Глава VI

На следующее утро Есеня чуть свет побежал к Остроуму, чтобы успеть до начала занятий. И учитель, выслушав его сбивчивый рассказ, полностью согласился с Уличем: если сила заклятия нарушена Словом, любой человек по имени Харалуг в любое время может открыть медальон. Кроме того, он подкинул Есене идею о том, как его искать в Урдии: власти города ведут учет рождений, смертей, свадеб и прочих важных событий в жизни людей, и все это записывается в метрических книгах. Полистать их не так уж сложно — клерки архивов с радостью возьмут деньги за доступ к ним. Это проще, чем расспрашивать людей на улице. Кроме того, Харалугом могут звать невольника, и учет всех рабов, продаваемых и покупаемых в Урде, тоже ведется в специальных книгах.

Есеня поинтересовался ценой этих услуг: серебреник за день поиска в архиве. Это его вдохновило. Два серебреника он уже скопил — возможно, ему хватит и двух дней! А если не хватит, он заработает еще.

Но ни Полоз, ни Улич не разделили его радости. Улич написал на полу одно слово и предложил Есене его прочесть.

— Ха-аз… рцы-аз, — Есеня долго шевелил губами. — Харалуг, правильно?

— И как ты собираешься смотреть метрические книги, если столько времени читал одно слово? — рассмеялся Полоз.

— Да я научусь — трудно, что ли? Мне только вспомнить надо, я же умею, меня батька учил!

— Вот давай, вспоминай, — кивнул Полоз.

И теперь Улич учил его грамоте.

— Не надо, забудь ты эти названия! Каждая буква — это какой-нибудь звук. Буква червь — звук ч, буква аз — звук а. Вот по звукам их и запоминай. Ч-а, ча. Понял?

Улич вычертил всю азбуку на полу и заставил Есеню повторить, какая буква какому звуку соответствует. Пошло значительно проще! Два дня старик писал слова на полу, а потом велел попросить у Остроума какую-нибудь книгу. Есеня тут же вспомнил о лечебнике, который читал не меньше полутора лет, — и его едва не стошнило. Оставалась надежда, что книгу Остроум не даст, но и тут его ожидало разочарование.

— Какую бы ты хотел? — спросил его учитель.

— Любую, — Есеня недовольно сжал губы.

— У меня есть книги по геометрии, но в них мало слов, такая, наверное, не подойдет.

— Подойдет! — обрадовался Есеня и тут же прикусил язык: он забыл, что читать все равно надо, и читать быстро, как Полоз или Улич. — То есть, конечно, надо где букв побольше…

— Возьми вот эту, про путешествие за море. Очень интересная.

Есеня вздохнул: какая разница? Что лечебник, что путешествие… Пока до конца строки дойдешь, начало все равно забудешь.

И каждый вечер, собрав волю в кулак, Есеня садился перед печкой со свечой и начинал складывать буквы в слова. Полоз и Улич слушали его невнятное чтение и изредка поправляли. Однажды, когда Есеня открыл книгу на четвертой странице, Улич неожиданно закрыл ее и сказал:

— Сначала расскажи нам, что ты успел прочитать.

— Зачем?

— Ты прочитал три страницы. Что там было написано? О чем?

— О путешествии… — Есеня почесал в затылке: не слишком ли много от него хотят?

— А именно?

— Ну… о путешествии и все. Корабль там и все такое…

— Начинай сначала, — Улич раскрыл книгу на первой странице.

— Как? Почему?

— Какой прок в чтении, если ты не понимаешь смысла?

— Да так я целый год читать буду!

— Даже если ты будешь читать ее десять лет, по-другому все равно нельзя. Начинай.

Теперь они заставляли его повторять каждое предложение — своими словами, — и вскоре Есеня понял, что это рассказ. Человек всего лишь рассказывает о том, как они собирались в дорогу, грузили корабль и отчаливали от берега. А потом случилось чудо. Он прочитал: «Соленый ветер натянул паруса», и вдруг увидел причал… Впереди — море, и парус надувается, и пахнет солью…

— Ну? Чего замолчал? — спросил Полоз.

— Здорово. Соленый ветер…

— Давай дальше! Еще и не то будет!

Есеня прочитал книгу за неделю. В субботу он не пошел в кабак, а в воскресенье специально встал пораньше. Диковинные рыбы, неистовые бури, неизведанные земли, населенные черными людьми, растения с широкими листьями и сладкими плодами, ядовитые гады и огромные звери с хвостом вместо носа… Ему казалось, он видел их собственными глазами!

— Ну что? Понравилось? — хитро усмехался Полоз. — Смотри, привыкнешь!

— К чему?

— К интересным книгам. Метрические книги поскучней будут.

Когда клерк показал ему на полки, забитые огромными, толстыми томами, Есеня присел от испуга: этого не прочитать и за всю жизнь. Полоз, конечно, научил его, как надо действовать: просматривать все записи и искать букву «Ха». И ни в коем случае не читать все подряд! Но количество полок Есеню поразило. Клерк его успокоил, указав на книги, в которых речь шла о живых людях, а не об их умерших предках. Но и это оказалось внушительным: пять томов о бракосочетаниях и девять — о рождении детей. Они договорились, что за половину серебреника Есеня смотрит книги до полудня.

Более скучного занятия было не выдумать. Через полчаса от Хвощей, Хрущей, Храбров и Хвостов закружилась голова. За пять часов Есеня не просмотрел и половины книги. Стало ясно, что двух серебреников ему не хватит. Он бы мог протянуть на пять медяков в день, но на троих этого точно будет мало… Несмотря на однообразие, Есеня испытывал настоящий азарт: каждая буква «Ха» вселяла в него надежду, каждая просмотренная страница приближала к цели. Он не мог остановиться на полдороге — и решился на нехороший, в общем-то, поступок.

С Полозом он не советовался (знал, что тот откажется), поэтому действовал на свой страх и риск: попросил у Остроума денег в долг. Есеня долго мучился, не спал всю ночь, рассчитывая, сколько нужно взять и когда он сможет отдать. Выходило, что нужен ему золотой — не больше и не меньше. Но даже если откладывать в день половину заработанного, то отдавать придется два месяца. В конце концов, азарт перевесил. Есеня понадеялся на то, что станет смотреть книги быстрей, а откладывать больше. А если он найдет Харалуга, то и вовсе сможет отдать часть денег, не потратив.

Дни шли за днями, и, как он ни старался, больше пятнадцати медяков в день отложить не получалось. Он безо всякого успеха закончил смотреть записи о свадьбах и перешел к младенцам. Теперь голову ему кружили Худани, Хмарики и Хоро́ши. Есеня решил не обедать: с каждым днем золотой казался ему все большей суммой.

Сколько раз вспомнил он отца! Как не принес золотого домой, и отец от этого растерялся, расстроился, а уж потом рассердился… Целый золотой! Пять недель таскать на себе мешки! Нет, он и сейчас, встретив горемычную вдову, пожалел бы ее, но уже совсем по-другому. Сейчас он знал, сколько весит этот золотой, сколько пудов надо перетаскать на своей спине, чтобы его получить! А тогда… Чего стоила его доброта тогда? Покрасовался перед друзьями, и только. Правильно батя его выдрал, надо было и еще добавить.

Уличу он говорил, что поел в городе, и с тоской смотрел, как тот кормит Полоза. Куриной похлебкой и хлебом с сыром.

На пятый день «обедов в городе» его раскусили.

— Жмуренок, твои голодные глаза снятся мне по ночам, — сказал Полоз. — Не знаю, что ты в городе ешь, а сейчас на-ка, пожуй хлебца…

Он отломил от своего куска хлеба с холодной свининой больше половины и протянул Есене.

— Не, Полоз, ты чего, — Есеня отшатнулся, — это ж я для тебя… Мне не надо.

— А ну-ка быстро, — прикрикнул Полоз, — или я сейчас встану и поддам.

— Не, не вставай, не надо, — Есеня спрятал руки за спину.

— Послушай, Балуй… Я тут валяюсь целыми днями и жир наращиваю, а ты в порту горбатишься. У тебя ж глаза ввалились, как у задохлика чахоточного, — Полоз вздохнул, а потом рявкнул: — Быстро ешь!

Есеня не смог удержаться, да и кричать Полозу было больно.

— Еще раз в городе пообедаешь — вздую, понял? — сказал он, глядя, как Есеня набросился на еду. — Ты же сказал, что десять медяков в день тратишь на метрические книги! Что, соврал?

— Я откладываю. На дорогу, — прочавкал Есеня с набитым ртом.

Было такое, соврал. Зачем Полоза расстраивать?

— Нечего откладывать. Ешь нормально, там разберемся.

Есеня кивнул. Теперь у него был только один выход: смотреть книги быстрей, чтобы от золотого хоть что-нибудь осталось.

Полоз начал ходить, когда Есеня дошел до невольников. Ни одного Харалуга в Урдии не родилось, и ни один Харалуг не женился. Из тех, кто еще мог быть жив. Золотой таял, а отложить Есеня успел только шесть серебреников.

В третьей книге он его нашел. Есеня не верил глазам, он перечитал надпись несколько раз и выучил ее наизусть: некто Докучай в числе прочих купил раба по имени Харалуг! Правда, было это двадцать лет назад, но ведь было! И где жил Докучай, в книге тоже аккуратно записали!

Чтобы не спугнуть удачу, Есеня не стал ни с кем делиться и отправился на поиски Докучая, как только выскочил за крепостную стену. Ему пришлось побегать! За двадцать лет тот сменил обычный дом в саду на большущий замок на вершине самого дальнего холма. Зато его все знали, и нынешние хозяева дома сразу указали на башенку, возвышавшуюся над городом.

Замок окружала высокая ограда, и никого, кроме собак, Есеня за ней не увидел. Он пробовал позвать кого-нибудь, обошел ее со всех сторон, но никто не откликнулся. Есеня вздохнул и огляделся. С холма он отлично видел весь город и теперь знал: вот тот дом принадлежит Остроуму, там живет жадный Белозор. Порт казался совсем маленьким и непрестанно шевелился: там работали сотни людей. А море! Какое потрясающее в этот день было море! Такое же, как в день их приезда: огромные грохочущие волны, которые с высоты казались легкой рябью с белыми барашками. Такого сильного шторма не случилось больше ни разу, и Есеня надеялся вечером полюбоваться огромными волнами, — они его притягивали и завораживали, как голос Полоза. И если он найдет Харалуга…

Оставалось только влезть в огромный сад без спросу. Но стоило Есене начать карабкаться наверх по тонкой железной стойке, как собаки пришли в неистовство. Их набралось не меньше десяти — огромные, они прыгали на ограду, щелкали зубами, лаяли и рычали так, что из пастей хлопьями падала пена. Да… Пожалуй, они бы разорвали его на клочки, спрыгни он в сад.

На его счастье, к ограде вышел сторож — широкий, низкорослый старик зверского вида.

— Чего надо? — спросил он Есеню вовсе не дружелюбно.

— Скажите, а здесь живет Докучай?

— Много вас ходит. Что тебе надо от господина Докучая?

— Понимаете, он мне не нужен. Я ищу невольника. Докучай купил его двадцать лет назад, его звали Харалуг!

— А ты что, его родственник? — сторож присмотрелся к Есене повнимательней, и Есеня заметил клеймо у него на лбу. Тоже невольник! Ему почему-то было страшно и неприятно с ними встречаться, он словно чувствовал перед ними какую-то вину за то, что свободен.

— Ну да. Я его очень долго искал.

— Опоздал ты, парень. Харалуг умер три года назад.

— Как? — спросил Есеня.

Этого просто не может быть! Это нечестно, несправедливо!

— А вот так. Но если хочешь, я провожу тебя на его могилу. Хоть кто-то ему поклонится… — сторож вздохнул. — Иди к задним воротам, там ближе.

Есеня не посмел отказаться, хотя время шло к полудню и пора было двигаться в сторону порта.

— Он тебе кто был? — спросил сторож, когда вышел из ворот.

— Дядя, — соврал Есеня. — Ну как же так? Почему, почему он умер?

— Он странно умер, никто не ожидал. Всего сорок пять лет ему исполнилось. Отличный садовник, что в землю ни воткнет — все зацветает. Он этот сад разбивал, он за ним ухаживал почти в одиночку — никому не доверял. А потом… К хозяину приезжали гости, жили неделю. Гуляли, веселились. И стоило им уехать, как Харалуг начал болеть. Странная болезнь, нечеловеческая какая-то. Руки начали дрожать, лицо все время красное было, спал он плохо. А главное — злой стал какой-то, на всех кричал, все его раздражали. Потом и вовсе ненормальным сделался — видения ему являлись, он то плакал, то хохотал… Вот оно, наше кладбище.

— Где?

— Вот, — сторож показал на серый камень у тропинки, — здесь всех хоронят. И имена выбивают на камне. И меня тут скоро хоронить будут…

Есеня присмотрелся и среди прочих нашел надпись «Харалуг. Садовник».

— Так вот, говорю, сумасшедшим стал… — продолжил сторож. — Слюни текли, с кровью. А потом рвало его все время, и кашель бил, нехороший такой, кровяной. Так от кашля и умер. Жил он в домике в отдельном, с садовым инвентарем. Не сразу и заметили, что он мертвый. Я думаю, кто-то из тех гостей порчу на него навел.

— А откуда гости были?

— Да кто их знает. Богатые гости. Ну, ты постой тут, а я пойду… Вдруг там что…

Сторож быстро-быстро направился обратно к воротам, и походка его выдавала испуг и волнение: он приседал словно в ожидании удара и воровато оглядывался по сторонам.

Есеня дождался, когда сторож скроется из виду, и хотел бежать в порт, но неожиданно вспомнил: хоть кто-то ему поклонится…

— Прощай, Харалуг, — вздохнул он и поклонился камню. — Прости, если что не так. И вы все тоже простите.

Он постоял еще минуту молча, а потом со всех ног кинулся с холма вниз, в город: похоже, на работу он опоздал. И пока бежал, потихоньку осознавал всю тяжесть разочарования… Еще шесть с половиной книг, а от золотого осталось четыре серебреника… Значит, придется тратить то, что он отложил с таким трудом… Он снова вспомнил слова отца: «Мать каждый медяк бережет, выгадывает, как отложить…» Бедная мамочка! Ну как он мог тогда не принести золотого домой? Если бы сейчас Полоз пошел и купил на шесть отложенных с таким трудом серебреников какую-нибудь ерунду или просто их потерял, Есеня бы, конечно, ему это простил. Но как это было бы обидно и горько!

Есеня выбежал к причалу запыхавшийся и потный, но вместо ребят, разгружающих корабль, увидел только хозяина, который сидел на бочонке и вздыхая смотрел в море.

— А… а почему… — начал Есеня, стараясь отдышаться.

— Что, не видишь? Шторм. Корабли к причалу подойти не могут.

— И что, разгружать ничего не будем? — на всякий случай переспросил Есеня.

Хозяин только вздохнул.

Вот так! Тридцать медяков в минус… А есть что-то надо…

— А завтра?

— Мудрецы говорят, это дней на десять, — хозяин пожал плечами: он и сам не очень радовался.

— На сколько? — Есеня едва не вскрикнул.

— Дней на десять, — терпеливо повторил хозяин.

Есеня опустился на сходни, которые вытащили на берег: причал заливало водой. За десять дней можно заработать шесть серебреников. А вместо этого придется тратить то, что отложено. На еду. Ну почему? Ну почему? Он с ненавистью глянул на море.

— А что, у тебя совсем денег нет? — спросил хозяин. — Я одолжу, если надо.

— Есть, — Есеня едва не расплакался от обиды.

— Я знаю, у тебя товарищ раненый, ты его кормишь, не только себя. Тяжело, наверное?

— Да нет. Нормально. Домой только хочется…

— В Олехов?

Есеня кивнул.

— Когда соберетесь, скажи — я вас за полцены отвезу.

— Правда? Спасибо, — Есеня грустно улыбнулся.

— Да не за что. Ты хорошо работаешь, стараешься. Я думал поначалу, что у тебя не выйдет ничего — молодой больно, уставать начнешь, надоест. А ты молодец.

Есене было приятно, конечно, но от слов хозяина плакать захотелось еще сильней.

— А другой работы у вас нет? — спросил Есеня, не надеясь на удачу.

— Да откуда? Сейчас весь порт стоит, представь, сколько людей без работы ходит. Только невольникам хорошо…

— А почему вы нас нанимаете? Ведь невольники бесплатно работают? — Есеню давно интересовал этот вопрос, но спросить он не решался.

— А не выгодно. Работы часов на шесть всего, а их кормить надо три раза в день, одевать, жить им где-то надо. И работают они через пень-колоду, только смотри. А с вами весело. И бегаете вы быстро.

Есеня хотел вернуться в архив, но его охватила такая тоска! И Харалуг умер, и работы нет, и золотой надо отдавать… Он пошатался по берегу, продрог на холодном ветру и пошел в лачугу Улича, глотая слезы.

Полоз смотрел на волны, сидя на бревне, — он теперь часто выходил гулять, но ненадолго: быстро уставал. Есеня волны возненавидел и смотреть на них не собирался, словно надеялся таким образом морю отомстить.

— Что, отдыхаешь сегодня? — весело спросил Полоз, когда Есеня проходил мимо него.

Есеня кивнул и пошел дальше.

— Балуй? Что случилось-то? — Полоз поднялся.

— Да все нормально… — проворчал Есеня и поспешил зайти в дом.

Но там его тут же взял в оборот Улич:

— Ты что такой кислый? Случилось что-то?

— Работы нет. Шторм, — буркнул Есеня и полез на полати.

— Куда? А поесть?

— Не хочу.

Он завернулся в одеяло и лег лицом к стене. Он ведь не может не вернуть этого золотого. И не досмотреть книги было бы жаль. Неужели из-за десяти серебреников придется возвращаться в Оболешье? И как возвращаться? Это ведь тоже денег стоит!

Положение казалось ему безвыходным, мрачным и очень обидным: все вокруг складывалось против него, как нарочно! Вместо того чтобы за десять дней отложить три серебреника, он их потратит! Меньше ну никак не получится! А это половина того, что он скопил за месяц! Слезы капали из глаз от обиды и безысходности.

В лачугу вернулся Полоз, прислушался и подошел к печке.

— Жмуренок, а ну-ка слезай оттуда.

Есеня не пошевелился и сделал вид, что не слышит.

— Что? Лежишь там и плачешь от жадности?

— Ничего я не плачу, — Есеня хлюпнул носом. — И не от жадности вовсе. Я нашел Харалуга. Только… только он…

Есеня не смог договорить: слезы хлынули из глаз сами собой. Полоз ласково похлопал его по спине.

— Ты просто устал. Как раз отдохнешь, пока штормит. Давай спускайся — поешь и расскажешь про Харалуга.

— Полоз, ну что толку отдыхать, если денег нет? — Есеня вскочил и стукнулся головой о потолок. От боли слезы побежали еще быстрей.

— Ты еще голову пробей, — Полоз улыбнулся. — Мало нам одного меня?

— Спускайся. Я курицу зажарил, — присоединился Улич, — побалуйся.

— Курицу — Полозу! Мне не надо никаких куриц! Мне вообще ничего не надо! — закричал Есеня сквозь слезы.

— Жмуренок, прекрати реветь, быстро слезай, — Полоз тряхнул его за плечи и передразнил: — «Курицу Полозу»! Полоз вольный человек, он в одиночку куриц не жрет.

— Ворошила бы тебя заставил как миленького! — проворчал Есеня и нехотя полез вниз: Полоз чего доброго решит стащить его силой.

— Я же говорил — от жадности плачет, — Полоз обнял его за плечо и усадил на лавку. — Давай рассказывай, сколько на самом деле платил за архивы.

Есеня вскинул голову: ну как он узнал?

— Полсеребреника за полдня, — буркнул он.

— А деньги где взял? Занял у кого-то?

— У Остроума. Золотой.

— Эх, Балуй, Балуй… — Полоз покачался вместе с ним из стороны в сторону. — Мог бы мне сразу сказать. А то: в городе он обедает… Я бы тебе объяснил, что с тридцати медяков в день золотого не накопишь, как ни крутись. Сколько у тебя отложено?

— Шесть. И с золотого еще четыре осталось.

— Молодец, конечно, я бы так не смог… Давай про Харалуга теперь, а я подумаю, что с деньгами будем делать.

Полоз сказал это так уверенно, так невозмутимо, что Есене сразу стало легко — словно кто-то забрал у него мешок, который он тащил на плечах. Полоз что-нибудь придумает, обязательно! Есеня, успокоившись, начал говорить, как в книге встретил запись о покупке невольника, как ходил к замку на холме и что ему рассказал старый сторож.

— А ну-ка, вспомни еще раз, — перебил его Улич, — что это за нечеловеческая болезнь такая?

Есеня попытался сказать все теми же словами, что слышал от сторожа. Улич посмотрел на Полоза и неуверенно пожал плечами:

— Так умирали мудрецы, которые хотели превратить ртуть в золото. Многие считали, что эти опыты затрагивают враждебные человеку силы, которые мстят дерзким ученым за их честолюбие.

— Невольник? Садовник? Я не верю, что он мог заниматься такими опытами, — фыркнул Полоз.

— Но люди, которые приезжали, могли иметь связь с этими силами. Хотя я, если честно, не знаю мудрецов, которые ими владеют.

— В любом случае, невольник по имени Харалуг был убит. Тем или иным способом. Я прав? — спросил Полоз.

— Думаю, да, — кивнул Улич.

— Они знали! — Полоз поморщился и стукнул кулаком по коленке. — Они давно знали! Если уж они до Урдии добрались, то в Оболешье мы ни одного Харалуга точно не найдем.

— Я шесть книг не досмотрел, — сказал Есеня. — Может, еще один отыщется?

— Все может быть. Книги надо досмотреть до конца, — кивнул Полоз. — И если хочешь, мы пойдем вместе. Я думаю, переворачивать страницы у меня хватит сил.

Улич покачал головой:

— Это очень тяжело для глаз. Я бы не советовал.

— Ничего, как-нибудь. Не все ж бедному Жмуренку за нас отдуваться.

— Не, Полоз, я сам, — сказал Есеня. — Все равно работы нет, так я за неделю закончу. Только тогда денег у нас совсем не останется.

— Придумаем с деньгами. И вообще, никогда из-за денег не расстраивайся. Это ерунда, понял? Если бы я знал, то сразу бы сказал Остроуму, что деньги мы ему из Оболешья пришлем. И сейчас это сказать еще не поздно.

— Нехорошо это… Я обещал…

— Конечно, нехорошо. Но Остроум — не ростовщик, да и деньги у него не последние. Незачем головой об стенку биться. Ты еще в невольники продайся за этот золотой.

— Еще на дорогу надо. Мне хозяин обещал, что за полцены нас до Олехова довезет.

— Найдем. Может, в кузнице где-нибудь работа есть?

— Да не, я спрашивал. У мастеров невольники работают. И потом… не умею я ничего. Только булат варить…

— Булат варить? — удивился Улич. — Вот это да! И хороший булат?

— Хороший. У нас его алмазным называют, — гордо ответил Есеня.

— Вот это да! А что ж ты раньше-то не говорил? Ты знаешь, сколько стоит булатный клинок?

— Да я его все равно ковать не умею. Пробовал. Вот, ничего не вышло, — Есеня достал нож с обломанным лезвием и показал Уличу.

— Ну, я в этом не очень разбираюсь. Но найти в городе кузнеца, который может ковать булат, я думаю, можно. Непросто, конечно, но можно.

— А что? Это хорошая идея, — Полоз хлопнул Есеню по плечу. — Давай-ка попробуем. Тут тебе и на дорогу деньги, и Остроуму золотой вернем. Всю зиму, считай, на перегрузке корячился, вместо того чтобы делом заняться.

— А я тебе еще в лесу говорил, что булат варить умею. Только я, кому ни скажу, все смеются или рожи корчат. Вот увидишь: найду кузнеца — он мне просто не поверит. А тут горн нужен, и не какой-нибудь, а нормальный, кирпичом обложенный. И чтоб в кузне стоял: ничего не сварится, на ветру остывать будет. Уголь нужен хороший, березовый. И с первого раза может не выйти ничего. Это дома все известно, а в чужой кузне все по-другому выйдет. Пробовать надо. А одна отливка — это часов пять-шесть.

— Знаешь что? — ответил Полоз. — Мы вместе пойдем. Мне-то больше поверят, правда? А если ничего не выйдет, деньги за уголь вернем. А сейчас сходи-ка в город.

— Зачем? — не понял Есеня. — Уже ведь вечер, стемнеет скоро.

— В кабак. Сегодня все ученики гуляют, небось. Так что бери деньги и иди, балуйся. Не сваришь булат — я сам у Остроума еще денег займу, пришлем их из дома, ясно?