Часть третья. 1. Сакс

В дверь постучали, когда Сакс уже надел старую походную куртку и пристегивал к поясу меч.

— Лорд Оквуд, его величество желает вас видеть.

Как не вовремя, подумал Сакс. Неужели Брандон не мог сказать, что он там хочет сказать, только что за завтраком? Обернувшись, оглядел оруженосца с ног до головы, привычно сморщившись при виде завитых локонов и разноцветных штанин, и буркнул:

— Сейчас буду.

Поклонившись, оруженосец вышел. А Сакс, повесив за спину щит, направился следом, к северной башне.

Брандон, так и не переодевшийся после торжественного завтрака с луайонскими послами, сидел на подоконнике с толстой печатной книгой и задумчиво пощипывал серебряный кант на колете, — темно-зеленом, как и штаны. Король Тейрона не считал нужным ради послов изменять привычной сдержанности в одежде.

Кивнул Саксу, бросил оруженосцу: "вон". Встал с подоконника, положил книгу на угол стола.

— Надолго не задержу, — сказал он и спохватился. — Ты садись. Я хотел поговорить о твоей леди.

При упоминании "его леди", то есть законной супруги, Сакс закаменел. Брандон, конечно, прав, что не стал поднимать щекотливую тему прилюдно, но лучше бы не поднимал вовсе.

Сняв щит, Сакс прислонил его к стене и, усевшись на неудобный стул с высокой спинкой, принялся вверх ногами разбирать название книги. "Удивительная и правдивая история о великом короле, его доблестном рыцаре и Озерной деве", прочитал он, очень стараясь не морщиться: к этому вранью он бы не притронулся и щипцами. Что за интерес Брандону читать? Он-то знает правду лучше кого бы то ни было. Король тем временем прошелся по комнате, зачем-то потрогал драгоценный гобелен со сценой посвящения в рыцари и вернулся обратно к подоконнику.

— Так что ты хотел мне сказать? — против воли взгляд сам возвращался к книге, словно к ядовитому пауку.

Брандон сделал вид, что не замечает, куда смотрит побратим.

— Я хотел сказать, что вы женаты уже восемь лет, а наследника у тебя так и не появилось. По закону ты имеешь право вернуть своей леди свободу. Если, конечно, на то есть твое желание.

— Есть.

За все восемь лет брака это было единственное желание, которое от испытывал к своей жене, не считая того раза, когда очень хотел ее придушить. Хвала Матери, удержался — не стоила леди того, чтоб об нее мараться.

Брандон махнул рукой.

— Ладно, иди. Жду тебя в столице через неделю. — Нахмурился и повторил: — Иди, иди. Я все же надеялся, что твоя женитьба будет удачной.

Сакс промолчал, не желая в Ллир знает какой раз возвращаться к бесплодному разговору. Когда он уже дошел до двери, Брандон еле слышно пробормотал:

— Иногда мне кажется, что у тебя вовсе нет сердца.

— Ты знаешь, где похоронено мое сердце, — отозвался Сакс так же тихо.

Уже седлая Тянучку, — она по-прежнему не подпускала никого, кроме хозяина, — подумал, что поздно собрался. Не то что боялся ехать по пустошам в сумерках, просто что-то кололо, словно забыл важное и не может вспомнить. Надо было ехать на рассвете. Плюнуть на луайонцев с их добрососедским визитом, пусть бы Брандон с Кираном сами отбивались. Но куда там. Владетельный тан обязан присутствовать. Проклятье, одни беды от этого дворянства: дипломатия и этикет сначала не хотели укладываться в голове, не то что грамота, математика и фехтование, а теперь и вовсе встали поперек горла. Да еще и остальные лорды драли носы, как же — крестьянин, неровня! А Брандон только смеялся и говорил, что кровь — не заслуга.

При королевском дворе лишь двое, кроме Брандона, считали, что кровь — не заслуга. Первым был владетельный тан и лорд-канцлер Киран Кроу, прозванный Браконьером за регулярные посягательства на благородные права и вольности: благодаря ему в королевской казне вместо пауков завелось золото, то самое, что перестало оседать в карманах лордов. Те лорды, что послушали его странных советов по ведению хозяйства и организации торговли, все равно не остались в накладе. Уж Сакс — точно. Пожалуй, это было его самое правильное решение, отправить к Кирану в обучение своего сенешаля Мэта и велеть неукоснительно исполнять все безумные Кирановы приказы, пусть хоть велит выращивать розы вместо овса. Благодаря лорду-канцлеру Сакс нечаянно стал не просто владетельным таном, но и очень богатым владетельным таном. Правда, так и не научился эти деньги тратить. На его вопрос «нахрена мне столько золота? Солить?» Киран отвечал еще более странно: «открой банк». Что такое банк и как его открывать, Сакс так и не понял, хоть Киран и битую неделю пытался объяснить про ставки, вложения и что-то еще заумное. В конце концов канцлер махнул рукой, обозвал его темным народом и разрешил дальше в свое удовольствие разводить лошадок.

А вторым, кто не считал кровь заслугой, был, как ни странно, сын тана Мейтланда. Примерно с год назад тан представил его ко двору, рассказав невнятную историю о внезапном обретении наследника, плода молодой и жаркой страсти к некоей леди из дальней страны на полудне — чуть ли не за Хрустальным городом. Смуглый и черноглазый бастард мало походил на бледного и русоволосого отца, путался в геральдике, не носил меча, перекраивал моду на южный лад, держался ровней королю и чудесно рисовал, лучше всех придворных художников, вместе взятых. За это был обожаем дамами и ненавидим кавалерами. К обожанию и ненависти лорд был равнодушен, впрочем, как и ко всему, кроме своих красок и древних легенд о фейри. Ну и еще политики. Политику он называл крысиными бегами, — собственно, на этом Сакс с Эллисом и сошелся. К тому же с ним вполне можно было удрать с надоевшего приема и просто выпить где-нибудь в тишине. Он, в отличие от прочих, никогда не лез с дурацкими вопросами и ровным счетом ничего от Сакса не хотел.

Именно его Сакс и встретил, когда выводил Тянучку из замка. Эллис стоял на краю плаца, где тренировались мечники. И не один, а с помощником луайонского посла — молодым и прытким, прибывшим лишь в прошлом месяце и еще не разобравшемся толком, что тут к чему. Луайонец явно пытался втянуть танского наследника в очередную интригу: что-то доверительно лопотал о супруге ирлейтского посла.

Снова щучьи дети пытаются расстроить брак Тейрона с приморским Ирлейтом, то есть Брандона с соседской наследной принцессой! И не надоело?

Эллис, по обыкновению, притворялся наивным художником, которого интересуют исключительно фасоны штанов и воротников, и всячески показывал, что уже клюнул и готов лезть в капкан, вы ему только объясните все подробнее, и еще подробнее, а уж он-то!.. Ага. Уж он-то все сделает как надо, мало не покажется.

Сакс чуть не сплюнул. Вот неймется щучьим детям! Пятнадцать лет прошло, а все не могут оставить Тейрон в покое. В очередной раз подумалось, как правильно Брандон оценил Кирана и Белинду. С первого же взгляда! И как был прав, не желая окружать себя своими же лордами. Чихать лордам на Тейрон, им бы только подгрести под себя побольше.

Сержант, увидев Сакса, отсалютовал. Эллис обернулся, радостно развел руками, словно собирался по-братски обниматься, сверкнул зубами из бородищи и пророкотал чуть не на весь двор:

— А, Даро! Мы как раз любовались на твоих орлов, вот и нобле Верден подтвердит! — И, понизив голос, спросил: — Ты тоже на охоту? Папенька вон отбыли, меня звали. Что-то сегодня всем надо в Волчье Урочище, медом там намазано, что ли… Ненавижу охоту. Бедные волки!

Луайонский посол дернулся, видно, что-то с этим урочищем нечисто, — ну да теперь об этом будет знать последняя судомойка, спасибо наивному художнику, — и расплылся в фальшивой улыбке, приложил ладонь к сердцу.

— Доброго дня, лорд Оквуд. Счастлив встрече.

Слава Матери, Брандон давно еще назначил побратима «злобным воякой» и велел хамить луйаонцам напропалую — чтоб король по сравнению с ним казался образцом доброты и любезности, а все отказы от щедрых луайонских предложений мог свалить на «этого упрямого медведя». Так что Сакс лишь смерил посла презрительным взглядом и пробурчал:

— Такое было славное утро.

Эллис подмигнул ему, пока луайонец не видел, увесисто хлопнул посла по плечу и понес какую-то чушь о птичках, видах и дамах. Сакс еще раз подумал, как разительно отличаются отец и сын, и как странно, что Эллис обходит канцлера за лигу — при том, что все его невинные шутки льют воду на киранову мельницу.

К сожалению, размышлений о Мейтландах, Киране и прочей политике хватило ненадолго. Примерно до ранних сумерек и вересковых пустошей. Почему-то в этот раз особенно ярко вспоминалась та бешеная скачка с Лиле, а за спиной чудилась погоня. Все время хотелось обернуться и проверить, в самом ли деле ему в спину целится лучник? Но в холодной осенней тишине не слышалось дроби копыт, только шелестел ветер и вскрикивали редкие птицы.

Не доехав холма, до которого они так и не успели добраться пятнадцать лет назад, Сакс натянул поводья и остановил Тянучку. Оглядел редкие рощицы и прислушался, почти услышал вздохи дудочки. Ветер, это просто ветер, сказал вслух и осекся — показалось, песня? Засыпай, на руках у меня засыпай, шелестел ветер, а Сакс, закрыв глаза, почти слышал голос Лиле, почти чувствовал ее тепло, словно взял ее к себе в седло, обнял, и она заиграла — а погоня утонула в тумане, растворилась… Сакс как наяву видел: вот кони опускаются в молоко по колено, потом — по брюхо, и последним тонет зеленый плюмаж Марка. А усталая Лиле опускает дудочку и доверчиво откидывает голову ему на плечо.

Он еще помедлил, не открывая глаз и слушая песню ветра, потом все-таки тронул Тянучку. До озера оставалось всего ничего, там можно будет расседлать усталую лошадку, пустить пастись, и до рассвета сидеть возле маленького холмика, заплетенного жалей-травой, резать дудочку и говорить с Лиле.

Остановился снова на вершине холма, над самым озером, снова поймав спиной недобрый взгляд — и не только спиной. Теперь казалось, что сосны и березы вокруг озера шумят как-то не так, и сокол кружит не к добру, и сова ухает — предупреждает. Даже само озеро почернело и блестит густо, как пролитая кровь. Пятнадцать лет назад, когда водил отряд повстанцев, развернулся бы и без всяких объяснений обошел озеро дальней дорогой. Но не сегодня.

Сакс пожал плечами, спешился и повел Тянучку в поводу. Расседлав и стреножив, пустил пастись, а сам, срезав по пути тростинку, побрел к холмику, заросшему асгейровой жалей-травой. Взявшись за тростинку и нож, прислушался к лесным шорохам и плеску воды: к тростнику подобралась на кормежку рыбья мелочь, вдали распевали волки, где-то на другом берегу хрупал тонкими ветками лось…

Раньше он всегда разговаривал с Лиле, но сегодня слова не шли на язык. Думалось только: он же все сделал, что хотел, даже больше. Тейрон свободен, колдунов никто не жжет, Брандон крепко сидит на троне и вот-вот женится на ирлейтской принцессе. Может, Саксу уже можно отойти от дел? Вернуться в Оквуд, разводить лошадок… У Брандона довольно молодых и верных рыцарей, есть кому доверить войско.

Так он и сидел молча, сначала вырезая дудочку, — заканчивал почти на ощупь, потому как совсем стемнело, — потом вертя ее в пальцах: прямой хват, обратный хват. Слушал ветер, украдкой поглядывая на лежащий рядом лук. И услышал: шорох и хруст веток под сапогами, шагах в пятидесяти. Кто-то спускался с заросшего березами холма, тихо, не желая спугнуть дичь. Судя по едва различимому хрусту, четверо, а то и пятеро — то ли наемников, то ли верных солдат какого-то лорда. Быть может, даже Мейтланда-старшего, решился, наконец, действовать прямо. За пятнадцать лет Сакса не раз пытались убить. Правильно предупреждал Брандон: мудрые не отступятся, и тем более не отступятся лорды, им владетельные таны из крестьян — что кость в горле. Но вот так, к Девьему озеру, не приходил еще никто — может, понимали, что нельзя оскорблять место богини, а может, признавали за Саксом право на скорбь. А в этот раз… Накатила удушливая ярость, в глазах потемнело. Хоть здесь-то могли оставить его в покое, щучьи дети! Рука сама потянулась к рукояти меча, но Сакс мысленно шлепнул себя по пальцам. Нельзя показывать, что услышал. Если кинутся всей кучей, точно убьют. А вот если незаметно подтянуть поближе лук, да подпустить шагов на тридцать… если еще и луна выйдет из-за тучки…

Осторожно вытаскивая стрелы из колчана и втыкая в землю, он прислушивался к шагам охотников-невидимок. Странно, кроме головорезов слышался кто-то еще, легкий и с другой стороны. Может быть, волк? Нет, вряд ли, ритм не тот. Еще один убийца? Или какой-то фейри вышел из холма?

Луна показалась, когда убийцы приблизились шагов на тридцать. Сакс тут же упал плашмя, перекатился по траве, уходя с линии возможного выстрела. Вовремя — в шаге от расстеленного войлока, где он сидел, вонзилась в землю стрела. Схватив лук, вскочил, тут же накладывая стрелу на тетиву и выцеливая темный силуэт за спинами мечников — троих, уже в двадцати шагах. Спустил тетиву, — вместе со свистом стрелы почудился посторонний, но не опасный, звук, — и лучник повалился на землю. Мечники молча бросились вперед. Сакс успел подстрелить только одного из них, — упал, пока не опасен, — выхватил меч и приготовился драться, мельком подумав: слишком медленно движутся, в чем подвох? И этот звук, почему-то привычный и правильный, тревожил, мешая сосредоточиться.

Когда первый мечник упал навзничь, едва успев занести клинок, а второй покачнулся и начал оседать, Сакс, почти осознав, что это за звук, рубанул упавшего, следом — второго, и, пока раненый стрелой не опомнился, вспорол ему горло.

Только тогда Сакса догнало понимание: правильным звуком была дудочка. Колыбельная.

Сакс вцепился в рукоять так, что пальцы побелели. Лиле?! Ее же песня, та, что играла мудрым в обозе! Но Лиле умерла. Умерла, как ни хочется надеяться на чудо. Вот же — холмик. Но кто тогда? Дочь Асгейра? Ллирова ночная тварь? Медленно обернулся...

Она стояла у кромки воды. Хрупкая и маленькая, еще меньше, чем он помнил; знакомый потрепанный плащ прятал платье, и видны были только тонкие руки, сжимающие дудочку. Мотнула головой, сбросила капюшон… подобрала свободной рукой подол и пошла к нему, по стылой темной воде, в шаге от берега.

Нет, это не ллиров выродок, те никогда не ступят в озеро. Другая фейри вышла из холма? Но ведь похожа, до озноба похожа! Точно как у Лиле серебрится коса и, вот уже подошла близко, отчетливо видно, как светится белая кожа, и какие у нее темные глаза-омуты.

— Простите, сэр, — прозвенело капелью, отводя все сомнения: этот голос мог принадлежать только Лиле! Но она же умерла! — Я немного заблудилась. Здесь неподалеку есть деревня, Оквуд. Вы могли бы указать мне дорогу?

— Оквуд? — переспросил Сакс.

Так хотелось верить, что она вернулась, как обещала, но разум твердил: чудес не бывает, это морок, ллиров морок. А еще упорно вертелась в голове легенда о мертвом воине и его жене, что плакала на могиле так горько, что Отец с Матерью сжалились и вернули ей мужа на одну ночь — лишь бы она перестала плакать. Но воин узнал свою жену, а Лиле назвала его сэром. Забыла? К боуги легенды и сомнения, подумал Сакс, заставляя себя расслабить пальцы на эфесе. Вернул меч в ножны, шагнул к ней.

— Конечно, близко, — сказал, и сообразил, что нечаянно вынул из-за пояса свежевырезанную дудочку и сжимает в руке вместо меча. — Я и сам направляюсь в Оквуд, могу вас проводить.

— Спасибо… — начала было Лиле и запнулась. Уставилась на дудочку. Пробормотала что-то невнятное, похожее на "ндцатьлет" и "угрюмый лорд". Протянула руку. — Сэр, вы можете сделать еще дудочку, для меня?

В озере громко плеснуло, совсем близко ухнула сова. А Сакс все гнал мысль: это ллиров морок, Лиле никак не могла его не узнать. Или могла? Все же пятнадцать лет прошло. Протянул ей дудочку и, когда взяла, осторожно задержал ее руку в своей. В точности как в первый раз, на реке.

Ожидал чего угодно. Что рука истает туманом, что будет ледяная, как у ллировой твари… Нет. Рука у нее была, как и раньше, прохладная и нежная.

— Это для тебя, — сказал совсем тихо. — Лиле.

Она вздрогнула. Заглянула ему в глаза и переспросила, как спросонья:

— Эри?.. — Ее рука мелко дрожала, как от озноба. — Почему ты здесь? Один, ночью, и эти люди…

Только сейчас Сакс осознал — не морок и не сон, она настоящая. И снова, как раньше, бросается защищать его, здорового лося. Обнял ее, шепнул в волосы:

— Ты все сделала правильно, моя маленькая. Если б не ты…

— Но почему ты здесь один?

Погладив ее по голове, Сакс вздохнул, кинул взгляд на мерцающий звездочками жалей-травы холмик.

— Иногда нужно побыть одному и подальше от двора. Поедем на рассвете в Оквуд? У меня там мать с отцом, и Грэм вернулся.

Лиле закивала. Зябко поежилась. А Сакс подумал — что если и правда ее отпустили, как древнего короля, на одну ночь? Но Лиле бы сказала, наверняка сказала бы.

Спросить он не решился. Просто взял Лиле на руки и вернулся к холмику. Сел на кусок войлока, прислонившись спиной к одинокой сосне, а ее устроил на коленях, укрыл полой плаща.

— Поспи, — шепнул в макушку. — До рассвета еще долго.

Сакс не ожидал, что сумеет уснуть с Лиле на коленях, но — сумел, и проснулся только на рассвете. Фейри еще спала, завернувшись в плащ, а Тянучка пила из озера и довольно пофыркивала. Фырканье Сакса и разбудило. Стоило ему открыть глаза, и Лиле завозилась, зевнула и, выпростав руки, потерла глаза.

— Утро?

— Утро, маленькая. — Просыпаться рядом с ней было хорошо и правильно, он почти забыл уже, насколько хорошо и правильно. Правда, они оба замерзли: осень, вода рядом, и Лиле ежилась. — Пора ехать.

До Оквуда добрались быстро: Лиле на Тянучке, Сакс — пешком. Пожалуй, даже бегом, так хотелось поделиться радостью с родителями и братом, и с Томасом — нынешним оквудским кузнецом, и с бывшими соратниками-повстанцами, которым он выделил землю и дал денег на обзаведение хозяйством, в добавок к тому, что отсыпал щедрый и добрый король.

Томас их увидел первым. Возвращался на рассвете домой с мельницы, в точности, как пятнадцать лет тому, — и чего не женится на мельниковой сестре? Все равно ж каждую ночь — у нее. Томас от души помял ребра Саксу, медведь такой. Мог бы и полегче радоваться. А как увидел Лиле, онемел, тут же разулыбался, стащил с седла и тоже обнял. Только осторожно. Потом отодвинул на вытянутую руку, рассмотрел и подмигнул Саксу.

— Я ж говорил, вернется!

Сакс кивнул. Прижал фейри к себе.

— Мы к тебе попозже заглянем.

Томас усмехнулся, махнул рукой и пошел своей дорогой. А Лиле повертела головой.

— А нам куда? Я совсем не помню.

— Нам в большой дом, за реку. — Сакс махнул в сторону недавно отстроенного моста. — Вот он, Оквуд. Уже шесть десятков дворов, и никто не голодает. Это все Киран! Мне бы в голову не пришло сажать лен и делать в Эллисдайре мануфактуру. Или сеять клевер.

— Киран! — Лиле радостно улыбнулась. — А он теперь кто? И где это — Эллисдайр?..

— Эллисдайр — это главный город танства. — Сакс пожал плечами. — Я ж теперь тан Эллисдайр, а Киран — тан Флэйтри, лорд-канцлер.

Весь остаток дороги к дому Сакс рассказывал о внезапно обнаружившемся у Кирана хозяйственном и политическом таланте, и о брате — которому по совету Кирана же дал рыцарское звание и небольшой лен поблизости от Оквуда, а самого поставил управлять округой, благо Грэм отлично понимал кирановы завиральные идеи. Лиле внимательно слушала, иногда невесть чему фыркая в ладонь и бормоча что-то вроде «азотные удобрения» и «ринисанс, елки». Что это за особенные елки и не заставит ли Киран эти елки сажать вместе со льном, Сакс не понял, но переспрашивать не решился, памятуя о попытках Кирана объяснить, что такое банк.

— Банк? — переспросила Лиле и рассмеялась в голос.

— Я половины его слов не понимаю, — пожал плечами Сакс. — А Брандон до сих пор уверен, что Киран фейри, только не признается.

— Не фейри, — рассеянно возразила Лиле и остановилась. — Это твой дом? Да?

Дом у Сакса был хороший. Не замок, как в Эллисдайре — замок Сакс терпеть не мог, он был слишком холодный и неуютный, — а обычный деревенский дом, теплый и просторный. Ну, не совсем обычный: в два этажа, и нижний — каменный, и трубы он провел, как в замке, снова по киранову совету.

— Мама ждет уже. Наверное, яблочный пирог приготовила. Она всегда… — Сакс замялся. Зря оно сорвалось с языка, не надо Лиле говорить про каждый год, дудочки и прочее.

— К твоему приезду?

Он благодарно кивнул.

— Родители будут рады, а еще познакомишься с моим братом, Грэмом, и племянниками. Трое мальчишек.

— Большая семья, замечательно, — улыбнулась Лиле. — А мы не рано пришли?

— Где же рано, три с лишним часа до полудня. Пойдем!

— А корову я доить так и не умею, — проворчала Лиле.

Сакс хмыкнул. Корова и Лиле? Если только Лиле ей сыграет, и корова подоится сама.

Мама вышла встречать их на крыльцо, верно, ждала у окна. Сначала удивилась, что Сакс не один, а потом, когда узнала Лиле, чуть не расплакалась, обняла ее, назвала доченькой. Лиле снова, как в первый раз, растерялась. А потом и маму обняла в ответ, и повисела на шее у отца, укоризненно вздохнула о его хромоте и пообещала вылечить. Зато Грэма оробела и спряталась за Саксову спину.

— А вы правда живете в озере? — вдруг вылез из-за Грэма младшенький, вихрастый мужчина четырех лет от роду, и обвиняюще добавил: — Дядя Даро говорил, вы на дудочке играете!

Лиле помолчала, а потом вдруг согласилась:

— Играю. А в озере...

— А в озере холодно жить. — Сакс обнял ее за плечи, не дав договорить. — Лучше в доме. Пирогом пахнет?

Мама тут же вспомнила, что у нее пирог, и рагу, и яблочный сидр, а дети, верно, и не завтракали еще, как же так! За пирогом и сидром Лиле перестала робеть, рассказала мальчишкам страшную сказку про девочку в красной шапочке и волка, с Грэмом завела разговор про лошадей, и слушала деревенские новости так, словно не было на свете ничего интереснее.

Они пробыли в Оквуде почти три недели. Лиле много времени проводила с детьми, вытребовала для младшего дудочку и учила играть, водила их на Девье озеро. А Сакс все представлял себе, как она будет возиться с их малышом… как они будут жить в этом доме, он же большой, а можно и пристроить еще крыло, не везти же Лиле в сырой и холодный замок Эллисдайр. Он сам будет разводить лошадей, вникнет, наконец, в кирановы великие планы — канцлер же обещал сделать Тейрон самой богатой страной по эту сторону Полуденных Песков.

Чудесные, мирные три недели. Пожалуй, Сакс бы с удовольствием не вспоминал о королевской службе и дальше, но Брандон прислал гонца с письмом. Ровно в два слова: совесть есть? Самого гонца Лиле не застала, она как раз ходила с мальчишками на озеро, старший удумал научить ее ловить сома, а то что же за фейри, которая не умеет ловить сома?! Вернулась лишь к ужину, заметила, что Сакс хмур, но ничего не спросила. Тем более, старший мальчишка увлеченно рассказывал, как показал тете Лиле холм Озерной девы: ты же знаешь, дядя, он весь год цветет, жаль только нельзя так поздно, чтобы посмотреть жалей-траву в темноте! А тетя Лиле сыграла нам на дудочке, я сам ту дудочку резал, как ты, и твои дудочки показал, и те, что деревенские приносят!

Дети, все выложили. Даже если легенду не рассказали, все равно она поняла.

Поняла, ответили ее взгляд искоса и погладившая колено рука.

А разговор затеяла лишь в спальне. Подкралась со спины, когда он стащил рубашку, обняла за пояс, прижалась щекой и тихо спросила:

— Эри, что случилось?

— Брандон требует, чтобы я вернулся ко двору. Отпускал-то всего на неделю.

— Ты из-за этого расстроен?

— Не только. — Развернулся, обнял Лиле. — Я тебе сразу не сказал, и не хотел об этом, пока не… — Вздохнул, погладил ее по голове. — Брандон обещал мне развод. Как раз перед тем как отпустил в Оквуд. И сейчас леди при дворе, ждет меня и слова хранителей.

Стыдно было, хоть вой. Лиле же говорила, чтоб не клялся, что придется ему жениться — тогда казалось, что не женится ни на ком, кроме нее, никогда и ни за что. А вышло, что приказ сюзерена важнее клятвы. И никакой разницы, что он с леди и не спал никогда, все равно же собирался, ради наследника. Да все равно, ради чего.

— Не знаю, простишь ли. Знаю только — все время надеялся, что ты вернешься.

— Я знаю, Эри. — Подняла голову, заглянула в глаза. — Потому и…

Он поцеловал ее, не дав договорить.

— Я могу ждать тебя в Оквуде, — шепнула Лиле после поцелуя.

— Только если ты сама не хочешь ехать со мной. Но мне тогда придется очень быстро оттуда сбежать.

— Тебя король не отпустит. А мне все равно где, только с тобой.

— Мне тоже, — шепнул Сакс и потянул ее в постель.