Глава 6.Интермеццо тринадцатое — «Берём купца!». Снова Лимо. Дон Самбульо.

Интермеццо тринадцатое — «Берём купца!». Снова Лимо. Дон Самбульо.

— Дядя Драгис, ты как?

Анхе стояла у меня за спиной и почему-то прикрывала рукой собственный рот. Я взглянул ей в глаза и подумал, что девушка прилагает отчаянные усилия, чтобы не расхохотаться. Однако это было не так, её лицо выражало скорее сочувствие, чем насмешку.

— А, что, у тебя переход в другие измерения всегда вот так получается?

— Да! Это необходимое условие! — Ответил я, поднимаясь с палубы, но она вдруг снова исчезла у меня из под ног, и я опять растянулся во весь рост, приложившись о мокрые доски.

Перед глазами вдруг всё поплыло и раздвоилось, а к горлу подступила тошнота. Я сделал ещё одну попытку сесть, и на сей раз мне это удалось, но только потому, что на помощь пришли участливые девичьи руки.

— Не вставай! — Послышался издалека голос Анхе. — На-ка вот пожуй!

Я почувствовал, как мне в рот запихивают, какие-то листья, но сил сопротивляться, попросту не было. Правда, жевнув пару раз этот, остро пахнущий корм для кроликов, я как-то сразу пришёл в себя и смог оглядеться вокруг.

Все пираньи были заняты работой, и на меня никто не обращал внимания. Это вселяло надежду, так-как я подумал, что они сейчас же поднимут меня на смех! Но никто не смеялся, в том числе и Анхе. Следующее зрелище, которое предстало передо мной, когда я повернул голову, наполнило моё сердце злорадным ликованием и в то же время заставило испугаться: в двух шагах, раскинув крылья и закатив глаза, кверху лапами лежал красный попугай! Его клюв слабо шевелился, а когти медленно сжимались и разжимались. Анхе проследила за моим взглядом и, как-то странно хмыкнув, подошла к поверженной птице.

Она бесцеремонно раскрыла клюв способный отстричь ей палец, как ножницы отстригают нитку, взяла один лист из пучка, который держала в другой руке и засунула его между острых костяных створок, затолкав это угощение поглубже указательным пальцем. Попугай, что-то задушено выкрикнул, (кстати, листья были невероятно горькими), вскочил на ноги, беспорядочно захлопал крыльями и завращал глазами, причём в разные стороны. Через пару секунд он пришёл в себя, сложил крылья и заявил убитым голосом:

— Каррамба, блин!

— Я лечу этим пираний! — Пояснила Анхе, показывая мне листья. — Раньше они ужасно страдали от морской болезни, а сейчас то-ли привыкли, то-ли просто боятся, что я снова заставлю их жевать листья пупырника чесошуйчатого.

С этими словами она удалилась, и мы с попугаем только вздохнули, глядя ей вслед.

Наверное, около недели мы шли без приключений, держа курс на юг и имея берег по левому борту. Анхе по-прежнему оставалась замкнутой и неразговорчивой, мы с Огнеплюем совещались лишь в полном одиночестве и шёпотом, а этого на небольшой тесной галере было достичь весьма непросто. В начале второй недели нашего плавания на горизонте показался парус. Я попробовал разглядеть его в подзорную трубу, имевшуюся в арсенале Анхе, но ничего толком не увидел.

(Ох уж этот Огнеплюй, ну хоть за оптикой мог бы "смотаться" в технически более развитую эпоху!)

Правда, сейчас именно он решил наши сомнения. Пока мы с Анхе пытались рассмотреть, что-то через мутные стекла, вставленные в помятый бронзовый цилиндр, мой предприимчивый братец взмыл под облака и слетал к незнакомому судну, проведя, таким образом, разведку с воздуха.

— Купец! — Шепнул он мне в самое ухо, когда снова водрузился на моё плечо.

— Это купец! Берём? — Спросил я у Анхе, которая тоскливо смотрела в небо, как будто надеялась, что из-за облака вот-вот вынырнет красный дракон.

— Берём. — Коротко бросила она, и мне совсем не понравилось отсутствие энтузиазма в её голосе.

Корабль был похож на бочонок, положенный на бок. Что ж, до появления величественных парусников, способных, шутя, переплыть океан, оставалось ещё несколько веков, а пока морские суда были тихоходными и неуклюжими. И это было нам только на руку!

— Возмутительно! — Воскликнул профессор Прыск, и все обернулись в его сторону. — Я думал о вас лучше, Драгис! Я считал вас гангстером поневоле, скорее жертвой, чем злодеем и даже сочувствовал вам! Но оказывается вы не просто злодей, а злодей со стажем, причём с многовековым стажем! Пиратство! Морской разбой! Что может быть хуже! Вам нет, и не может быть оправданий!

— Может быть вы и правы, господин профессор. — Задумчиво отозвался Драгис. — Но я всё же, с вашего позволения, продолжу свой рассказ, а уж потом сами судите, мог ли я, как-то по-иному действовать в тех обстоятельствах:

— Повторяю, что мы имели перед тем кораблём огромное преимущество — наша галера была втрое быстроходнее этой плавучей бочки. Ветер был попутным, а пираньи, почуявшие добычу, гребли, как одержимые. Вскоре на корабле заметили наше присутствие и подняли тревогу. Несмотря на большое расстояние, я отчётливо видел, как люди забегали по палубе, а на обеих боевых башенках появились лучники.

— Помнишь, о чём мы договаривались? — Спросил я у Анхе, которая только что закончила инструктировать абордажную команду.

— Помню! — Буркнула она и повернулась ко мне спиной.

— А о чём вы договаривались? — Спросил Огнеплюй удивлённым шёпотом.

— О том, чтобы не проливать лишней крови и совсем обойтись без драки, если купцы сдадутся. А ещё, переговоры буду вести я!

Попугай презрительно фыркнул, но промолчал. Мне самому, правда, не очень верилось, что удастся избежать столкновения: вид у стрелков на башенках был очень решительный, и они уже натягивали луки. Вдруг сильнейшее дежавю хватило меня, как обухом по затылку. Я же видел всё это совсем недавно! Корабль был другой, но очень похожий и флаги развивались на нём точь-в-точь, как на судне нашего старого знакомого Лимо! А это не он бегает там по палубе, среди рабов, снующих туда-сюда с тюками, такой же пёстро разодетый, словно лоскутный мяч? Вот только выражение лица у этого мерзавца было сейчас не фальшиво-приветливым, а перепуганным и мрачным.

Я подошёл к вертлюжной пушке, за которую цеплялся во время нашего скачка через проход в это измерение и, как можно небрежнее облокотился о борт галеры. Расстояние между судами быстро сокращалось и мне казалось, что я слышу, как звенит тетива на каждом луке, из которого целятся в нас эти угрюмые, внушительного вида, (не чета прежним), мужики.

— Эй, Лимо! Слышишь меня, подлый предатель? — Крикнул я таким громовым голосом, на который только был способен. — Это я с тобой говорю, Драгнар Белая Борода, побратим ярла Ванхагена, хозяина фьорда Скулланд, которого ты обидел в той деревне, что вы купчишки зовёте городом Амстердамом? Готов ли ты ответить за содеянное тобой и раскошелиться, чтобы выкупить свою никчёмную жизнь?

На бедного Лимо было жалко смотреть! Он побледнел, как полотно, весь затрясся, попятился, будто это могло его спасти и, наверное, упал бы, если бы не мачта, которая оказалась у него на пути. Приложившись об неё спиной, купец взвизгнул и словно проснулся.

— Стреляйте! — Заорал он, обращаясь к стрелкам, и те спустили тетивы натянутых луков!

В этот момент я понял свою тактическую ошибку. Да, Лимо узнал меня, но увидев того, кого он недавно сдал страже Амстердама, не только живым, но и стоящим на корабле "Белой Ярости", совершенно перепугался и потерял надежду на спасение! Отчаяние придало ему смелости и, вместо того, чтобы вступить в переговоры он отдал команду начать бой!

Рой стрел накрыл галеру, словно косой осенний дождь! Пираньи вскрикнули все разом и в этом вопле смешались боль раненых и ярость воительниц оскорблённых и взбешённых таким оборотом событий. Меня на долю секунды словно парализовало от неожиданности. Как в тумане я увидел несколько стрел летящих мне прямо в лицо и понял, что ничего не успею сделать! Вдруг эти стрелы вспыхнули, как спички и исчезли, рассыпавшись чёрным пеплом! Пламя, вырвавшееся из клюва попугая, было во много раз меньше драконьего огненного фонтана, но такое же горячее!

— Наводи пушку! — Крикнул мне Огнеплюй в самое ухо, совершенно не таясь.

Выйдя из ступора, я ухватил пушку, за рукоять, торчащую с казённой части и направил её жерло на кормовую башенку со стрелками. И тут я понял, что у меня нет фитиля для запала! Не обессудьте, с огнестрельным оружием я к тому времени был знаком только по книгам.

— Дракон ты, в конце концов, или нет! — Прошипел Огнеплюй и плюнул в запальное отверстие.

Те, кто слышал голос этой пушки, имеют представление о том, как она бабахает, особенно, когда стоишь рядом. Я тогда услышал этот грохот впервые и подумал, что мои барабанные перепонки сейчас лопнут. Даже галера качнулась назад от отдачи, ведь пушка крепилась к борту без лафета, на шарнирном кронштейне. Облако белого дыма на несколько мгновений заслонило от меня купеческий корабль, а когда дым снесло порывом ветра, я увидел, что вместо башенки с лучниками, на корме "купца" беспорядочно торчат обломки досок. Я и не подозревал, что такое маленькое орудие может стрелять настолько мощно, но поразмышлять над этим вопросом мне не дали выстрелы загрохотавшие слева!

Анхе стояла, закусив губу, а в руках у неё были два изящных, богато украшенных, длинноствольных пистолета. Ба-бах! Ба-бах! И оба пистолета полетели на палубу, а в руках у девушки появилась новая пара. (Вообще у бравой воительницы торчало из-за пояса не меньше десятка пистолетных рукоятей.)

С носовой башенки купеческого корабля доносились стоны и вопли, там царил полный хаос: один из стрелков со снесённым наполовину черепом перевешивался через ограждение, другой орал, выпучив глаза и выставив перед собой то, что осталось от его кисти, разбитой пулей, а ещё двое, окровавленные и перепуганные, дрались у лесенки ведущей вниз. Следующий залп из пистолетов грозной пиратки, раз и навсегда, прекратил их спор.

— Смотри! — Снова крикнул мне в ухо Огнеплюй, но на этот раз он постарался сделать это так, чтобы его не услышали остальные.

Я повернул голову в ту сторону, куда он указывал и увидел, что на палубе "купца" столпилось не менее двух десятков вооружённых мужиков, четверо из которых деловито собирали какую-то замысловатую конструкцию. В следующее мгновение я понял, что это катапульта, а ещё через мгновение её закрыли от моих глаз здоровенным щитом, грубо окованным листовым железом, с небольшим квадратным отверстием посередине.

— Опасность! — Крикнул я Анхе, но девушка не нуждалась в моём предостережении.

— Поворачивай влево! — Скомандовала она пираньям, державшим рулевое весло.

Почему-то у меня промелькнуло в голове, что эта команда отдана не на профессиональном морском жаргоне, но с другой стороны кто бы мог научить Анхе тому, как должны звучать морские команды? Уж, конечно же, не Огнеплюй!

Выполняя резкий поворот, которому активно помогали гребцы с обоих бортов, галера так накренилась, что я испугался — не черпанёт ли она сейчас бортом?! Тем временем, расстояние между кораблями сокращалось. Сейчас мы фактически встали с "купцом" борт о борт и я не понимал, что Анхе собирается делать. С корабля Лимо на нас вновь посыпались стрелы и, судя по крикам, они опять нашли себе жертвы среди пираний. Я подумал, что сейчас Анхе прикажет дать залп из пушек, которые находились на палубе, но случилось другое!

Голос, которым девушка скомандовала атаку, напомнил мне крик морской птицы. Полтора десятка пираний, похожих сейчас на разъярённых ежей, вдруг с дикими криками раскрутили абордажные крючья и принялись забрасывать их на борт "купца". Проделав эту процедуру, они с силой, которую трудно было предполагать в юных девушках, подтянули галеру вплотную к кораблю и принялись перепрыгивать на его палубу.

Это выглядело совершеннейшим безумием, ведь там их ожидали здоровенные мужики, которых к тому же было вдвое больше! Но не это заставило меня испытать чувство ужаса, а то, что Анхе, сиганувшая через борт вместе со своей командой, оказалась сейчас прямо напротив квадратного отверстия в окованном железом щите, из которого торчал наконечник дротика острый и широкий, как лопата!

Я видел, что девушка сейчас не просто погибнет, а будет разрублена пополам. Огнеплюй тоже увидел опасность и сорвался с моего плеча, но было ясно, что он не успеет! И тут я сам не понял, что сделал, а сделал я следующее: схватился за вертлюжную пушку, выдернул её из крепления и изо всех сил швырнул девушке под ноги! Бедная Анхе кувыркнулась, как кегля, в которую попали шаром. Перевернувшись несколько раз, она осталась лежать без движения.

Волосы у меня встали дыбом! Когда я кидал пушку, то думал, что могу переломать ей ноги, но сейчас боялся, что у девушки сломана шея! В следующий миг раздался сухой щелчок и одна из пираний хрипло вскрикнула! Тяжёлый дрот с лопатообразным наконечником попал ей точно в солнечное сплетение, и от страшного удара несчастную воительницу отнесло обратно на галеру, где и пригвоздило, словно бабочку к противоположному борту. Остальные пираньи вдруг остановились, глядя в нерешительности на свою поверженную предводительницу, возле которой бегал красный попугай, стараясь закрыть её крыльями от наступающих врагов. Я понял, что это конец и если потом Огнеплюй убьёт меня, то я на него не обижусь!

В один прыжок я очутился на палубе корабля Лимо. Сабля, выхваченная уже в полёте, опустилась на правое плечо бородатого моряка вооружённого топором и располовинила его наискось так, что голова вместе с левым плечом и рукой отлетели в сторону! Двумя следующими махами я вспорол кому-то живот, а ещё одному отсёк обе руки сжимавшие копьё.

Тут матросы атакованного корабля, как будто очнулись и набросились на меня всем скопом, но в тот же миг очнулись и пираньи! Я потом узнал, что они нарушили приказ Анхе, бросили галеру и явились на борт "купца" полным составом. Какая тут началась свалка! Ещё на берегу, во время наших тренировок, я понял, что эти девицы не любят длинные клинки, зато ножами орудуют с бешеным остервенением и отразить такую атаку дело нелёгкое! Вот и сейчас они набрасывались на своих врагов по двое, по трое, в то время как половина вражеской команды пыталась разобрать меня на части.

Своим визгом и завываниями воительницы могли посрамить мартовских котов! При этом они кромсали несчастных матросов ножами, кусались, царапались, вырывали глаза, выдирали клочья волос! Но всё это я замечал лишь краем глаза, так-как мне самому приходилось отражать атаки десятка врагов!

Мне удалось сорвать свой плащ и намотать его на левую руку наподобие щита, но это помогло ненадолго — кто-то вцепился в этот плащ, я рванул этого неизвестного на себя, разнёс ему череп рукоятью сабли, после чего бросил плащ, чтобы не оказаться привязанным к трупу.

Что-то резко сорвало с меня шляпу вместе с платком, но я так и не понял, что это было, стрела или камень из пращи. Волосы, заплетённые в косы, рассыпались по плечам, что придало мне, наверное, ещё более зверский вид. Судя по лицам противников, так оно и было, но отступать они не собирались!

И тут произошло нечто совсем скверное: после удара, который рассёк надвое голову и шею очередного нападавшего, моя сабля намертво застряла в его позвоночнике и грудной кости. Выдрать её не было никакой возможности, и я выпустил рукоять, к которой моя рука уже успела привыкнуть.

Радостно вскрикнув, оставшиеся матросы кинулись на меня снова, но двое из них тут же рухнули прострелянные в упор из пистолетов, которые я держал за голенищами сапог. Остальные отшатнулись в ужасе, и это дало мне возможность перехватить пистолеты за стволы, так что теперь я получил две весьма удобные дубинки. Но им работы уже не нашлось.

Я оглянулся вокруг и то же самое сделали все, кто ещё мог стоять на ногах. Палуба "купца" была залита кровью, повсюду валялись трупы матросов среди которых, (ура!), не было ни одной пираньи! Оставшиеся в живых моряки оказались в явном меньшинстве, и продолжать сражение им совершенно расхотелось.

С обречённым видом они побросали на палубу своё оружие, хотя никто их об этом не просил. Это меня порадовало, но теперь я был вынужден лихорадочно изобретать способ не дать пираньям съесть этих бедолаг на ужин.

Но моё сердце подскочило от радости по настоящему, когда я увидел живую, хоть и очень злую Анхе, которая направлялась ко мне, заметно прихрамывая! Её лицо было перемазано копотью, на лбу красовалась основательная шишка, а над головой победно реял, (по другому не скажешь), красный попугай, из ноздрей которого валил дым! Происхождение этого дыма обнаружилось сразу — неподалёку дымились остатки катапульты.

— Знаешь, за что я буду сейчас отрывать тебе голову, дядя Драгис? — Прошипела Анхе, подойдя ко мне вплотную.

Я, как мог, изобразил полное недоумение, подкреплённое глуповатой улыбкой.

— Вот за это! — Крикнула Анхе и, вдруг развернувшись, схватила за лапы не ожидавшего такого поворота попугая!

Огнеплюй забил крыльями, что-то выкрикнул, попытался вырваться, но девушка держала крепко. Тогда он бессильно повис в её руке и даже закрыл глаза плёнкой.

— Когда ты узнала? — Спросил я, сообразив, что отпираться бесполезно.

— Сразу! С первых его слов! — Был ответ. — Думаете, я такая дура и ничего не поняла?! Разговаривает голосом Огонька, плюётся искрами! К тому же эти ваши постоянные перешёптывания!.. Э-эх! Как вам только такое в голову пришло?! Как вы могли со мной такое сделать?!

И тут она отшвырнула попугая, закрыла лицо руками и… заплакала! Огнеплюй прокувыркался шагов десять, приложился о какую-то палубную надстройку, встал на лапы, встряхнулся, подошёл к своей хозяйке, (теперь её следовало называть именно так), и принялся тереться о её ноги, словно кот выпрашивающий прощение за мелкую пакость. Анхе присела на корточки, обняла его за шею и зарыдала по-настоящему! Я понял, что складывается нелепейшая ситуация из которой требуется срочно найти какой-нибудь выход. Однако выход нашёлся сам.

— Эй, там, какого чёрта?

Эти слова выкрикнул непонятно откуда взявшийся человек, высокого, почти с меня, роста, худощавый, жилистый, черноволосый, с мужественными и благородными чертами лица. Его лицо мне кого-то сильно-сильно напоминало, но я не успел вспомнить кого, потому что в руке у этого незнакомца сверкнул клинок!

Это был кончар — длинный узкий меч, ещё не шпага, но уже не эспадон, оружие бретёров-профессионалов, которым владели немногие. Пираньи переглянулись, а матросы, понуро стоявшие одной тесной кучкой, словно овцы перед закланием, вдруг оживились, и кое-кто даже потихоньку подобрал оружие. Анхе подняла голову, шмыгнула носом и несколько раз моргнула от удивления своими зарёванными глазами.

— Он вас обидел, о, прекрасная сеньорита? — Воскликнул незнакомец и полтора метра превосходной стали упёрлись мне в грудь.

— Да нет же, нет! Дон Самбульо, это же сама "Белая Ярость", дьяволица морей! — Пробормотал скороговоркой Лимо, перепуганная рожа которого высунулась из-за спины незнакомца.

Тот пропустил его слова мимо ушей и только хлопнул купчишку ладонью по потному лбу. Не обращая ни на кого внимания, тот, кого назвали доном Самбульо, подошёл к Анхе и предложил ей руку с таким изяществом, что я вмиг почувствовал себя совершеннейшим медведем, а ведь ещё недавно пытался учить эту девушку манерам!

Юная пиратка, как зачарованная, положила свою перепачканную ручку в мужественную ладонь этого сеньора, встала на ноги и вдруг сделала такой профессиональный книксен, будто на ней было придворное платье с кринолином, а не короткие шаровары и свободная рубашка, (слава Богу, на сей раз застёгнутая)!

Глаза молодых людей встретились, и я почти физически ощутил, как между ними сверкнула искра! Они смотрели друг на друга, не отрываясь, и казалось, что эти двое попросту забыли, где они находятся и что происходит вокруг.

Мы с Огнеплюем переглянулись и прочли мысли друг друга. Дон Самбульо! Что это, совпадение или невероятная причуда судьбы? Но этот человек не мог быть тем, кому старый Сигурд, отец Ванхагена, собирался поручить свою внучку. Тому должно было быть сейчас лет за шестьдесят, а этому не было и тридцати!

— Меня зовут дон Санчес Хуан Альфредо де Самбульо! А как ваше имя, несравненная сеньорита?

Речь незнакомца была настолько витиевата, что у меня даже слегка закружилась голова.

— Анхелика! — Ответила околдованная Анхе. — А это мой дядя, Драгис и мой попугай, Огонёк!

— Каррамба! — Заявил Огнеплюй и я внутренне с ним вполне согласился.

— Рад знакомству, сеньор Драгис! — Обратился ко мне дон Самбульо, кланяясь и протягивая руку для пожатия. — Но что же мы здесь стоим? Нижайше прошу вас посетить мою каюту! Окажите мне честь и отведайте со мной превосходного вина из подвалов замка Самбульо!

— Что вы делаете! Это же… — Пропищал купец, снова выныривая откуда-то сбоку.

Дон Самбульо, не меняя выражения лица, резко двинул Лимо локтём в живот, подал руку Анхе и повёл её к небольшой двери, ведущей в помещение на корме. Похоже, его совершенно не смущал ни чумазый, растрёпанный вид девушки, ни её босые ноги, ни компания в которой он её нашёл, ни обстоятельства при которых он её встретил. Мне оставалось только быстро отдать несколько распоряжений пираньям, которые на удивление легко послушались, посадить попугая на плечо и последовать за этой колоритной парочкой.

Прошло совсем немного времени и мы, включая попугая, от души веселились в каюте дона Санчеса Хуана Альфредо! Он откликался на все эти три имени, был изысканно вежлив с "сеньоритой" Анхе, ласков с попугаем, уплетавшим кусок хлеба, намоченный в вине и по мужски, приветлив со мной.

Он даже едва не выиграл у меня спарринг в армрестлинг! Ну, если честно, то я немного поддался и соревнование закончилось вничью, чему дон Самбульо был очень удивлён, так-как привык побеждать в такого рода состязаниях. Однако при этом он, как человек благородный, не обиделся и не затаил злобы, а проникся ко мне глубочайшей симпатией, подкреплённой объёмистым кубком вина, которое было и впрямь выше всяких похвал! Несколько раз в нашей компании появлялся кислый, похожий на подгнивший фрукт, Лимо, но всякий раз сеньор Санчес давал ему тумака, и физиономия этого мерзавца скрывалась из вида. Но всё же он ухитрился пролезть под его локтем и шепнуть несколько слов на ухо благородному дону. Тот выслушал его с брезгливым вниманием, после чего схватил за ворот и резким движением притянул вниз, от чего жирный купеческий подбородок стукнулся о крышку стола.

— Слушай, Лимо! — Процедил этот сеньор, к которому я чувствовал всё больше симпатии. — Ты ведь обещал мне, что во время плавания происшествий не будет?

— Д-да, об-бещал! — Задушено прохрипел Лимо.

— Ну и как ты сдержал своё обещание?

— Ий! Я...

— Иными словами, твои посулы оказались ложными?

— Э, э...

— Получается, что так, достопочтенный купец и за это я, как чистокровный дворянин и подданный короля Кастилии, могу требовать с тебя виру, не так ли?

Дон Самбульо ещё раз дёрнул беднягу за ворот и челюсть того клацнула о крышку стола.

— Но во время досаднейшего инцидента, когда мой сон был нарушен твоей дерзновенной рукой, которой ты так долго тряс меня за плечо, короче во время беспорядка, допущенного на судне по твоему попустительству, я познакомился с самой прекрасной сеньоритой, красота которой способна затмить не только всех высокородных дам при дворе моего сюзерена, но и сами звёзды небесные! Ведь за это я должен быть тебе благодарен, не так ли Лимо?

— Т-так, благородный сеньор!

— И что же мне теперь делать? За невыполненное обещание, скреплённое честным словом купца, я должен заколоть тебя, как свинью! Но за посредничество в знакомстве с высокородной сеньоритой я в долгу перед тобой, Лимо! Так что же мне делать?

Какие бы чувства я не испытывал к низкому предателю, голова которого сейчас лежала на столе, как на плахе, мне стало его жаль и я даже начал придумывать предлог, чтобы заступиться за него перед доном Самбульо.

— А, придумал! — Вдруг воскликнул последний, как Архимед открывший принцип измерения объёма тела. — Я сохраню тебе жизнь, это будет моей первой благодарностью! А чтобы ты не говорил, что потомок князей Самбульо был с тобой скуп и не справедлив, держи вот это!

При этих словах сеньор Санчес отпустил Лимо и бросил ему увесистый мешочек, в котором что-то мелодично звякнуло. Купец, несмотря на то, что был наполовину задушен, поймал этот мешочек и спрятал его в складках одежды с ловкостью фокусника.

— П-покорнейше благодарю! — Пролепетал он, согнувшись пополам. — Но, дон Самбульо!..

— Значит так! — Прогремел наш гостеприимный хозяин, сделав вид, что встаёт с табурета. — Твой корабль был атакован, командой этой благородной доньи, не правда ли?

— Д-да!

— Твои люди оборонялись?

— Конечно, мой сеньор, но...

— Ты ведь заплатил им за работу?

— Запла...

— Но они её не выполнили?

— Не вы...

— Ну, так с них и спрашивай, если недоволен их работой! Тебя атаковали по-честному! Силы противника были намного меньше, а значит, все шансы были на твоей стороне, но ты ими не воспользовался! Так на что же ты жалуешься? На то, что потерпел поражение от девушек? Уйди с моих глаз и не показывайся до тех пор, пока не позову, иначе, даю слово дворянина — вышвырну тебя за борт связанного по рукам и ногам, понял?

Лимо понял и исчез с такой скоростью, какую никак нельзя было ожидать от человека его комплекции.

— Откровенно говоря, я потрясён вашей командой, сеньор Драгис! — Сказал дон Самбульо, поворачиваясь ко мне. — Девушки, взявшие на абордаж судно, наполненное дюжими мужиками, половина которых не так давно служила в городской страже! Ради такого зрелища стоило съездить в этот захолустный и холодный Амстердам!

— Благодарю за похвалу, дон Санчес! — Ответил я. — Правда, команда не моя, а моей племянницы. Я лишь немного подучил девушек фехтованию, не более того. А если не секрет, что привело вас в Амстердам?

— Я был там по поручению моего покойного батюшки, дона Диего де Самбульо. Он в своё время задолжал некоему Сигурду, который является то-ли князем, то-ли королём в северных землях. Отец очень беспокоился по поводу того, что этот старый долг так и не был отдан при его жизни, вот я и приехал, чтобы разыскать того, кто выручил его однажды в молодости. Однако мои поиски закончились неудачей. Что купцы, что рыбаки в Амстердаме ни за какие деньги не пожелали отвезти меня к норвежским берегам! Два месяца потрачены впустую и сейчас я вынужден вернуться, так и не совершив того, для чего проделал такой долгий путь.

— Вот, каррамба! — Не удержался от комментария Огнеплюй, забыв о своём хлебе.

Дон Самбульо удивлённо посмотрел на попугая, проявившего чересчур много ума, и мне пришлось прийти брату на выручку.

— Вы сказали, что команда этого судна состояла по большей части из бывших стражников? — Спросил я, чтобы отвлечь его внимание.

— Ну да! Лимо нанял их после того, как бедолаг повыгоняли со службы в этом их Амстердаме. Они недавно упустили каких-то викингов, напавших на трактирщика, после чего впали в немилость у местной купеческой администрации. Мне действия нашего купчишки показались тогда разумными, ведь в здешних водах пошаливают пираты… Но, мой бог!

При последнем восклицании сеньор Самбульо уставился на Анхе, которая до этого момента сидела молча и только заворожено смотрела ему в рот.

— Так что же, значит, Лимо был прав? — Воскликнул этот благородный дон до которого только сейчас, похоже начало доходить в компании кого он пьёт вино в своей каюте.

Огнеплюй покачал головой совсем не по попугайски, но на сей раз, это не было замечено. Я понял, что будет лучше рассказать всё.

— Я могу вам помочь в деле с долгом вашего покойного родителя, дон Самбульо! — Сказал я, поставив свой кубок на стол. — Но для этого мне придётся поведать вам весьма длинную историю. Итак начну с того, что вы видите перед собой урождённую принцессу фьорда Скулланд, внучку того самого Сигурда, который по своему положению и в самом деле являлся князем и хозяином своих северных земель и вод...

Не буду повторять здесь тот рассказ, ведь он состоял из историй поведанных мне Ванхагеном и тех, в которых я сам принимал участие. Я все их уже рассказывал. Скажу только, что к концу у меня пересохло горло и лишь кубок доброго вина спас мои пылающие связки.

В окно уже светили первые звёзды, когда я закончил своё почти правдивое повествование. В общих чертах я не отошёл от истины, но кое о чём ведь совсем нельзя было говорить, а что-то пришлось изменить, чтобы сделать понятным для того кому нельзя всё рассказывать.

Умолчал я, например, о том, что мой брат, воспитавший Анхе, является драконом по своей природе, а в настоящее время сидит на спинке свободного стула в образе попугая и согласно кивает головой на каждое моё слово, (я представил его пиратом, захватившим судно на котором плыла Анхе, будучи ещё младенцем).

О переходах между мирами я тоже умолчал, рассказал лишь об острове не известном мореходам, где сеньорита Анхелика провела годы своей юности, а пираний представил, как девушек местного племени. Больше всего я при этом боялся, что Анхе начнёт меня опровергать и поправлять, но она, похоже, вообще ничего не слышала. После того, как я закончил, дон Самбульо молчал некоторое время, а потом произнёс следующее:

— То, что вы сейчас рассказали, дон Драгис, потрясло меня до глубины души! Я восхищён вашей доблестью, великодушием вашего высокородного брата и чудесной историей прекрасной сеньориты Анхели! Теперь я чувствую себя обязанным принять участие в судьбе этой восхитительной девы и таким образом исполнить долг, завещанный мне отцом!

При этих словах попугай встрепенулся, наклонил голову и посмотрел на говорящего с явным неодобрением. Меня тоже несколько удивила торопливость дона Самбульо взять Анхе под своё покровительство, но когда я посмотрел на девушку, то понял, что она-то, как раз, ничего против этого не имеет.

Огнеплюй кашлянул. От этого звука все как будто проснулись и внезапно вспомнили о времени.

— От всей души благодарим вас, дон Самбульо! — Постарался, как можно любезнее откланяться я, почти силой вытаскивая Анхе с её места. — Мы обязательно вернёмся к этому вопросу завтра, а нынче уже поздно, и потому разрешите откланяться!

Огорчению и разочарованию нашего любезного хозяина не было предела! Анхе вообще не понимала, зачем её уводят из такого места, где ей так хорошо? Я чувствовал себя палачом-изувером, но делать было нечего, этих двоих следовало развести по разным углам, пока не случилось чего-нибудь непредвиденного. Кроме того, мне необходимо было переговорить с Огнеплюем наедине.

Когда мы вышли на палубу, мои самые худшие опасения подтвердились: оставшиеся в живых матросы вовсю любезничали с пираньями! Но больше всего нас с Огнеплюем потрясло то, что те отвечали им с неподражаемым дикарским кокетством, и это приводило обе стороны в неописуемый восторг! Стало ясно — оба корабля взяла на абордаж любовь! Я сразу вспомнил о древнем поверии, что женщина на корабле приносит несчастье. Теперь было понятно, о чём там шла речь, но ведь имелась в виду одна женщина, а тут...

Одно обстоятельство меня чрезвычайно порадовало: когда после сердечного прощания с доном Самбульо мы вступили на борт своей галеры, Анхе, как будто проснулась, оглянулась вокруг с удивлением и вдруг издала резкий, почти птичий крик, от которого попугай чуть не слетел с моего плеча.

Этот звук я слышал и раньше, (он означал полный сбор), а потому не слишком удивился, когда через секунду пираньи, как горох посыпались с чужого борта на галеру. Здесь им был устроен изрядный разнос за плохое поведение в то время, как начальство, (то есть Анхе, а не я; я по-прежнему имел неопределённый статус), было "на переговорах"! После этого последовала перекличка и подсчёт потерь, которые оказались неожиданно большими.

Если я говорю большими, то имею в виду, что они были большими для этой команды, которая к потерям не привыкла: за всю недолгую историю пиратствования "Белой Ярости", погибло всего две пираньи, но они утонули во время шторма ещё в те времена, когда девушки только учились ходить по морю на своей галере. Теперь же мы недосчитались четырёх воительниц моря, и ещё не меньше десятка девушек было ранено, из них две достаточно тяжело, хоть и не смертельно. Я не мог отделаться от мысли, что это произошло, в значительной степени, по моей вине, но когда поделился своими соображениями с Огнеплюем, то получил следующую отповедь:

— На войне, как на войне! Мы вышли не на увеселительную прогулку. Пираньи вообще полудикие создания, они не боятся ни крови, ни опасности, а возможность погибнуть в бою, в волнах или на охоте, вообще принимают, как должное! Так, что не морочь себе и мне голову, а давай подумаем, как нам быть с доном Самбульо и нашей по уши влюблённой пираткой?