так же насмешливо ответила богиня смерти. — Не должен быть моим… но мой. Но не мы, люди это изменили… слушай, Рэми, смотри внимательно… ошибка может стоить и тебе, и твоему дорогому племяннику жизни… слушай, Рэми, иди по тонкому льду и не смей тонуть…»

«Радуйся. Если я утону, то стану твоим. Виссавия далеко, она не сможет мне помочь».

«Я не хочу сделать тебя своим, мой мальчик. Я хочу, чтобы ты забрал у меня чужое. Люди не понимают — даже богам временами в тягость нести чужую ношу. Тем более, ношу боли собственного брата».

— Рэми, поднимись! — прошипел Сван, ощутимо толкнув Рэми локтем в бок. — Где ты витаешь? Боги, до чего же ты бледен… твоя магия опять тебя подводит?

— Нет, — ответил вождь, вставая с колен. — Как раз наоборот. Она мне помогает.

По лицу Свана было видно, что король не удовлетворился ответом, наверное, даже испугался. Отвел взгляд, прикусив губу, и было не понять — то ли он просто, как и все остальные, боялся смотреть в глаза хранителя смерти, то ли увидел на лице Рэна-Рэми то, чего увидеть не хотел или боялся.

Они все боятся. Сван тоже не до конца знает, кто такой Рэми. Не до конца верит магии, не понимая, что магия — это дорожка к богам. Его богам в том числе. Что лишив себя силы, оборотни лишили себя возможности слышать собственных богов.

Глупцы!

Богиня смерти все еще была рядом. Ее дыхание витало в воздухе едва уловимым ароматом тления и праха, напоминал, до чего на самом деле все в этом зале… хрупки и недолговечны. Смерть это вечность. Смерть это еще одна дорога к богам. Но магия может помочь вернуться, из смерти вернуться… почти невозможно.

Почти… Рэми вдохнул глубже, чувствуя, как радуется внутри, черной волной поднимается к горлу сила Рэна. Сила хранителя смерти. Но в то же время сам вождь улавливал в аромате магии еще две других, едва знакомых нотки. Ира и Яра? Тех, кому должна быть посвящена эта церемония. Боги-близнецы, двое…

«Ты все видишь не так…»

Рэми вздрогнул. Больше не замечая ни Свана, ни других оборотней, он двинулся вперед. Его тело само знало, что делать, будто предки-вожди нашептывали на ухо, направляли и помогали. Только шепот их был не только благосклонным, но и тревожным, а Рэми никак не мог, как ни пытался, уловить причины этой тревоги.

Он раскрывался навстречу богам в надежде понять больше, и в то же время механически продолжал церемонию: взял у стоявшего за его спиной Айдана факел и пошел к алтарю в центре пещеры. На миг опустившись на колени перед изрезанным ритуальными рунами каменным ложем, Рэми шагнул дальше — к огромным чашам у ног богов. Он откуда-то знал, что сначала огонь зажигается у ног Ира, потом Яра. Потому что человеческое всегда должно быть чуть сильнее звериного. И Ир всегда должен чуточку брать вверх над Яром. Всего чуточку.

«Даже не чуточку. Оборотни всегда больше люди, чем звери, — все так же тихо нашептывала богиня смерти. — Молодец, вождь… правильно все понимаешь. Продолжай…»

Рэми продолжал, все более погружаясь в сладкое ритуальное забытье. Он чувствовал богиню смерти уже гораздо сильнее, и Ира чувствовал, и Яра, но не боялся. Рэми чуть повел факелом, и пламя позолотило черную горючую воду в чаше, разбрасывая по ней яркие искры. А когда факел мягким поцелуем коснулся чаши, огонь подобно пугливому ребенку тронул темную поверхность горючей воды, провел по ней ярко-оранжевым языком и, будто взбодрившись, расправил крылья над чашей огненным фонтаном.

Второй фонтан, из чаши в ногах Яра, занялся быстрее, словно чувствуя звериную силу божества, и вся пещера вдруг ожила тенями, отблесками и мягким шуршанием ритуального огня, а летучие мыши у сводов испуганно замерли, будто ожидая беды. Зато на душе Рэми стало тихо и спокойно.

— Рэми, ты меня пугаешь, — тихо прошептал Сван, становясь между Иром и Яром. Отсюда, с небольшого возвышения, был хорошо виден как и алтарь, так и весь храм. За спиной в тени прятались жрецы, оборотни вновь опустились на колени и склонили головы, остались стоять лишь Рэми, Сван, и служители богов. А мелодия все еще лилась, едва слышно, аккуратно, но наполняя храм еще одной ноткой… тревоги.

— Что-то не так… — выдохнул Рэми.

— Рэми, твоя подозрительность здесь ни к чему, — так же тихо ответил Сван. — Верь мне, ритуал идет как надо. Как всегда. Ничего странного в нем нет.

Рэми ничего не ответил, не желая терять нить связи с богами. Он внимательно изучал каждый уголок храма, лица оборотней, спрятавшиеся в тени фигуры богов. Он слушал мелодию, запоминал слова ритуальных песнопений, и еще серьезнее прислушивался к своим ощущениям. Он должен запомнить и заметить каждую мелочь. Он должен понять, что хотела сказать богиня смерти… а так же почему умирали детеныши. И ему казалось, что он понимал… но ответ приходил и ускользал в полумраке. И временами виделся другой ритуал, более светлый, более прекрасный. И другие боги… нет, те же. Только Ир улыбался мягко и смотрел с гордостью на своих детей, Яр горел нетерпением, а… Рэми вздрогнул, рывком вылетая из видения.

— Рэми? — вновь пытался окликнуть его Сван.

— Все хорошо, — ответил Рэми, посмотрев на встревоженного друга. — Я ценю твою заботу, но, пожалуйста, сейчас я должен отдать себя всего ритуалу.

— Не понимаю… Но как знаешь.

Джер и Айдан встали за их спинами. Джер, умытый, одетый торжественно, казался неожиданно серьезным, Айдан нервно теребил ажур кружев на манжете, все бросая на вождя косые взгляды. Был тут и дядя, только к тронам вождя и гостя не пошел, встал чуть в стороне, среди простых ларийцев, рядом с бледной и трясущейся Кари.

«Почему ты не со мной?» — спросил Рэми.

«Не хочу мешать твоему гостю, племянник. Думаю, сыновей там будет вполне достаточно».

Рэми не возражал, сил на это и времени сейчас не было, хотя рядом с Хейдом он чувствовал бы себя спокойнее. Мелодия вдруг стала громче, присутствие богов сильнее. Оно уже укутывало густым одеялом, глушило запахи и звуки, мешало дышать. И Рэми чувствовал, что он мелкая пылинка в лучах их силы. Летит, летит себе, не зная куда, не зная зачем, подчиняясь их воле. Он всего лишь пылинка…

— Ты не чувствуешь? — едва слышно спросил Рэми.

— Думаю, что все чувствуют, — так же тихо ответил Сван. — Сто раз был на таких церемониях, но никогда мне не было так тревожно…

— Только тревожно?

— Только тревожно… — Сван вновь бросил на Рэми изучающий взгляд. Хотел было еще что-то спросить, но осекся вдруг, как будто вновь увидел в глазах Рэми что-то пугающее. — Скорее бы ты вернулся в свое тело. Ваша магия временами меня пугает.

Рэми вновь скользнул в магическое молчание, чуть прикусив губу. Действительно, никто из оборотней не ощущал богов так сильно, как ощущал их Рэми. Все в этом храме были у вождя как на ладони, их чувства, едва слышный шепот их мыслей, из которых Рэми даже не стремился выловить слова и смысл. Он ловил лишь настроение — легкое волнение. Едва ощутимая тревога. Не тот душащий страх, который залил тогда поляну при появлении богини смерти. Значит, понять и услышать может лишь Рэми. И он сделает все, чтобы услышать!

«Почему не скажете прямо!» — мысленно воскликнул вождь.

«Каждому человеку дарована свобода воли. Дарована настоящим создателем, Единым. На самом деле мои братья не сотворили оборотней, — ответила богиня смерти, — они лишь внесли некоторые коррективы в уже созданное, как внесли младшие боги Кассии в кассийцев, как внесла Виссавия в виссавийцев».

«Но вы создали законы!»

«Мы предложили вам законы. А вы их изменили так, как вам понравилось, — спокойно продолжила богиня. — Тут нет нашей воли, тут ваша воля».

«Ты богиня!»

«Но не всесильна. Над нами Единый и Его законы. Вы поклоняетесь нам, но мы не в силах изменить вашей воли. За все приходится платить. Ты должен сам понять, сам принять решение, сам захотеть и попытаться… ты, не мы. И даже я, богиня смерти, не могу повлиять на твое решение».

— Бред! — прохрипел Рэми и, поймав на себе удивленный взгляд Свана, постарался успокоиться.

— Вождь? — тихо спросил Джер. — Что ты видишь, с кем разговариваешь?

— Оставь его! — прохрипел Айдан, и, когда брат уже думал возразить, быстро объяснил: — Не видишь, что ему сейчас не до нас? Просто помоги провести спокойно церемонию.

Рэми благодарственно улыбнулся Айдану и вновь растворился в магическом молчании. Если боги не хотят подсказывать, придется искать самому. И Рэми найдет!

Он поднял руку, разрешая продолжить церемонию. Мелодия предупредительно взмыла к сводам храма, медленно, с легким скрипом раскрылись тяжелые дубовые двери. Огонь в чашах взметнулся, встревоженный сквозняком, в раскрытых настежь дверях показался высокий мужчина с женщиной на руках, босой и почти голый — лишь шелковая набедренная повязка укутывала его бедра, да в волосах поблескивал золотой обруч.

Женщина на его руках сладко спала. Полупрозрачная ткань ее длинного платья опускалась почти до пола, красиво очерчивая стройные бедра, на тонких руках поблескивали золотые браслеты, шею овивала нитка медового с золотыми блестками авантюрина.

Красива. Рэми вспомнил ее блестящие, полные мольбы глаза, ласковую, невинную ауру ее ребенка, собственное благословение, и вдруг снова почувствовал странную тревогу. Это должно быть не так… совсем не так. И душу все равно не опускало дурное предчувствие, и к горлу подбиралась тошнота. Сван говорил, что все правильно… но почему Рэми не мог успокоиться? Будто он должен был вмешаться, что-то изменить, а то и вовсе…

…приказать закончить ритуал.

Но как это сделать? Как объяснить оборотням, что не так, если Рэми сам этого не понимал?

Зачем здесь богиня смерти? И почему в ауре богов мелькает грусть, тогда как в том видении… в том другом ритуале, было иное. Радость, гордость. Льющееся с небес благословение.

Что не так?

Рэми чуть поддался вперед и вновь заставил себя успокоиться, когда на его плечо легла ладонь Айдана.

— Ты и в самом деле слишком бледен, брат, — сказал оборотень. — Ты уверен, что с тобой все в порядке? Если ты устал, должен вернуться, то, может, не стоит себя мучить? Вирес мне не простит, если с тобой что-то случится. Я сам себе не прощу…

— Дело не в Виресе…

— Но в прошлый раз, когда ты вселился в тело барса, перемещение стоило тебе дорого. Я мало что понимаю в вашей магии, но не хочу, чтобы это повторилось.

— Я тогда оставил тело без души, — задумчиво ответил Рэми. — Теперь же там Рэн. Все хорошо, Айдан, действительно хорошо.

Мужчина медленно начал двигаться к алтарю. Шуршал едва слышно шелк одеяний. Отражался от золотой ткани, ласкал кожу спящей женщины свет факелов. Ее округлый живот мягко обнимал широкий шелковый пояс, вышитыми золотом концами спадая до самого пола. Чуть притихла мелодия, огонь в чашах вдруг, будто получив второе дыхание, взмыл к сводам пещеры.

Мужчина дошел до изрезанного рунами алтаря, опустил беременную женщину на черный камень, с нежной улыбкой погладил ее по волосам, поправил юбки ее платья. Отблеск огня заиграл в золотом шелке и в искорках авантюрина, оживил золото волос спящей, которые мужчина все так же нежно и аккуратно уложил красивыми локонами.

— Кто это? — едва слышно спросил Рэми.

— Ее муж и отец ребенка, — так же едва слышно пояснил Айдан.

Огонь озарил кожу спящей медовым теплом, углубил тени, делая ее лицо более выразительным, более приятным. Он же прошелся золотистым сиянием по коже склонившегося над женщиной мужа, ревниво вздрогнул, когда мужчина поцеловал спящую жену в полные губы, расстроено бросил в темноту искры, когда муж коснулся мимолетно живота жены губами и бросил на вождя встревоженный, умоляющий взгляд.

Рэми вздрогнул, не зная, что ответить на этот взгляд. Он искренне хотел помочь, но тревога не уходила, давила на плечи и кутала все вокруг во тьму. Не помогали факелы, не помогали многочисленные светильники по углам, Рэми казалось, что смерть с каждым мигом подходила все ближе, а боги-близнецы уходили все дальше. И мелодия, которую пели жрицы, становилась все печальнее. А ритуал, который никого не тревожил, был все более «неправильным».

Видения не уходили. Рэми видел ту же пещеру, но других людей, другую женщину на алтаре. Видел, что она не спала, что глаза ее светились счастьем, а Ир и Яр излучали мягкую, ласковую ауру… и статуй… статуй было больше.

Рэми рывком выскользнул из видения, когда мелодия вновь взвилась визгливой, тревожной нотой. Смерть стояла у дверей в храм, смотрела на вождя ласково и печально, сила Рэна отвечала ей радостно, как старой знакомой, а Ир и Яр, недавно столь ощутимые, вновь стали далекими… будто специально отступили в тень.

— Почему? — одними губами прошептал Рэми.

«Потому что ребенок не принадлежит им».

— Но и тебе не принадлежит…

«Вы сами так решили, Рэми, не боги».

— Мы? — вздрогнул вождь.

«Мой дар вновь будет сильнее. Потому что… его дар в детеныше сильнее».

«Его?»

«Самый сильный из троих, самый прекрасный, самый любимый… и погублен вами. Почему? Почему вы, люди, столь глупы и столь безжалостны?»

«Но вы боги, вы всесильны…»

«Думаешь? А когда твой дед чуть не убил твою богиню, подобные тебе тоже так думали? Вы не понимаете… мы живем, пока живете вы, пока вы нам возносите молитвы… мы всесильны, пока мы вам нужны… смотри, Рэми. Слушай. И запоминай… ты — моя надежда. Наша надежда, вождь Виссавии. И пока ты вождь клана белого барса, ты принадлежишь нам… И будешь смотреть, как вы сами, своими руками, отдаете мне своих детенышей. И ничего не сможешь сделать… как ничего не могу сделать я!»

Рэми с ужасом отвел взгляд от богини смерти и перевел его на выпрямившегося у алтаря мужчину. Он хотел крикнуть, чтобы ритуал остановили, но не мог выдавить не звука — скованный богиней смерти он смотрел бессильно, как мужчина поклонился королю, вождю и, опустившись перед алтарем на колени, произнес роковые слова:

— Отдаю своего неродившегося детеныша на суд богам.

«Видишь, Рэми… — смеялась смерть, — пара глупых слов, глупый ритуал, и боги, люди, никто не может ничего сделать».

Рэми дернулся в объятиях оказавшейся за спиной богини, но лишь бессильно повис в ее руках, чувствуя, как стремительно уходят силы. Другое тело бы, наверное, не выдержало, тело хранителя смерти лишь бессильно содрогалось от обжигающей боли, но справлялось со смертельным ядом, уже плывущим по венам.

«Как я и думала, мое прикосновение не губительно для служителя моей сестры, — прошептала на ухо Рэми богиня. — Это хорошо. Не хочу тебе навредить, вождь Виссавии».

Смерть разжала объятия, и Рэми медленно выпрямился, чувствуя на себе встревоженный взгляд Свана. Краем создания слышал, как пытался достучаться до него, спрашивал, что случилось, Хэйд, но и сам не мог понять, что случилось. Он только хотел вмешаться и понимал, что вмешиваться нельзя, поздно. Надо наблюдать. Надо делать выводы. Надо… исправить.

Три тени над ребенком. Три бога, которым его сейчас посвящали.

Песнь Ира. Тихая, грустная, полная любви и только человеку свойственной тоски. Стремление к свободе, крылья, расправившиеся за спиной, пытливый ум и любопытство, которое невозможно было утолить. Дар творить. Дар, данный Единым человеку. И дар всей душой желать свободы, единство миром вокруг — дар Яра. И третий дар…

Рэми шагнул вперед и, сам того не заметив, вернулся обратно, когда Айдан с силой нажал ему ладонью на плечо.

Третья песнь. Тоскливая, мрачная, запретная. Шаг по грани, за которой только смерть, мягкий знакомый до боли свет, заливающий душу. Всего на миг, а потом… темнота.

Рэми оглох и ослеп. Исчез мир, исчез храм, исчезли звуки и запахи. Осталась лишь осязаемая, живая темнота, наполненная всей кожей ощутимым дыханием смерти.

Рэми с силой глотнул воздух, чувствуя, что не может дышать, и сила хранителя смерти, до этого свернувшаяся где-то в глубине его души темным клубочком, вдруг помогла, подняла голову, зашептала голосом Рэна:

— Не бойся, мой вождь. Дыши.

Рэми дышал.

— Живи…

И сердце вновь забилось. Медленно, как бы продираясь через темную воду, а потом быстрее, еще быстрее, единственным живым звуком раздирая мертвую тишину.

А откуда-то сверху полился свет.

Знакомая мягкость невинной души. Ребенок. Тепло, в котором хотелось оставаться вечно. Нежная полная человеческого сострадания сила Ира, влившаяся в темноту. И огонь, яростный, неудержимый, наполнивший тьму силой. Яр.

Рэми полной грудью вдохнул силу трех богов, чувствуя, как душу чуть не разорвало от хлынувшей туда энергии… Где-то вдалеке дернулся в его теле Рэн, осторожно коснулся сознания, проверяя, Вирес, и вновь исчез, наверняка почувствовав дыхание смерти.

Не беспокоился. Пока Рэми был нужен богини, пока она его охраняла, уже не беспокоился.

Как и Рэми. А сила богов вихрилась, собиралась над алтарем, формируясь в маленький, уже осязаемый взглядом, переливающийся всеми цветами радуги сгусток. Дар трех завораживал. Маленький, всего с кулак, бутон набухан на глазах и вдруг лопнул, раскрывшись переливистыми, широкими лепестками.

А мир вновь ожил звуками, светом и запахами.

Все еще льющаяся мелодия затихала, вихрясь над сводами пещеры, голоса поющих становились глуше, тише, цветок, который и не думал куда-то исчезать, начал медленно плыть вниз, к алтарю.

Рэми вновь порывался подойти ближе, его вновь остановили. Муж женщины на алтаре вдруг поднял голову, глянул на вождя и смертельно побледнел, будто увидел что-то пугающее, а Рэми смотрел и взгляда не мог отвести от цветка, который вдруг упал на живот женщины, дернулся лепестками, и будто утонул в шитом золотом широком поясе платья.

— Не понимаю, — прошептал Рэми.

— Дождись, пока все уйдут, — сказал одними губами Сван. — Сходить с ума потом будешь, когда никто не видит.

Сходить с ума?

Рэми трясло от напряжения. Бежал по позвоночнику холодный пот, дрожали руки. Ладонь брата, все так же сжимающая плечо, слегка успокаивала, и Рэми заставил себя выпрямиться и улыбаться, ожидая, пока храм опустят его люди.

Жестом он остановил мужчину, который хотел поднять жену с алтаря, взглядом выпроводил из храма жрецов. И лишь короля и родных выгнать не смог.

— Можешь объяснить? — пытливо заглянул ему в лицо Сван, когда закрылась дверь за последним из жрецов.

— Я и сам не понимаю, — ответил вождь.

Уже никем не сдерживаемый, он медленно спустился по ступенькам, положил руку на живот беременной женщины и одернул ладонь, когда почувствовал, как что-то будто впилось в кожу. Он уже знал это чувство, только не помнил откуда. И сил вспоминать сейчас не было.

— Вождь, почему ты опять бледнеешь! — выкрикнул мужчина. — Ты же сказал, что ребенок родится здоровым!

Рэми лишь отвернулся.

Сказал. Но это было до ритуала. А теперь нельзя быть ни в чем уверенным.

— Рэми, мальчик мой, что случилось? — вмешался до сих пор молчавший Хэйд.

— Ничего, — ответил Рэми, не желая сейчас объяснять. И соврал: — Мне сложно быть вне моего тела и это все…

— Тогда отдохни, — с явным облегчением выдохнул Хэйд. — А завтра мы проведем ритуал с твоей сестрой. Не волнуйся, я все подготовлю.

Рэми застыл, чувствуя, как стекает по его рукам усталость. Он не хотел сейчас ссориться с родными, совсем не хотел, но и допустить проведения ритуала над сестрой не мог, потому сказал устало:

— Ты и твои жрецы и близко не подойдете к Лие!

— Рэми… — выдохнул Айдан.

— Это приказ. Приказ вождя. Не хотите подчиняться… ради богов. Но тогда и со своими хлопотами будете справляться сами!

— С какими… — начал был Джер и одернулся, посмотрев в глаза Рэми.

— Никаких ритуалов в ближайшее время. Ни шага без моего приказа. Или я забираю людей и ухожу. Если надо… мое тело вынесут на руках, моим людям не сложно.

— Мы тоже твои люди, — мягко ответил Хэйд, жестом остановив бросившегося к Рэми сына. — Мы не позволим тебе уйти, Рэми. Не в таком состоянии. Отдохни, мы позднее поговорим.

— Позднее? — выкрикнул Сван. — Рэми, не сходи с ума! Уверяю, ритуал был правильным! Уверяю, после ритуала все детеныши рождались здоровыми. Поверь мне! Ребенок твоей сестры — оборотень, если ты не проведешь ритуала…

— … он умрет? — тихо переспросил Рэми. — Ты уверен?

Сван осекся.

— Миранис, оборотень, отец ребенка, никогда не проходил посвящения ларийским богам, наши жрецы этого бы не позволили, и выжил. Ты хочешь, чтобы повелитель Кассии подчинялся трем твоим богам?

— Трем? — не понял Сван. — Ир и Яр…

— … и богиня смерти. Может ответишь мне, зачем вы отдаете ей живых детенышей?

— Рэми, ты ошибаешься! — выкрикнул Сван. — Мы бы почувствовали…

— Да ну?

Рэми очень старался не быть язвительным, но он устал. Он хотел было уйти в свои покои, как Сван его остановил:

— Объяснись, Рэми. Объясни мне, что ты увидел на этом ритуале?

— Я сам не знаю, что я увидел, — тихо ответил Рэми. — Но если до ритуала я был уверен, что эта женщина родит здорового и сильного ребенка, то теперь я уверен в другом. И она, и ее ребенок умрут.

— Мой вождь! — выдохнул кто-то за спиной. Оглянувшись, вождь увидел мужа все так же спящей на алтаре женщины и впервые не смог подобрать слов.

Он не знал, как помочь.

«Рэми, вернись», — позвал издалека Вирес.

И его зов был очень даже своевременным. Теряя сознание, Рэми почувствовал, как подхватил его у самой земли Айдан, и был благодарен брату — вождь не хотел, чтобы Рэн из-за него разбил себе голову. Но и оставаться в храме больше не мог. Ему нужно вернуться в свое тело, отдохнуть разумом и… подумать.