Глава 6. Интермеццо восемнадцатое — спасательная вылазка; на войне, как на войне.

Интермеццо восемнадцатое — спасательная вылазка; на войне, как на войне.

— Я возвращаюсь! — Сказал я, когда дыхание соизволило навестить моё горящее горло.

— Я тоже! — Заявила Анхе.

— Нет, ты не можешь оставить галеру и команду! — Возразил Огнеплюй, который выглядел, как выжатый лимон.

— Ничего с ними не случится! Щетинка и Заноза справятся, а с нами пойдут Пчёлка и Моника. Я не могу оставить Клюкву и Кисточку в беде, ведь они может быть ещё живы!

Да, среди нашей команды не хватало именно Клюквы, с которой я накануне обошёлся, мягко говоря, резковато. Имя второй пираньи происходило от того, что на её ушах, остреньких от природы, росли самые настоящие кисточки из белой шерсти. Она очень гордилась этими кисточками и потому подрезала волосы короче всех остальных девушек, чтобы это украшение было лучше видно!

Теперь их приходилось спасать, причем, чем скорее мы начнём это делать, тем больше у нас шансов на успех, хотя я, честно говоря, не очень-то надеялся на благополучный исход. Но попробовать стоило! Именно тогда я в первый раз приладил вертлюжную пушку к доске, грубо отёсанной топором, получив, таким образом, примитивную, но могучую бомбарду, которую повесил на верёвочный ремень, перекинутый через голову.

Солнце уже скрылось за горизонт, когда мы отплыли на, наскоро сколоченном, плоту, так-как лодки на галере, увы, не было. Утешало одно: река должна была привести нас прямо к монастырю. Плохо было другое: мы не имели никакого представления о том, как попасть внутрь. Не лезть же обратно в подземный ход?! Он наверняка охраняется или забаррикадирован. Главные ворота тоже не годились, они в этот час, конечно, закрыты, к тому же все помнили, что вышло в прошлый раз, когда мы сдуру пошли этим путём.

Больше всего я полагался на разведку Огнеплюя, который сейчас сидел на носу плота и похоже спал. Когда мы добрались до монастыря, была уже глубокая ночь. Сказать, что мы при этом устали значит, ничего не сказать. Мы вымотались! Лично я не чувствовал ни рук, ни ног. Девушки, правда, не жаловались, но я видел, как дрожали руки Анхе, державшей шест, и понимал, что нам не обойтись без привала.

Но вот, наконец, чёрная громада монастырской крепости выросла на фоне звёздного неба. Впечатление чудовищной мрачности усугублялось тем, что на вершине башни над воротами полыхал яркий огонь! Там, наверное, жгли костёр в надежде рассеять мрак перед входом. Судя по неровным сполохам с другой стороны монастырских стен, там тоже было своё освещение. Хорошо ещё, что монахи не догадались поставить позади костра зеркало или хотя бы лист железа, а то у них мог бы получиться настоящий прожектор. Но всё равно, надо было быть осторожными и стараться не выходить на освещённые участки.

Мы причалили за небольшим холмом и, сойдя на берег, повалились без сил на землю.

— Что будем делать? — Задала Анхе вопрос, который крутился у меня на языке.

— Надо подумать! — Ответил я и тут же понял, что сморозил глупость, ведь мы уже несколько часов только и делали, что думали, пока добирались сюда.

— Я слетаю! — Просто сказал Огнеплюй и тут же скрылся во мраке.

Если честно, то я перевёл дух с облегчением. Во-первых, пока он там летал, можно было отдохнуть, а во-вторых, теперь всё зависело от того, какие известия принесёт на хвосте наш разведчик.

— Надо было подойти сюда на галере и шарахнуть по стене из "Мамки"! — Проворчала Анхе после получасового ожидания.

Мамкой она почему-то называла самую большую пушку, которая была на судне.

— Мамка с этим базальтом не справится. — Попытался объяснить я. — Эту пушку делали не для осады крепостей, она вообще предназначена для наземных сражений в поле...

Но Анхе только перевернулась на другой бок, всем своим видом показывая, что мои познания в артиллерии ей не интересны. Прошёл ещё час, может быть и больше. Мне страшно хотелось спать, но внутреннее напряжение не давало сомкнуть глаза ни на минуту. В конце концов, я, наверное, всё же задремал, но это длилось лишь мгновение не больше. Однако я успел увидеть сон, в котором летел под облаками, расправив крылья, и любовался на Анджелику, резвящуюся и выписывающую петли, словно юная дельфинья! Вдруг я услышал хлопанье крыльев, и нас накрыла непонятная тёмно— красная тень! Сквозь пелену облаков к моей любимой протянулись две красные, хищные и когтистые лапы, я рванулся вперёд… и проснулся! Перед нами сидел Огнеплюй, это хлопанье его крыльев я услышал во сне. Даже в темноте было видно, какой у него усталый вид.

— Они живы! — Проговорил он, едва переведя дух.

— Где они? — Почти выкрикнула Анхе, забыв об опасности.

— В темнице монастыря, где же ещё? — Пожал плечами попугай. — А темница, соответственно, в подземелье! Я сам там не был, но слышал, как два монаха говорили, что наших подруг кинули именно туда. Кстати их казнят на рассвете, если мы не поторопимся. Братия уверена, что им попались две дьяволицы и долго оставлять их живыми опасно!

— Всё, пошли! — Анхе выпрямилась во весь рост и собралась идти к монастырю напрямик.

— Подожди! — Огнеплюй загородил ей дорогу, расправив крылья для убедительности. — Я знаю, как туда войти… ой!

Он не договорил потому, что его сгребли в охапку девичьи руки, которые при желании могли быть весьма жёсткими.

— Как? — Спросила Анхе, поднося смятого попугая к лицу, как будто хотела поближе его рассмотреть.

— Те два монаха, разговор которых я подслушал, часто бегают по ночам к девке из соседней деревни, которая не отличается строгостью поведения, зато любит принимать благословения святых отцов! И их серебро тоже. У них для этого припасена верёвочная лестница, которую они спускают из окна кельи, расположенной так, что свет от костров на дозорных башнях не освещает этот участок стены. Как раз сегодня один из них собирается в ночное приключение, а другой должен караулить. Видишь ли, вдвоём они не уходят, хитрые! Поэтому, если ты сейчас не сломаешь мне крылья, то я могу показать это место!

Анхе отпустила попугая, который тяжело плюхнулся на землю, но тут же взлетел мне на плечо, обругав вполголоса свою воспитанницу не слишком лестными словами.

Итак, мы пошли, стараясь ступать, как можно тише и согнувшись пополам. Если у пираний получалось таким образом стать незаметными, то я, наверное, выглядел смешно со стороны, ведь мне приходилось к тому же тащить пушку и сумку с зарядами. Однако всё обошлось.

Участок стены со слабо светящимся окном наверху, располагался как раз между двумя конусами света от дозорных костров и был недоступен для наблюдателей в монастыре, но хорошо виден со стороны. Подойдя к самой стене, мы увидели крепкую лестницу, сплетённую из верёвок, способную выдержать большой вес.

Значит, блудливый монах уже отправился к своей бабёнке! А ещё это значило, что другой ждёт его наверху и с ним придётся разобраться по-тихому. Быстро объяснив девчонкам, что на монаха, возвращающегося со свидания, я похож больше чем любая из них, я оставил большую часть своей поклажи внизу и полез вверх по лестнице. Надо признать, это было нелегко! Ступени у этого сооружения были тоже верёвочными, а потому ловить каждый раз их ногами оказалось занятием непростым и утомительным. Но вот, наконец, окно! Нет, не окно, а узкая бойница, в которую я едва протиснулся боком.

— Брат Ансельмий? — Раздалось из темноты помещения, освещённого крохотным огоньком свечного огарка. — Ты что так рано, брат Ансельмий?

Ко мне из темноты шагнула фигура в рясе с капюшоном. Судя по всему, монах был мужиком здоровенным, впрочем, таким и должен быть рыцарь воинствующего ордена. Я лихорадочно соображал, что бы такое соврать в ответ, но тут он вскричал:

— Да ты не брат Ансельмий! Кто же ты?!

Я понял, что остаётся только одно — заставить его замолчать и, что было силы, двинул его в живот кулаком! С таким же успехом я мог ударить бронзовую статую! Как я только руку не сломал о железный пресс этого идола?

У монаха не было никакого оружия, но своё я тоже вытащить не смог. Просто не успел, так-как громила обхватил меня своими ручищами и сдавил словно в железных тисках! Вот, когда пригодилась выучка Ванхагена! Я получился человеком не маленьким, но тут нарвался на того кто был явно сильнее меня! Однако раздавить мои мускулы, накаченные жестокой тренировкой в ученическом доспехе, ему не удалось! Мы рухнули на пол и принялись кататься по келье, сшибая и опрокидывая всё, что попадалось на пути.

Я тогда ещё подумал, что сейчас он позовёт на помощь и наша экспедиция провалится, но мой противник молчал. По-видимому, он не хотел, чтобы кто-либо узнал об их с братом Ансельмием ночных похождениях. Барахтаясь в железных объятиях, я уже начал чувствовать, что мои силы уменьшаются, но вдруг сверху раздалось звонкое — "Бо-ом!" и хватка монаха ослабла! Я спихнул с себя обмякшее тело и увидел Анхе сжимающую в руках мою пушку. За девушкой стояли обе пираньи, а на подоконнике сидел Огнеплюй.

— Долго же ты! — Презрительно бросила пиратка и, сунув мне пушку, направилась к единственной двери.

То, что Клюкву и Кисточку надо искать в подземелье было ясно, но как до этого подземелья добраться? Сперва требовалось оглядеться вокруг и сообразить, где мы находимся.

Келья, в которой мы очутились, была завалена всяким хламом — вёдрами, мётлами, тряпками, мотками верёвки и прочей ерундой. По-видимому, в ней никто не жил, и её использовали, как подсобное помещение. Конечно, именно тут легче всего было спрятать верёвочную лестницу!

Судя потому, что никто не прибежал на звуки нашей борьбы, смежные помещения тоже были необитаемы. За дверью, массивной и прочной, как и все двери в этом месте, оказался коридор, слабо освещённый бледным светом звезд, льющимся из окон-бойниц, прорубленных в противоположной стене и выходящих во внутренний двор. По другой стене тянулся ряд дверей, таких же, как та из которой мы вышли. Оба конца коридора терялись во мраке.

Мы пошли наугад направо и упёрлись в глухую стену. Что ж, если здесь был тупик, то с другой стороны должна была быть лестница. Представьте моё удивление, когда пройдя налево, мы оказались в таком же тупике! Некоторое время я стоял и тупо рассматривал кирпичи, а девчонки вопросительно смотрели на меня. Если я имел хоть какое-то представление об обиталищах человека, то они в этом деле были совершенными новичками. И тут меня осенило!

Лестница должна быть за одной из дверей! Больше ей просто негде было быть. Я бросился к дверям… и конечно все они были заперты! Все, кроме той, которая вела в известную нам келью. Вот это был сюрприз! Моя голова тут же пошла кругом. Мне показалось, что вся беда была в том, что сам я маловато знал о мире, в котором очутился. Наверное, существует какой-то простой способ найти эту треклятую лестницу, но мне он не ведом, вот я и бьюсь, как муха в стекло!

— Может, спросим у того мужика? — Съязвила Анхе шёпотом.

Она хотела просто пошутить, но я тут же бросился обратно в келью-подсобку. Само собой расспросить поверженного монаха не было никакой невозможности: затылок бедняги был разбит ударом чугунного пушечного ствола и сейчас его наверно расспрашивали о чём-то на небесах. Оставалось обыскать его труп, ведь как-то он попал сюда и не один, а с братом Ансельмием?

Мои поиски были недолгими — тяжёлая связка ключей, скреплённых широким и толстым железным кольцом, нашлась подвешенной к поясу моего недавнего противника. Теперь осталось узнать, какая дверь нам нужна, но это оказалось не так просто! Дверей было ровно десять, и как раз десять ключей висело на связке. Ни о какой нумерации речи, конечно не было. Я сделал просто — прошёл в конец коридора и принялся пробовать ключи один за другим. На седьмом мне повезло, и первая дверь со скрипом отворилась. За дверью была необитаемая келья, пустая и пыльная. То же самое ждало нас и за следующей дверью. Третье помещение было заставлено пустыми бочками и корзинами, потом были кельи до потолка загруженные туго набитыми мешками и всё в таком же духе. Как вы думаете, за какой дверью нашлась-таки вожделенная нами лестница? За десятой конечно! Ну что бы нам стоило начать свои поиски с другой стороны?!

Лестница была винтовая, ничем не освещённая и шла вниз. Сейчас мы находились на верхнем этаже, но я помнил, что этажность в средневековых строениях соблюдалась не строго. Чаще всего они вообще были выстроены, как попало, без единого плана. Просто, сначала возводились стены и центральная башня, а потом каждое новое поколение хозяев пристраивало к этой основе что-то своё. В результате получалось хаотичное нагромождение построек снаружи и настоящий лабиринт внутри. Конечно, именно это придавало старинным крепостям их неповторимый романтический шарм, но сейчас нам приходилось решать настоящий ребус, а подсказок-то и не было!

Винтовая лестница, состоящая из бесчисленного количества витков, от которых у меня закружилась голова, привела нас к очередной двери, по счастью не запертой. За дверью был такой же тёмный коридор, но вместо десятка дверей он имел несколько ответвлений уходящих в темноту. Нашим источником света был огарок свечки, позаимствованный в первой келье, и я опасался, что его надолго не хватит. Факелы делать было опасно, они могли легко выдать наше присутствие, а использовать собственный огонь для освещения означало самонадеянно расходовать энергию, которой в нужный момент могло не хватить.

По счастью до сих пор нам не встретилось никого, но с другой стороны мы не знали где искать вход в подземелье. Приходилось действовать наугад, а если не получится, то оставался один путь — найти, кого-нибудь из монахов и допросить его с пристрастием. Учитывая, какие здесь водились монахи, последний вариант предполагал ещё одну драку и был слишком рискованным.

Выбрав ответвление коридора, которое показалось пошире остальных, мы двинулись по нему и очутились в трапезной. Это я понял по ровным рядам столов и скамеек, в настоящее время пустующих. Пришлось вернуться, делать тут было нечего.

Следующий проход привёл нас в подобие храма. Я плоховато разбираюсь в этих вещах, но просторное помещение лишённое какой-либо мебели, но со строго украшенным алтарём у дальней стены, скорее всего, было молельней и местом собраний святой братии.

Здесь нам повезло, так повезло! Худой, долговязый подросток, одетый в какой-то мешок, неторопливо водил по полу веником на длинной палке. Он был настолько сонным, что даже не заметил нашего присутствия, а если и заметил, то принял нас за местных обитателей.

Не успел я сообразить, что с ним такое сделать, как парня сбили с ног, приложили об пол, приставили нож к горлу и сунули в рот кляп. Я наклонился и заглянул в круглые от ужаса глаза этого служки, на котором сидели три юные ведьмы. Несчастный был в полуобморочном состоянии и, похоже, не мог сопротивляться.

— Сейчас я выну кляп из твоего рта, и если ты не будешь кричать, то тебя не убьют! Кивни, если понял. — Сказал я ему самым спокойным и ледяным голосом, на который был способен.

Парень кивнул, и я вытащил у него изо рта засунутую туда тряпку. Громкий вопль потряс каменные своды, отразившие звук многократным эхом! Я тут же затолкал кляп обратно и с трудом удержал руку Моники, собравшейся перерезать мальчику горло. Звуки утонули в камне, и вокруг снова воцарилась гулкая тишина. Я ожидал, что сейчас раздастся топот ног и звон оружия, но на крик мальчишки никто не явился. По-видимому, братия крепко спала, где-то в отдалённых пределах крепости, откуда этот звук не был услышан.

Тогда я сделал следующее: взял парня за горло одной рукой так, что мои пальцы сомкнулись вокруг тощенькой шеи и слегка сдавил. Затем снова заглянул в его глаза, готовые выскочить из орбит и сказал проникновенно:

— Если ты ещё раз издашь хоть один звук без разрешения, клянусь, я сверну тебе шею, как цыплёнку!

Парень закатил глаза и я понял, что сейчас с ним случится обморок. Этого нельзя было допустить. Тогда я стряхнул с него девиц, взял за плечи, поставил на ноги и угостил лёгкой затрещиной, от которой он тут же пришёл в себя. Снова взяв его за горло, я опять вытащил кляп, слегка ослабил хватку и спросил:

— Ты знаешь, где вход в монастырскую темницу?

Он издал, какой-то хрип, но кивнул утвердительно.

— Сможешь нас туда провести?

Снова кивок.

— Тогда пошли, но имей в виду — один лишний звук или ненужное движение и ты — покойник, понял?

Он понял, но поглядев в остекленевшие от страха глаза парнишки, я боялся, что он может снова хлопнуться в обморок.

Мальчик повёл нас прочь из молельни, и вскоре мы запетляли по бесчисленным коридорам и помещениям монастыря. На всякий случай я держал руку на плече парня, но всё же боялся, что он снова захочет подать сигнал своим и тогда мне уже не удастся удержать кровожадных девиц от расправы. Несколько раз мы едва не столкнулись с вооружённым патрулём, из двух, а иногда и четырёх святых отцов и тогда приходилось прятаться. Я чувствовал, как у меня под рукой вздрагивает плечо парня и, чтобы избавить его от искушения, возвращал руку ему на горло. Но вот, наконец, наш проводник остановился перед очередной бронированной дверью и прохрипел:

— Это здесь!

Ну, конечно дверь оказалась запертой! Чудо ещё, что возле неё не стоял часовой!

— У кого ключи? — Спросил я.

— У отца Ансельмия, он наш ключник! — Был ответ.

Каррамба! Впрочем, мне хотелось выругаться ещё покрепче! Значит, ключи от монастырской темницы лежали сейчас на какой-нибудь лавке, вместе с рясой и штанами, в доме весёлой бабёнки, в то время, как лицо за них ответственное эту самую бабёнку… Н-да. Госпожа Удача решила сыграть с нами злую шутку!

— Ещё есть вход в подземелье? — Спросил Огнеплюй.

— Нет! — Вскрикнул парень, и я не понял, был ли это ответ на вопрос или испуг при виде говорящей птицы?

— А есть ещё ключи? — Задала самый разумный вопрос Анхе.

— Й… есть! У отца-настоятеля есть свои ключи от всех дверей!

— Веди нас к отцу-настоятелю! — Приказал я.

— Он не отдаст вам ключи! — Ответил служка, вдруг окрепшим голосом, в котором даже послышались насмешливые нотки.

— А мы хорошенько попросим его! — Медовым голосом пропела Анхе и для убедительности погладила мальчика по щеке рукой, в которой был зажат небольшой, но острый, как иголка кинжальчик.

Малыш сглотнул, втянул голову в плечи и показал в сторону лестницы ведущей вверх. Я не очень хорошо представлял себе, как именно мы будем "хорошенько просить" отца-настоятеля отдать нам ключи. Скорее всего, почтенный глава этого богоугодного заведения в такой поздний час спит сном праведника за закрытой дверью, а каковы здесь двери нам уже пришлось узнать на собственном опыте.

Пока мы поднимались по очень крутым и на удивление неудобным ступенькам, в моей голове роилось множество мыслей и планов о том, как нам попасть в покои святого отца, но тут это место, богатое на сюрпризы, преподнесло нам ещё один: настоятель не спал, и дверь в его келью была приоткрыта.

Правда, больше всего меня поразило не это, а реакция нашего пленника. Он не только совершенно растерял весь свой страх, но буквально сиял, как начищенный пятак и, казалось, едва сдерживался, чтобы не пуститься вперёд вприпрыжку! Только моя рука на плече этого парня сдерживала его радостные порывы.

Итак, мы оказались напротив приоткрытой двери, из которой лился спокойный неяркий свет, ну и конечно вошли в неё. За дверью был коротенький коридор оканчивающийся кельей чуть побольше прочих подобных помещений, в которых нам довелось побывать. У левой от нас стены располагалось грубое деревянное ложе покрытое, какой-то дерюгой, которое конечно служило постелью хозяину. Правая стена была сплошь завешена оружием и доспехами, за исключением того места, которое занимал стеллаж уставленный книгами.

Впрочем, всё это я разглядел краем глаза, так-как моё внимание было полностью поглощено личностью самого отца-настоятеля. Преподобный, (или, как там его следовало называть?), сидел за столом и что-то писал. Сразу скажу вам, тот монах, с которым мне пришлось бороться, когда мы только проникли в монастырь, ростом наверно был подмышку своему духовному и ратному начальнику!

Даже в сидячем положении фигура главы местной братии, внушала трепет. Локти этого великана не помещались на столе и свешивались далеко за пределы столешницы. Голова, напоминавшая стог сена, сидела на могучих плечах, которые были наверно вдвое шире моих. Лица почти не было видно из-за гривы волос и широченной светлой бороды, которая дала бы фору той, что украшала физиономию Ванхагена!

Перед нами сидело само воплощение дикой физической мощи, какое вообще доступно человеческому виду! Это была громадина внушающая страх, но вопреки расхожему мнению, в его глазах не было скотской тупости, свойственной переросткам людского племени. Наоборот, в них светился ум, проницательность и властность. Они обладали даже каким-то магнетическим, завораживающим свойством, так, что я не сразу сообразил, что вот уже некоторое время стою, ничего не предпринимая, и просто таращусь на отца-настоятеля! То же самое происходило и с моими спутницами. Всех нас из оцепенения вывел крик мальчика-служки:

— Падре! Падре! — Вскричал он. — К вам сам господин Сатана и его дьяволицы!

Реакция хозяина кельи была незамедлительной — он выпрямился во весь рост, (причём моя голова оказалась на уровне его груди, а высокого потолка едва хватило, чтобы он не задел его макушкой), перекрестился, бормоча молитвы, и ни слова не говоря, запустил в нас столом, за которым только что сидел!

Если бы не выучка моего ярла, не бывать бы тогда головы у меня на плечах! Я успел упасть на четвереньки, а девушки, проявив нечеловеческую ловкость, брызнули в стороны! Меньше всего повезло парню, плечо которого я выпустил: дубовая столешница задела его лишь краем, но этого хватило, чтобы отшвырнуть незадачливого служку, словно детскую куклу, к стене, где он припечатался затылком и тут же рухнул, как мешок с мукой. Я так и не узнал, погиб ли он от страшного удара или остался жив. Выяснять это было некогда, приходилось соображать, как выбраться из западни самим.

Хуже всего было то, что обломки стола надёжно забаррикадировали дверь, и мы оказались в роли мышей запертых с котом в тесной клетке! Ручищи великана-настоятеля выстрелили вперёд и пальцы правой тут же сомкнулись на талии Анхе, а в левой забилась и зашипела, как дикая кошка, Пчёлка!

Я выхватил саблю и что было силы, рубанул этого громилу по запястью! Клинок, которым я на острове с одного взмаха ухитрялся срубить пальму толщиной с человеческий торс, отскочил от этой чудовищной руки, словно ореховый прут, которым врезали по стальной балке! Мельком я заметил, что запястья отца настоятеля затянуты в кожаные наручи, усиленные стальными пластинами.

Но мой удар не пропал даром — пальцы, державшие Анхе, разжались, рука отдёрнулась, и девушка отскочила в сторону двери, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег! На левой ручище святого отца в это время повисла Моника! Пиранья отчаянно наносила удары ножом, в то время как её подруга прекратила всякое сопротивление, побелела, как мел и закатила глаза! Я бросился было на помощь, но рука бросившая Анхе, сграбастала меня, словно кошачья лапа мышь, и я оказался прижатым к груди нашего противника, явно желавшего раздавить мне кости!

Цветные круги поплыли перед моими глазами, но беда была не в этом, а в том, что я не мог не только дотянуться до оружия, но даже пошевелиться!

Наверное, нас спасло то, что отец-настоятель решил не убивать сразу "Сатану и его дьяволиц", а для начала захватить их в плен. Только это объясняет, почему он не разорвал нас в клочья, хотя мог бы это сделать без особых усилий! Я уже почувствовал, что задыхаюсь, как вдруг великан отпустил меня, и я упал на колени у его ног. Сверху послышался какой-то треск, рык и резко запахло палёной шерстью! Я поднял голову и увидел, что львиная грива и борода отца-настоятеля горят, сам он машет руками, будто обороняется от роя пчёл, а под потолком мечется Огнеплюй и время от времени посылает в голову нашего противника "пламенный привет"!

Дурнота, вызванная стальными объятиями, ещё не окончательно покинула меня. Ища опоры, я инстинктивно ухватился за пояс монстроподобного монаха и тут же обнаружил на нём связку ключей привязанных кожаным ремешком! От этого открытия мои мозги мигом встали на место. Я подобрал свою саблю, которую выронил во время борьбы и одним взмахом срезал вожделенную связку!

Всё, о чём я сейчас рассказываю, произошло за несколько мгновений. Не вставая с колен, я огляделся. Анхе, похоже, начала приходить в себя и нетвёрдой рукой шарила за поясом в поисках пистолетов. Моника пыталась оттащить едва живую Пчёлку подальше, что в ограниченном пространстве монастырской кельи было почти невозможно. У отца-настоятеля горела уже не только голова, но и плечи.

Теперь он не просто рычал, а изрыгал далеко не самые благочестивые словеса и целые фразы. Я понял, что нам пора убираться отсюда, схватил пушку, которую оставил на полу ещё в начале схватки, направил её в сторону двери и плюнул в запальное отверстие!

Грохот выстрела потряс монастырские стены, которые заходили ходуном, как при землетрясении. Если звуки схватки в покоях главы монастыря ещё не достигли ушей монахов-стражников, то теперь мы точно разбудили всю братию! Но думать об этом было некогда. Задыхаясь от дыма и натыкаясь на углы, я почти на ощупь нашёл своих девочек, взял их, как уже проделывал раньше, подмышки и рванулся сквозь пролом!

Собственно здесь особых препятствий не было, так-как дверь вместе с обломками стола начисто вынесло в коридор. Только на лестнице, где облако дыма было не таким густым, я поставил девчонок на ноги, быстренько осмотрел их и, убедившись, что они могут двигаться сами, припустил вниз!

Я понимал, что на всё про всё осталось очень мало времени. Что ждало нас в монастырской темнице, было совершенно неясно. А вот, что угрожало по дороге к ней, было как раз очевидно. Топот монахов, разбуженных моим выстрелом, сотрясал весь монастырь. Сейчас они спешили на рёв и богохульства настоятеля, но когда выяснится в чём дело, вся эта толпа ринется за нами! Впрочем, если мы встретимся с ними сейчас, схватки тоже не миновать. Конечно же, так оно и случилось!

Едва мы достигли нижнего этажа, как носом к носу столкнулись с патрулем, спешившим к лестнице. Четверо воинствующих братьев с факелами в руках выросли перед нами и замерли в изумлении, что возможно и спасло в очередной раз наши жизни. Первых двух я сбил своей разряженной пушкой, угостив одного чугунным стволом промеж глаз, а другого прикладом в солнечное сплетение. Двух других пираньи прирезали так быстро, что те даже не успели схватиться за мечи. Та же участь постигла и другой патруль, с которым мы столкнулись перед самой дверью в темницу. Из этих не выжил никто, так-как здесь я в схватку не вмешивался, и девочки всё сделали сами.

Но вот, наконец, нужный нам ключ нашелся, и тяжёлая дверь пропустила нас в небольшое помещение в дальнем конце, которого виднелся провал очередной лестницы. Эта лестница, ведущая вниз, ничем не уступала той, которую мы только что покинули. Оказывается, монастырь обладал помещениями, занимающими намного больший объем, чем это казалось при взгляде снаружи. Вот только помещения эти располагались под землёй и, судя по пыли и плесени на стенах, использовались не часто.

Сначала мы долго шли вниз, спотыкаясь о выщербленные ступеньки, освещаемые неровным светом трофейных факелов. Но вот лестница упёрлась в ровную каменную стену без выступов и трещин. Мы остановились перед этой стеной в полном недоумении, не представляя, что делать дальше. Попробовали понажимать на разные места, никакого результата! Попробовали простукать, но везде камень отзывался одинаково глухим звуком. Я уже подумал, что хитрый служка обманул нас и это обычный тупик, как вдруг заметил странные тонкие царапины, идущие по радиальным полукружиям от пола к потолку. И тут меня осенило! Сказав девочкам, чтобы они отошли на шаг-другой назад, я упёрся ладонями в стену, приклеившись к ней словно геккон, и нажал вперёд и вниз. Стена подалась на удивление легко. Ну конечно! То, что с лестницы виделось, как каменный квадрат, на деле оказалось диском с широким вырезом, который провернулся и открыл нам проход!

Мы очутились в широком коридоре со сводчатым потолком затянутым паутиной. На полу лежал слой вековой пыли настолько толстой, что она гасила звук наших шагов, словно пушистый ковёр. Только посередине тянулась цепочка, или точнее целая тропа оставленная множеством ног прошедших здесь совсем недавно.

Это было нам на руку! С первых шагов я понял, что проход имеет множество ответвлений ведущих в разные помещения подземелья, но теперь нам оставалось только пройти по свежему следу, чтобы найти место, где держат наших подруг.

Поворот, ещё поворот, а потом ещё и ещё! У меня создалось впечатление, что мы идём по заячьим петлям. Спрашивается — зачем надо было тащить девушек так далеко и глубоко? Неужели нельзя было просто запереть их до утра в какой-нибудь пустой келье?

Пока мы плутали по этим бесконечным поворотам, у меня вновь возникло впечатление, как и тогда в подземном ходе, что наш путь вышел за пределы монастыря и теперь мы находимся где-то в стороне, возможно под одним из соседних холмов. Если честно, то это место мне более чем не нравилось! Казалось, что огромная толщина камня и земли над нами, давит на сознание словно пресс. Здесь даже факелы горели не так, как на поверхности, но возможно это было следствие духоты.

Анхе и обе пираньи шли притихшие и заметно напуганные. Огнеплюй сидел у меня на плече нахохлившийся и сердитый. Ему всё это тоже не нравилось.

Но вот мы, наконец, вышли в какое-то очень большое помещение. Оно было настолько большим, что свет от наших факелов едва доходил до высокого потолка и не достигал тонувших во мраке стен. Но более всего поражал странный пол этого непонятного места. Он был весь усеян каменными прямоугольными выступами расположенными ровными рядами. Что это? Скамьи?

Я подошёл к одному такому прямоугольнику и увидел на его поверхности полускрытую под слоем пыли надпись. Когда я смахнул эту пыль, то прочёл следующее: "Здесь покоится блаженный брат Верикундий, благочестивый и усердный монах".

Так это кладбище! Странная прихоть устраивать кладбище под землёй. Однако причём здесь наши девочки? Я ожидал увидеть классическую темницу с решётками и глухими камерами за дверьми с маленькими окошками, а тут было что-то совсем иное! Тем не менее, другого пути у нас не было, и мы двинулись дальше.

Проход, по которому мы шли между могилами, по-видимому, вёл к центру, как это часто бывает на кладбищах. Там на небольшом возвышении темнело что-то непонятное, массивное и бесформенное.

Когда мы подошли, то увидели следующее: на широкой площадке, имеющей форму многогранника, стояло подобие каменного стола украшенного замысловатыми надписями по краям и на тумбообразном основании. Тут же сбоку возвышался большой христианский крест, тоже каменный, а в центре и по краям располагались несколько совсем не христианских идолов, каменных и деревянных. Настоящее капище! Так вот в чём было дело! Святая монашеская братия практиковала идолопоклонство, не отвергая христианства! Они попросту приняли Христа в число своих богов, но отвели ему не самое главное место, а задвинули на периферию. Ай да благочестивые монахи! Ай да воинствующая церковь! А как же этот стол? Это что, алтарь? Жертвенник? И кто же жертва?

Ответ на последний вопрос был очевиден, но пока было не ясно, где держат тех, кого здесь собирались зарезать. Ясно было одно — найти их надо было, как можно скорее! Как на грех следы в пыли, которые привели нас сюда, больше не годились в качестве ориентира: кругом было так натоптано, что направление потерялось, а вокруг капища похоже ещё и подметали.

Пока я предавался размышлениям, факел в руках у Моники вдруг зашипел и погас. Мрак вокруг нас сгустился, будто протянул в нашу сторону несколько щупалец. Вдруг в этом мраке в отдалении зажёгся огонёк, потом другой, потом ещё два. Пока я соображал, что это может быть такое, Анхе вскрикнула и бросилась вперёд! Это были глаза! Я совсем забыл, что глаза пираний имели способность светиться в темноте!

Клюква и Кисточка сидели в клетках скованных из толстенных стальных прутьев и смотрели на нас словно два затравленных зверька. Они явно не верили своим глазам! Освободить их было делом одной минуты: несмотря на то, что материала на эти клетки не пожалели, качество стали оставляло желать лучшего и разогнуть их прутья мне не составило труда.

Пока женская половина нашего отряда радостно пищала и тискалась, мы с братом ещё раз огляделись вокруг. Клетки стояли на краю подземного кладбища, расположенного, по-видимому, в естественной пещере. Тут же зияли, словно открытые чёрные рты, полтора десятка свежих могил и рядом с каждой лежал её будущий обитатель. Странно, но трупы были неприкрытыми. Никто, похоже, не собирался хоть как-то готовить покойников к погребению, им даже не закрыли глаза!

Первого я узнал сразу, это был истыканный пиратскими ножами повар. Ещё двое были жутко исцарапаны, у одного не было глаза, у другого откушено ухо. Эти, конечно первыми встали на пути Клюквы и Кисточки, когда они отделились от остальных в монастырском дворе. (Девушек я совсем не осуждал — обе были страшно избиты, одежда на них висела клочьями, на левой стороне лица Клюквы красовался здоровенный лиловый синяк, почти закрывший глаз, а правая рука Кисточки была сломана и пиранья поддерживала её левой.) Остальные покойники, одетые в доспехи, судя по их закопчённому виду, были наши с Огнеплюем жертвы, погибшие при огненной бомбардировке, когда пытались нас поймать у выхода из подземного хода.

От раздумий меня отвлёк звук шагов. Я ожидал его, так-как не питал надежды на то, что наша авантюра закончится легко и быстро. Это был топот множества ног, сопровождаемый железным лязгом. Вы спросите, почему я так легко дал загнать себя и весь отряд в эту подземную ловушку? Просто у меня не было выбора! Я не мог запретить Анхе спасать своих подопечных, и сам не мог их бросить. И у нас не было иного пути, как влезть сюда, а что до того, как отсюда выйти, то я надеялся лишь на удачу, ну и… на чудо!

Они вошли через тот же ход, что и мы. Значит, служка не соврал, другого пути сюда не было, а то они появились бы с разных сторон. Их было много, не знаю сколько, но от их факелов пещера вдруг стала казаться меньше.

Да, эти монахи оказались опытными воинами, способными делать выводы из собственных поражений. Теперь они наступали не сомкнутым строем, а в несколько мгновений рассыпались по всему кладбищу и заняли удобные позиции для стрельбы. В нашу сторону глянули не меньше полусотни наконечников арбалетных болтов. Этого было достаточно, чтобы превратить нас в подушечки для иголок, но это было ещё не всё!

Крупный отряд меченосцев, не менее сотни воинов закованных в тяжёлые доспехи, вошёл в пещеру вслед за арбалетчиками, разделился на две части и теперь обходил нас с флангов, а по центральной аллее двигался в нашу сторону ещё один отряд.

Этих было всего пятнадцать, но при взгляде на них у меня мурашки побежали по телу! Одеты эти люди были весьма странно, точнее сказать, они были странно раздеты. На одних из одежды были только штаны, на других замысловатые набедренные повязки или короткие юбки из звериных шкур. Двое или трое шли совершенно обнажёнными.

Но удивляло и пугало в них другое! Тела и лица наступавших были выкрашены наполовину белой, наполовину синей краской, причём разделение шло вдоль — от корней волос до паха! Волосы у всех были длинными и распущенными, даже растрёпанными. К тому же они тоже были окрашены в разные цвета: от густо-красного, цвета крови, до кричаще — зелёного.

Двигались эти пугала со странными телодвижениями, глаза их горели безумным огнём, а из углов рта у некоторых сочилась пена! Это навело меня на мысль, что против нас решили выставить сумасшедших, но тут я вспомнил о поведении берсеркеров, про которых много слышал, пока жил среди викингов. Кое-что из услышанного тогда, совпадало с увиденным сейчас, но это были явно не мои старые знакомые, скандинавы! Скорее эти люди доводили себя до такого состояния, каким-нибудь наркотиком, но от этого они были не менее опасны!

Впереди этого отряда вышагивал полуголый великан с чёрной безволосой головой и такими же чёрными руками, но с совершенно белым торсом. Я с трудом узнал в нём нашего знакомого настоятеля! Честно говоря, его появление вызвало у меня самое большое беспокойство, которое только усилилось, когда я взглянул в его глаза, такие же спокойные и умные, как при нашей первой встрече.

— Каррамба! — Гаркнул мне на ухо Огнеплюй и в его голосе я услышал неподдельный ужас!

Я обернулся и почувствовал, как волосы зашевелились у меня на затылке! Мертвецы вставали! Тела, которые почему-то лежали возле своих могил, а не в них, шевелились, принимали сидячее положение, со скрипом двигали конечностями, по-видимому, с трудом преодолевая трупное окоченение! Но вот их бессмысленные глаза уставились на нас и, хоть выражение неподвижных лиц не изменилось, я почувствовал — они нас узнали!

Слева от меня раздалось приглушённое проклятие. Я посмотрел туда и увидел, что Моника привязывает сломанную руку Кисточки к туловищу. Раненая девушка морщилась от боли, но в глазах у неё горел задорный огонёк, а в руке сверкал пиратский нож. Клюква в это время деловито заряжала пистолет, который ей отдала Анхе.

Они не боялись! Вероятно девчонки, не запуганные с детства страшными сказками и строгими наставниками, вообще не знали, что им следует бояться голых дядек с сине-белыми рожами и оживших покойников! Ах, как я им в этот момент позавидовал! Сам я давно перезарядил свою пушку, набив ствол пистолетными пулями. Разрушительное действие такого выстрела было известным — одним ударом можно было срезать дуб толщиной с человеческий торс или смести с дороги бронированного всадника вместе с конём! Но ведь противников было так много! Если бы я тогда знал, что многочисленность неприятеля и присутствие ходячих мертвяков это ещё не самое страшное!

Щелчок взводимого курка вывел меня из задумчивости. Анхе целилась в приближающегося мёртвого повара. Выстрел грохнул, и во лбу мертвеца появилась аккуратное чёрное отверстие, голова его мотнулась назад, но он не остановился ни на секунду, а только вытянул вперёд руки со скрюченными пальцами!

Ну конечно! Нельзя убить мёртвое, но это не значит, что его нельзя уничтожить! Я кивнул брату, и он понял меня без слов. Красный попугай взмыл под потолок и на самодвижущиеся трупы обрушился огненный смерч! Ах, если бы Огнеплюй был по-прежнему драконом! От всей этой нежити тогда остались бы кучки пепла, но и сейчас ему удалось превратить мертвецов в ходячие факелы, которые падали на землю один за другим, когда у них перегорали сухожилия.

Однако так было не со всеми, некоторые продолжали медленное движение вперёд, а кое-кто из поверженных ещё полз в нашем направлении. Огнеплюй обессилено рухнул на моё плечо. Вложив в огненную атаку всю свою мощь, он едва мог держаться, чтобы не упасть на землю. Я погладил его по перьям и повернулся к воинствующим монахам.

И вовремя! Раздалась короткая команда и полсотни арбалетов щёлкнули спусковыми механизмами, как один! Я едва успел сделать вдох и выдох! Выдох, конечно, был огненным, и я постарался вложить в него всю свою силу, направив огненный поток слева — направо полумесяцем. Полсотни арбалетных болтов вспыхнули, словно потухающие свечки и упали к нашим ногам. Нет, я не достал самих арбалетчиков, те были слишком далеко, но первый удар был отбит и я чувствовал, что способен сделать это ещё несколько раз.

Теперь моё внимание сосредоточилось на сине-белых чокнутых и их великане-предводителе, которые были уже совсем близко. Что-то мне подсказывало, что это — элита монастырского воинства, и с ними придётся больше всего повозиться. Но прежде всего я решил попробовать сделать просто — опустился на одно колено, навёл пушку поперёк туловища отца-настоятеля и поднёс факел к запальному отверстию.

Произошло, что-то странное. От грохота выстрела подпрыгнула вся пещера, с потолка посыпались мелкие камешки, но за долю секунды до того, как пламя и свинец вырвались из жерла моей пушки, я увидел, что черноголовый настоятель сделал какое-то движение, как бы рассекая воздух перед собой ребром ладони. В следующее мгновение всё заволокло пороховым дымом, пещера наполнилась криками и стонами людей поражённых моим выстрелом. Но когда дым рассеялся, я увидел, что пятнадцать жутких клоунов продолжают своё неторопливое движение в нашу сторону, а слева и справа от них корчатся монахи, в которых угодили свинцовые шары из моего орудия. Собственно, эти цветастые дяди подошли уже совсем вплотную, так что перезаряжать пушку было некогда, и я выхватил саблю.

Последующие события произошли так быстро, что о них трудно рассказывать. Рядом со мной громыхнули два выстрела, это Анхе и Клюква разрядили свои пистолеты. Двое синемордых, в которых они целили, сделали руками отводящие жесты и обе пули пролетели мимо, одна ударила в чей-то щит, другая царапнула по могильной плите.

Они отводили пули мановением руки! Ну и как прикажете воевать с таким противником? Но размышлять над этим было некогда: на нас напали! Подкопчённый настоятель скрестил руки на груди и остановился, зато его команда накинулась на нас словно стая разъярённых бесов!

Я забыл сказать, что их оружие было им под стать: у некоторых к пальцам были привязаны небольшие серповидные лезвия, другие вращали цепями с шипастыми шариками на концах, третьи сжимали в руках подобие крестьянских цепов, но намного меньше, и всё же это не были японские нунчаки.

Только у их предводителя я так и не увидел в руках никакого оружия. Что это было, самоуверенность, позёрство или признак высшего мастерства, кто знает? Вся смертоносная экзотика противника вдруг обрушилась на нас словно лавина, но мы не отступили!

В воздухе со свистом замелькали мавританские сабли Анхе, и я с удовлетворением отметил, что мои уроки не прошли даром. Сам я схватился сразу с тремя противниками, которые проявили потрясающую ловкость и… вертлявость, уклоняясь от моих ударов. Но к себе я тоже не давал прикоснуться и вскоре один из двуцветных отскочил, зажимая руками распоротое бедро! Чьи-то пальцы хлестнули меня по лицу, и я не сразу сообразил, что это были пальцы… без руки! Один из противников Анхе схватился левой рукой за кисть правой, из которой четырьмя тонкими струями хлестала кровь, и это стоило ему жизни: следующий удар гибкого клинка снёс половину двуцветного черепа!

Рядом с нами катался сине-бело-розовый клубок из тел, в котором время от времени мелькало оскаленное лицо пираньи. Это было плохо! Какими бы ловкими и неутомимыми в драке не были наши девочки, их рано или поздно задавили бы численностью. Надо было что-то делать! Чиркнув кончиком сабли ещё одного синемордого по лбу, я оставил его, ослеплённого собственной кровью, бросил саблю в ножны и в очередной раз использовал свою пушку в качестве дубинки.

Пару хребтов я точно сломал! А сколько при этом было перебито рук и ног, выбито зубов и раздроблено челюстей, об этом знают только залитые кровью надгробия той пещеры! Короче, разбросал я этот клубок, заставив сине-белую братию отступить с основательными потерями! Но отступили они лишь на шаг!

В две секунды я произвёл осмотр нашего воинства. Что ж, могло быть хуже! Не обошлось без потерь, но они были незначительными: Моника зализывала глубокий порез на руке, Пчёлка разглядывала трофей — странную цепочку с несколькими шипастыми стальными шариками, неравномерно разбросанными по всей длине, Анхе пыталась починить разодранную одежду, у Клюквы расцветал новый синяк под вторым глазом. Хуже всего пришлось Кисточке: несмотря на то, что новых повреждений у неё не наблюдалось, девушку била мелкая дрожь, а лицо приобрело зеленоватый оттенок. Это конечно происходило из-за боли в сломанной руке, но я не в силах был ей ничем помочь. На этом фронте не было тыла!

Странно, но монахи-воины, расположившиеся вокруг нас, в битву не вступали. Неупокоенные мертвецы тоже замерли в двух-трёх шагах, то-ли выжидая, то-ли замерев навсегда. Я перезарядил пушку, на этот раз ядром. Пусть попробуют отклонить чугунный шар, способный пробить корабль от носа до кормы!

Мы стояли, тяжело дыша перед лицом противника, которого при желании можно было потрогать, если вытянуть руку чуть подальше!

Тонкий визгливый звук прорезал гудящую тишину пещеры! Визжал один из двуцветных, запрокинув голову к потолку и закатив глаза. Не меняя позы, он запустил обе руки себе за спину и вдруг швырнул в нашу сторону нечто рассыпавшееся мелким чёрным порошком.

Я сгрёб в охапку Анхе, прижал её лицом к своей груди, а сам, как мог, закрыл себе рот и нос рукавом, крепко зажмурив глаза. Девушка, зажатая между моей пропотевшей рубашкой и пушечным стволом, слабо трепыхалась, но я держал крепко! Это не могло долго продолжаться, и в любой момент я ожидал удара. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я осмелился открыть один глаз. Открыл, чтобы увидеть жуткую картину: Пчёлка, Клюква и Моника стояли неподвижно, глядя прямо перед собой стеклянными глазами, а шестеро двуцветных набрасывали на них сеть! Кисточка лежала на полу, закрыв голову единственной целой рукой и было непонятно, жива она или нет?!

Я выпустил из объятий помятую Анхе и, не целясь, шарахнул в упор из пушки! Ближайшему синемордому ядро попало в пояс. От удара его разорвало — руки, ноги и голова разлетелись в разные стороны! Стоявшему за ним чугунный шар выгрыз яму в боку, от чего тот сложился, как надломленный камыш. Увы, это были достижения, на которые никто не обратил внимания: оставшиеся на ногах цветные, продолжали деловито связывать наших девочек. Но самое скверное было то, что я почувствовал оцепенение во всём теле. Чёрный порошок наверно был каким-нибудь наркотиком или токсином парализующим движения, и я, как ни старался, всё же вдохнул какое-то количество этой дряни!

Вдруг Кисточка, лежавшая до сих пор неподвижно, вскочила словно пружина, получившая свободу! Её глаза горели, в левой руке сверкал пиратский нож, а губы были плотно сжаты — вероятно, она изо всех сил старалась не дышать! Взмах! Первый двуцветный выпустил из рук сеть и схватился за распоротое горло! Взмах-укол! И второй противник вскинул вверх руку без кисти, а затем схватился за пробитую грудь и рухнул на каменный пол!

В этот момент отец-настоятель, сохранявший неподвижность статуи, выбросил вперёд, как тогда в келье, свои чудовищные руки и десять чёрных пальцев сомкнулись на талии храброй пираньи! От напряжения кожа на этих пальцах потрескалась, и по обожжённым рукам святого отца потекли струйки крови!

Кисточка, как могла, извивалась в этих тисках, наносила удары по запястьям, державших её рук, но всё было тщетно! Глава святого воинства перехватил девушку за ноги, взмахнул её телом в воздухе, словно она ничего не весила, и… разбил ей голову о каменную поверхность алтаря!..

Мозг бедной Кисточки забрызгал истуканов капища и стоящий среди них крест. Несколько капель крови брызнуло в нашу сторону, и одна попала мне на губы. Я ощутил солёный вкус и...

То, что произошло дальше, я вспоминаю с трудом. Багровая пелена заслонила от меня весь мир. Реальность перестала существовать в том виде, к которому мы привыкли. Моё Я ощутило себя отдельно от тела и заставило его двигаться вопреки парализованным мускулам! Отшвырнув пушку, я вновь схватил саблю и первым же взмахом отделил голову одного из цветных от туловища! Второй удар развалил следующего противника на две половинки, распавшиеся вдоль, но тут Госпожа Удача снова решила вильнуть задом, и мой клинок намертво застрял в теле врага, где-то в районе копчика. Оставшуюся двуцветную нечисть я добил голыми руками, не глядя на все их бойцовские изыски.

И вот я оказался лицом к лицу с их предводителем, по прежнему спокойным и бестрепетным, словно египетская статуя. Удар моего кулака он поймал в ладонь, и моя кисть тут же была расплющена каменными пальцами. Но это было всё равно, ведь Я был отдельно от тела и боли не чувствовал. Удар моего каблука в лишённую бороды челюсть вызвал на физиономии противника первое чувство, которое я у него увидел за всё это время — лёгкое удивление. Вдруг он выпустил меня из своих тисков, повернулся в сторону, и казалось, совсем потерял ко мне интерес.

Я тоже оглянулся и тоже замер от удивления — капище пылало! Языки бушующего пламени взлетали к потолку пещеры, дерево трещало, камни лопались, алтарь развалился надвое, а в воздухе разливался чудовищный жар!

Отец настоятель вытянул руки вперёд и двинулся в сторону этого огненного фонтана, не обращая внимание, на то, что одежда на нём начала тлеть! Багровая пелена вдруг спала с моих глаз, я вернулся в собственное тело, которое тут же ощутило боль от всех ран и ушибов, полученных в схватке! Я оглянулся вокруг.

Оставшиеся в живых девочки трясли головами и тёрли глаза, но, похоже, потихоньку приходили в себя. Анхе сидела на полу и держала на коленях голову Кисточки, залитую кровью. Глаза предводительницы пиратов были бессмысленны, губы плотно сжаты, казалось, она всё ещё находится под действием чёрного порошка, но как бы там ни было, мне всё это совершенно не нравилось! Как мне хотелось тогда послать ещё одно ядро в спину настоятелю, который сейчас стоял на коленях на краю пылающего капища! Но я понимал, что пора уходить и другого такого шанса больше не будет!

Грубо встряхнув девушек, в том числе и Анхе, я взвалил на плечо погибшую пиранью, подхватил свою пушку и погнал отряд к выходу. Никто не посмел преградить нам дорогу. Вооружённые монахи, либо молились, либо как зачарованные смотрели на свою горящую святыню.

По знакомым коридорам мы пробежали к выходу из подземелья и тут чуть не задохнулись от дыма! Монастырь пылал! Он горел весь, словно подожжённый в нескольких местах и кое-где уже слышался грохот обрушивающихся перекрытий! Не теряя времени, мы ринулись во двор и тут мне на свободное плечо рухнул Огнеплюй!

— Скорее! Скорее! Я открыл ворота, но они скоро опомнятся! — Проорал он мне на ухо.

Ворота и впрямь были открыты, точнее, приоткрыты, ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было протиснуться. Возле створок, до которых уже начал добираться огонь, валялись почерневшие трупы двух монахов-стражников, и я понял, что это тоже работа моего брата! Под рёв пожара мы выскочили в темноту и полуслепые, одуревшие от дыма и гари, что было сил, припустили в сторону холма, за которым нас ждал плот, вытащенный на берег.