Глава II

Каждый вечер, в преддверии ранних сумерек, Есеня тащил Полоза посмотреть на море: шторм не утихал, ветер все так же выл и рвал с головы шапку, волны с грохотом разбивались о берег, и Есеня мог смотреть на это без конца. Если бы Полоз не волок его за руку обратно в город, он мог бы торчать на берегу всю ночь. Они всегда уходили за мыс — что толку любоваться морем сквозь лес мачт столпившихся в порту кораблей? Да и волны в бухте были ниже.

Их четвертый день в Урде ничем не отличался от остальных — они успели обойти весь город и даже побывали за крепостной стеной, но Остроум еще не вернулся. На этот раз они отошли от города чуть дальше, за поворот скалистого берега, и Есеня, к своему восторгу, увидел на песке развалины старого корабля. Однако Полоз запретил ему лазить внутрь: прогнившие доски могли проломиться в любую минуту. И вообще, пустынным этот берег не был: кроме корабля, вдалеке стоял полуразвалившийся каркас какого-то деревянного сооружения и несколько сарайчиков вокруг него.

— Здесь когда-то был маяк, — пояснил Полоз и показал наверх, где угадывались остатки разрушенной каменной башни, — тут лежит гряда рифов. Но сейчас башню построили в порту и на ее вершине зажигают огонь, так что издали видно, куда нужно плыть.

Есеня посмотрел в море: волны здесь катились не так, как за поворотом, — они пенились и вставали на дыбы, не достигнув берега.

— Пойдем назад. Холодно, — Полоз зябко повел плечами.

Есеня выторговал еще несколько минут на осмотр корабля, но и сам продрог до костей на промозглом ветру, поэтому повернул к городу с видимым удовольствием. Они дошли до поворота, когда навстречу из-за черной, нависшей над морем скалы вышли четверо здоровых бородатых и вооруженных цепами парней. Намерения их сомнений не вызывали, но Полоз, слегка отодвинув Есеню назад, показал им рукой какой-то условный знак.

— Отдай золото и серебро, и останешься цел, — ответил на это тот, что стоял немного впереди.

— Своих не узнаешь? — усмехнулся Полоз.

— Нету для меня своих и чужих.

— Беги, Жмуренок! — крикнул Полоз и резко отпрыгнул в сторону. — Беги!

Есеня увидел, как в его руке мелькнул цеп. Один из нападавших кинулся к Есене, и тот сначала отступил на пару шагов назад, а потом, сообразив, что у него могут отобрать медальон, развернулся и побежал к развалинам корабля. Полоз сшиб с ног разбойника, который бросился за Есеней, — за грохотом моря Есеня едва расслышал его стон. Ноги вязли в песке, и каждую секунду он думал о том, что надо вернуться, помочь Полозу. Он нисколько не боялся драки с чужими разбойниками, напротив, после обучения у Полоза Есене не терпелось испытать себя на деле. Куда сильней его пугала возможность снова остаться в одиночестве, в чужом городе, гораздо большем, чем Кобруч, и еще более далеком от дома. Но Полоз столько раз повторял, что его задача — быстро бегать, что ослушаться Есеня не посмел.

Полоз победит, он должен победить — Есеня не столько верил в это, сколько на это надеялся. Он все время оглядывался и видел драку: Полоз не давал подойти к себе ближе чем на два шага — он владел своим оружием лучше нападавших. Никто не гнался за Есеней, и только потому, что Полоз прикрывал его отход.

Есеня слегка замедлил бег и снова подумал о том, что надо вернуться. В конце концов, он не выдержал и остановился, глядя по Полоза. Один из нападавших упал на колено, а потом, обхватив руками голову, медленно опустился на песок. Их осталось двое! Надо вернуться, вернуться!

Полоз дрался красиво. За его движениями нельзя было уследить, он играл тяжелым цепом, словно это был маленький, легкий кистень. Нож, зажатый в левой руке, иногда делал быстрые выпады вперед — ну точно как разящая змея. Как вдруг Есеня заметил, что разбойник, упавший на песок первым, приподнимается и замахивается для броска. Полоз не видел его, он теснил противников к скале.

— Сзади, Полоз, сзади! — крикнул Есеня, но его крик тут же унес ветер и заглушило громыхание волн.

Разбойник замахнулся и метнул в Полоза свой цеп. Сил ему не хватило, удар получился легким и скользящим, с Полоза только шапка слетела, но на секунду — на одну маленькую секунду! — он оглянулся, позволив одному из противников зайти к нему слева.

Нож вылетел из его руки, кисть на миг рванулась вверх — цеп запросто мог перебить кости, и Есеня вскрикнул. В это время второй нападавший ударил цепом по другой руке Полоза, но промахнулся. Цепочки перепутались, Полоз вырвал оружие из рук разбойника, но опоздал: за тот миг, что он не мог защититься, прижимая левую руку к груди, тот разбойник, что стоял левей, обрушил ему на голову тяжелый удар.

Цеп мог проломить железный доспех стражника, под его ударами проминались шлемы. Полоз не успел уклониться, принимая на темя удар, направленный в висок. Он упал, как подкошенный, лицом вниз, не вскрикнув и не взмахнув руками, никак не стараясь падение смягчить, и Есеня от ужаса не смог даже закричать. Он кинулся было к разбойникам, на ходу выдергивая поломанный нож из-под фуфайки, но разбойники и сами двинулись ему навстречу.

Если Полоз не смог с ними справиться, куда соваться ему! Они отберут медальон, и этим все закончится! Есеня развернулся и побежал к кораблю, чувствуя себя зайцем — таким же быстрым и таким же отважным.

У него было преимущество, да и бегал он хорошо. Еще разглядывая корабль, он заметил в борту провал и хотел в него залезть, но Полоз вытащил его оттуда, ухватив за ногу. В общем-то, Есеня был ему благодарен: внутри корабля отвратительно воняло, и доски изнутри покрывала мерзкая слизь. Теперь выбирать не приходилось. Он нырнул в дыру, тут же поскользнулся и съехал вниз, повалившись на спину: киль корабля глубоко зарылся в песок, и катиться пришлось довольно далеко.

Света внутри оказалось очень мало. Есеня, остановившись, ощупал доски вокруг себя — он лежал в вонючей луже. Если разбойники сунутся за ним, то попадут сюда же и тем же способом. Он поднялся, содрогаясь от отвращения: потревоженная вонь смердела так, что слезились глаза. Из прямоугольного отверстия над головой падал тусклый свет, и Есеня поспешил уйти в сторону носа, туда, где света не было вообще. Несколько раз он то спотыкался, то бился головой о переборки; наконец забрался в самый дальний угол и присел на корточки, надеясь слиться с бортом.

Тихий свист раздался около дыры, и Есеня увидел бородатую голову разбойника.

— Я туда не полезу. Если хочешь — можешь попробовать, — сказал он товарищу. — Небось, полный трюм дохлых невольников.

Есеню едва не вырвало. Он пододвинулся повыше, чтобы ноги не касались грязной жижи.

— Да каких невольников! Рыбу они везли. Это просто тухлая рыба.

— А без разницы. Рыба, покойники — я не полезу.

Есеня зажал рот рукой и судорожно вдохнул. Действительно, никакой разницы, — тухлая рыба ничем не лучше.

— Да нету у него ничего, кто такому шалопаю деньги-то доверять станет! — разбойники отошли от провала в борту и теперь шли в сторону Есени снаружи. — Все у старшего было.

— А даже если и есть, оно того не стоит… — проворчал второй в ответ.

Есеня сидел в трюме долго. Не столько потому, что боялся разбойников, сколько из-за отвращения: вернуться к выходу можно было только по щиколотку в вонючей грязи. Он бы сидел там еще дольше, если бы не мысль о том, что Полоз, может быть, жив и ему нужна помощь!

Разбойники ушли. А может, и спрятались за скалой, но Есеня решил об этом не думать. Он побежал к Полозу, не замечая отвратительного запаха, который его преследовал. Полоз! Пусть он будет жив! Пусть он будет жив!

До скалы оставалось не больше трех саженей и Есеня видел кровь, которая текла на мокрый песок из головы Полоза, когда из-за скалы появилась темная фигура в плаще с капюшоном, и шея ее была обмотана шарфом. Белые глаза сверкнули из темного провала, и мелькнули блестящие залысины.

И как Есеня мог принять его за Белого всадника? Меньше секунды потребовалось ему, чтобы вспомнить слова Полоза и догадаться, откуда взялись эти разбойники, не признающие своих. Злоба стиснула ему кулаки.

— Балуй, погоди… Не горячись… Погоди, — тихо попросил Избор, — я хочу поговорить.

— Я тебя убью… — прорычал Есеня, нащупывая под фуфайкой нож.

— Я сильней тебя и старше, я владею искусством фехтования с детства, — Избор отбросил полу плаща, и Есеня увидел в его руках тонкую, гибкую саблю. Он в один миг признал булат Мудрослова и ковку отца. Та самая сабля, что висела на стене спальни в Кобруче! Вот, значит, как? Убить его отцовской саблей? Есеня оскалился и первым пошел на Избора, стискивая в руке изломанный нож. Почти булат. Вот если бы отец отдал ему тот нож, который выковал сам и повесил на стену, Есеня бы не сомневался в своей победе.

— Балуй, остановись. Просто отдай медальон, и больше мне ничего не надо, — Избор отошел на шаг. — Я не хочу тебя убивать.

— Хрен тебе собачий, а не медальон, — прошипел Есеня, подходя все ближе.

Сабля описала в воздухе быстрый полукруг: Избор метил в руку, надеясь выбить нож, но Есеня резко повернулся и принял удар на лезвие ножа. Рукоять больно ударила по пальцам, булат звякнул о булат, и Избор рывком увел саблю вниз. Есеня едва не потерял равновесие, но прыгнул в сторону, прикрываясь ножом от следующего молниеносного удара.

— У тебя хороший нож, — невозмутимо сказал Избор, нанося еще один удар, от которого Есеня снова увернулся.

— Это мой булат! Он лучше, чем булат Мудрослова!

— Только короче, — усмехнулся Избор. — А еще к булату нужно прилагать умение им пользоваться.

Он играл с Есеней, как кот с мышью. Ни один из его ударов не мог быть смертельным. Есеня отступал, едва успевая прикрыться ножом. Ладонь гудела и теряла чувствительность. Да, Полоз научил его защищаться от сабли, но только защищаться. А чтобы победить, нужно было наступать! Иначе у него просто кончатся силы! На губах Избора блуждала странная улыбка, он размахивал саблей безо всяких усилий.

Есеня попробовал пойти в атаку, но три быстрых взмаха сабли заставили его снова отступить. Рука больше не могла держать нож, и Есеня старался не столько парировать удары, сколько ускользать от них. От испуга он снова начал наступать, но Избор лишь шагнул назад, и лезвие сабли на несколько мгновений блестящей стеной преградило ему путь. После этого Избор стал теснить его всерьез, Есеня отскакивал в стороны, парировал удары и чувствовал, как дрожит онемевшая рука. Избор едва не смеялся над ним! Есене казалось, что он просто развлекается и даже не показывает, на что способен всерьез.

Есеня, очередной раз подставив нож под лезвие сабли, увел его вниз и, отступая, споткнулся о ноги лежавшего на песке Полоза. Он бы ни за что не упал, если бы не боялся сделать ему больно — шагнул бы назад, не разбирая дороги. Но глянул под ноги, не удержался и повалился на песок, прикрывая лицо ножом. Избор нанес удар сбоку, и это стало последней каплей: рука разжалась, нож отлетел в сторону. В ту же секунду острое булатное лезвие уперлось в подбородок, приподнимая его вверх, скользнуло под платок и царапнуло шею.

— Отдай мне медальон, — вздохнул Избор, — я не хочу тебя убивать.

От отчаянья Есеня сгреб пальцами песок, сжимая кулаки, и вдруг почувствовал под рукой шипастую гирю цепа. Он осторожно начал перебирать цепочку, надеясь добраться до рукояти, и молча смотрел Избору в глаза.

— Ну? Что ты молчишь? Ты проиграл, надо уметь проигрывать. Я взял медальон в честном поединке.

— Ты его еще не взял, — пробормотал Есеня, стискивая в кулаке рукоять цепа. — И это был нечестный поединок. Сабля против ножа!

— Какая теперь разница. Отдай медальон, Балуй. У тебя нет выбора.

— Хрен тебе собачий! — заорал Есеня и изо всех сил хлестнул его цепом, выбивая саблю из рук. Лезвие больно и глубоко прорезало Есене кожу под подбородком, Избор вскрикнул, выпустил саблю и схватился за запястье. Есеня поднялся прыжком, взяв саблю за острие, отбежал на несколько шагов в сторону и кинул ее в пасть вставшей на дыбы волны. Избор попытался поднять нож, выбитый из рук Есени, но тот ударил возле него цепом, и Избор отдернул руку. Есеня пнул нож ногой, но лезвие завязло в песке, отлетев всего на два шага.

И тогда Избор кинулся на него с голыми руками, перехватывая правое запястье. Он был выше и оказался намного тяжелей; Есеня повалился на песок, но перекатился через голову, вскочил и взмахнул цепом. Избору не хватило сил удержать его левой рукой, а правая, похоже, надолго вышла из строя.

— Я тебя убью… — прошептал Есеня и снова замахнулся, заставляя Избора отступить назад.

— Балуй, выслушай меня… — взмолился Избор, — всего лишь выслушай! Ты должен понять!

— Ничего я понимать не собираюсь, — Есеня ощетинился. Рука его подрагивала.

— Нельзя открывать медальон, не слушай его! Он одержим, он хочет власти, он рвется к ней и не станет считаться с чужими жизнями!

— Это неправда!

— Это правда. Я старше и умней.

— Даже если это правда, пусть лучше власть будет у Полоза, а не у вас. Полоз не станет отбирать чужое!

— Ты не понимаешь! Это бунт, это восстание, это гражданская война! Люди будут убивать друг друга, и только потому, что этот простолюдин возомнил себя достойным власти над городом!

— Это ты возомнил, что чем-то лучше меня! И его… — Есеня вдохнул. — Всех нас!

— Нельзя от обиды хвататься за оружие! Нельзя потрясать основы только потому, что кто-то посмотрел на тебя свысока! Неужели ты не видел Кобруча? Неужели ты хочешь Оболешью бедности и голода? К власти придут разбойники, их сыновья разжиреют на отобранных у народа деньгах, а все остальные скатятся в пропасть нищеты. Ты этого хочешь? Власти разбойников?

— Я хочу, чтобы мой отец снова стал добрым и веселым. И мне наплевать, кто придет к власти!

— Ты рассуждаешь безответственно!

— Да мне плевать! — заорал Есеня. — Убирайся прочь! Убирайся! Или я тебя убью! Ты дрянь, ты предатель, ты побоялся сам драться с Полозом, ты нанял убийц! Убирайся!

Избор ссутулился вдруг и закрыл лицо руками.

— Я не хотел никого убивать. Я не хотел, поверь мне… Мне нужен был только медальон.

— Уходи! — взмолился Есеня. — Уходи, или я тебя сейчас убью!

Избор, почуяв его слабину, шагнул вперед, но Есеня с размаху жахнул цепом, целясь Избору в лицо. Тот прикрылся левой рукой, вскрикнул и упал на колени, прижимая руку к животу. Есеня замахнулся еще раз, и тогда Избор испугался, закрывая голову обеими руками.

— Я уйду. Не убивай меня, — сказал он, и Есеня опустил занесенную руку.

— Я бы взял с тебя слово, что ты никогда ко мне не подойдешь, но я не верю твоему слову… — прошипел он.

Избор поднялся на ноги, продолжая прикрываться руками, отошел на несколько шагов и крикнул:

— Вы все — разбойники и убийцы! И есть только одно достоинство в том, что вы задумали: без медальона таких, как вы, будут вешать!

— Ты сам — вор и убийца! — рявкнул Есеня и подобрал нож.

Он долго смотрел на скалу, за которой скрылся Избор, а потом медленно, словно во сне, опустился на колени над Полозом.

— Полоз, — шепнул он и тронул его за плечо, — Полоз, вставай… Они все ушли, слышишь?

Полоз не шелохнулся. Теперь он лежал лицом вверх, в расстегнутом полушубке и разорванной рубахе — разбойники обыскали его и срезали кошелек.

— Полоз, пожалуйста… ну скажи что-нибудь, а?

Есеня тронул его щеку — она показалась ему холодной. Он так испугался этого холода и не верил, что Полоз мертв!

— Полоз! Ну не надо, не надо… — слезы побежали из глаз. Есеня припал ухом к его груди в надежде услышать сердце, и вдруг из горла Полоза вырвался странный булькающий звук, грудь вздрогнула, и приоткрылся рот. Его стошнило! И тут же Полоз закашлялся и захрипел, едва не захлебнувшись собственной рвотой.

Есеня не знал, что делать! Радость от того, что Полоз жив, сменилась отчаяньем: да он же сейчас задохнется! Захлебнется и умрет!

Его вырвало снова, он снова захрипел, и звук этот был так страшен! Есеня потряс Полоза за плечи, чтоб тот очнулся, но это не помогло, только усилило рвоту: она текла изо рта и из носа, конвульсии сотрясали его тело, лицо покраснело и начало наливаться синевой, он задыхался! Есеня запрокинул голову и завыл, сжимая кулаки: от бессилия, от страха, от боли! Слезы капали и текли за воротник и под шапку по вискам.

— Помогите! — заревел он во весь голос. — Помогите! Помогите!

Его голос тонул в шуме прибоя, и ветер уносил крик в сторону.

— Помогите, помогите, помогите! — орал Есеня изо всех сил, потому что ничего больше не мог сделать! Рыдания трясли его грудь, и он захлебывался ими, как Полоз рвотой.

— Помогите! — Есеня закрыл лицо руками, уткнулся носом в колени и шептал: — Помогите… помогите…

Шаги он услышал только когда человек подошел вплотную — море заглушило все остальные звуки: над Полозом склонился старик, худой и одетый в лохмотья, с редкой и длинной бородой, похожей на серую мочалку. Впрочем, смотрел он недолго, перевернул Полоза сначала на бок, а потом положил его грудью на свое колено.

— Ну и чего ты орал? Надо было всего лишь повернуть его голову! — скрипучим голосом сказал старик.

Есеня вмиг перестал плакать. Полоз все еще хрипел, всхрапывал и кашлял. Старик легко постучал ему по спине, а потом сделал какое-то непонятное движение, стиснув ребра Полоза пальцами. Изо рта у него вылилась целая струя, Полоз кашлянул еще раз и замолк.

— Набок голову надо поворачивать, если человека без сознания рвет, чтоб не в дыхательное горло текло, а наружу выходило, — назидательно проворчал старик, — можно и догадаться.

Есеня всхлипнул, сглотнул и вытер нос рукавом.

— Отнесем его ко мне, — старик поднялся. — Я буду держать за плечи, а ты — за ноги. Здесь недалеко.