ГЛАВА 6. ****

Дома я как засел за компьютер в компании невидимого рыцаря Гордиона, так почти всю ночь там и просидел. Зато завершил наконец эпизод с беседой и перешёл к главному — ходьбе по дороге. Ходьба — самое простое, что может быть в мультах. Так я думал раньше. Это так и есть, если ваш герой — палка с руками и ногами. А если это человек и вы хотите наделить его особенностями — например, плавностью движений, прихрамыванием на левую ногу, — тогда это на полдня работы. Но у меня оставалось всего полночи, и их я решил потратить на сон.

— Ты чё, сдурела? Какое замуж?! Ты хоть понимаешь, на что идёшь? Тебе ещё нет шестнадцати, а ты собираешься стать женой и, может быть… матерью?! — орала на меня какая-то крупная женщина в бигуди и розовом платье, напоминающая вахтёршу нашего юнэмирситета. Я стоял, вжав голову в плечи, и молчал. Мне было не по себе.

— Я ещё раз повторяю: ты сдурела?

— Нет… — пролепетал я женским голосом и заволновался. Интересно, в каком же я платье?

— Посмотри на себя! Тебе вообще не идёт белое, в подвенечном наряде ты будешь смотреться как обезьяна!

— Но, мама… — зачем-то попытался возразить я, но женщина завопила ультразвуком.

— Никаких мама!!! Завтра идём в театр, и ты пойдёшь в чёрном и закроешь лицо вуалью. Эх, за что бог даровал мне такую страшную дочь?

Я глянул в огромное зеркало в два моих роста и ужаснулся. Я был одет в белое платье, которое, несомненно, на девушке сидело бы хорошо, а на мне, нелепом мужике с глупым лицом… и стоял я в такой позе, словно готовился защищаться. Кроме того, в руках у меня была швабра.

— Оставь куклу и иди убирайся в комнате, — приказала мне мать (вот ужас-то, а ведь для кого-то вахтёрша и правда мать!) и удалилась. Я покосился на швабру, потом опять на себя. У меня на голове был парик, похожий на пучок белых ниток. Я протянул руку, снял его… и воззрился на свою абсолютно лысую голову.

— Хм, — проговорил я. — Я — лысый.

Ничего не изменилось. Всё то же нелепое белое платье с дурацкими пышными рукавами на моих мужских плечах, растрёпанный парик в руке — и лысая голова.

— Я — лысый! — на этот раз с гордостью провозгласил я и стал любоваться на себя в зеркало. Вдруг моё лицо стало приобретать фиолетовый оттенок, шея — вытягиваться и становиться длиннее, на ней отчётливо проступил кадык. Вскоре моё лицо заняло всё зеркало, улыбнулось мне широким ртом с двумя чёрными зубами и радостным баском произнесла:

— Я — Лысый!

Вот тебе и раз. Мои сны всегда печальны, потому что так или иначе связаны с прошлым. Но сейчас почему-то приснилась какая-то ерунда, символизирующая… будущее?

Я сел на кровати и помотал головой. Так что же, у меня в будущем будет фиолетовое лицо и два чёрных зуба? Спасибо, великие боги, но ваш вещий сон мне не понравился.

А вот существо — даже очень. Забавное. Назову его Лысый. Только вот… какой у него будет пол? Вроде как это я, выходит, мужчина. Но ведь в платье, и в роли женщины… да, сложно. Подумаю об этом на досуге.

До звонка будильника оставалось пять минут (я поставил его на девять), и я отключил его. Завтракать не стал, потому что решил сделать это вместе с Реной. Я успел ещё раз просмотреть то, что сотворил вчера, убедиться, что получилась полная ерунда (я всегда убеждаюсь в этом после второго просмотра, а после третьего убеждаюсь в обратном), записать в тетради «Лысы» и нарисовать существо из сна.

И уже без двадцати десять я был у калитки.

Наверное, у Рены тоже была такая проблема: приходить раньше, чем надо. Судя по её красному носу, ждала меня она уже давно. Я радостно помахал ей рукой и взял под локоток, потому что сомневался, что сама она сможет сдвинуться с места. Девушка напоминала вросший в снег памятник швее — с чемоданом в руках, сосредоточенным взглядом. И в моих перчатках.

— Ну как, тёплые? — поинтересовался я, усиленно игнорируя взгляды из многочисленных окон и из-за углов.

— Отличные… — довольно произнесла Рена. — Они такие мягкие внутри… хорошо, что коричневые, нам такой можно.

— Чёрный, серый, коричневый, белый по праздникам, все тёмные тона, не больше трёх цветов одновременно, — вспомнил я. Сам я в детстве старался одеваться в чёрное, чтобы не было проблем ни у меня, ни у родителей. А когда исполнилось восемнадцать, то есть я стал полностью совершеннолетним и за свои поступки отвечал сам, начал изредка нарушать правила. Например, один раз мы с ребятами забрали у мальчишки-юнэми красную майку, и я в ней ходил. Пять дней, пока меня не остановил исит и не решил оштрафовать. Я тогда милостиво согласился расстаться с майкой, но только если он сам с меня её снимет. Штраф, так уж и быть, я согласился не выплачивать. Исит (вероятно, новенький) возмутился, но я спокойно стоял перед ним и предлагал отобрать майку. Сперва исит хотел меня схватить, но через некоторое время понял, что проку нет, и принялся стягивать майку. А я был не против, только не способствовал этому. Стоял и не шевелился. Согласитесь, сложно снять майку с человека, который стоит, уперев руки в бока. В итоге исит всё же снял её, но порвал боковой шов. Тогда он плюнул и ушёл, и зарёкся иметь дела со мной.

— Да… ты знаешь законы кауру? — Рена удивлённо посмотрела на меня.

— У нас в юнэмире библиотека хорошая, там любой закон можно найти. Я всеми кастами интересуюсь, — ответил я. И, главное, ни в одном предложении не соврал!

— Я тоже книги люблю читать, — сказала Рена. — Особенно фантастические. Про миры, где все равны и никто никого не угнетает… юнэми ведь тоже чувствуют какое-то угнетение, иначе не писали бы таких книг. Знаешь, кого я люблю больше всего?

— Кого?

— Коэнент Мертинами, я прочла все его книги! И «Вечность смертных», и «Суровый», и «Три бога и один человек»… замечательные книги!

— Ага, «Суровый» — это где один парень спасал мир от зла, но никогда не улыбался, — вспомнил я.

— Неправда, один раз он улыбнулся, в конце!

— Это для пущего эффекту, — махнул рукой я. — А так — ни разу.

— Зато он добрый был…

— А мультики ты любишь? У вас вообще телик есть в доме?

— Да, есть на каждом этаже общий, — кивнула Рена. — И ещё у воспитателей, не у всех. Но я последнее время их не смотрю вместе со всеми. Я вообще стараюсь держаться одна. Знаешь… кажется, они меня боятся, — девушка хитро посмотрела на меня и улыбнулась. — И правда: сработало!

— А то! — я расплылся в улыбке и произвёл рукой какой-то жест. Мне показалось, что получилось красиво, и я повторил, внимательно присматриваясь к руке, но заметил, что Рена подозрительно косится на меня, и резко засунул руку в карман, виновато кашлянув. — Я… это… ты не обращай внимания, я псих немного… бывают у меня заскоки…

— А, это! — Рена облегчённо махнула рукой. — У нас полдома такие. Тарин ходит взад-вперёд по коридору и иногда бьётся головой о стены, Куласата вообще понять невозможно, он один раз сказал «едет по дороге пузатый грузовик» — мы и то радовались, что смысл есть. Ещё Исит есть, так он себя настоящим иситом возомнил и требует, чтобы его устроили в иситскую-7. Не понимает, что имя — не призвание.

— Имя — не призвание, — согласился я и (хотел про себя, а вырвалось вслух) добавил. — Имя — проклятие.

— Проклятие?

— Ну сама посуди, — я принялся за только что придуманные объяснения, хотя сперва меня прошиб пот, когда я понял, что сказал. Эх, благодарю богов, что наделили меня находчивостью туранэ! — По всему городу ходят слухи об ужасном Лиане. Парни спешно меняют имя, новорождённых детей так не называют. А я? Мне теперь что, удавиться, что ли? Моё имя — это настоящее проклятие. Все, кто со мной знакомятся, сразу спрашивают: «Ты тот самый Лиан? Тот самый Лиан? ТОТ САМЫЙ ЛИАН?» Знаешь, как надоело!

— А ты соглашайся, говори, что это ты и есть, посмотришь, как они отреагируют.

«Да, хорошая идея».

— Да я всегда так говорю. Каждый раз. Меня уже тошнит от этого. Гляди — вот мой подъезд!

Наконец мы смогли спрятаться от мороза (несмотря на солнце и плюс два, тепло не стало), оказавшись в помещении. А когда наконец достигли квартиры, Рена не боясь сняла куртку и аккуратно повесила на плечики.

— Я тут шорты закончила и майку одну, только ничего ещё к ней не пришивала, — девушка наклонилась к чемодану и щёлкнула застёжками.

— А ты и не… Рена, ты чего чемодан здесь открываешь? Ты бы в комнату прошла, что ли… — я легонько пихнул её в спину и крикнул вслед. — Так ты не пришивай ничего, я новый рисунок произведу. Потом пришьём.

— Ладно, — раздался голос из комнаты. Я разделся и отправился на кухню готовить обед. Ну или завтрако-обед. Нужно было хорошенько подкрепиться перед тренажёрным залом.

— Семь минут, — довольно объявил я, появляясь в комнате и потирая руки. Рена стояла на четвереньках перед моей складной швейной машинкой, которую она разложила на полу, и смотрела на неё то ли с ужасом, то ли с отвращением, то ли с жалостью. Я замер в дверях.

— Ты что, машинку достала?

— Да, я… — Рена повернулась и хотела что-то заявить, но тут её взгляд стал виноватым. — Не надо было, да?

— Да нет, как раз очень надо было, но… просто она тяжёлая, и… ты что там так рассматриваешь?

— Это ты с ней так? — Рена опять покосилась на машинку, словно она была пациентом без рук и ног, а я — незадачливым хирургом. — Ты на ней шил?

— Ну, шил — громко сказано, — нервно хихикнул я. — А что?

— Да у тебя тут иголки нет и нитка совсем запуталась… и, кажется, косой стежок стоит…

— Косой?! — возопил я. — Так вот почему я не мог пришить? Урра-а-а!!! Оказывается, всё нормально, просто стоит косой стежок! А… что это такое? — я перестал хохотать и опустил руки.

— Это настройка такая, когда иголка не ровно шьёт, а уголками. Лиан, машину ведь нужно было сначала настроить…

— А ты умеешь?

Рена не ответила, только многозначительно усмехнулась. Я безоружно развёл руками, мол, чего с меня взять, с юнэми. И это было правдой: выражение «Что с него возьмёшь, это же кауру!» — было ерундовым, потому что кауру умели почти всё. Всё, что нужно делать руками. Не удивлюсь, если Рена способна создавать горшки из глины и собирать автомобили.

Наконец пиццы были готовы, и я водрузил их на журнальный столик, придвинутый ближе к жёлтому креслу, на котором сидела Рена. Сам я устроился рядом на полу. Я всегда ел в таком положении, потому что столик был довольно низкий, и ещё потому, что привык. Девушка оглядела стол. Ничего особенного там не было — только пиццы, пару апельсинов, три банана (последние) и чай. Но Рена была довольна.

— Однажды мы с подругой заработали денег и пошли в пиццерию, купили самую маленькую и дешёвую на двоих, и сок. Вот здорово было…

— Попробуй мою пиццу, авось тоже вкусна! — предложил я и ухватил зубами кусок. Чудо-кетчуп, славная ветчинка, сыр, соус и кругляшок помидора… эх, люблю я пиццу! Вот если бы пару оливочек…

— Рена, а ты можешь собрать автомобиль? — вдруг спросил я.

— Н… нет, — опешила девушка. — А что, тебе надо?

— Да нет, я просто спросил. Хочешь мой мультик посмотреть?

— Твой? Ты их рисуешь?

— Я создаю их! — я многозначительно воздел палец вверх и потянулся за диском. Хорошо хоть не сказал «созидаю», не нужно сразу выявлять свою манию величия. — Вот: мой первый мультик, помещенный на диск, — Неудачливый Боксёр! — я раскрыл коробку, убедился, что в ней пусто, и включил телевизор. — Сейчас будем наслаждаться просмотром под мерное пережёвывание пищи. Ты как вообще к дурацким мультикам относишься?

— Очень хочу посмотреть, — созналась Рена и взяла свой кусок пиццы. У неё была с грибами. Я радостно нажал на кнопку пульта.

— Встава-ай и бе-ей в свой ба-арабан!.. — заорал Боксёр дурацким голосом. Голос, конечно же, был мой, но обработанный на микшере, поэтому казалось, что это говорил другой человек. Не могу же я всех озвучивать одинаково. А кто, вы думаете, за женщин говорит?

— Я эту песню уже слышала, — вспомнила Рена и посмотрела на меня. Я смутился.

— Ну да, это будильник у меня… как песенка?

— Весёлая, — улыбнулась девушка и принялась с интересом наблюдать за Боксёром, который колотил грушу и никак не мог по ней попасть. Я улыбнулся. Похоже, несмотря на все горести, постигнувшие её, Рена всё же видит в жизни хорошее и старается ухватить как можно больше. Как приятно понимать, что это хорошее даю ей я…

И неплохо было бы брать с неё пример. Во всяком случае, ей не лучше, чем мне: сирота, любимого человека убили, друзья оставили одну… ситуация похожа на мою. Только я затворился в своей раковине и изредка высовываю наружу усики, делая вид, что такой, как все, и живу полной жизнью. Но на самом деле я только хочу ею жить, но… не могу? Да нет, я всё могу. Тогда — боюсь? Хе-хе, уже нет! Иерарх у меня на крючке. Я уверен в этом точно так же, как был уверен в том, что пришедший ко мне на прошлой неделе сантехник — человек Иерарха, что Маднотора убил Милицер, что если мне по мизинцу треснуть трёхтонным блоком, треснет скорее блок. Я просто уверен, а уверенность Лиана — штука значимая. Выходит, мне можно выкинуть прошлое в мусорку и глядеть вперёд, брать от жизни лучшее…

Ну да, а где мне взять доброго человека из высшей касты, который тоже страдал, и теперь хочет подарить мне немного счастья? Хорошо бы, если бы меня пригласил на обед какой-нибудь ольто. Вот мы бы побеседовали!..

Я покосился на Рену. Смотрит, не отрываясь. Здорово, что ей нравится, значит, понравится и Пиггес. Покажу его в следующий раз, а под конец вручу мягкую игрушку. У меня пока нет, но недолго заказать.

Так о чём я сейчас думал? Ах, да, о себе. Постоянно думаю о себе. Хватит! Нужно не думать, а действовать! Начну с… нет, завтра побуду ещё тем, кем хочу, а вот потом, когда вернусь из Чойна… ну, держитесь, выдумщики, держитесь, теперь я не буду выпутываться из сетей ваших слухов. Теперь эти сети станут для меня родным домом, я буду владеть ими, я буду ими пользоваться, я… ох я развернусь! Нельзя же, в конце концов, всю жизнь так прожить, как я сейчас: в одиночестве и в страхе перед бессмертием! Да, я этого опасаюсь, потому что: как? Я этого не представляю. Хотя, возможно, от старости.

И вообще я добрый. Ясно? Я — добрый! Я буду творить добро. И пусть меня считают жестоким убийцей и истязателем — пусть сначала докажут!

В конце концов: завтра же утром пойду гулять по району и всем говорить, что я Лиан, при этом хлеща себя железной цепью и хохоча во всё горло! А потом брошусь грудью на кол! А потом кинусь с девятого этажа наземь! А потом… потом…

Уфф! Надо отдышаться. Эти мысли — сродни моему всеобщему отрицанию, когда у меня что-то не получается, и я зарекаюсь впредь за это браться. На самом деле это просто слова. Вот и сейчас: слов много, но они бредовы, их надо трансформировать в разумное действие.

Я глянул на экран, на Неудачливого Боксёра, которого избивала метлой дородная уборщица, потом на Рену, уже доевшую пиццу и увлечённую просмотром. Потом я представил, что каждый человек — неважно, какой касты, — сидит так перед телевизором и смотрит мои мульты. И понял: так будет, и чтоб мне руку поранить, если нет!