Глава 4 - Большой город, часть 1.

Стиллбог показался за редеющим лесом неожиданно. Крепостные стены и дома за ними четкими контурами вырисовывались при свете огнисто-палевого заката солнца, причудливым райским плодом сползавшего за бесконечную водную гладь, чтобы выйти на лазурный небосвод следующим днем. Серыми силуэтами, погруженные в собственные тени, казались корабли в Гарбонском заливе. Старый же град скрывался в дымке многочисленных печных труб, уличных костров, где собирались нетяги и нищие, и огромными арагонскими дубами и секвоями — самыми удивительными деревьями во всем Артаксе; имея высоту до сотни метров, они укрывали под своим зеленым пологом целые жилые кварталы. С высоты загородных холмов, куда сползала опушка Стиллбогского леса, живые гиганты казались лохматыми старыми стариками, задумчиво обращенные к морю и мирно прикрывшими подле себя живой муравейник жилищ.

За городом сахаром-рафинадом раскидались уютные белые домики хлебопашцев и охотников. Возле хижин рядками шли огородики, где крестьяне выращивали бахчу, овощи и вкуснейший виноград. Щедрая земля давала трудолюбивым все, что было необходимо. В Стиллбогской волости пахари любили приговаривать «Глубже пашешь — больше хлеба навяжешь». Бугристые поля, покрытые густой, колосистой пшеницей, подходили к самим стенам города вперемежку с зелеными лугами, где тихо волновались буйные благоухающие травы — излюбленные пастбища рогатого скота и приземистых городских лошадок.

Тракт ожил, показались скрипучие телеги с огромными, оббитыми железом колесами, рыдваны панов и разукрашенные позолотой кареты мещан, толпы крестьян и свободного люда: все возвращались за стены Стиллбога, ведь в час ночи ворота града запирались и никто не мог попасть внутрь до самого рассвета. Чем ближе маячили серые валы укреплений города, тем больше ящеров и гноллов, купцов и ремесленников запруживало дорогу. Паны спешили на ужины в свои роскошные городские маетки и нетерпеливые кучеры раздавали во все стороны удары хлыстом.

— Ну, хлопы, псиная кровь, разойдись! Разойдись! Ясновельможный господин едет!

Понурые и истомленные работой в поле крестьяне расходились в стороны, толкая на обочины тракта ремесленников и школяров, вышедших на отдых за город.

Отгромыхал панский рыдван и рабочий люд снова затоплял дорогу, каждый пытался поскорее прорваться за стены Стиллбога, вернутсья домой, к теплому очагу и семье.

Вистан врезался на вороном Агре в массу крестьян и купцов. Они старались не задевать скакуна ящера, завидев, что всадник одет в волчью шкуру и властно смотрит на них, но без злобы и грязной ругани, а терпеливо двигается вместе с простым народом к воротам. Купцы толковали о товаре, перекидывались свежими новостями и слухами из мира. Гам и шум толпы, мычание круторогих волов, лошадиное ржание и крики торопившихся погонщиков заглушали все, но Вистан четко смог различить некоторые слова из многих разговоров: «война», «Загорье», «сеча». Тревожные вести долетели уже и в Стиллбог со скоростью легкокрылой ласточки. Возмущались купцы: большую часть их прибыли давала меновая торговля с людьми из Загорья, теперь же баскаки Хана поворачивали караваны купцов обратно, не давая им дойти в поселения людей Запада и даже грабили их, нагло отбирая товар, соль, рыбу и женщин. Проклятия в адрес Хана заглушила яростная ругань пробивавшихся к воротам всадникам-ордынцам. Они шипели на своем грубом языке во все стороны, подсобляя ударами нагаек и ног. Узкоглазые, кривозубые, с искаженными шрамами и степным палящим солнцем лицами они вселяли страх во всех, кто попадался на пути. Пара ордынцев вырвала у старухи заячьи шкурки, с бессовестным смехом кинув ей пару медных монет. Старуха-ящерка упала на землю, пылая бессильным гневом и стыдом. Она начала громко рыдать и вопить о помощи, но никто ничего не сделал ордынским конникам — боялись да и не разумно было вваливаться в драку здесь, у ворот града, где стояла крупная охрана из узкоглазых.

— Уроды, разойдись! — орали всадники, перековеркивая слова на всеобщий язык. — Дорогу, тупые зверяне!

Пара фермеров-гноллов отнесли старуху к обочине, утешая ее словами и сурово провожая спины грязных воров.

Поток существ возобновил движение только когда разъезд заехал в Стиллбог. Вистану пришлось терпеливо идти четверть часа к подъемному мосту: вечером стража внимательно проверяла входящих в город, особенно груженые телеги нетяг и торговцев.

Ворота были высоки и имели двойные ворота: деревянные створки, оббитые свинцом и стальную решетку. Над воротами нависал барбакан, из стрелковых отверстий коего торчали длинные черные арбалетные стрелы, пробивающие любые доспехи с близкого расстояния. Стража — тонкоусые степняки — долго осматривали пятерых верблюдов и торговца, замотанного в разноцветный халат. Купец нервно кричал ордынцам на их родном языке и те почтительно расступившись, пропустили караванщика без дальнейших расспросов.

Вистан медленно подъехал к стражникам и подал им волостной ярлык — исписанный червячей вязью документ, разрешающий на проезд по всем землям вассального королевства Арагон. Воин криво усмехнулся, глянув на знатного ящера, сплюнул на землю грязными слюнями и прохрипел:

— Проезжай в град, неверный!

— Прикуси язык, раб, не то баскак шейха узнает, как здесь стража общается со знатью! — гордо и властно протянул ящер на ордынском наречии, от чего стража расступилась, ведь никогда они не слышали зверянина, так хорошо говорящего на их языке.

— Прости нас, ящер! — упал на колени старший из воинов, но остальные злобно хмурились на всадника.

Вистан забрал ярлык и быстро миновал воротную арку.

За стеной сразу же начиналась торговая улочка — узкая, набитая лавками и магазинчиками, кофейнями и закусочными, откуда веяло аппетитным запахом жареного мяса и свежеиспеченных коржей. Солнце уже садилось за нежный аквамарин моря, а здесь до самой ночи царила оживленная торговля, и слышались различные наречия многих стран Артакса. Свои товары предлагали смуглые шейхи, овеянные сухими пустынями Востока, красно-медные ордынские купцы, во все горло расхваливая шелка, ткани и ярко-красные гроздья рубинов; черные, как лакированное эбеновое дерево менялы напоказ выставляли ручных обезьянок и разноцветных крикливых попугаев. Ящеры с дрябло-зеленой чешуей завлекали к себе богатых прохожих посмотреть и оценить диковинных маленьких ящеро-змиев — летающих существ с красными выпуклыми глазами и двойными крылышками, как у стрекозы. В огромной клетке из стальных прутьев спала большая виверна, похожая на дракона, но более верткая в воздухе и ловкая на движения. Детишки — зверяне и люди — прибились к клетке тесной кучей воробьев и наперебой рассказывали друг дружке, кто что знает о вивернах и поминутно охая от удивления. Сейчас редко кто видел виверн, некогда многочисленное племя этих летающих существ истребили ордынцы и теперь они редко появлялись над лесными равнинами Арагона, забившись в свои горные гнезда. Виверна спала ничем не рушимым сном, ни писклявые крики детей, ни гомон торговой улочки не будили ее. А жирный гнолл рассказывал подошедшему шляхтичу высокие полетные качества виверны и ее большое значение в хозяйстве.

— И сколько ты хочешь за нее? — спросил барин.

— О, ваша милость, всего-то полторы тысячи золотых грош! И это низкая цена для такого товара!

— Что? — возмутился шляхтич, — Ты хочешь годовой доход за эту тварь? А как с документами на пташку? Если их нет, то меня оштрафует подкоморный суд, да и сам баскак с налогами навалится! Ты в своем уме? Я вижу, что документов у тебя нет!

Купец от натуги покраснел, желая одновременно выгодно сбыть виверну и не потерять покупателя.

Вистану было некогда слушать дальше спор покупателя. Он рысью миновал лавки, которые ломились от пряностей, лекарственных трав и мазей, овощей и спелых восточных фруктов, земляных яблок и огромных красных дынь. Торговцы разгружали мешки ржи и пшеницы, душистой гречихи. С гвоздей свисали копченые колбасы и сало… От еды текли слюнки, но торгаши ломили за продукты огромные цены и простым гражданам, зарабатывавшим по талеру в день, приходилось только идти мимо и наслаждаться запахом еды, глотая слюни. Где же им такое купить и досыта наесться? Счастье, если дневного заработка хватало на бутыль свежего молока или кумыса, ломоть ржаного хлеба да плошку рису.

Ящер поспешил на соседнюю улицу, чтобы минуть толкотню вечернего базара и с боковых переулков найти приют на первое время — гостиницу «Золотой Век», принадлежащую старому другу Мальтраверса.

Он нашел ее неподалеку от Старого вала. Гостиница вмостилась среди двухэтажных глинобитных домов мастеровых из различных городских цехов, отличаясь от других строений качественной кирпичной кладкой, которая уже потускнела и местами покосилась — как-никак полтора столетия «Золотой Век» открыт различным посетителям и приезжим. Низкие цены и хорошие номера с теплой постелью да сытным обедом приманивали сюда различный люд и отзывы о гостинице ходили по всей волосте. Здесь останавливались не только мелкие купцы и торговцы, а и владельцы караванов Великой Орды. В 3953 году в гостинице побывал известный писатель, авантюрист и естествоиспытатель Бюффон, прославившийся не только жаркой критикой Великой Орды в своих произведениях, но и исследованиями легендарных единорогов, якобы обитающих в глуши Стиллбогского леса; конечно же, бедному Бюффону мало кто верил… Но владельцы гостиницы всегда гордились медной, начищенной до ослепительного блеска, памятной доской об удивительном путешественнике и рассказывали, что сами видели золотогривых созданий на западной опушке леса и вспоминали вечера, когда Бюффон собирал здесь толпы слушателей и рассказывал все, что видел за дальним порубежьем Арагона.

Вистан с минуту постоял у побеленного входа в здание, разглядывая большого керамического петушка на коньке крыши. Внешне ничего не поменялось: те же слюдяные окошки, белая побелка стен — все было так, как и два года назад. Мальтраверс частенько брал с собой старшего сына в город и всегда останавливались в «Золотом Веке».

За входом находился обширный дворик, где размещались привязанные коренастые лошаденки, ослы и один двугорбый мохнатый верблюд.

— Дай коню сена и напои его, — велел ящер прибежавшему ящеру-конюху, сунув ему один талер. Слуга радостно улыбнулся и тот час же занялся делом, подхватив Агра за уздцы.

Нижний этаж гостиницы занимал огромный зал, поддерживаемый дубовыми резными колоннами. Здесь ели, пили и болтали о делах постояльцы и прибежавшие перекусить рабочие. Стоял запах свежего сена, жареного мяса, и все это смешивалось с ароматом приправ и свежего пепельного пива, разносимого в больших деревянных кружках. Никто не стеснялся своего положения и подмастерья сидели рядом с мелкими шляхтичами, а смерды спорили о качестве урожая с зажиточными фермерами.

Пришедших обслуживало трое расторопных слуг — высоких гноллов с ловкими руками и быстрыми ногами. Они бегали от стола к столу, забирая посуду или подавая свежие закуски и блюда.

Подле очага, выложенного грубыми камнями в стене здания, была тяжелая стойка, где гнолл Нархиз — он же новый хозяин «Золотого Века» — разливал напитки и готовил свои собственные коктейли из болотных трав, смешиваемые с водкой и вином.

— Доброго вечера тебе, Нархиз! — подошел к стойке Вистан и присел за высокий табурет.

— Ой, лышенько, кто пожаловал ко мне в скромный постоялый двор! Вистан! Каким ветром? Надолго ли?

Короткошерстный гнолл крепко пожал лапу юноше и налил ему яблочного сока, разбавленного с водой.

— Тебе за счет заведения! Так как у тебя дела?

— Мой ясный отец передавал тебе привет! У нас в верви все спокойно… относительно, — пожал плечами юноша, отпивая кисловатый сок, и гнолл понял намек.

— Ах, везде так… Вот видишь, раньше и посетителей больше было, а сейчас их стало меньше: ввели комендантский час в Стиллбоге, люди запуганны, налоги растут! Ой, бес побери, так по какому делу ты тут оказался? Отец попросил съездить в подкоморный суд или волостной архив?

— Нет, Нархиз. Случилось то, что я ожидал всю свою жизнь — Свободные желают, чтобы я сражался с ними плечом к плечу.

Хозяин налил посетителю вина из замотанного в солому бутыля и вернулся к Вистану, навострив уши. Юноша понизил голос:

— Встреча назначена в городе. Мне их надо найти здесь, в Стиллбоге. Нужная твоя помощь, друг. Ты многих знаешь и к тебе сюда хаживают разные люди.

— Пошли со мной. Мне надо набрать вина и вот колбасы кончились. Ой, лышенько, Гарс и Полидевк! — неожиданно рявкнул хозяин гостиницы помощникам. — Служилый люд просит тыквенной каши и масла! За третьим столом! Я сейчас буду!

Ящер и гнолл по скрипучим ступеням спустились в глубокий подвал под зданием гостиницы, в котором Нархиз держал толстые пивные и винные бочки, снабженные маленькими краниками. Гнолл принялся наливать вина в бутыли, аккуратно его процеживая.

— Знавал я одного Свободного. Он — человек, потомок загорян-колонистов, но товарищ надежный, — скрипуче и тихо начал хозяин, — Я пошлю за ним, вроде бы он жил на улице старых рыцарских конюшен, если, конечно, не поселился в новом гнезде… Ох, черти окаянные! Думаю, что возле конюшен он живет ди сих пор.

— Как мне с ним можно встретиться?

Глаза гнолла хитро заблестели.

— Ты не спеши. Останавливайся у меня на ночлег, предоставлю в твое распоряжение лучшую комнату, да и сытно накормлю. Я пошлю за Свободным и он уж сам тебя найдет. Скажу тебе сразу, что чутье у них — отменное! Сразу видят кто ты: враг или друг, сочувствующий. Без этого никак! Ох, а вот и вино набралось!

С парой больших бутылей бордового вина гнолл вышел из подвала, за ним Вистан с колбасами и маленьким бочонком медовухи.

— Спасибо, пан Вистан за помощь! Вот вам ключи от номера — располагайтесь! Постараюсь организовать ближе к ночи! — гнолл подмигнул юноше и дал ему покрытый желтой краской и эмалью ключ с красным бантиком. — Номер комнаты там указан! Эй, Гарс! Помоги отнести вещи этого ясновельможного пана в комнату! И живей, черти! Время идет!

Откланявшись, ящер отправился в свою комнату на втором этаже, полностью отделанной изнутри сосной. Приятный бодрящий запах леса стоял в коридорах и комнатах, и это напомнило юноше его родные сосновые боры, в изобилии произраставших во владениях барона Мальтраверса.

Номер был просторен, с широким окном и удобной кроватью, покрытой густой медвежьей шкурой. На застланном узорчатой скатертью столе стояли склянки с легким вином, свежей водой и квасом. С потолка свешивались пучки чабреце и душистых ромашек, собранных на полях за Стиллбогом.

Гарс с вежливостью осведомился можно ли войти к господину в комнату и осторожно положил вещи знатного юноши, в том числе замотанную в просмоленную мешковину неожиданную находку.

— Как тяжела! Небось, важная вещь для пана? — бросил беззаботный слуга, кланяясь и задом двигаясь к двери из номера.

— Пустяк! — отрезал ящер, скидывая с себя волчью шкуру и стальные латы, — Меньше болтай!

Получив серебряк, гнолл скрылся за резной дверью, довольно насвистывая песенку.

Юноша был рад побыть в одиночестве. Он разделся, оставив лишь набедренную повязку: душновато летом даже ящерам, предки которых обитали на болотах и в жарких джунглях. Вистану не терпелось рассмотреть находку, раскрыть запечатанный фолиант, изучить его и оценить. Но желудок требовал еды и скромный перекус у крестьянского костра не мог насытить здоровый организм человекоящера. Аппетит его разыгрался, почуяв запах мяса, хлеба и вареных яиц, исходивший с кухни гостиной. Для начала не мешало б основательно поесть! День был трудным и не каждый раз ящер обнаруживал в лесу руины прошлого, лапы гудели от хождения и езда на Агре не принесла нужного облегчения.

…Нархиз накормил дорогого гостя до отвалу. Вокруг столика ящера угодливо вертелся Гарс, принося юноше все, что он желал по первому требованию: первые блюда, закуски и брагу. Мед ударил в голову ящера и он расслабленный, сидел за дальним столиком, посасывая горький корень имбиря.

Народу привалило еще больше. На дворе смеркалось и гостиница зарделась яркими огнями свечей в люстрах и канделябрах. Стражники сюда не заходили, а если и приносили свои полицейские морды, то лишь за выпивкой и красивыми девушками. Нагрянула компания бедных шляхтичей в растрепанных кафтанах и тогах, весело галдя и перебрасываясь смачными шутками. Весь зал обсуждал лишь одно: военные кампании Орды в Загорье. Новая война больно ударила по кошельку всех жителей подневольного Арагона: повысили налоги, поборы и панщину для посполитых зверян, по селам и весям баскаки набирают рекрутов в дополнительные легионы. Их ожидала суровая и жестокая служба, ведь зверянам-рекрутам не платят и копы грошей в день, кормят отвратно — забродившими щами и тухлым мясом, хорош будет день, если обозные раздадут вне нормы свежеиспеченный хлеб с отрубями. Кочевники ненавидели зверян и всячески унижали их. Рекрутам в таком положении некуда было деваться: или плати выкупное за неявку в легион, или иди воюй, в противном случае беи могли схватить дезертира и казнить на месте. Ропот недовольства перерастал в возмущение и лишенные пропитания и жилья ящеры с гноллами разбегались по лесам. Так росли отряды Свободных, множились их силы, росло влияние и учащались нападения на маетки ордынцев или знатных зверян, которые поордынились и приняли веру в Единого Солнечного Бога. Праведный гнев и злоба вселилась в сердца арагонцев особенно после того, как сорок лет назад Орда лишила всех зверян и «чудных» существ, как гласил ханский указ, права гражданства и выбора на магистратские должности народного трибуна и градского старейшины. В последнее десятилетие шовинизм и расизм стал нормой для Великой Орды, сопротивление указам Великолепного Порога жестоко наказывалось: виселицы, плахи, расстрелы… Поначалу площади ломились почти что каждые выходные от зрителей повидать очередную казнь. На высокий помост выводили зверян, провинившихся в неисполнении тиранических законов — гноллов, ящеров — побитых и отчаявшихся, грязных и вонючих от долгого заключения в яме. Но вопреки желанию запугать арагонцев, Орда только подогревала борьбу против своей оккупационной власти. Молча смотрела толпа на мужественную смерть своих героев: загробное молчание, раздавались лишь крики боли. Даже извращенных на пытки изуверов пугала картина молчаливой и холодной стены зверян, сверливших взглядом убийц в роскошных одеждах, особенно ненавистно глядели арагонцы на переметнувшегося предателя из своей расы. Позади рослых мужей без стонов рыдали женщины, старики сжимали иссохшие кулаки… Публичные казни продлились недолго и закончились массовой дракой на площади в Вышграде, перед дворцом Тралоска. После этого казнить стали тихо и без показательных выступлений в глухих тюремных подземельях. Еще тяжелей и невыносимей зверянам стало после провозглашения Ханом одной державной веры в Лучезарное Солнце, мелкие храмы Богов Арагона стали закрывать или превращать в места поклонения Солнцу, а крупные святилища обложили огромными поборами и налоговыми сборами, случались кровавые погромы, убийства и казни Жрецов. Пьяные кочевники могли ворваться в храм во время служения молитв и начать крушить все, что видел их нечистый взгляд. Стараясь противостоять Орде, жрецы объединялись в братства и уходили глубоко в леса, строя там тайные капища. Кочевники не любили углубляться в леса, особенно в целях погрома иноверцев, поэтому лесные убежища Веры оставались в относительной безопасности, сюда прибегали венчаться и собирались на вечерние молитвы.

Но не было единства среди арагонцев. Жрецы часто ссорились с мещанами стиллбогскими и вышеградскими, а отдельные отряды повстанцев временами грабили посполитых ящеров и гноллов, оправдывая это нехваткой провианта. Смерды ненавидели любого богача, и редко какой крестьянин хорошо отзывался о своем хозяине-патриции. Арагону был необходим сильный лидер и талантливый полководец, чтобы объединить разрозненные народные массы и изгнать Орду из страны. Все ждали чуда! Затаив дыхания, зверяне вечерами перешептывались о приходе Спасителя…

В залу вбежал запыхавшийся стройный ящер. Он остановился возле деревянной колонны и ремесленники обратили на него внимание, узнав своего.

— Слушайте все! — заговорил ящер, отдышавшись и хлебнув немного водки, заботливо сунутой ему в руку коренастым кожемякой. — Слушайте! Сегодня, 26 ияру, ордынцы были разгромлены на море корсарами! Только что в гавань Стиллбога приплыл корабль империи, матросы в страхе мечутся, говорят, что весь Северный флот Орды потоплен! Ура!

Зал зашумел извержением могучего вулкана. Вистан различил радостные вопли гончаров и плотников, крики улыбавшихся во всю зубастую пасть шляхтичей, победный рев гноллов. Ликование было так принято всеми близко к сердцу, что казалось не корсары разгромили имперский флот, а восстали из прошлого могучие витязи-мореходы и начали освободительный поход в Арагон. Так было всегда… Любая неудача Великой Орды, будь она малой или великой, встречала радостный отклик у арагонцев и поднимало боевой дух.

— Всем вина за мой счет! — крикнул ликующий мастеровой, обнимая всех подряд.

— Ура корсарам!

— Ура свободе, долой степняков! Свобода!

Вино, херес и водка разгорячили пришедших в гостиницу, и никто уже не боялся патрулей оккупантов или притаившегося среди посетителей тайного соглядатая… Радостно болтая, гноллы с ящерами заодно пожимали друг другу лапы и соединялись в крепкие объятия.

Вистан жестом позвал к себе вестника радости.

— Что вам угодно, сударь? — глаза ящера расширились от выпитой водки и было видно, что он пошатывается на своих двух ногах.

— Скажи, в гавань пришел только один корабль из ордынской флотилии? — спросил его юноша, предлагая сесть.

Ящер не сел, скороговоркой выпалив:

— Клянусь вивернами, это так, пане! Один корабль, весь черный, с обгоревшими парусами, обломанными веслами, а матросы… такие перепуганные, как крысы, увидавшие голодного кота!

Ящер отошел, привлеченный криками своих друзей, оставив Вистана наедине со своими мыслями да горьким корнем имбиря, пощипывающим во рту. Юношу также обрадовал разгром ордынского флота. Все же Хан просто так не оставит этого и обязательно за короткий срок построит новый флот, наберет свежую команду и поставит во главе всего предприятия более хитрого и осторожного адмирала. К тому же галеры ордынцев при всей своей низкой маневренности намного лучше защищены и снаряжены, чем легкие баркасы и чайки пиратов… Возможно победа была и не так грандиозна, как в панике поведал давший деру экипаж.

Углубившись в свои мысли, знатный ящер и не заметил, как к его столику подошел с походкой бравого вояки высокий, широкоплечий человек со смуглой кожей и лицом, покрытой сетью глубоких резаных шрамов.

— Сударь, черт возьми, скоро ночь, а я так хочу прополоскать горло чем-нибудь крепким, ибо клянусь добродетелью бургомистра Стиллбога, ночь я проведу без сна! Разрешите мне составить компанию!

Вистан от неожиданности немного привстал и, растерявшись, ничего не ответил.

Человек снял с себя широкополую шляпу с выцветшим пером, когда то ярко алым, и бухнулся в стул напротив ящера.

— С удовольствием составлю вам компанию! — наконец ответил ящер, внимательно разглядывая неожиданного гостя. На юношу смотрели веселые, с живым блеском глаза и шрамы расползались на лице, озаренной неподдельной улыбкой.

— Я вижу, что вести о разгроме проклятой флотилии быстрей всего добежали сюда! Эх, чертяка Нархиз, простофиля, но знает, как завлечь в свою конуру! Кстати, я не представился вам, ясный ящер, меня зовут Этельстан, бывший шляхтич, а теперь человек, который просто любит свободу!

— Мне приятно видеть людей, ценящих свободу так же, как и ящеры. Мое имя Вистан де Лашурье, сын барона Мальтраверса, если вам что-то говорит сие имя.

— Все знают пана Мальтраверса, а тем более наслышаны о ваших достижениях в стрельбе из лука! Честь знать такого ящера, как вы!

— Это лесть, сударь? Я приехал в град сегодня и пока добрался в гостиную, заметил, как на меня глазели многие здешние.

— В волчьих шкурах замечают всех — это ведь отличие кровного ящера от простых смертных!

— И то верно! — рассмеялся человекоящер, — Вы имеете ко мне важное дело?

Лицо Этельстана стало серьезным и сосредоточенным.

— Да, и это дело, вернее предприятие, важнее всего на свете. Боги благоволят нам в такой необычный час и грех этим не воспользоваться.

Вистан пододвинулся поближе к столу, сюда уже спешил слуга и нес два бокала и уже открытую бутылку вина.

— Вы не прочь выпить? Вино полезно для желудка, а также способствует перевариванию пищи, — спросил ящера Этельстан.

— Да, согласен выпить с вами, сударь. Я читал медицинские трактаты и знаю о пользе вина… Все же что за важное дело привело вас сюда? Может, вы голодны и хотите вместе с бодрящим средством плотно поужинать?

— Благодарствую, но я не голоден, — отказался человек, и, подождав, пока обслуга поставит бутылку рубинового напитка, продолжил, — Я и не ожидал, что сегодня к нам приедет сам великий лучник и спокойно брел к себе домой, как тут ко мне подбежал ящеренок и спешно попросил явиться к Нархизу. Вистан, мы ожидали вас со дня на день. Почему вы не послали нам ответ на письмо? Вы бы добрались до Стиллбога в безопасности, сами знаете, как рискованно сейчас ездить по трактам, тем более знатным зверянам.

— А чем я отличаюсь от простых солдат? Происхождение не дает основания делать мне какие-либо уступки. И слать письма, даже лучшими почтовыми голубями — очень ненадежно.

— Мудро, пан Велимудр. А где это вас так носило по дороге в Стиллбог? — покосился человек на ссадины и ранки, покрывающие ящера.

— Да так… пустяк. Дела домашние! — отпарировал Вистан. — Вы не боитесь, что нас могут услышать?

— Нет, люд столпился далече отсюда. И доносчику будет интересней знать настроение горожан после погрома галер, чем приватная беседа зверянина и человека. Господин Вистан, Свободным нужна ваша помощь и поддержка! Совсем скоро начнется грандиозное событие, от которого полетит вся Орда и ее жалкие приспешники. Вы согласны быть в нашем деле? Клянусь Богами Арагона, я честен с вами и желаю мира всем зверянам, а также достойного отмщения оккупантам!

Глаза Вистана сверкнули плутоватым огоньком и он, смакуя, отпил вино.

— Разве я должен доверять вам? Вдруг вы лазутчик местного беглер-бея и выискиваете Свободных в граде? Эх, какая птичка может попасься в лапы ордынцам! Я считаю, что потайной суд с любезностью побеседует со мной, как с сочувствующим действиям Сопротивления.

Этельстан громко расхохотался и грохнул кулаком по столу так, что вверх обоюдно подскочили и бутылка вина, и бокалы, раскидывая во все стороны кровавые искры алкоголя.

— Проклятье! Клянусь честью прогнившего нашего царька Тралоска — если у него есть еще монаршая честь — вас, пан Вистан, просто не обойдешь! Зверяне очень хитры, и я, долго живущий в Арагоне и родившийся здесь, постоянно в этом убеждаюсь. Но вы можете мне полностью доверять. Если нет, я могу предоставить на ваш суд свое удостоверение и грамоту с печатью градской ратуши, ну, вдобавок, Нархиз знает меня, как вы поняли. И можно его позвать… Эй, где же его черти носят! Нархиз!

Расторопный трактирщик обслуживал очередных захожих и на громкий крик человека вынырнул из толпы, тряхнул свой жиденькой песьей гривой и махнул лапой, приветствуя Этельстана.

— Видите, господин Вистан? — улыбнулся человек.

— Прошу прощения, сами понимаете, что сейчас нельзя доверять даже собственным соседям, раньше норы были безопасны для нас — ящеров, а с теперешних времен и соседское жилье может оказаться притоном врага.

Этельстан понимающе кивнул, подкрутил усики и хлебнул вина.

— Ох, и Нархиз, вино то чудесное! Вы чертовски правы, пан Велимудр! Пособники врага везде и продаются за какие-то пару золотых… Нужда и голод затмевают умы отчаявшихся. И так, вы согласны отдать свою жизнь за свободный Арагон, принести свой разум, помыслы и время на правое дело?

— Да, пан Этельстан! — с жаром ответил ящер.

— Вы понимаете, что рискуете собственной жизнью и честью своего древнего рода?

— Сударь, я отдаю во всем себе отчет и понимаю, что любая стрела или будь то меч, или копье могут погубить меня. Но разве покой в имении отца и относительная безопасность стоят того, чтобы приложить усилия и изгнать оккупантов с просторов Арагона? И умирать в постели от старости, осознавая упущенный шанс приобрести былую волю и независимость, свободу жизни своего поколения и будущих детей? Это будет ужасно…

Глаза Вистана загорелись страстью и язык стал подобен речи искусного оратора, вещавшего идеи мира и гармонии сотням трепещущих умов. Человек с удовольствием слушал молодого ящера и убеждался, что капитан не даром избрал этого юношу и прислал ему письмо.

— Вашими устами глаголет истинный сын Отчизны! Вы — носитель духа великих предков! — Этельстан крепко пожал чешуйчатую лапу юноши и глаза человека засветились от радости.

— Пан Этельстан, нас — зверян — становится все меньше… Я не националист, и все же в далеких уголках моего сердца теснится страх, что ящеры когда то вымрут… Орда делает все для этого и некогда плодовитые арагонцы превращаются в грязную челядь имперских сановников. Да простят нам Боги нашу будущую войну!

— Господин Велимудр, будьте готовы на любые жертвы!

— Я готов! Клянусь василисками, готов! — прошипел Вистан.

— Тогда начнем с урока терпения. Все сразу уладить я не смогу. Вам придется немножко обождать здесь, в гостинице пана Нархиза, если вам не предоставит это неудобств.

— Да, я понимаю. У Нархиза хорошие номера и я буду ждать столько, сколько потребуется.

— Отлично! Тогда я вынужден уходить, ибо час уже скоро будет поздний. Условимся на том, что вы ждете меня здесь же, после пятой стражи, в шесть часов вечера. Не угодны ли пану такие условия?

— Хорошо, сударь.

— Мне надо встетиться с нашим капитаном и сообщить о вашем приезде. Потом я вам все расскажу: выходят очень интересные маневры.

— А не секретом будет, если я спрошу у вас о личности достопочтенного капитана?

Этельстан широко улыбнулся, так что шрамы на его загорелом лице скривились, как потресканная земля.

— Вы очень любопытный ящер! Мне приказано молчать на эту тему. Но я отвечу: вы слышали о живущем в Стиллбоге антро-коне?

— Да, слышал! — изумился юноша, — Так это он…?

— Тссс! — прошептал Этельстан. — Вот здесь, мой дорогой друг, будьте потише. Да, он знает о вас и вы интересны ему. Ваши выходки на стрельбищах против ордынцев поразили его и он понял ваше небезразличие к Свободным.

Вистан засмеялся и пожал руку человека.

— Да, было дело… Ну, как же не ужалить верным словцом грязного ордынца!? Если не ошибаюсь, то вам пора!

— О, да, сударь! Вы чертовски правы!

Веселый смех снова полился из человека и это вселяло невольную беззаботность в ящера. Ему понравился Этельстан и этому неугомонному шляхтичу можно было доверять. Человек попрощался со знатным ящером, прихватил с его разрешения вино и побрел к выходу, бормоча про себя старую как мир песенку: «Полетела моя карьера и это по вине любви…».

Недолго Вистан засиживался за дальним столиком. Люда становилось меньше и в зале стало не так уж тесно и шумно. Ящер устал за день, давший ему очень многое и он хотел спать. Тело ныло, заживающие ранки вновь начали кровоточить и ящер пошел в свой номер, взяв перед этим у Нархиза посудину с пепельно-серой мазью, от которой раны проходили очень быстро, заживали и не гноились. Эту мазь делали из зеленых водорослей, просушенных и смоченных затем в масле змей и василисков. Она неприятно пахла, хотя наш герой был привыкший к ней и не чуял тяжелого эфирного духа мази.

Взглянув на ветхий, просмоленный мешочек с книгой, усталость Вистана прошла и жажда открытий и новых знаний с решающей силой победила в разуме ящера. Маленький нож с рукояткой, примерно напоминающей раскрытую пасть змеи — так грубо она была сделана — оказался под лапой и юноша воспользовался им, разрезав практически закаменевшую ткань. Из старинной утробы, пахнувшей сыростью и легкой гнилью, Вистан извлек внушительный фолиант. Как ящер и предполагал, обложка была отделана металлом, но не дешевой медью или железом. В свете масляных ламп в номере гостиницы заискрилось кованное золото, усеянное древними знаками и геометрическими узорами. Пластины оставляли в середине толстой обложки место, где разместилась надпись. Бирюза, отлично сочетаясь с драгоценным металлом, окружала название старинного фолианта, выложенное красным корундом — «Рубиновая книга».

Вистан прикусил язык, чтобы не вскрикнуть от удивления и радости. В его руках оказался очень старый труд, принадлежащий перу древних и очень мудрых жрецов Аршана. За «Рубиновой книгой» велась энергичная охота вот уже три последних века оккупации Арагона, ведь в ней содержалась вся мудрость, накопленная зверянами за долгие тысячелетия своей истории. Никто точно не знал, что содержит в себе фолиант, ибо он был потерян шесть столетий назад. Дошли лишь небольшие фрагменты и из них стало ясно, что часть содержания книги занимают религиозные поэмы и величественные стихи о создании мира и правлении Богов, а вторая часть посвящалась истории Арагона, хронике царских династий и покорении подземного мира. Вот именно последнее очень заинтересовало ордынского Хана в его чаяниях захвата всего континента и несметных богатств подземного царства. Орда также желала полностью уничтожить Веру арагонцев и остальных зверян, и попади «Рубиновая книга» в руки степняков, это стало бы большим козырем в их алчных планах.

Затаив дыхание, Вистан бережно, страница за страницей, переворачивал пергаменты огромного фолианта и вчитывался в цветистый, пышный язык своих предков. Строка за строкой он следил за подвигами первых зверян, их встречах с Создателями и становлении древнейшего царства Арагона — княжества Ишмиру.

Возможно, само провидение ниспослало в руки юного ящера такую драгоценную находку. Вистан укрепился мыслью, что Боги стоят на его стороне и когда грядет войны с оккупантами, он сможет помочь Свободным не только своим острым глазом и разящей стрелой, а и мудрым словом.

А пока… Стоит спрятать книгу. Возможно, Этельстан посоветует как поступить с ней дальше. Собственных знаний Вистана для изучения древнего манускрипта не хватит и здесь требуется ученый муж.

Вистан спал очень крепко, но проснулся, по привычке, под звонкие крики петухов во дворе гостиницы. Как раз издалека прилетели глухие удары магистратского колокола, отбивавшего семь часов утра. В комнате было темновато: солнце исчезло за налитыми свинцом тучами. Ящер, потягиваясь, разминаясь на ходу, выглянул в окно и во всю грудь вдохнул воздух.

Во дворике конюхи носили воду в железных ведрах, противно поскрипывающих, и вчерашнее сено, скошенное где-то в полях, за стенами града.

— Доброе утро! Какие новости? — крикнул ящер одному из служащих.

Конюх-гнолл поклонился.

— Дождь будет, пане! Смотрите как небо заволакивает! Мы уж как час сено сносим в хлев, не то замочит. Господин Нархиз будет зол, если лошадей постояльцев станут кормить промокшим сеном.

Серое небо и отблески электрических разрядов на горизонте не испортили настроение ящеру. Он радостно улыбнулся в предвкушении сырости и влаги. Практически все ящеры обожали дожди, а детвора во время непогоды и проливного дождя играла на улице еще активней, хотя, маленькие гноллята прятались дома, чтобы посушить свою молодую шерстку и не простыть. Кому-то чихать, а кому-то беззаботно носиться по лужам!

Мысли бурлили потоком в голове Вистана и, проснувшись, он ужасно хотел есть. Сколько он узнал вчера из «Рубиновой книги»! А как хотелось поведать обо всем прочитанном… Вистан присел на край кровати. Планы планами, а ведь опасно кому-то рассказывать о фолианте, находке руин Аршана. Пока требуется соблюдать молчание. Вистан, что свойственно молодым дворянам-патриотам, обладал всеми добродетелями, но с одним качеством он дружил плохо, хотя и пытался улучшить его — это терпение. Наш герой был непоседой и в опасности оставался таковым.

Слуга принес завтрак в номер Вистана. Он не хотел есть в нижнем зале, он посчитал, что суета утром — это уж слишком, тем более предстоял активный день.

Вистан мигом оприходовал горячий бульон из курочки, запив все маттёй — горячим зеленым чаем, секрет приготовления которого зверяне хранили в тайне от людей. С таким сытым зарядом юноша проведал Агра в конюшне.

Дорогой друг, как его называл Вистан, стоял в лучшем и самом чистом из денников. Вороной скакун радостно заржал, завидев, а точнее, почуяв мягкую, но твердую поступь хозяина. Вистан с любовью почесал щеткой Агра, постоянно шепча ему ободряющие слова: скакун все понимал, то и дело дотрагиваясь мягким носом в щеку или плече ящера. Вистан понимал, что стоять Агру в деннике, даже во время непогоды и надвигающихся, громыхающих туч, никак не хотелось! Конь помнил те дни, когда он со своим всадником носился по полям, в дождь или жару, в снег или осеннюю мряку с опавшей, скользкой листвой.

Вистан, проведав Агра, вернулся в номер, где спешно рассмотрел кошель из кожи василиска, найденный им в дебрях леса. Документы сохранились хорошо и найти адрес родни неудачного гнолла, к несчастью забредшего в глухомань, не составило труда. Дом вдовы, как полагал наш юноша, расположился на углу Пиявочной улицы, под номером 4. Желая отдать дань павшему искателю, Вистан пожелал лично встретиться с родственниками покойного и передать им документы и векселя. Ящер оценивающим взглядом пробежал бумаги, они были выписаны на крупные суммы денег, достаточно, для открытия своей лавки или уплаты выкупа за хорошего раба.

До шести часов вечера было еще далеко, а Вистан хотел проехаться по городу, отдать чужую мошну с деловыми бумагами, заодно оценить обстановку: ящер не часто бывал в большом городе.

Не прошло и получаса, как всадник, закутанные в серый плащ и белую, роскошную волчью шкуру выехал с внутреннего двора гостиницы «Золотой Век». Минуя ремесленные мастерские, где с зари стояло визжание, грохот инструментов и чавканье глины, Вистан рысью повел Агра, явно застоявшийся в деннике за ночь. Сам Вистан удивлялся выносливости коня и его силе. Воистину неутомимый скакун, если, прошагав нехоженые ни зверянином, ни человеком чащобы, свалившись в реку, сражаясь с непоборимой водной стихией, отшагав добрые лиги к Стиллбогу, Агр продолжает гарцевать и кусать удила, энергично перебирая подкованными копытами.

Ближе к портовому району, именно через него Вистан хотел срезать путь к Пиявочной улице, пересекающую Главную Магистритскую улицу, привычная чистота и уют города начали таять. Здесь жили самые бедные из работяг, опущенные немыслимыми поборами и тяжелым, практически подневольным трудом. Их жилища — трудно передать словом наименования тех строений, в коих обитали ящеры и гноллы — представляли из себя грубо сколоченные шалаши, обвешанные старыми тряпками и козьими шкурами, почерневшими на воздухе из-за пыли и грязи. Здесь было уныло и очень бедно… Вистан с ужасом осматривался по сторонам, оглядывая своими ястребиными очами нищенский район, окутанный дымкой костров. Рабочие жили хуже, чем крепостные крестьяне, обложенные различными налогами и мытом.

Те, кто проезжал рабочий городок возле порта, ничуть не смущались жалкого вида своих сограждан или соплеменников. Все привыкли к гнетущей бедности. Вистан ни разу не был в этой части Стиллбога и бедственное положение смердов в сельской местности показалось ему райским уделом по сравнению с голодными и оборванными зверянами, бродящими возле хижин в поисках пропитания.

Мужики уходили в порт разгружать многочисленные суда, единственный заработок, который они могут здесь найти. Женщины… О, несчастлива была мать, родившая детей для страданий! Уставшие, изможденные, женщины варили в котелках снедь, недалеко бегали веселые ящерята и гноллы — грязные, плохо пахнущие, с порезанными руками и ногами — приходилось постоянно сражаться за кусок старого хлеба. Жизнь и жестокие условия оккупации Арагона пока что не полностью наложили отпечаток на их характер и мышление.

Вистан двигался по краю размытой грунтовой дороги, в городской магистратуре не побеспокоились мало-мальски замостить улицу. Поэтому Агр по бабки копыт влазил в чмякующую влажную землю. Приходилось пропускать телеги с кричащими извозчиками, спешащими с грузом в порт и с гружеными телегами обратно в город.

На юношу обратили внимание сидящие у костров несчастливцы. Они сразу заприметили среди служивого и купеческого люда статного всадника в белой шкуре, да еще и на великолепном коне. Вистан двигался медленно, всматриваясь в страшную, но реальную картину глубокой нищеты. Его взгляд встретился с взглядами десяток пар любопытных, оживших глаз.

Ящер прочитал в глазах нищих страх, стыд и ненависть, они же увидели юношу, пораженного, как молнией. Вистан великолепно владел собой, сохраняя спокойствие и внимание. И все же не укрылось от глаз его удивление и жалость…

Дети радостно запищали, увидав знатного ящера верхом. С криками они бросились по направлению к Агру и Вистану пришлось остановить лошадь, одновременно выслушав недовольные крики сзади: кто-то торопился свезти большие кувшины с вином в порт.

Маленькие зверяне не решались подойти к высокому скакуну, тихонько и с трепетом перешептывались, а их матери ждали, как отреагирует Вистан.

Наконец две крохи — ящерка и гнолл осторожно подошли ближе. Они уставились на юношу огромными желтыми и голубыми глазами, как будто поддавшиеся магическому гипнозу. Жалость сковала молодого ящера при виде детей, одетых в грязные, когда-то цветистые одежды, сейчас порванные и все в заплатках.

Девочка-гнолл — самая опрятная из детей, с толстыми темно-коричневыми косами и остроносой мордашкой, тихонько спросила певучим голосом:

— Скажите, господин, вы — князь? Вы пришли нас спасти? Мама очень часто рассказывает мне, что скоро придет Великий Князь и спасет нас!

Вистан немного склонился к детям.

— Почему ты решила, что я — князь?

— Вы очень красивый! — улыбнулась во все острые зубки девочка и ее подружка ящерка согласно закивала в поддержку:

— Да, верно! И у вас такой конь! Ух!

— И вы добрый господин, никто из панов никогда не смотрел на нас так, как вы!

В горле у Вистана образовался комок, он смутился и ничего не ответил детям. И стоило ли отвечать? Ящера душили слезы, он не смог бы долго смотреть на нищенствующих детей, питавших последние надежды на спасение.

— Держите, малыши! — юноша кинул им пригорошню золотых, — и помните — час Спасения близок! Крепитесь и ждите!

Дети сгрудились, подбирая деньги, к ним поспешили матери и старухи, хваля прекрасного всадника и Богов за такую помощь. Только две девочки смотрели на удалявшегося быстрой рысью Вистана, смотрели долго, пока знатный ящер не превратился в силуэт, а затем и вовсе растворился среди служилой толпы.

Невыносимая грусть одолела Вистана. Получается, что есть зверяне, которые живут намного хуже остальных и прозябают в самых адских условиях. Нет конца страданиям на этой подневольной земле! Вистан хотел гневаться, злиться, изрыгать проклятия и набросится на первого встречного степняка. А стоило ли себя так вести? Убьешь десятерых — прибежит сотня, за ней тьма узкоглазых и смуглых ордынцев. Ящер пообещал малюткам, что скоро, вот-вот, придет желаемое избавления от непосильного ярма. И в первую очередь надо сохранить себя и свои силы для борьбы.

Морской соленый ветер приятно обдал лицо человекоящера и немного развеял духоту от утренних костров квартала униженных и павших. Вистану нравилось море, бывало, его отец возил сына на берег Великого Океана и подолгу они наблюдали за волнами и синеватой стрелой горизонта. «А что там, за морской гладью?».

Чтобы развеяться, ящер пустил Агра шагом, да возле порта быстрей и не поедешь от вечной суеты, беготни и давки, Вистан предусмотрительно натянул на голову глубокий капюшон и осмотрелся.

Немощеная улочка уперлась в прибрежную площадь, растянувшуюся по всему городскому берегу. Сюда выходили многочисленные склады, амбары, сараи и ремонтные доки судоверфей. Послышались глуховатые удары городских колоколов — било десять часов утра. Им вторили пушечные выстрелы двух прекрасных фрегатов, на всех парусах входивших в порт. Красуясь золочеными бортами, лучшими шелковыми парусами и разноцветными вымпелами, два корабля медленно подходили к причалам. Портовые работники и матросы в красных и синих мундирах перекликались краткими, четкими командами. На корме фрегатов развевался личный флаг маркграфа Медигана — Наместника Орды в Арагоне — белый двуглавый орел на сером фоне.

Если бы не длинный шлейф бочонков с засоленным мясом и рыбой, Вистан смог бы ближе подъехать к краю пристани и рассмотреть лица матросов и офицеров обоих судов. Возможно, сюда приплыл сам маркграф. Вистан многое бы отдал за то, чтобы узнать есть ли он на корабле и какое дело привлекло Наместника в Стиллбог? Медигана знали все зверяне Арагона. Его прозвали Убийцей. Разумеется, прозвище произносилось только в разговорах между собой, и, как только оно употреблялось, все арагонцы понимали, о ком идет речь — человеке, люто ненавидевший всех зверян на материке.

Долго фрегаты подплывали к пирсу, пока их очертания, кроме длинных мачт, не потерялись среди множества меньших и больших судов. В порту сновали рыбацкие шхуны, боты, длинные шняги с веслами и легкие чайки. С грузовых судов — широких и высоких, построенных со строевой сосны и крепкого дуба, сгружали и выкатывали мешки и бочонки с украшениями, оружием и выпивкой. Обратно затаскивали мешки с ячменем и зерном — главным богатством Арагона, житницей всех провинций Великой Орды.

Обходя телеги и паланкины с чиновниками, Вистан подался ближе к мастерским, а затем, прежде чем выехать с порта, минуя постоянно забитые улицы Старого Града, попал на невольничий рынок.

Вистан оскалился и тут же принял непроницаемый, холодный вид.

Сотни рабов, главным образом ящеров и гноллов, скованные деревянными колодками по ногам и металлическими наручниками, тянулись к галерам Орды. Их ежеминутно подгоняли смуглые надсмотрщики, раздавая звучные удары черными, как смола, и хвостатыми плетями. Вой женщин смешался с плачем их детей, которых солдаты отрывали от родителей и загоняли в маленькие клетки, словно диких зверенышей. Мужчины шли поникшими, смотрящими вокруг себя злобным взглядом, пылающим ненавистью.

Энергичные торговцы постоянно вертелись на месте, подзывая богатых покупателей, рыцарей и беев в роскошных одеждах. Их уста не уставали расхваливать ценность каждого раба, его способности и навыки. На отдельных деревянных сценах выставлялись самые красивые, рослые и сильные рабы. Девушки — ящерки и гноллы — стояли полностью нагие, сгорая от стыда, злости и бессильной ярости, смешанной со слезами дикого отчаяния. Потенциальные покупатели щупали их бедра, ягодицы и груди, так, как будто приобретали скотину к себе в хозяйство. Девушкам приходилось стойко претерпевать немыслимые издевательтсва, видя перед собой наглые рожи беев, баскаков, шейхов и купцов-людей, любящими предаваться постыдным похотям.

— А вот посмотрите, господа, какой могучий гнолл! Он свернет шею молодому быку одним хватом! — прокричал толстый и лысый ордынец, выводя перед зрителями и покупателями широкоплечего гнолла с толстыми, как ветви вяза, руками. Несчастный раб угрюмо уставился в сторону моря, равнодушно поглядывая на орущие вокруг него глотки, готовые дать за него намного большую сумму и предвкушающего продажу хозяина, с губами, алчно скривившиеся от грязной радости.

— Вот где погибают наши витязи… — прошептал Вистан.

Несколько работорговцев заприметили стройного юношу и поспешили к нему, перебивая себя и постоянно делая друг другу подножки, что не могло не вызвать у Вистана отвращения.

— Господин, посмотрите на моих рабов! Они сильны и выносливы! — хрипел толстоватый человек.

— Нет, о, ясноликий, у меня рабы — самый цвет! Оцените красивых ящерок! Может, вам нравятся девушки-гноллы? Смотрите, какой у них кроткий нрав! А какие толстые косы!

— Уйди прочь! — подоспел третий торговец, страшно худой, в большом белом тюрбане на голове, — Хозяин, на прошлой неделе Черные следопыты выловили редкого зверянина — ящерку из Скалистых гор. Ох, какая она горячая! Пригодится вам для утех и на хозяйстве!

Вистан обратил внимание на отдельно стоящий столб, к которому была привязана толстыми канатами ящерка. Несмотря на легкие раны, она выглядела сытой и бодрой. Канаты сдавливали ее упругие груди, и не прикрывали тонкую и стройную талию. Мальчик-степняк регулярно обливал темно-коричневое тело девушки водой, так она выглядела более привлекательно и заодно освежало ее организм.

К ящерке подошел человек в пурпурной мантии, приподнял за подбородок и хотел получше разглядеть черты ее лица. Девушка открыла глаза и сделала резкий выпад своей клыкастой пастью, с шипением тщетно пытаясь сбросить путы, которые ее сдавливали. Сановник пошатнулся, крикнул несколько проклятий и, поправив одежду, пошел дальше, явно чувствуя себя неловко.

Худой торговец скрипуче захихикал, потирая руки.

— Вот видите, господин! Она не дается людям! А вы приручите ее и она станет послушным ягненком у вас в покоях! — ордынец схватил Агра за уздцы, и конь немного вздыбился, Вистан осадил скакуна и посмотрел на угодливого торговца, жадно припавшего к горячему боку коня:

— Покупайте ее, пане! Не пожалеете! Отдаю всего за триста грошей! Ящерка родит вам детей, будет послушной женой. Я чувствую в вас силу управлять людьми! — льстил худой старик в чалме.

Не стоит таить, у Вистана появилось желание выкупить ящерку, но делать из нее свою наложницу и любовницу никак не хотел. К тому же триста грошей у него с собой не было и делать непредвиденные траты было бы очень неразумно. Надо только вырваться из лап этого извивающегося проходимца и скакать с невольничьего рынка во всю прыть!

Ящерка неотрывно следила за юношей, не моргая и не отвлекаясь на мух, летающие в изобилии, не смотря на пасмурную погоду. Взгляд ее был ровным и чистым, не выражающий тревоги, а всего лишь любопытство и неподдельный интерес.

— Она ждет вас! — медом текла речь с губ узкоглазого, — Берите девушку! Такая сладкая находка бывает раз в жизни!

— А теперь послушай меня, торговец. Я могу дать тебе на руки сто пятьдесят грош чистым золотом, если доставишь девушку на то место, где я сейчас живу, тогда получишь остальную часть суммы.

— О, мудрейший! Я согласен, оставьте адрес и я пришлю ее вам вместе с посыльным и охраной.

Жадно пожирая глазами золотые, которые ему отсчитал Вистан, торговец звонко свистнул и на зов прибежало двое писарей.

— Живо! Перепишите Ушу на имя этого знатного и щедрого господина! Пошевеливайтесь, бездари!

Получив документ на куплю раба, Вистан сообщил служащему адрес гостиницы и поспешил вон со злосчастного места, где продавались души зверян и людей.

Чувства Вистана перемешались, он никогда в жизни не испытывал на себе такой взгляд. Ему показалось, что девушка пожирала его лицо взглядом и молила о помощи. Юноша ругал себя за жалость к своим соплеменникам, томящихся в рабстве, которое постоянно приводило его к различным событиям и авантюрам.

«Как бы поступил на моем месте отец?» — думал про себя юноша. — « Выкупил бы Ушу? Да, непременно!».

Преисполненный твердых намерений, Вистан де Лашурье, срезав добрых несколько лиг пути по узким городским улочкам, достиг конечного пункта пути — Пиявочной улицы.

Недаром эту улочку, затерянную в самом центре Стиллбога, назвали Пиявочной — по имени одного из основных профилактических и лечебных средств, используемых народом Арагона с незапамятных времен. Ее полностью оккупировали аптекари, врачи и целители. Они лечили недуги и различные хвори прямо в своих домах, являвшихся также аптеками и зубными кабинетами. Покрытые красной черепицей и имея одинаковые фасады, каждый дом красовался гербовой вывеской — у кого-то это была вытянутая змея, на втором доме красовался пучок лечебных трав, выбитых на металле талантливым скульптором, третий блистал начищенным медным щитом с перекрещенными хирургическими инструментами.

Четвертый дом отличался от всех остальных жилищ. Вставки для герба на стене красовались пустотой и зияющей проплешиной в стене, замазанной глинистым цементом. Немного покосившаяся кровля, неаккуратно положенная черепица — кстати, весьма грязная и запыленная — создавали очень неприветливый и отталкивающий вид.

— Сразу понятно, что у уважаемых хозяев сего жилища совсем дела плохи в отношении финансов. Возможно, мы сможем им помочь? — проговорил тихо Вистан и сию же минуту спешился, подводя Агра к стальным воротам, за которыми прятался теряющий благородный вид дом.

Ворота надрывно заскрипели, впуская путников внутрь. Здесь, однако, было чисто и заметно, что хозяева следят если не за внешним фасадом обители, то занимаются уборкой. Вистан привязал скакуна к коновязи и поторопился к входу в жилище.

Окна дома, завешанные изнутри тяжелыми портьерами и занавесками, пропускали сквозь себя тусклый свет: хозяева присутствуют и Вистану повезет кого-нибудь из них застать и отдать находку.

Постучав в тяжелую дубовую дверь, оббитую металлическими вставками и потускневшими до цвета дерева железными лепестками, человекоящер стал ждать, пока привратник, если таков имеется у семьи, но по виду дома ясно, что, имея проблемы с доходами, прислуга может и отсутствовать, отворит и позовет хозяев.

Долго пришлось ящеру ожидать, подмигивая Агру и разглядывая серые тучи в небе, проходившие по небосводу и сопровождаемые канонадой грома. На дворе становилось мрачно и густая тень от гигантских эвкалиптовых и дубовых, произраставших в центре Стиллбога с первых дней его существования, покрывало все вокруг ночной темнотой.

За дверью зашуршали. Створка приоткрылась, показывая Вистану и дорогому читателю старого гнолла, одетого в изношенную рубаху. Он дрожащей лапой поддерживал светильник, свет от него падал на седые волосы и очень старые глаза с белыми мутными пятнами в зрачках: старик плохо видел.

— Здравствуйте, сударь! А не здесь ли живет панна Шкарт?

— Здесь, молодой ящер… Чем она может быть вам полезна? Вас гнетет хворь?

— Однако он разглядел мой внешний вид, — про себя подумал юноша, отвечая, — Да, сударь. Меня мучает хвороба, которая очень сложно лечится и хотелось бы как можно быстрей увидеть панну Шкарт.

Старик уступил дорогу посетителю, впуская его внутрь.

Убранство коридоров и залов дома показывало, что в более благоприятные времена семейство Шкартов жило очень зажиточно и им хватало денег на приобретение дорогих ковров, гобеленов и картин, писанных отличными пейзажистами. Увы, сейчас расцветка ковров устарела, а сюжеты гобеленов сейчас делают совершенно иные, чем век назад.

Вистана провели по коридору, затем, миновав длинную лестницу, устланную тончайшим ковром, юношу любезно попросили подождать, пока старик доложит госпоже Шкарт о появлении посетителя. Ящер не успел снять плащ, как гнолл, ковыляя из боковой комнаты, вышел к нему.

— Господин, пани ждет вас!

Предупредительно забрав широкий плащ у юноши, гнолл по-тихоньку пошел вниз, к парадному входу.

Вистан зашел в комнату, где в глубоком кресле, напротив большого камина, сидела ящерка. Она, полуприкрыв глаза, глубоко вдыхала воздух всей грудью, казалась полностью спокойной и умиротворенной. Однако от Вистана не укрылось, что ее руки немного подрагивали от напряжения.

Ящерка была одета в приятное зеленое платье, которое светлело на фоне пылающих головешек в камине. Все это соединялось со стойким запахом трав и целительных настоев, удобно расположившихся в пакетах и в толстых банках на полках длинного шкафа. Стена позади хозяйки дома завесила себя обширным атласом анатомии ящеров и гноллов, красочным и редким — художник нарисовал в тончайших деталях организмы зверян, начиная от костной структуры до тканевых покровов и расположения органов. Вистан в другой ситуации осмотрел бы атлас, так как научная любознательность юноши брала всегда верх над всеми остальными чувствами, но сейчас его ум занимало совсем другое дело.

— Пани Шкарт… — начал было приветствие ящер, сделав поклон, как пани Шкарт стремительным движением поднялась с кресла и с широчайшей улыбкой в один прыжок оказалась перед Вистаном.

— Здравствуйте, сударь!

Вистан кивнул.

— Я рада вас видеть и все мои знания в вашем распоряжении. Чем вы болеете и сколько времени это продолжается? Может, хотите присесть?

— С удовольствием, — отвечал ящер, подвигая к себе стул.

— И так, я повторюсь: мне нужно знать ваши симптомы? По виду я не сказала бы, что вы больны уже долгое время…, — ящерка прищурилась одним глазом, щупая взглядом статную фигуру Вистана.

— О, пани Шкарт, я не представился вам. Мое имя Вистан де Лашурье и болезнь, которая волнует меня некоторое время, вызвана не лихорадкой, простудой, изобильными возлияниями или отравлением испорченной пищей. Скорее… это психологическая тревога…

— Я вас понимаю! — хлопнула в ладоши пани Шкарт, — У вас душевное расстройство, которое угнетает ваше сознание. В таком случае чай-маття, некоторые снадобья, которые я вам выпишу и выдам, а также жизнь за городом помогут вам поправиться.

— Сударыня, моя болезнь имеет другой характер, совсем обратный тем симптомам, приписываемых вами. Имя болезни — долг перед павшими и их родными.

Глаза пани широко раскрылись и она совершенно искренне пролепетала:

— Я вас не совсем понимаю…

— Да, пани Шкарт, это неожиданно. Простите меня, в некоторых ситуациях у меня пропадает прямота и я становлюсь загадочным.

— Это верно! И все же по какому тогда делу вы явились ко мне?

— У вас есть муж?

— Сударь, такие вопросы без тени смущения может задавать только полиция или судебный пристав, думаю, что вы ни тот, и ни другой. Но раз мы начали, то я вам отвечу: я вдова.

— Ваш муж погиб, верно?

— Да. Вы это знали или догадались?

— Узнал на днях. И где погиб ваш муж, пани Шкарт?

— Он пропал без вести…

— Почему же вы решили, что он погиб? Возможно, он убежал к любовнице или перебрался в другую волость, подальше от вас?

Тонкий хвостик ящерки взметнулся под тканью платья и ее глубокие темные глаза вспыхнули искрами негодования.

— Что?? Я уверена в его гибели! Он не мог убежать или уехать. И кто вы такой вообще, Вистан де Лашурье? Вы пришли в мой дом, побеспокоили меня, я вынуждена тратить на вас время и вы лезете в историю моей семьи?!

Гнев ящерки быстро прошел, на смену ему пришла мягкость и редкие слезы.

Никто из них не хотел нарушать молчания, пока пани Шкарт, всхлипнув, тихонько прошептала.

— Мой муж был ученым, он занимался медициной, но кроме этого его интересовали биология, геология и история…

— Последнее было более существенным увлечением, пани Шкарт? Не правда ли?

— Да, сударь. Он организовывал раскопки древних городищ по всему центральному Арагону, нелегально и скрытно, сами знаете, что бы сделали ордынцы, узнав это. Но его главной целью были поиски Аршана. Он тратил огромные деньги на организацию поисковых групп. Наша семья была вынуждена для этого продать дом, сады и большую конюшню под Стиллбогом и переехать сюда, в душные застенки города. Мой муж, о милосердные Боги, в последнее время до своего исчезновения, начал бредить Аршном. Он пропадал в архивах или уходил на целые дни туда, вниз…

— Вниз? — удивился ящер.

— Я имела в виду Черный рынок.

— Черный рынок… — пробормотал Вистан, — Черт возьми, и что же дальше?

— Два года назад он ушел сам в сторону Стиллбогского леса. Понимаете, сударь, он отправился в путь сам, захватив сотню золотых грошей, коня, мула и кучу своих инструментов. С тех пор никто не видел его и не слыхивал…

Пани Шкарт прикрыла свои раскрасневшиеся глаза руками и совсем тихо заплакала, делая попытки подавить в себе жалость и отчаяние, до сих пор жившее в ней.

— Сударыня, я хочу принести свои извинения. Я заставил вас отвечать на неожиданные для вас вопросы, и совсем неуместные в такой обстановке. Поймите, что мне было необходимо узнать, действительно ли вы та самая пани Шкарт, вдова господина Шкарта.

Ящерка тяжело вздохнула, ее глаза, которые она открыла молодому барону, загорелись надеждой.

— Господин Вистан, у вас есть вести о моем муже? О, небо, я чувствую, что есть! Недаром сегодня у меня весь день было ощущение, что должно что-то случиться.

— Да, сударыня, вы излечите меня от болезни, есть примите эти документы, найденные мною в Стиллбогском лесу и сделаете сегодняшний день для вас самой особенным.

Вистан вынул из складок одежды кошель, наполненный расписками, векселями и прочими бумагами. Он отдал его в дрожащие руки госпожи Шкарт. Она, рыдая от неописуемого счастья и горя одновременно, ведь гибель мужа подтвердилась, перебирала документы и едва заметно шепотом произносила губами какие-то слова, понятные пока ей самой.

— О, пан Вистан… Вы мой спаситель… Чем мне отблагодарить вам? Мне не хватит ни целой жизни, ни любых услуг, чтобы отплатить вам за это!...

Шкарт тяжело дышала и от волнения ее чешуйчатая кожа покрылась испариной.

— Боги, здесь расписки на суммы в банке, я спасена…

Ящерка прижала бумаги к груди и смотрела на Вистана взглядом, полный признательности, благодарности и кротости.

— Сударь, вы исцелили все мои раны: физические и душевные. Вот уже два года моя семья, лишившись кормильца и господина, находилась в крайне тяжелом финансовом состоянии, увы, господин Вистан, семья Шкартов, когда — то богатая и влиятельная, превратилась в жалких существ, обреченный есть скудную пищу и довольствоваться жалкой одеждой…

— Пани Шкарт, я рад помощи, оказанной вам. Ведь мой долг помогать зверянам и я пользуюсь этой возможностью везде и всегда!

— Вы молоды, но очень мудры и благоразумны, пан Вистан. Любой другой на вашем месте мог просто присвоить документы себе. Здесь есть бумаги на суммы в десятки тысяч грошей. Вы смотрели векселя?

Вистан отрицательно качнул головой.

— Ну, вот… Вы даже не распечатывали банковские карты. Это подтверждает искренность вашего поступка.

— Зачем мне смотреть чужие документы, если они имеют законного хозяина, ждущего их? Сударыня, это низко с моей точки зрения. Разве я беден?

— О, нет, Вистан, вы не бедный. Вы красивый и знатный ящер…

Госпожа целительница качнула головой и прищурила один глаз.

— Сударь, я буду настаивать: как мне вас отблагодарить? Я перед вами в неоправданном долгу.

— Думаю, что знакомство с вами мне не помешает. Вы ведь можете лечить различные хвори и думаю, что в любой момент я могу пострадать физически.

— Я готова оказать вам любую помощь в любой момент. Вы… вы достойны большего, но боюсь что это пока что невозможно.

Ящерка опустила глаза и ее грудь взволнованно колыхнулась.

— Я достоин того же, чего и все мы — свободной жизни. Пани Шкарт, употребите деньги в правильном направлении. Сие жилище нуждается в ремонте и освежении, кажется, что позади дома есть сад, разбейте его заново, посадите яблони и орехи, кусты малины, обновите свои покои и приемный кабинет. Фасад, как лицо кокетливой женщины: когда она причесана со вкусом и подчеркнуты все прелести, то привлекает много внимания.

— Справедливо, — кивнула головой ящерка, улыбаясь и обливаясь беззвучными слезами, — господин Вистан, вам надобно быть архитектором и надсмотрщиком над работами.

— Полно, сударыня, это скажет вам любой проворный буржуа. Дом у вас дряхлеет, как человек.

— Да-да, пан Вистан, эти деньги я употреблю с мудростью. Я хотела бы узнать больше о вас… Вы живете в Стиллбоге?

— О, нет, пани Шкарт…

— Зовите меня Эльзой.

— Это очень необычное имя для ящерки. Очень по-людски.

— Да, родители захотели назвать меня именем людей из Загорья. Думали, что имя решает все. Так, откуда вы, сударь?

— Эльза, я в Стиллбоге по срочным делам, мой отец владеет имением и вервью в Волчанах, это в дне пути от города на юго-восток.

— Да, я знаю, путь туда лежит по лесному тракту.

— И там я нашел остатки вашего уважаемого супруга. Я думаю, что Боги не дали ему погибнуть мучительной смертью.

— Давайте больше не будем об этом, пан Вистан. Раны еще свежи…

— И я сыплю вам только соль. Приношу свои извинения, Эльза, порой я бестактен.

— О, прибавить к этому то, что вы любите терять свою прямоту, как вы сами заметили, и получается образ молодого ящера со средним уровнем воспитания.

— Черт возьми, пани Эльза! Ваш ум острый и проворный, как мой скакун.

Этого было достаточно, чтобы высушить слезы ящерки и оживить ее, но отпечаток грусти все же отчетливо лежал на ее миндальных глазах.

— Получается, вы не задержитесь здесь надолго? Я хотела…

— Увы, моя добрая госпожа, дела важней всего. Но вы ведь не забудете меня?

— Как вы посмели задать такой вопрос? Теперь я буду возносить хвалу Богам за вас, моего добродетеля и спасителя!

Пани Шкарт взяла руку Вистана в свои и ящер почувствовал тепло ее тела.

— Я должен помогать соплеменникам, иначе мы исчезнем, как народ и нация! В этом случае я всегда буду брезговать собственными интересами и желаниями, в том числе материального обогащения. Я достаточно богат и без того, пан Мальтраверс, мой любимый отец, оставит мне большое наследство, прежде всего знания и науки, которым он меня обучил.

Искренность, великодушие и благородство ящера поразили целительницу, она улыбнулась во всю ширь пасти и с трепетом задала вопрос:

— Вы любите науки? А что конкретно вас интересует? Какие направления?

— Все, пани Шкарт! Начиная с астрономии и заканчивая историей и ботаникой.

Эльза подвинулась к ящеру поближе, что не мог не заметить юноша.

— Я сама с детства увлекаюсь многими науками, и мое сердце завоевала биология и медицина. Теперь же мои увлечения стали ремеслом, на котором я зарабатываю на жизнь.

— Нам нужны такие, как вы!

— Нам?

— Хм, я оговорился…

— Нет, я вас прекрасно поняла. Сопротивление.

— Сопротивление! — кивнул Вистан, с некоторой загадочностью. — Вы что-то хотели мне сказать, но я, по своей простоте, прервал вас.

— Ба! Вы скоро уезжаете?

— Да, сударыня, — еще таинственней ответил ящер.

— Пока что я могу в знак большой благодарности подарить вам только свою дружбу… Вы возьмете от меня такой скромный дар, пан Вистан?

— Разумеется, Эльза! — ящер поцеловал ее ладош и резко встал.

— Пани Шкарт, у вас во дворике стоит мой конь, думаю, он заждался меня и я у вас нахожусь довольно таки продолжительное время, как излечившийся пациент я покину вас, оставляя у вас все то, что должно вам принадлежать.

— Заходите ко мне в свободное время. В обед я всегда свободна. Мой дядя вас встретит.

— Так тот слепой гнолл ваш дядя?

— Увы, я не смогла излечить его глаза, покрытые туманом. Такие высоты хирургической офтальмологии пока что мне совершенно не доступны.

— Бедняжка, она на грани нищеты, и я как раз во время ей помог, — подумал Вистан, добавив:

— Вы упомянули Черный рынок. Я никогда не слышал о нем.

— А это и не удивительно, пан Вистан, — ящерка встала с кресла, чтобы проводить неожиданного гостя, — О Черном рынке мало кто слышал, всё держится в секрете. За тайной блюдят контрабандисты и темный люд со двора царя Тралоска Второго. Я знаю о нем давно, сама спускалась в торговые подземелья и помогала мужу в покупках старинных артефактов.

— Скажем, я заинтересован там побывать. Окажите мне первую услуг, которая, или к сожалению для вас, или к счастью для меня, не будет связана с вашим ремеслом. Я хочу там побывать. Старинный артефакты — весьма важные вещи, а я очень любопытный ящер.

Эльза рассмеялась, немного натянуто и с усилием.

— Хорошо, мой спаситель, когда пожелаете.

— Тогда я пришлю вам маленькую записочку.

— Вы разрешите мне все же сделать это?

— Что же, пани Шкарт?

Эльза ничего не ответила, прильнув к ящеру и звонко чмокнув его в щечку.

— Меня переполняет счастье, господин Вистан! И дом номер четыре на Пиявочной улице в любой момент станет вашим кровом и приютом. Помните это всегда!

— Тогда до встречи, пани Шкарт!

— Я буду ждать от вас вестей.

За дверью старик уже дожидался Вистана, чтобы помочь одеть ему плащ и провести к выходу из дома.

— Вам стало легче, сударь? — поинтересовался гнолл.

— Легче, чем облаку в небе, — кратко ответил Вистан.

Эльза Шкарт упала в кресло, плача от радости, созерцая разложенные перед ней векселя и банковские карты. Опрометчивым движением она распустила свои светло-коричневые волосы, толстые, как мандибулы, и тяжело дыша, тихо проговорила.

— Что же ты делаешь, Эльза? Впрочем, он все равно мертв…