Глава VI

Малый сход собрался через два дня.

Все они считали себя равными друг другу, всех их отличало честолюбие и умение вести за собой людей. Всех — кроме, пожалуй, Жидяты, который служил им кем-то вроде третейского судьи: сглаживал ссоры и высказывал решения так, что они ни у кого не вызывали возражений.

Елага, не желавший брить бороду даже приходя в город, появился первым. Он недолюбливал Полоза, и Полоз платил ему той же монетой. Елага был моложе Полоза лет на десять, но вел себя чересчур заносчиво. Его непомерное тщеславие напоминало кичливость «вольных людей» Кобруча и казалось Полозу наивным и ребяческим. Впрочем, разбойники его любили: он был справедлив, отважен и хитер.

— Добегались по Урдиям, — проворчал он, усаживаясь за стол. — Надо было собирать сход осенью, а не сейчас.

Полоз не стал отвечать. Никакого толку в сходе осенью он не видел.

Следующим пришел самый старый из них — Заруба — и тоже глянул на Полоза как-то странно. Пожалуй, только Неуступ обрадовался встрече.

Сначала Полоз рассказывал о решении урдийских мудрецов, потом Жидята — об аресте Жмуренка и перемещениях в рядах стражников.

— Интересно, почему они так уверены, что мы можем открыть медальон? — спросил Неуступ. С виду простой мужик, и одетый по-крестьянски, на самом деле он был образован не хуже Полоза. — Мы можем искать Харалуга несколько месяцев и не найти.

— Откуда им знать, что мы его не нашли? Может, мы в лесах воспитываем армию Харалугов, — улыбнулся Елага.

— Нет, тут дело в другом. И Жмуренок знает, что никаких Харалугов у нас нет, — покачал головой Заруба.

— Жмуренок молчит, — заметил Жидята.

— О Жмуренке еще поговорим, — вздохнул Заруба. — Я думаю, они знают нечто, что неизвестно нам. И почему-то предполагают, что нам это известно так же хорошо, как и им. Мне кажется, ответ лежит на поверхности…

— Если ответ на поверхности и мы должны это знать, мы это скоро узнаем, — усмехнулся Неуступ. — Однако мы снова потеряли медальон и обсуждать нам нечего…

— Надо вытащить Жмуренка из тюрьмы, — сказал Полоз.

— Полоз, ты сошел с ума? — рассмеялся Елага. — Это невозможно! На Жмуренке поставь жирный крест. Из двух зол: безвозвратная потеря медальона или медальон у Огнезара — надо выбирать его безвозвратную потерю!

— Надо хотя бы попытаться… — Полоз сжал губы.

— Надо попытаться найти медальон, пока его не нашел Огнезар, — тихо сказал Заруба. — Логика мальчика проста. Он не может спрятать вещь так, чтобы ее невозможно было найти. Но, учитывая ограниченность во времени, мы рискуем.

— Что ты хочешь сказать? — Полоз вскинул глаза.

— Ты сам прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Мы ждали этого события много лет, его ждали наши деды и прадеды. Мы не можем позволить медальону вернуться назад. Лучше он будет похоронен в каком-нибудь тайнике. У нас будет много времени, чтобы искать его. И я думаю, мы его рано или поздно найдем.

— Мальчик молчит, — снова напомнил Жидята.

— Он молчит, пока не сойдет с ума от пыток, пока в тюрьму не привезут его мать, пока не доставят из Урдии того невольника, который читает мысли… — Неуступ махнул рукой, — Полоз, ты же понимаешь сам. Мальчик должен умереть до того, как это случится.

Полоз это понимал. Он не хотел об этом думать, не хотел принимать в этом участия. Но он это понимал. У ситуации было два исхода: или Жмуренок умрет от пыток, так ничего и не сказав, или он сломается, и медальон окажется у Огнезара. И еще одна, маловероятная возможность — найти медальон в ближайшие два-три дня. В любом случае, счет идет на дни.

— Когда ты встречаешься с тюремщиком? — спросил Заруба.

— Через три часа.

— Возьми пять золотых. Кат не устоит.

— Погодите. Дайте мне подумать. Я должен что-нибудь придумать…

— Полоз, тут не о чем думать. Это единственное решение. Ему не передадут даже записки без того, чтобы о ней не узнал Огнезар. И о подкупе ката Огнезару не доложат, только если это будет крупная сумма.

— Если это будет крупная сумма, то и записку передадут, — рявкнул Полоз, понимая бессмысленность этого спора.

— А обратно? Обратно что передадут? Если Огнезар узнает о подкупе ката, он рассердится на ката. И этим все кончится. Мы потеряем осведомителя, только и всего.

— Я дам себя арестовать и найду способ к нему пробиться!

— Полоз, это детство. Мы решили этот вопрос. Возьми деньги.

Жидята сидел, уткнувшись глазами в пол. Полоз стиснул зубы и сгреб золотые в кулак. Они правы. Они, конечно, правы. И жизнь Жмуренка не стоит сотни ущербных, которые завтра выйдут из тюрьмы на улицы города. Завтра. И еще в течение многих лет. Но как это глупо и несправедливо! Расплатиться жизнью за одну мальчишескую глупость. За его, Полоза, неосторожность и неосмотрительность. ПОЛАС… Что ему стоило самому сходить за этим проклятым ножиком? Ведь понятно было, что парню эта глупость прочно втемяшилась в башку, и он от нее не отступится.

Он вспомнил, как Жмуренок кричал на Улича: «Курицу — Полозу!» Как приходил и прятал голодные глаза, собирая медяки на работу в архиве. Как плакал у него на плече в Кобруче. От радости плакал.

До него как сквозь сон доносились слова Неуступа о том, что нужно стягивать лагеря ближе к городу, потому что медальон может обнаружиться в любую минуту. Елага с ним соглашался, а Заруба выступал против снятия лагерей с мест. Мучительно болела голова, и снизу к горлу волнами подкатывал жар.

— Да любой из вас давно бы раскололся! — закричал он и жахнул кулаком по столу. — Любой из вас не выдержал бы так долго! А он еще мальчик, и он молчит! А вы предали его. Он вас не предал, а вы его — предали!

Каждое слово било по темени, словно молоток.

— Полоз, мы его предали, — кивнул Заруба. — Мы поступаем жестоко и несправедливо по отношению к нему. И отдаем себе в этом отчет. Ты ведешь себя как ребенок.

— Вы даже не думали, как ему помочь…

— Не считай себя умней других. Любая операция потребует времени, которого нет. Хорошо, если мы успеем… заставить его замолчать. Что ты думаешь по поводу перевода лагерей поближе к городу?

— Ничего. Какой в этом смысл? Медальона нет, и как его открыть, мы не знаем. Зачем рисковать людьми?

— А ты, Жидята? Нас двое надвое.

— Я против убийства Жмуренка, — сказал тот.

— Это мы поняли. Что про лагеря?

— Я думаю, это имеет смысл. Никто не знает, как повернутся события, — он пожал плечами, словно знал, как они повернутся, но никому не хотел говорить.

Полоз увидел тюремщика издали, и соглядатая, который шел за ним, увидел тоже. Мелькнула мысль позволить им себя арестовать, но тут Заруба был абсолютно прав: это детство. Можно убедить тюремщика в Кобруче, что ты урдийский врач, который не разобрался, что к чему. Но Огнезар — не тюремщик, и в Олехове его так просто обратно не выпустят.

Полоз дождался, пока тюремщик зайдет в пивную, пока выпьет кружку пива, выйдет на площадь и, удивленно глядя по сторонам, пожмет плечами и направится домой. Дождался, пока соглядатай замерзнет, стоя у забора напротив, потом обошел двор с другой стороны и залез к тюремщику в дом через чердак.

Конечно, тот напугался. Его дети уже спали, и жена укачивала младшего в люльке — Полоз услышал чуть слышный скрип и тихую колыбельную песню. Интересно, хотелось бы ему жить так же, как этот тюремщик? В маленьком доме было уютно, темно и приятно пахло хлебом. Тюремщик сидел за столом, освещенным единственной свечой, и хлебал борщ из глубокой миски.

— Извини. За тобой следили, а я очень хотел с тобой увидеться, — улыбнулся Полоз и сел напротив. — Ты ешь, ешь. Я подожду.

— А я-то думал — напрасно с катом говорил. В пивной ждал и на площади искал.

Полоз удовлетворенно кивнул: Огнезару доложат, что никто на встречу не пришел.

— Есть новости? — спросил он и стиснул зубы. Он не сможет. Ему не хватит на это сил. Конечно, они правы. Конечно, так будет лучше, и Жмуренку меньше мучений. Но не сегодня. Он сегодня только спросит. Завтра утром.

— Есть. Благородный Огнезар собирается отца его вызвать.

— Зачем?

— Он хочет, чтоб батька пожалел, уговорил. Когда жалеют их, они расклеиваются сразу. Так часто делают, нарочно устраивают свидание. Вот сейчас ты все расскажешь, и отец тебя отведет домой. Очень действует. Это у них задумано на послезавтра. Огнезар любит вслух рассуждать, а кат все запоминает, он такой… А завтра, сказал, опять на дыбу повесят — языки для кнута велел готовить. Обычно дней десять ждут, пока оправится, а тут — торопятся.

— Денег кату можешь передать? — спросил Полоз и сам ужаснулся от этого вопроса. Для ката лучшей возможности не представится. Ему ничего не стоит — никто бы и не понял, даже благородный Огнезар. Умер бы он не под кнутом, а в камере, через несколько часов, от какого-нибудь разрыва селезенки — никто бы не догадался.

— Чтоб убил? — спросил стражник. Спросил так равнодушно и понимающе, что у Полоза по спине пробежали мурашки.

— Нет, — выплюнул Полоз стражнику в лицо, — чтоб не калечил. На дыбе.

— Попробую. Но благородный Огнезар сам следит, кат может и не взять. Они боятся, что он умрет, кату пообещали, что он сам на дыбе окажется, если убьет мальчишку. Ну, а если он его жалеть начнет, заметят.

— Сколько надо, чтоб кат не устоял?

— Обычно золотой дают, но тут случай особый.

— Дам три, больше с собой нет. Попробуй. Не убить прошу — пожалеть немножко. Каты ж хитрые, они знают способы…

— Знают, знают, — усмехнулся тюремщик. — Да, еды не передавай больше. Не возьмет. Его вчера Огнезар обмануть хотел…

Полоз вернулся в лавку Жидяты, когда все разошлись. Тот встретил его молча, только старался заглянуть в глаза.

— Жидята, я не смог, — успокоил его Полоз. — Денег дал, чтоб кат его пожалел. Не знаю, возьмет или нет.

Жидята кивнул и сел за стол.

— У меня тут мысли кое-какие есть, — начал он. — Я думаю, все не просто так. Убирать ущербных из стражи начали на следующий день после его ареста. Он что-то сказал Огнезару, и тот испугался. Вот только что?

— Он мог сказать что угодно, — вздохнул Полоз. — Он мог похвастаться тем, что мы знаем, как открыть медальон. Он мог сказать, что мы нашли Харалуга. Попросту соврать, чтобы тот испугался. Они же всегда боялись имени «Харалуг»!

И тут Полоз подумал, что Жмуренок сказал им про нож. Он мог это сделать, только чтобы проверить свою догадку. Убедиться, что он прав. Неужели… Неужели именно это напугало Огнезара?

— А знаешь… Тут такая штука… — сказал он Жидяте и, стараясь припомнить доводы Жмуренка, рассказал о булатном ноже, которым якобы можно открыть медальон.

Глаза Жидяты вспыхнули, как только он услышал, что булат в Урде называют харалугом.

— Полоз, и ты ему не поверил?! Ты потащил его в лес? — тихо и беспомощно спросил он.

— Жидята, мудрецы помудрей Жмуренка думали…

— Что мудрецы? Своей головы нет, что ли? Имя! Мудрецы сказали — имя! А я ведь слышал, что есть харалужные клинки. Только их делали из проволоки, вроде сварного булата. Похоже получалось, тоже черного цвета. Но не те.

— Они послезавтра Жмура хотят к нему позвать, — сказал Полоз.

— Жмура? Зачем?

— Чтоб пожалел. Домой уговорил пойти…

— Полоз, если с булатом он угадал, они его не выпустят. Они его убьют, даже если он им все расскажет, — Жидята поднялся и начал собираться. — Надо Жмуру об этом сказать.

— Погоди. Не завтра, послезавтра. Завтра вместе сходим.

Жидята сел и молчал несколько минут. А потом сказал:

— Он должен рассказать Жмуру. Он расскажет Жмуру, а тот — нам. Жмура они не заподозрят, он же ущербный.

— Жидята, ты с ума сошел? Вот именно, что Жмур ущербный! Он им выложит все сразу же, тут же! Он не может лгать благородным!

— Он не может лгать Мудрослову. И не хочет лгать остальным. Ты плохо думаешь об ущербных. Это его сын, он не выдаст сына.

— Это ты думаешь о них слишком хорошо!

— Полоз, это возможность…

— Это возможность отдать им медальон!

— Это единственный способ спасти мальчика. И получить медальон, и открыть его. Эту возможность нельзя упустить. Ты убедишь Жмура. Ты сможешь, ты умеешь.

— Ты не понимаешь. Благородные… они могут им внушать. Как я — тебе.

— Ты тоже можешь внушать. Вот и внуши Жмуру, что он не должен говорить Огнезару о медальоне.

— Это совсем другое. Я не могу внушить того, чего человек не хочет сам. А Огнезар — наоборот, Жмур хочет ему подчиняться и не хочет ему лгать, понимаешь?

— Нет, — уверенно ответил Жидята.

Полоз вздохнул. Тогда, если все получится, действительно надо стягивать лагеря к городу. И как можно скорей. Глаза его загорелись.

— Жидята, мы попробуем. Заруба не поверит, но мы это сделаем. Надо готовить восстание. Надо, чтобы вольные люди были рядом, в не в сотне верст отсюда. Жидята, ты умный, придумай, как обмануть сход.

— Придумаю, — усмехнулся Жидята. — Через пять дней все вольные люди будут стоять у городской стены. Как думаешь, пять дней Жмуренок продержится?

— Если будет знать, что осталось немного, — продержится. Он… он должен продержаться.

Всю ночь Полозу снился Жмуренок. Янтарные глаза приближались к лицу, и обиженный голос спрашивал:

— Полоз, ты чего, хотел меня убить, что ли?

— Нет, Балуй, это неправда. Я не хотел, — шептал Полоз в ответ.

— Да ты врешь!

Полоз просыпался и гнал от себя тревогу. Они смогут. Жидята всю жизнь общается с ущербными, он знает, на что они способны, а на что — нет. И потом… Мудрец говорил: любовь может вырастить на пепелище прекрасный цветок. Кто знает, не прорастает ли этот цветок на обрубке души Жмура? Ведь речь пойдет о жизни его сына. Если Жмур выдаст Огнезару медальон, мальчика убьют. Его не станут делать ущербным, его именно убьют.

Неужели Жмуренок был прав и медальон можно открыть ножом? Жидята поверил в это сразу. И тогда… Благородные не устоят. Если к тысяче ущербных, что живут в городе и в один миг прозреют, добавить пять сотен хорошо вооруженных вольных людей, которые поведут их за собой, благородные не устоят. Им хватит ума не оказывать сопротивления и не проливать кровь напрасно. Надо только, чтоб вольные люди успели подтянуться к городу. Но, получив медальон, можно выбрать самую подходящую минуту, когда к этому все будут готовы. Один удар. Все можно решить одним ударом.

Полоз неожиданно подумал: что будет, когда этот удар достигнет цели? Он не сомневался, что во главе города встанет малый сход. Что ж, он не зря изучал право…

Сколько дел впереди! Они не сделают Олехов похожим на Кобруч. Они знают, что такое справедливость. И справедливость станет главным их принципом.

Он засыпал и во сне опять видел Жмуренка. Хохочущего на берегу ручья в лагере и с брызгами падающего в воду.

Рано утром Полоза разбудил Жидята.

— Проснись. Я не знаю, важно это или нет, но тебе привезли письмо.

Полоз с трудом разлепил веки: ему было нехорошо, словно вчера он весь вечер пил вино без меры.

— Мне? Что, так и написано? И никто его не перехватил?

— Нет, написано, что оно для меня.

Полоз взял в руки запечатанный сургучом конверт. Действительно, письмо адресовалось Жидяте, только под его именем была нарисована змея, оплетающая ветку дерева. На конверте не значилось, от кого пришло письмо, но Полоз немедленно узнал почерк.

— Жидята, ты похож на урдийских мудрецов и понимаешь их с полуслова! Это письмо от моего учителя. Вот уж не думал, что он захочет мне написать! Да еще так скоро!

Полоз сломал сургуч и развернул лист бумаги.

«Дорогой мой ученик!

Пишу тебе на второй день после твоего отъезда домой. У меня побывал мудрец, в доме которого ты прожил всю зиму, и от него я узнал, что мальчик, вместе с которым ты путешествовал, умеет варить булат, из которого выходят черные клинки. Этот булат носит имя того, кого вы ищете: так называют эти клинки на востоке.

Дело в том, что я не знал о способностях мальчика, а знакомый тебе мудрец — об имени клинков, но как только мы сложили наши знания воедино, то немедленно пришли к выводу: такой клинок должен открыть Вещь.

По нашему мнению, Вещь сделала мальчика ключом к самой себе, ведь она таит необычайную силу. И теперь цепочка событий не кажется нам случайной: Вещь искала выхода из заточения, нашла его, оказалась у мальчика в руках и дала ему в руки ключ.

Мне жаль, что о булате мы узнали так поздно, иначе не пришлось бы тратить столько времени и денег на поиски в архивах.

Надеюсь, вы доведете начатое до конца, искренне желаю вам удачи и передаю такое же пожелание от знакомого тебе мудреца.

Напиши мне, чем закончится ваше предприятие, хотя, я думаю, мне доведется об этом услышать из множества уст.

До встречи, мой дорогой ученик, и пусть тебе повезет».

— Жидята. Прочитай. Как ты думаешь, это станет доводом для схода?

Жидята прочитал письмо несколько раз, а потом посмотрел на Полоза с укоризной.

— Ну почему ты всегда упираешься и до последнего стоишь на своем? — снисходительно улыбнулся он. — Когда тебе то же самое говорил Жмуренок, ты не стал его даже слушать.

— Так что насчет схода? — оборвал его Полоз.

— Я подумаю. Но прочитать им надо. У нас есть еще одна загвоздка. Ты говорил, Огнезар уже пробовал Жмуренка обмануть. А поверит ли он после этого отцу? Тебе надо найти тюремщика, который принес ему записку, и расспросить подробно: что он говорил, почему Жмуренок ему не поверил. Все детали. Два золотых у тебя есть, но у меня в кубышке тоже кое-что припрятано. Иди сейчас, пока они не ушли на работу.