15. Лиля

В самолете Лиля спала — чтоб не так бояться и чтоб не смотреть на Ильяса. После утренней истерики ей самой на себя глядеть было тошно, а на Ильяса — стыдно. Вот и спряталась. А когда прилетели, очень кстати появился Вовчик: он так громко радовался «пропащим» и так заразительно ржал над собственными шуточками, что думать о чем-то еще было решительно невозможно. Да и не очень-то хотелось.

В машине, едва вырулив на Ленинградку, Вовчик принялся делиться новостями и сетовать на тяжкую судьбу художника, мол, ему никто выставок не организует, все сам, только сам, потом и кровью!

А может, он говорил вовсе не это, а что-то совсем другое — Лиля точно не знала. В аэропорту толком не проснулась, в машине задремала снова, и во сне ей мерещилось море, пахнущее мужским одеколоном, и прибой, говорящий голосом Эри. В полосе прибоя играли русалки: они перекатывали гальку, швырялись пеной и взвизгивали при виде медуз — в точности так, как взвизгивают шины на повороте. Русалки были чем-то похожи на Лилю, а подальше от берега, на скале, сидела Настасья, самая настоящая морская ведьма. С восемнадцатью устрицами на хвосте. Лиля уже хотела сказать, что восемнадцать устриц положено только королю, а морской ведьме — не больше десяти, но ей помешали.

— …Русалочку! Одолжи, не жлобись! — пророкотал прибой особенно отчетливо.

— Тише ты, не буди, — отозвалась морская ведьма, но почему-то голосом Ильяса. — Что тебе, Лилька — чемодан, чтоб одалживать? Нужна, ее и спрашивай.

— Илюха, да ты ревнуешь! — прибой забурлил, будто засмеялся.

— Чушь. Погоди ржать, надо позвонить Элину. А то передумает насчет выставки, лишит тебя повода поскрипеть.

Лиля пыталась вспомнить, что такое Элин? Русалочки тут же принялись помогать — высунулись по пояс из воды и предложили Лиле по очереди портрет неизвестного короля в завитом парике, страусовые перья, кактус, фикус, белую мышь и еще какую-то чушь. Наверное, очень хотели запутать. Но она все равно вспомнила! Элин — это книга. Старинная, в пуд весом, со львом на обложке и заложенная золотым пенсне. Очень нужная и важная книга!

От этой важности Лиля внезапно проснулась с четким пониманием: ей срочно надо найти книгу профессора Лайна! Вряд ли господин Элин вспомнит о своем нечаянном обещании, но это неважно. Достаточно того, что он назвал имя автора, в интернете он наверняка есть, а нет в сети — найдется в Ленинке.

— Проснулась, Капелька? — спросил Ильяс с переднего сидения, едва она пошевелилась.

— А… где мы?

— Выезжаем на МКАД, — отозвался Вовчик и пристально глянул на нее в зеркальце заднего вида.

Почему-то стало неуютно, словно ее кто-то застал в постели с Ильясом. То есть — не кто-то. Толку себе врать? Эри и застал.

Отвернувшись, — не видеть рядом Ильяса и Вовчика, так похожего на Эри, — Лиля тихо попросила:

— Завези меня на Молодежную, пожалуйста, — и назвала Настасьин адрес.

Повисло молчание, острое, обрезаться можно.

Лиля упорно смотрела в окно, ничего там не замечая. Зато отлично чувствовала, как Ильяс сначала мрачнеет, а потом становится очень спокойным — словно опустил забрало из светских манер.

— Эй, народ, вы чего это? — отмер, наконец, Вовчик. — Поругались, что ли?

— Нет, конечно, — натужно улыбнулся Ильяс и спросил: — Лиль, когда за тобой заехать?

Кому другому Лиля, пожалуй, сказала бы "никогда". Но опять обижать Ильяса совсем не хотелось. И… и потерять его — тоже.

— Завтра, ладно? Или я сама доберусь.

Только сейчас Лиля сообразила, что Настасью-то она спросить забыла, даже не предупредила, что возвращается в Москву. Так что запросто может оказаться перед закрытой дверью. Ну, ничего, если нет Настасьи — можно пойти к Сеньке. Тоже дело, сразу его и запрячь в раскопки интернета.

Пока ехали, Ильяс делал вид, что все в порядке. Улыбался, шутил с Вовчиком, обещал показать добычу. А около Настиного дома вышел, помог выбраться Лиле, вручил рюкзачок и нежно ее поцеловал. В висок.

— До завтра, Капелька.

Снова захотелось вывернуться из объятий, — смотрят же! — но Лиля пересилила себя, поднялась на цыпочки и чмокнула его в усы. И убежала — ровно до запертой двери. Нажала звонок раза три, ответа не дождалась и уже достала мобильник, чтоб узнать, дома ли Сенька, как мобильник завопил голосом Доминго.

— Алё? — недоуменно спросила Лиля: Верди она поставила только для незнакомых номеров.

— Лилия Тишина? — поинтересовались из мобильника профессионально вежливо и почтительно. — Вас беспокоит секретарь Вадима Юрьевича Элина. Вы сейчас в Москве?

— Да… то есть… в Москве…

— Где вам удобно получить пакет? Курьер будет в течение часа.

Лиля растерянно поглядела на запертую дверь, потом в окно, и только собиралась назвать сенькин адрес, как открылись двери лифта и оттуда вышла огромная сумка, с кряхтением опустилась на пол, и над ней показалась Настасья.

— Здесь! — облегченно выдохнула Лиля и уточнила: — Ельнинская, восемь-семнадцать.

— Благодарю, — сказали в мобильнике и отключились.

И правильно сделали, что отключились, а то всенепременно оглохли бы от визга дуэтом:

— Лилька!

— Настька!

— Ты куда пропала, редиска этакая?! — отпихнув пакет, Настасья сначала обняла Лилю, а потом отодвинула на вытянутых руках, критически осмотрела и вынесла вердикт: — В Ниццу ездила!

— Не в Ниццу, а в Алушту. — Лиля показала ей язык. — Это в Крыму!

— В Крыму таких серег не продают. — Она ткнула в Ильясово творение из жемчуга, ракушек и расписных бусинок. — И вообще, ты же плавать не умеешь!

Лиля прикрыла сережку ладонью, так, на всякий случай.

— Теперь умею. А ожерелье порвалось, — вздохнула она. — Такое было ожерелье!

— Ну-ка, рассказывай! — Велела Настасья, отпирая дверь. — Давай на кухню и все-все в подробностях!

Рассказ о Крыме занял минут пять, пока кипятили чайник и резали бутерброды.

— И это все? — Настасья скептически подняла бровь. — Ты сочинение «как я провел лето» интереснее писала! Давай, колись, поссорились что ли?

Лиля дернула плечом. Проницательна Настасья, слов нет, только лучше б она все-таки была не такой… догадливой.

— Глупости, с чего нам ссориться… просто особо нечего рассказывать. Ну, Ильяс меня плавать научил, а еще я упала с пирса, и мы ездили смотреть Мраморную пещеру. И ожерелье с серьгами мне сделал, только оно того… — Вспоминать об ожерелье оказалось неожиданно больно, чуть не до слез. Но Лиля тут же мысленно надавала себе по щекам, чтоб не истерила, и старательно улыбнулась. — Кстати, я тебе привезла кое-что! Вот, смотри, это — я сама делала, а это — Ильяс…

Водрузив на стол рюкзачок, Лиля вытащила шкатулку — шмотки, вылезшие наружу, она отбросила на стул — и вручила Настасье. Та, разумеется, тут же позабыла про какие-то там неважные ссоры и запустила в сокровища обе руки. И — восторженно завизжала.

За примеркой и обсуждением «ништячков хендмейд» — вот же, прицепилось Ильясово словечко! — незаметно пролетел час, так что когда в дверь позвонили, Лиля не сразу догадалась, что по ее душу.

На пороге обнаружился паренек с мотоциклетным шлемом подмышкой и запакованным в коричневую бумагу фолиантом в руках.

— Мне нужна Лилия Тишина.

— Я здесь. — Лиля отодвинула удивленную Настасью. — Передайте Вадиму Юрьевичу мою благодарность. И… подскажите, как с ним связаться, чтобы вернуть книгу?

— Это не ко мне.

Паренек вручил Лиле книгу и, не дожидаясь дальнейших вопросов, смотался. А Лиля тут же понеслась в комнату, распаковывать свое сокровище. Настасья — за ней, молча и сосредоточенно, словно собралась как минимум читать шифровку из Центра.

Шифровка присутствовала: выпала из свертка, как только Лиля принялась его разворачивать. Небольшая, размером с открытку, и как положено секретному посланию, написанная крайне затейливым почерком. Лиля даже прочитать ее не успела, карточку сцапала Настасья. Сощурилась.

— "Скромный подарок милой девушке из-под фикуса", — прочитала она вслух. Уставилась на Лилю, как голодная моль на соболью шубу. — И что ж это за подарок, а главное, от кого? Колись!

— От одного знакомого Ильяса, — пробурчала Лиля, развернула последний слой бумаги и ойкнула. Ничего себе! И это она собиралась искать в Ленинке? Да они за такой антиквариат душу продадут!

— Чего вопишь? — Настасья заглянула в сверток и, кажется, подавилась. Закашлялась.

— Ну ни… чего ж себе! Это что, настоящая кожа на обложке? И ты посмотри, название с ерами, выходит… еще дореволюционная? Ну, Лильбатьковна, у твоего Ильяса и знакомые!

— Не факт, что дореволюционная, — возразила Лиля машинально. — Вроде бы эти "еры" и "яти" отменили в восемнадцатом году...

— Зануда ты. Какая разница, главное — книжка жутко старая. Жутко!

Не обращая внимания на Настасью, Лиля осторожно погладила обложку и открыла книгу. На форзаце красовалась литография: интеллигентнейшего вида автор, с бородкой и в пенсне. И там же — длинное замороченное название и год издания.

— Тысяча восемьсот девяносто четвертый, — из-за плеча прочитала Настасья. Тихо, с придыханием. — Лев Семенович Лайн, профессор Московского… ого! Лилька, ты вообще представляешь, сколько это стоит?

— Не представляю и представлять не хочу. Насть, это подарок, а подарки не продают. И вообще, я ее верну, когда прочитаю. Мне антиквариата не надо.

— Ну да, ну да, — вздохнула Настасья. — Кто бы сомневался. Вернет, обидит хорошего человека, редиска хвостатая. Да, от темы-то не уходи! С чего тебе такие подарки дарят? И кто?

— Клещ ты энцефалитный! — в сердцах буркнула Лилька и тут же осеклась: ну что с ней такое, рычит на Настасью!

— Да, я такая, — и не подумала обижаться та. — Потому — рассказывай все и подробно. Все равно ж не отстану.

Тяжело вздохнув и с тоской поглядев на дверь, Лиля принялась рассказывать. Не все, конечно, про свои сомнения в нарисованности Эри и Тейрона она умолчала. Но про то, что в игровом центре ведутся какие-то исследования, и все это связано с древними легендами о фейри, и вокруг всего этого творится нечто странное, а Лилька никак не может остаться в стороне, она же играла на полном погружении — и ей интересно! Безумно интересно! А эту книгу она, может, всю жизнь мечтала прочитать, шутка ли, научная работа по кельтским сагам, — ты же знаешь, я с детства обожаю кельтику! — и по всему европейскому фольклору… про фейри работа, ты только представь, у этого профессора какая-то редкая теория!

— Так. Тихо. Спокойно. — Настасья подняла открытые ладони. — Насчет книги я поняла, сбылась мечта… э… энтузиаста, ага. А про центр подробнее, подробнее.

— Не знаю я подробнее. Искать надо. В инете смотреть.

И поговорить с игроками! Вот будет турнир, — кстати, надо глянуть, когда следующий, — игроки снова соберутся, надо будет пойти и разведать. Самой. Тут Настасья не нужна, тут никто не нужен. И обязательно найти Кирана, то есть Кирилла. На прошлом турнире его не было, но может на этот придет? Он же из Москвы, кто-то непременно его знает, а значит — они встретятся, и Лиля точно поймет, настоящий Тейрон или нет.

— Что искать-то? — спросила Настасья.

— Что-нибудь. Что угодно необычное, откуда я знаю, что именно?

И Михаилу отзвониться надо. Он, конечно, списка игроков не даст, у них в центре сплошная конспирация, но про турнир наверняка ответит, здесь же никакого секрета нет.

Настасья задумалась, оглядела зачем-то комнату, остановилась взглядом на заваленном нотами рояле, потом с нехорошей улыбочкой глянула на Лилю и сказала:

— Ага. В детектива, значить, играть будем. Ладно, Ниро. Читай про свои орхидеи, а я раскопаю скандалы и сплетни. — Звучало это как «я тебе такого накопаю, что дорогу к этой шарашкиной конторе позабудешь!» — Но завтра! На сегодня у нас еще полшкатулки и вон, я в «Мегу» на распродажу ходила. Тоже мерить надо!

— Сейчас, Насть, мне только позвонить — и будем мерить.

Михаилу она звонила, зажмурившись и скрестив пальцы на удачу: только бы он не рассердился на ее полуторамесячное отсутствие, только бы не сказал, что ИЦ разрывает с ней контракт, только бы…

Добояться она не успела, куратор взял трубку после первого же гудка и очень мило поинтересовался, как ей отдохнулось.

— Замечательно, — почти не соврала Лиля. — Михаил, у меня все отлично, честное слово! И, наверное, надо приехать в Центр, к вам? Осталось всего три недели…

— Приехать надо, конечно! Вот и Светочка ждет не дождется, — по голосу куратора было понятно, что улыбается.

— А… когда следующий турнир? Я бы…

— Вчера закончился, так что только через месяц. Но ты так просто приезжай.

— Мне бы… — Лиля хотела спросить о Кирилле, но наглости не хватило. Наверняка ж не ответит, и вообще это, может, нельзя, общаться с теми игроками, с которыми встречалась в Тейроне. А просто с игроками ж можно? Вот с тем бугаем с плаката, как его… как же его!.. а, точно! — Михаил, мне бы повидать Олега, того, с рекламы, а? У вас же есть его контакт, ну хоть мыло!

Зачем ей понадобился Олег, Лиля так и не придумала, фантазию отшибло напрочь. Но Михаил и не спросил. Только хмыкнул, сказал, что вообще-то не положено раздавать информацию о погруженцах направо и налево, но Лиле можно. Тем более, Олег часто заходит в группу «Дороги» ВКонтакте, Лиля б и сама его там нашла под ником «Лорд Кувалда».

Лорд Кувалда ее рассмешил до невозможности. Даже как-то напряжение спало и показалось, что на самом деле ничего сложного нет — и Кирана она найдет, и с Ильясом все как-нибудь образуется, и Эри ее дождется. Надо только не бояться, а действовать. Вот прямо сейчас написать Олегу и договориться о встрече!

Написать-то она написала, с Настиного компа, и весь вечер заглядывала — не пришел ли ответ. Раз так на пятый Настасья разозлилась, отключила монитор и налила Лиле валерьянки.

— У тебя руки дрожат. Совсем того! Расслабься, Ниро, а то мои бусы тоже порвешь. — Укоризненно покачала головой, глядя, как Лиля цедит валерьянку и косится то на монитор, то на фолиант. — Ладно, обновки тоже завтра, а сейчас топай-ка в ванну, несчастье. И на книгу не смотри, не дам топить антиквариат!

Только в ванне, по шею в лавандовой пенке, Лилю отпустило. Все отпустило — и остатки утренней истерики, и потребность немедленно куда-то бежать и что-то делать. Даже желание потихоньку, чтоб Настасья не увидела, утащить труд профессора Лайна и начать читать прямо тут, очень бережно и аккуратно, но сию секунду, тоже отпустило. Откладывать книгу до завтра все еще не хотелось, но Настасья была права: читать научный труд после бессонной ночи и самолета — только мозги ломать. Зато завтра никто ее от книги не оторвет. Даже атомная война!

Отрывать ее никто и не пытался. Утром, за завтраком, ее обрадовала — или расстроила? — Настасья:

— Этот твой, Молоток, ответил. Говорит, в начале октября он весь твой, а в ближайшую неделю никак, в командировке.

Ну и в болото его, подумала Лиля. Без него найду Кирана! Есть же интернет, в конце концов.

Потом приехал Ильяс, сводил их с Настасьей пообедать в какое-то дорогущее заведение с восточной кухней, отвез Лилю домой и сам смотался готовить выставку. Еще день Ильяс тоже куда-то ездил, о чем-то договаривался и Лилю не отвлекал. Ее это устраивало, а еще она тихо надеялась, что их странный роман сам собой сойдет на нет. Пусть бы сам — она и представить не могла, как подходит к Ильясу и говорит, что им нужно расстаться. Или как Ильяс ей это говорит.

Она вообще старалась как можно меньше с ним общаться, даже на посторонние темы. Хотела было спросить пароль от компьютера в студии, чтобы выйти в интернет, — ноутбук Ильяс брал с собой, — и то не решилась, вспомнила, что он как-то обмолвился, что с того компа старается не выходить в сеть, чтобы не нахватать вирусов. Подумала про вирусы — и поняла, что ей самой как-то нехорошо. Знобит, в носу хлюпает, в голове гудит…

Нехорошо стало очень кстати. Потому что у Ильяса назавтра открывалась выставка и он, конечно же, хотел, чтобы Лиля пошла с ним. Она же — модель и муза, и выставка называется «Тишина».

Быть моделью и музой Лиле нравилось, но на тусню идти она отказалась. Категорически. Ей одной такой тусни хватило по самые ушки. Тем более — насморк же, что за муза с красным сопливым носом?!

— Ладно, — вздохнул Ильяс и сунул ей в руки какой-то флакончик. — Лечись, потом сходишь.

Побрызгав в нос пару раз, Лиля благополучно о флакончике забыла. Лечиться она предпочитала трудом профессора Лайна — стоило открыть книгу, как думать о чем-либо еще становилось просто невозможно. Непривычный язык и отсылки к незнакомым трудам изрядно затрудняли восприятие, зато сама теория! О, эта теория стоила десятка фантастических романов!

По мнению профессора, фейри существовали, то есть существуют, на самом деле. И они, как и сказано в сагах, родились не в нашем мире, а где-то далеко, и сбежали сюда от какой-то катастрофы, прихватив с собой все, что могли унести: все эти волшебные артефакты из легенд, по сути — высокотехнологичные предметы. Вроде оружия, медицинского оборудования и тому подобного. Причем сюда фейри попали не все вместе, а группами в разное время и в разные места — Лайн назвал это пространственно-временным разбросом и привел на десяток страниц выдержки из кельтских, скандинавских, славянских и даже атцекских мифов. Еще в книге была карта мира с пометками и стрелками, и из этих пометок и стрелок получалось, что последние группы фейри должны были оказаться в России, где-то к востоку от Москвы, в тридцатых годах двадцатого века.

Лиле невольно представилось, как одетые в странные одежды эльфы — непременно похожие на Элронда из фильма — выходят из светящегося портала прямо в руки доблестным чекистам. Комедия, однако! Правда, грустная.

Но комедия для Лили закончилась, когда она дошла до генетической теории и фенотипов светлых и темных фейри. Странно, подумала она, вроде же во время написания книги генетика еще даже не выросла в отдельную науку, а Лайн уже описал рецессивный ген, правда, с некоторыми особенностями… Насколько Лиля поняла, — а в генетике она разбиралась на уровне третьего класса церковно-приходской школы, — фейри не могли иметь детей друг от друга, только от людей, и дети рождались людьми, но при этом носителями гена. И этот ген мог пробудиться, каким образом — Лиля снова не очень-то поняла, вроде бы от стресса, или от мейсмерического воздействия, или еще почему-то, главное, тогда человек становился фейри. Со всеми вытекающими: долгой жизнью, магическим даром…

О магическом даре Лайн писал мало и непонятно. Изменение вероятностей для Лили так и осталось темным лесом, но одно она поняла точно: те фейри, что рождены в нашем мире, отличаются от рожденных «там» именно даром, который ближе к искусству, чем к магии. Лайн утверждал, что большинство великих ученых, художников и музыкантов — потомки фейри, кто-то с пробужденным геном, кто-то — нет. Причем ученые — потомки светлых, а художники — темных. Следом Лайн приводил описание фенотипа. Светлые — скандинавский тип внешности, склонность к логике и анализу в ущерб эмоциям, сдержанность до холодности, непритязательность в быту и категорическая неспособность ко лжи. Темные же — полная противоположность светлым. Яркие, темноволосые, чаще всего жгучие брюнеты, эмоциональные и склонные к театральности, прекрасные актеры и сказочники, предпочитающие не видеть неприятной правды и способные затянуть в свои сказки кого угодно.

Прямо как с Ильяса писано, подумала Лиля, перевернув страницу и замерла, словно увидела привидение. С литографии на нее смотрел Михаил Васильевич, ее куратор из Игрового Центра. Даже прическа была та же: волнистые волосы до плеч, забранные в хвост и с выбивающейся справа прядью. А под литографией была подпись: светлый фейри, рисунок профессора Лайна.

Не желая верить очевидному, Лиля перелистнула еще несколько десятков страниц, нашла еще одну иллюстрацию: стилизованные солнце и полумесяц, а под ними — знакомые имена. Асгейр и Ллир.

Осторожно закрыв книгу, Лиля встала, — почему-то раздался грохот, наверное, где-то что-то упало, — сделала несколько шагов назад… Очень хотелось побежать, только непонятно было, куда и зачем.

— Что-то случилось? — раздался позади Ильясов бас.

Лиля вздрогнула, обернулась — и сообразила, что со всей дури отпихнула стул, когда вставала. Вот он и упал. А Ильяс, оказывается, был дома… давно? Как-то она не заметила, когда он вернулся. Вроде ж сегодня открылась выставка, разве не положено такие мероприятия праздновать допоздна? И спиртным от него не пахнет.

— А, ничего. — Лиля принужденно улыбнулась и потерла виски. — Кажется, я засиделась за книгой.

Оглядев сначала девственно чистую плиту, затем открытый фолиант, чашку из-под кофе и упавший стул, Ильяс усмехнулся и притянул Лилю к себе. Тут же стало тепло, уютно и совсем-совсем все равно, что там писал замшелый профессор, и еще очень захотелось кушать и на ручки. Так захотелось, что в животе забурчало.

— И про обед с ужином забыла. — Ильяс помассировал ей затекшую шею, чмокнул в нос. — Надевай джинсы и куртку, поедем проветриться. Заодно что-нибудь поймаем и съедим.

Проветривались они половину ночи — по Воробьевым, по Кольцу, по пустой и сияющей цветными огнями Москве. Разумеется, с фотоаппаратом. Совершенно неожиданно Лиля обнаружила, что ей нравится — и сниматься, и носиться сломя голову на мотоцикле, и смеяться вместе с Ильясом над всякой ерундой, просто потому что хорошо. И никаких посторонних мыслей, никакого сумасшествия, никаких чертовых фейри! Все просто и понятно!

Просто и понятно было долго, целых два дня. Ильяс не отпускал ее от себя ни на минуту, сводил на «Хоббита» — и весь фильм они наперебой комментировали, оборжали все что только на язык попалось…

Надо же, — возвращаясь домой после фильма и танцев в каком-то клубе, подумала Лиля, — а ведь с ним я совсем другая. Свободная, наверное. Не боюсь показаться невоспитанной или смешной. Видела бы меня сейчас Инна Юрьевна — не узнала бы.

А на третий день, то есть вечер, когда Ильяс убеждал Лилю не бояться и влезть на перила над развязкой Ярославка-МКАД, позвонила Настасья с вопросом:

— Ты куда опять пропала? Я тут столько всякого интересного нарыла!