Глава 6. Интермеццо пятое — вагры.

Интермеццо пятое — вагры.

Суть дела была мне знакома, ведь убитый им дракон приходился нашей семье несколько сродни, а само происшествие, по драконьим меркам случилось относительно недавно. Но, одно дело, как эту историю рассказывали дома, и как её же воспринимали здесь. Я привык, что среди драконов клеймили позором воина нанёсшего предательский удар из ямы, выкопанной на пути дракона, а тут все восхищались смекалкой и доблестью великого героя, славного Сигурда! Вобщем я не выдержал и ушёл. Вечер только начинался, солнце ещё не село, и я решил побродить по высокому берегу, полюбоваться на студёное море, которое похоже не собиралось замерзать. Драконы существа теплолюбивые, но я так привык к холоду, что совершенно не замечал ледяного ветра, просто ходил и думал о своём, глядя на вздымающиеся серо-зелёные волны. А ведь мне было о чём подумать. Что стало с моей Анджеликой? Увидимся ли мы ещё в этой жизни? Где она сейчас? Где я сам? Что это, мир земной или очередная трещина? Как случилось, что я попал сюда из сожжённого мною самим, (как я полагаю), измерения? Где граница между тем миром и этим, которую я пересёк пока был без сознания? Нельзя ли, вернувшись к этой границе, попасть в другие миры? Из задумчивости меня вывел негромкий женский голос, который спросил:

— Что, всё скучаешь по своей любезной?

Я резко оглянулся и увидел перед собой Анхеллинду, стоявшую в двух шагах. Наверно ветер, свистящий в ушах не позволил мне услышать, как она подошла. Пышнотелая дева смотрела на меня, по своему обыкновению, прямо, но не сурово и без насмешки. От неожиданности я не нашёл, что ей сказать, а она, нисколько не смутившись моим молчанием, продолжала:

— Ты славный скальд, мой спаситель, прозывающийся Драгнаром, но в твою сказку о горячем желании на мне жениться, не поверили ни я сама, ни мой названный брат, ярл Ванхаген!

Она немного помолчала, не отводя взгляда, и заговорила снова:

— Не знаю, как там насчёт юной самки дельфина, но огонь любви в твоих глазах есть, это я вижу! А знаешь, почему Ванхаген до сих пор не приказал снести тебе голову? Он ведь не терпит, когда ему перечат, а ты не подчинился его воле и спорил с ним?

Я помотал головой. То, что ярл раздумывал — не убить ли меня, было совершеннейшей новостью, ведь с того случая, как я угрохал пятерых разбойников, он был со мной приветлив и даже покровительственно ласков.

— Я вижу, ты удивлён и сама удивляюсь, как такой здоровенный детина может быть наивен, словно подросток? Так вот, он спрашивал о тебе сивилл и они подтвердили ему, что ты не из нашего мира и даже не принадлежишь к человеческому роду! Это так?

На последний вопрос я кивнул утвердительно и на долю секунды увидел искру удивления, (и даже страха), в проницательных глазах Анхеллинды.

— А ещё они сказали, что вся история рассказанная тобой — ложь.

Я опять кивнул.

— У нас лжецов не любят, если только они не относятся к богам. Ты — бог?

— Нет! — Прохрипел я в ответ, почему то не в силах соврать этой женщине.

— Силён, как десять воинов, хитёр, как матёрый заяц и при этом наивен, как дитя! Не бог и не человек, а кто же? Впрочем, если не хочешь, то не отвечай. Знай только, что я не желаю твоей любви, будь ты трижды бог!

— Я настолько тебе отвратителен? — Спросил я, обретая голос от любопытства.

— Нет, но ты меня не любишь, да и не можешь любить… Я любила и была любима… Мой суженный не вернулся из Вика, когда Ванхаген только стал ярлом, а было это больше двадцати зим назад и с тех пор я ненавижу своего названного брата! И он отвечает мне взаимностью...

Вдруг, какое-то озарение нашло на меня, а может на миг вернулась способность читать чужие мысли.

— Слушай, — воскликнул я, не подумав, что это может мне повредить, — а те молодцы, которых я тогда — того?.."

— Наняты моим братом! — Был ответ, сопровождённый кивком головы. — Ему надоело делить со мной власть во фьорде, пусть я и не лезу в его дела, и он решил со мной разделаться. Так что ты спас меня не только от плена, а кое от чего похуже! И знаешь, я не хочу быть неблагодарной!

Наверное, у меня был такой удивлённый вид, что Анхеллинда даже улыбнулась, в первый раз за всё время нашего знакомства.

— Хочешь, я покажу тебе тайную тропу между скал, которая ведёт вон из фьорда? — Спросила она, понизив голос, как будто нас здесь могли подслушать.

Я и сам подумывал удрать отсюда сухопутным путём, но после нескольких экспедиций на север за рощу, где по преданию нашли Анхеллинду, понял что скалы, запирающие этот вход во фьорд, совершенно неприступны. Так значит, там есть тропа? Славная новость! Удрать из этой ловушки, где я по сей день был чужим, да ещё и стал пешкой в домашних интригах местного вождя! Это был выход, который нравился мне гораздо больше, чем отсрочка от навязанной свадьбы! Да ещё при условии участия в грабительском походе, на какое-нибудь селение или город не сделавший мне ничего плохого! Я уже открыл, было рот, чтобы высказать Анхеллинде свою благодарность, но тут заметил, что она смотрит не на меня, а куда то за моё плечо, и взгляд её отражает крайнюю тревогу. Я оглянулся и поначалу ничего не увидел. Студёный океан по-прежнему вздымал свои быстро темнеющие в наступивших сумерках волны. И тут мой взгляд упал на вход во фьорд, где по обеим сторонам стояли скалы, напоминавшие рукотворные башни. Они так и назывались, сторожевыми. Там на самом деле были сооружены площадки с навесами, на которых посменно дежурили воины. Ярл Ванхаген опасался набега соседей и у него на то были основания. В тёмное время суток на этих скалах обязательно зажигали огонь, служивший и морским и сухопутным ориентиром. Зимой он горел и днём, заодно согревая стражу, в конце концов, это было просто красиво! (Забегая вперёд, скажу, что после, когда уже всё кончилось, мы проверили оба этих поста. Все воины были на месте, они сидели вокруг потухших костров в непринуждённых позах, как будто вели беседу, а их головы при этом лежали неподалёку, сложенные аккуратной пирамидой.)

Сейчас я не понимал почему не было видно огня на скалах. Я хотел сказать об этом Анхеллинде, но она только нетерпеливо махнула рукой и указала мне, куда-то вниз под скалы. Там, где был вход во фьорд, как это водится весь усеянный подводными рифами, так что без опытного лоцмана проникнуть внутрь было делом немыслимым, там сейчас можно было ходить пешком, потому что вода внутри скалистого залива покрылась толстым ледяным панцирем. Кромка льда даже выдавалась в море, словно не длинный, но широкий дразнящий язык. Волны периодически обламывали этот нахальный язык и уносили его с собой, но он непременно отрастал снова.

Приглядевшись, я заметил возле этого ледяного выроста, какие то чёрные полосы, уткнувшиеся одним концом в лёд, словно иголки на еловой ветке. Через секунду я понял, что это лодки, только очень странные лодки, длинные и узкие. Непонятно было, как на таких можно было плавать по морю, где частенько через палубу, даже очень крупного корабля, так и норовили сигануть пенногривые морские кони? Но размышлять над этим вопросом мне было некогда, так-как мы с Анхеллиндой увидели, что от чёрных лодок вглубь фьорда, что-то движется!

Солнце уже скрылось за горизонтом, и в быстро наползающей тьме трудно было увидеть подробности, но я уже понял, что это люди, одетые во что-то белое, сливающееся со снегом. Эти люди шли, молча, ступали бесшумно, по охотничьей привычке — след в след, и было ясно, что пришли они сюда не с добром! Я обернулся, чтобы поделиться своими соображениями с Анхеллиндой и увидел её совершенно белое лицо с круглыми глазами, наполненными неподдельным ужасом.

— Вагры! — Прошептала она так тихо, что я скорее прочёл по губам, а не услышал это слово, которое мне было совершенно незнакомо.

В тот же миг властная и чинная дева сорвалась с места, как тренированный бегун и понеслась к дому ярла с такой скоростью, что я сразу отстал от неё на десяток шагов! Лихорадочно соображая на бегу, я оценил ситуацию следующим образом: фьорд подвергся нападению неведомого мне, но, по-видимому, грозного противника, который крайне опасен даже для таких бесстрашных вояк, как викинги. Пусть у меня с местными, (особенно с их главарём), и были кое-какие разногласия, но я обязан был им своим спасением, пользовался их гостеприимством и даже назывался теперь одним из них, хоть в этом деле и было больше лукавства, чем истины. Всё это значило, что я должен был встать плечом к плечу с местными воинами на защиту их домов...

Эти размышления были прерваны следующими событиями: бежавшая впереди меня Анхеллинда вдруг споткнулась, как подкошенная и со всего маху грохнулась на тропу, по которой бежала! Я бросился было к ней и тут сугроб, мирно возвышавшийся сбоку зашевелился, вздыбился, развернулся, словно ёж и я увидел, как сверкнули три огонька в каждом из которых таилась приготовленная для меня смерть! Это были два человеческих глаза и широкий стальной наконечник стрелы, наложенный на тетиву!

Драконьи инстинкты проснулись во мне в тот же миг, да и уроки падре Микаэля не прошли даром! Я метнулся в сторону, и пропевшая над ухом стрела сказала мне, что противник промахнулся! Почти всё оружие, которое подарил мне ярл, висело сейчас на столбе возле скамьи в доме, где я спал, но у меня в сапоге был широкий прямой нож, который вполне мог послужить коротким мечом! Удивление врага, не ожидавшего от меня такой прыти, сослужило мне хорошую службу! Одним прыжком покрыв разделявшее нас расстояние, я выхватил из-за голенища нож и со всей силы всадил его прямо между горящих ненавистью глаз, так что он сразу вошёл по рукоятку!

Отбросив тяжёлое тело противника, который так и не издал ни звука, я вернулся к лежавшей ничком Анхеллинде. Подойдя вплотную, я увидел, как из под её тела растекается кровавая лужа, а перевернув её на спину, обнаружил оперенье короткой стрелы, торчащее из груди прямо напротив сердца. Она была ещё жива и глаза её были открыты, а губы шевелились, хоть на них и появилась уже кровавая пена. Сообразив, что она пытается мне что-то сказать, я немного приподнял её, положил тяжёлую голову в светлых косах себе на плечо и, приблизив ухо к самым губам, разобрал следующее:

— Найди раздвоенную берёзу на краю рощи, там, где начинаются скалы… встань с южной стороны… опустись на одно колено и посмотри через развилку… увидишь проход… принеси жертву Одину на белом камне… Предупреди!..

Тут её голова упала на бок, а изо рта хлынул поток крови. Я понял, что она больше не дышит, аккуратно опустил, вмиг отяжелевшее тело, на землю, закрыл ей глаза и, стараясь больше о ней не думать, пошёл за своим ножом, торчавшим из головы поверженного «вагра». (Не подумайте, что я такой бесчувственный, мне было жаль эту женщину, которую я только что узнал с её лучшей стороны, но время поджимало, и я должен был прямо сейчас позаботиться о себе и о других.)

Здесь меня ждал сюрприз — нож вытащить не удалось. Проще было целиком оторвать покойнику голову, но в таком виде мне нож был совершенно не нужен. Быстро обыскав труп, я обнаружил на нём странный маленький, но очень тугой лук и набор коротких стрел с разнообразными наконечниками в наглухо закрывающемся футляре. Обращаться с таким оружием я толком не умел, поэтому более полезной находкой был странный, короткий обоюдоострый меч, превосходной стали с клинком широким у основания, а к концу заостряющимся до тонкости иглы. Таким можно порвать любую кольчугу! Рассовав, кое-как, трофеи, я побежал к дому ярла, поминутно оглядываясь по сторонам, чтобы не получить из сугроба ещё одну предательскую стрелу. Я уже понял, что убитый мной вагр, был разведчиком, посланным впереди основной группы нападавших. В его задачи входило устранить всех, кто мог поднять тревогу. То, что мне удалось прибить такого бойца, само по себе было удачей, но это не значило, что он был здесь такой один, хотя вокруг пока всё было тихо. Оставалось совсем мало времени. Вагры могли появиться с минуты на минуту, но для того, чтобы ударить организованно, им надо было не только подняться к селению викингов по весьма крутой тропинке, но и успеть построиться боевым порядком. Это означало, что у меня в запасе есть, как минимум, одна или две сотни ударов сердца. На всякий случай я принялся пускать стрелы в каждый подозрительный сугроб на своём пути и не ошибся: четвёртый снеговой холм, в который я выстрелил почти в упор, вдруг дёрнулся, коротко взрыкнул и затих, испустив красную струйку вдоль древка стрелы. Но вот, наконец, дверь большого дома, где проживал ярл вместе со своими приближёнными! Не останавливаясь, я ворвался в эту дверь, так что она грохнула о стену и, сам не понимая почему, хрипло крикнул:

— Анхеллинда убита!

Ответом мне было всеобщее молчание и чуть меньше сотни недоверчивых взглядов на хмурых лицах. Причём самой недоверчивой и хмурой была физиономия ярла. Сообразив, что мне не верят, и, поняв, что надо сказать нечто такое, что произвело бы должное впечатление, я произнёс только одно единственное слово:

— Вагры!

Что тут началось! Все повскакали с мест, принялись хватать оружие, развешанное на столбах! Ярл прожёг меня взглядом, но тут же отвернулся и принялся давать распоряжения. Надо отдать им должное — паники не было, но к известию, принесённому мной отнеслись по деловому: без недоверия, с пониманием и со всей серьёзностью воинов осознающих, что драка предстоит нешуточная. Прошло не больше двадцати ударов сердца, и во дворе выстроилась двойная шеренга вооружённых викингов, прикрывшихся щитами, а сзади от домов, где проживала молодёжь и отдельные семьи, уже бежали новые бойцы по одному, по двое, по трое и строились, строились… Поздновато сообразив, что я в этом построении почти безоружен и не знаю своего места, я хотел было рвануть к дому, где лежало моё снаряжение, но было поздно, потому что в тот же миг появились они!

Несмотря на то, что расчёт на внезапное нападение не оправдался, вагры не отступили, а продолжили атаку. Они появились, словно белые чудища порождённые мраком — человеческие фигуры громадного роста, одетые в меховую одежду белого цвета, с медвежьими головами вместо шлемов, с лицами набелёнными мелом, где только глаза были обведены синими кругами. Они напали безмолвно, передвигаясь небольшими группами, по пять человек, прикрывшись затянутыми белым мехом щитами и выставив перед собой короткие копья с широкими наконечниками.

Кто-то рядом со мной вскрикнул и, оглянувшись, я увидел, как один из викингов оседает в снег, схватившись за древко стрелы, торчащее из глаза. Недолго думая, я занял его место, подхватив оброненный щит и топор. Рядом недовольно фыркнули, но устраивать разборки было некогда — в плотную шеренгу викингов ударили несколько вражеских отрядов. Ударили и откатились, оставив в наших рядах дюжину убитых и раненых. А вот потерь среди белых мохнатых воинов я что-то не видел. Передышку нам никто давать не собирался, зато нас густо засыпали, уже знакомыми мне стрелами, после чего подвижные отряды вагров ударили снова! На этот раз у них вышло не так удачно — мечи и топоры викингов взяли добычу из рядов "медведей", но короткие копья снова дотянулись до нескольких наших! И тогда ярл Ванхаген проревел наступление! Проревел и сам бросился впереди войска! В тот миг я зауважал этого человека, не любить которого у меня было достаточно причин!

Ванхаген напал на ближайшую пятёрку врагов, забросив щит за спину и сжимая в руках здоровенную секиру с полулунным лезвием. Два удара наотмашь развалили это сплочённое построение, секира свистела в руках ярла, рассекая крепкие щиты вместе с руками их державшими. Менее чем за десяток ударов сердца трое воинов из вражеской пятёрки были убиты, а двое оставшихся поспешили присоединиться к другим группам. То, что проделал Ванхаген, мне так понравилось, что я, недолго думая, рванулся к такой же пятёрке вагров и принялся молотить их своим топором. Возможно, мои удары были не так умелы, как те, что наносил опытный в сражениях ярл, а может быть свою роль сыграло то обстоятельство, что доставшийся мне топор был меньше и легче секиры ярла, но уже на третьем или четвёртом ударе он завяз в чьём то медвежьем шлеме и я остался без оружия. Не долго думая, я схватил свой щит поперёк и обрушил его на голову ближайшего вагра! Голова бедняги совершенно исчезла в мохнатых плечах, но и щит развалился от такого удара на две половинки. Тогда я схватил самого вагра за ноги и начал размахивать им как дубинкой.

Вокруг меня послышались крики: "Берсеркер! Берсеркер!", но мне было не до них, и я продолжал охаживать попятившихся вагров, пока тело не вырвали у меня из рук, оставив только меховые сапоги. Я швырнул этими сапогами в рожу ближайшего противника и отступил к своим, которые теперь смотрели на меня с опаской. Там я столкнулся с ярлом, рыкнувшим что-то в мою сторону, но так и не понял, что это было, одобрение или порицание. Кто-то сунул мне в руки окованную железом дубину, и я понял, это — то, что надо!

А бой, между тем, закипел вокруг с новой силой. Как не старались викинги держать строй, им пришлось-таки разбиться на группы, чтобы дать размах для мечей и топоров. То тут, то там закипали отдельные схватки, один на один, двое надвое, а кое-где один против троих, вдвоём против пятерых и всё в таком же духе. Ну, я вам скажу и достался нам противник! Клинки в руках вагров мелькали с невероятной быстротой, а ещё они ухитрялись с ловкостью фокусника менять оружие во время схватки, ничуть не снижая темпа боя! Так виртуозно не фехтовал даже падре Микаэль, что уж говорить обо мне, ведь я, считайте, только начал обучение.

Наверное, поэтому вскоре вся моя меховая куртка была в дырках, шапка снятая, чьей-то стрелой, оказалась пришпиленной к стене дома, а дубину я сломал, попав вместо головы очередного вагра по колоде для рубки мяса, оставленной во дворе. Впрочем, вагра я всё-таки убил, запустив в него этой самой колодой, а по дороге она переломала кости ещё двум или трём "белым медведям".

Но вдруг всё кончилось! По-видимому, сообразив, что им нас не одолеть, странные молчаливые воины, вдруг исчезли с такой быстротой и ловкостью, что мне захотелось протереть глаза. Потом оказалось, что их основные силы уже отошли к лодкам, а два десятка бойцов продолжали создавать видимость битвы, чтобы дать уйти остальным. Эти оставшиеся жертвовали собой, бросаясь в драку с удвоенной яростью и забирая последние жизни, чтобы не скучно было в стране теней! Но вот и они закончились. Викинги опустили оружие и недоумённо оглянулись по сторонам. В свете принесённых факелов, вдруг стало ясно, что мы получили победу дорогой ценой — отдав по трое своих воинов за жизнь одного вагра. А ещё нам не досталось ни одного пленного, все вагры были убиты, раненых среди них, почему то не оказалось.

Разглядывая вражеские трупы, я почувствовал взгляд, направленный в спину. Обернувшись, встретился глазами с ярлом, который глядел на меня, как то по новому, без обычного хитрого прищура, но и без враждебности. Почему то я не выдержал этот взгляд и отвернулся, а чтобы отвлечься хоть на что-нибудь, спросил у проходящего мимо викинга:

— А вагры, они вообще, кто?

Викинг поглядел на меня, как на идиота, но сообразив, кто перед ним, ответил:

— Славянское племя! (При этом он смачно сплюнул.) Живут на юге за морем, там, где нет фьордов, а берег весь зарос лесом. Свирепы и кровожадны, как невыспавшиеся медведи. И так же, как медведи сильны, но не медлительны, а быстры, словно отогревшиеся змеи! Да ты ведь сам всё видел!"

— Они что же, совсем дикие? — Спросил я и снова удостоился взгляда, поставившего под сомнение мои умственные способности.

Вместо ответа викинг наклонился и одним движением разорвал белую шубу на груди мёртвого вагра. Под шубой оказался блестящий переливающийся панцирь, собранный из небольших стальных чешуек, опалированных до зеркального блеска, тщательно пригнанных друг к другу. Затем он вытащил из ножен, висящих на поясе убитого короткий клиновидный меч, такой же, как тот, что мне достался в схватке с разведчиком и, оторвав от одежды мертвеца лоскут кожи с мехом, лёгким движением разрубил его на две половинки. Впечатление было такое, что клинок вообще не встретил сопротивления!

— Дикие люди таких вещей не делают! — Сказал он, передавая мне меч. — Ты можешь согнуть это оружие пополам, и оно распрямится без изъяна, словно китовый ус! Только не порежься, они частенько смазывают ядом свои клинки, а свойства этого яда таковы, что умереть можно от небольшой царапины!

Я тут же ощупал те места, куда сегодня попало вражеское оружие, и обнаружил несколько царапин от которых нижняя рубашка была уже вся в крови. Увидев, чем я занят, викинг посоветовал мне прижечь раны калёным железом, и я немедленно отправился выполнять этот совет. Правда до железа дело не дошло, а просто завернув за угол, я плюнул несколько раз в ладонь огнём и втёр его везде, где это было нужно.