Глава 14.

Они спускались осторожно и споро, Лист впереди, Юджин за ним. Склон резко уходил вниз, земля проскальзывала из-под ног, но юноша цепко держал свой край носилок. Тропа, если это можно было так называть, становилась все более пологой, и юноша уже мог рассмотреть лошадей, стоящих между деревьями. На одной из них сидели Дарла и Ами. Мама, стоявшая рядом с ними, вдруг сорвалась с места и побежала, оскальзываясь на склоне.

— Сын!

Это было все, что она сказала, крепко обняв, скорее даже повиснув на его шее.

— Мам, — тихо отозвался Юджин. Ее порывистость удивиляла. Это было приятно, но тяжелые носилки оттягивали руки, и стоял он далеко не так устойчиво, как хотел бы. — Позволь нам спуститься.

Она торопливо отступила на шаг назад, пошатнувшись и чудом не упав. Смущенная улыбка коснулась ее губ, а глаза жадно и внимательно всматривались в его лицо. Юджину было неуютно под этим взглядом.

— Я думала это ты, тебя… когда услышала выстрел, — в глазах ее блеснула влага и мама коротко мотнула головой. — Мы спускались, а Лист вдруг рванул наверх и… Я думала, стреляли в тебя, потому что он не успел бы, он не мог так быстро, Юджин!

— Со мной все в порядке, — тихо сказал он в ответ.

— Да, — тихо ответила мама и прижала руки к груди. — Я вижу.

Лист молча двинулся дальше, увлекая юношу следом, а мама поспешила за ними обоими. Вскоре носилки опустили на относительно ровный участок земли, и юноша подумал, что нести их до лагеря будет, возможно, непросто. Сколько хватало глаз, дорога по дну оврага вилась узкая и кривая, и думать о восстановлении широкой связки лошадей не приходилось. «Справимся», — твердо решил он, и только тут заметил, что мама стоит впереди, взяв Листа за руку.

— Как ваше имя? — требовательно спросила она, глядя ему в лицо и, не услышав ответа, продолжила: — Я Марина Льюис, дочь Рома с Реки. Вы спасли жизнь моего мужа и моего сына.

— Вы же не видели, что там было, — отмахнулся Лист.

— Опасность, — без тени сомнения ответила мама. — И они живы. Мы все живы благодаря вам. Я не забуду. Если есть что-то, что угодно, что я могу для вас сделать — только дайте знать.

— Леди, ваш сын справился сам, — качнув головой, отметил Лист. — Не без помощи Пряхи, смею заметить. Другой был бы мертв, а он даже пленного взял.

— Правда? — пораженно оглянулась на Юджина мама.

Тот смолчал.

— Обождите здесь, я сейчас вернусь, — заметил тем временем Лист и быстро пошел назад.

— Что там случилось? — требовательно спросила мама.

— Раненый всадник, — ответил юноша. — Это он стрелял. Промахнулся.

— А ты?

— А я его вылечил.

Юджину было неловко. Он все думал, что же скажет ему мама, но та только крепко обняла, и было в этом жесте столько одобрения и поддержки, что он блаженно закрыл глаза и позволил себе утонуть в этих объятьях, как в детстве, ни о чем не заботясь и даже не думая.

— Собирайтесь. Здесь не стоит задерживаться.

Лист обернулся много быстрее, чем юноше представлялось возможным.

— Да, — отпустила юношу мама. — Да, конечно. Что я должна сделать?

— Ведите лошадей.

— Я, — мотнула головой мама, — с двумя не справлюсь. Дочь тем более.

— Значит, берите эту, — указал Лист рукой на смирную лошадку, на которой приехал Юджин, — и идите вперед. Сможешь ехать следом? — спросил он Дарлу.

Девочка кивнула. Тогда Лист подошел к своему коню, потрепал его по холке и что-то прошептал на ухо. Зверь несколько раз дернул ушами и тихонько заржал.

— Вот и хорошо, — улыбнулся ему Лист. — Хороший мальчик. Вороной, — пояснил он остальным, — присмотрит за пленным и в лучшем виде доставит его в лагерь.

Такое утверждение удивило юношу, но возражать он не решился.

— Едьте, — скомандовал воин. — Мы с носилками пойдем следом.

Мама послушно двинулась вперед, Дарла за ней, измученный конь со спящим всадником потянулся следом, а вороной, как и предсказывал Лист, пошел замыкающим, направляя и сдерживая своего подопечного. «Как собака,» — удивленно подумал Юджин.

Воин тем временем кивнул ему и, вместе подхватив свою ношу с земли, они двинулись следом.

До лагеря добрались через несколько часов изматывающей ходьбы, зато без опасных приключений, так что Юджин не жаловался.

На тропе у входа в лагерь их встречала Аника. Вся закутанная в серое, она казалась много старше, чем была на самом деле, и даже радость, вспыхнувшая на лице, когда увидела их, не могла скрыть усталости бессонной ночи. Юджин встревожился, но ничего не успел спросить. Стоило им приблизится, как девушка склонилась в низком, до земли, поклоне и прошелестела:

— Приветствую. Я — Аника. Я проведу вас в лечебницу. Следуйте за мной.

Юноша оторопел настолько, что все слова застряли в горле. «Что на нее нашло? — недоумевал он, двигаясь в паре с Листом по тропинке. — Какая лечебница?» Это имя было слишком громким для их комнаты в штабе, на которую у Марка, очевидно, были свои планы. К тому же необычное поведение Аники заставило его задуматься на тем, как представить ее родителям — и однозначного ответа у него не было.

— Прошу, — остановилась девушка много раньше, чем он предполагал, у незнакомой землянки. — Сюда.

Она открыла двери и придержала их, а Лист не раздумывая двинулся вперед с носилками.

Большая комната, в которую они вошли, была разделена перегородками на три и заставлена лавками. Юджин прикинул, что здесь можно было разместить до трех десятков людей. Пахло свежезаваренными травами. Справа от двери стояла массивная печь с широким лежаком и плитой в окружении многочисленных ведер воды. Юджина приятно удивила забота Аники об удобстве его работы.

— Куда? — осведомился Лист, не видевший смысла в том, чтобы бестолку стоять посреди комнаты.

Вопрос, очевидно, адресовали ему, и юноша, еще раз бегло осмотрев помещение, скомандовал:

— Направо. И поближе к огню.

Он думал сначала положить отца на печи, но не был уверен до конца, поможет это или помешает, поэтому выбрал нечто среднее.

— Думаю, нашу добычу тоже стоит переложить куда-то сюда, — заметил Лист, и Юджин кивнул. Вместе они сгрузили пленного с коня и перенесли в помещение.

— Его нужно развязать, — сказал юноша.

— Это может быть не самой лучшей идеей, — покачал головой воин. — Люди в его положении часто делают глупости спросонок. Думаю, ты тоже не хочешь, чтобы от его действий кто-нибудь пострадал.

Юджин вспомнил тоскливый, отчаянный взгляд этого человека, посмотрел на отца и сестер и твердо ответил:

— Нет. Но ведь облегчить его состояние можно?

— Думаю, да, — пожал плечами Лист. Он распутал спящего, уложил на спину и связал его запястья впереди. Потом сходил за веревкой и крепко примотал плечи к ребрам. Еще немного подумал и ноги связал тоже.

Юджин не понимал, нужны ли на самом деле все эти предосторожности, но спорить не стал. И даже признался себе в глубине души, что ему так тоже спокойнее. Быстро проверив, что процессы заживления идут как положено, он пошел осматривать отца.

Тот выглядел хорошо, скорее спящим, чем больным. Дышал спокойно. Не было ни жара, ни испарины, ни изменения цвета кожи — ничего, что указывало бы на тяжелые воспалительные процессы. И все же Юджин осторожно положил ладони ему на грудь, заглядывая внутрь тела. Он опасался увидеть ту страшную кровавую мешанину, что была там утром. Но то, что нашел, никогда не встречалось ему раньше. Сияющий белый поток, настолько яркий, что рассмотреть сквозь него что-либо совершенно невозможно. И ощущение глубинных сложных взаимодействий, направляемых сильной волей, сути которых ему не хватало мастерства ни отследить, ни понять.

«Нужно только убрать дерево,» — вспомнилась ему мысль, навязчиво крутившаяся в голове во время того короткого вмешательства в лагере. Что ж, кажется, поток и вправду взялся за работу. Как и отец.

«Тебе нечего здесь делать.»

Юноша затруднялся сказать, был ли это голос отца или его собственные мысли, но в справедливости их не сомневался.

«Все необходимое уже сделано.»

И это тоже было правдой. Сейчас Юджин мог только склонить голову перед чужим мастерством — и не мешать. Что он и сделал, осторожно выскользнув наружу.

— Он отвечает тебе? — пораженно спросила мама, жадно всматриваясь в его лицо. — Источник?

— Да, — радостно кивнул ей сын. — Только… это другой источник.

— Другой? Но разве это возможно?

— И, — сглотнув, Юджин заставил себя продолжить. — Дело не только в воде.

Брови матери удивленно поднялись вверх.

— Что ты имеешь в виду?

— Кровь, — выпалил он. — Это ключ к влиянию на чужое тело. Я знаю, это звучит странно, — Юджин опустил глаза, но только на мгновение. — Послушай. Я расскажу тебе историю. Когда мы разделились тогда, они нашли нас. Военные. Они убили братьев Гъюрдов и, думаю, убили бы всех, но нас спрятал мастер Сеймор. Правда, ему это дорого стоило. Мы долго шли к причалу, но застали там лишь пепелище. И решили, что вы уплыли вниз по реке, потому что не нашли тел. Тогда мы пошли в селение, мастеру Сеймору нужен был отдых, а нам — лодка. Там ко мне подошла одна женщина, Марта. Ее внук превратился в кузнечика и не мог обернутся назад. Они не знали, что делать, а местного знахаря забрала волна и кроме меня целителей там больше не было. Я согласился. Но я тоже не знал что делать. А потом в поле солдат испугался огромного кузнечика и выстрелил, а я бросился прикрывать и тоже поймал пулю. Я думал тогда, что это конец. Я не разгадал загадку, а времени больше нет — он умирал, этот мальчик-кузнечик. И когда я стоял над ним, а кровь из простреленного плеча капала в его раны, я понял это. Смешение крови дает влияние на чужое тело, столь же значительное, как и на свое собственное. Я исцелил нас, и в это время он каким-то образом смог обернуться. Может быть, тоже помогла кровь, я не знаю, но потом, когда меня позвали сюда, помогать Марку, и были еще раненные — кровь стала моим ключом. Моя кровь, попадающая в чужое тело. Последний раз я растворил в воде несколько капель — их даже не было видно, мам, но это все равно помогло!

— Так просто? — пораженно отозвалась она, и лицо ее изменилось. — Значит, Источник не имеет значения?

— Не знаю, — ответил Юджин.

Но мама словно не слушала, пораженная непривычной мыслью.

— Если бы я знала это там, когда они принесли раненого Тима...

«Если бы мы знали это дома, может быть, не пришлось бы уходить?» — подумал Юджин, но сказал вместо этого:

— С папой все хорошо. Он работает над собой, и помощь здесь не нужна. По крайней мере, сейчас.

— Ты мешал кровь с Марком? — вмешался Лист.

— Я не мог помочь ему иначе, — извиняющимся тоном отозвался Юджин.

— Он знает об этом?

— Да. От него трудно что-нибудь утаить.

— Это правда, — с легкой улыбкой кивнул Лист. — А ты сам понимаешь, что это значит?

— Что с моей стороны не очень-то хорошо было так поступать, но это был выбор между жизнь и смертью, и другого способа я не нашел.

— Это братство по крови, — покачал головой воин. — А оно многое значит для таких, как мы. Не понимаешь? Тогда я объясню, — Лист, что было для него совершенно не свойственно, запнулся, подыскивая слова, взъерошил волосы и продолжил совсем другим тоном. — Если люди мешают свою кровь — в бою ли, специально ли, — между ними устанавливается связь. Столь же значимая, как родство по рождению, а для многих и более важная. Это близость перед лицом смерти, перекресток жизненных путей. Кем бы ни были побратимы до этого, даже если врагами, эта связь раз и навсегда ставит их по одну сторону. Кровное братство меняет если не самих людей, то их отношения как минимум. Так что считай, у тебя есть теперь старший брат. Тот, кто всегда будет прикрывать твою спину, и тот, не прийти на помощь кому ты не сможешь. Побратимы делят дом и стол, и всегда поддерживают друг друга в войне. Одни говорят, смешанная кровь — это скорее символ, другие — что сам этот ритуал все меняет. В любом случае, я не слышал, чтобы такие связи разрывались или предавались.

— Но это случилось не в бою, да и он не давал согласия, — возразил юноша, почувствовавший себя перед лицом новых прав и обязательств так, словно его против воли женили.

— Вопрос жизни и смерти. Ты сам сказал. Интересно. Нет, правда. Очень интересно, — задумался Лист. — Знаешь, ты единственный известный мне его побратим.

Юджин только пожал плечами, не зная, что на такое ответить.

Мама тем временем задумчиво смотрела на ведро с водой.

— Думаю, я должна попробовать, — негромко сказала она, и голос ее дрогнул.

— Конечно, — отозвался Юджин и протянул ей нож, который с недавних пор всегда носил с собой. — Лист, — обернулся он к воину. — Спасибо тебе за все. Дальше мы уже сами.

Тот понимающе кивнул, склонился в легком полупоклоне, адресованном женщинам, и молча вышел. Впрочем, недалеко: юноша слышал, как он возится, устраиваясь поудобнее у порога их землянки. «Что ж, справедливо. Не я ставил его на этот пост, не мне и снимать,» — подумал Юджин. Мама тем временем осторожно взяла у него нож и повертела в руках.

— Ты делаешь при этом что-то особенное? — задумчиво спросила она.

— Просто вскрываю кожу. Насколько я понял, глубина пореза не имеет значение, да и много крови не нужно.

— Так просто, что в это даже не вериться, — хмыкнула она и надавила большим пальцем на лезвие. Большая алая капля сорвалась вниз и разошлась кругами по воде. На ее месте уже наливалась следующая.

Юджин подобрался ближе, внимательно считывая изменения структуры воды. Он никогда не думал, что найденный ключ может работать только для него, но сейчас отчего-то испугался этого. Капля крови упала в ведро и юноша отметил золотистые всполохи, вспыхнувшие и погасшие в глубине. Следующая оставила за собой более длинный след.

— Неужели получается? — пораженно охнула мама и полоснула палец еще раз, углубляя порез и ускоряя кровотечение.

«У меня вода пробуждалась быстрее, — мысленно отметил Юджин. — Может быть, дело в связи с источником. Маму обязательно нужно будет туда отвести… вот оно!» Золотые искры больше не гасли.

Мама провела ладонью над ведром и поверхность воды выгнулась под ее рукой.

— Слушается! — удивленно и недоверчиво заметила она. Алые капли продолжали стекать с ее руки.

— Думаю, связь уже достаточно сильная, — сказал Юджин, — и ты могла бы остановить кровь.

Она поглядела, как следующая капля растворилась в ведре, ничего существенно не изменив в общей картине, и кивнула:

— Пожалуй, ты прав, — она осторожно потерла порезанный палец, закрывая ранку и задумчиво спросила: — Эта вода послушна только мне?

Юджин потянулся к ведру, стягивая его сияющую силу к своей ладони и поразился тому, что все получилось.

— Похоже, что нет, — удивленно сказал он вслух, и мама кивнула. — Интересно, это из-за схожести нашей крови?

— Сложно сказать, — задумалась та и взгляд ее упал на Анику, молчаливо стоявшую рядом все это время. — Может быть, милая девушка попробует?

— Простите, леди, — склонила голову та. — Мой аспект в работе с травами, не с водой.

— Вот как, — мама теперь внимательно разглядывала девушку, и Юджин поежился от того, что не мог прочесть ни одной мысли за ее вежливой улыбкой.

— Это Аника, — сглотнул он, — моя ученица.

Брови мамы взлетели вверх в неподдельном изумлении.

— Но ведь ваши аспекты различны!

— Да, я знаю. Но ее Мастер ушел в аспект, и я теперь помогаю разобраться с действием трав, считывая рисунок воды. И, мне кажется, наши аспекты в значительной мере усиливают друг друга, — ему казалось, что он нес чепуху, но мама кивала, слушая, и Юджин отважился добавить: — Она здорово управляется с травами.

Аника вспыхнула от неожиданной похвалы и склонилась в поклоне.

— Аника, — продолжил юноша запоздалое представление, — это моя мама, Марина Льюис. Мои сестры, Дарла, — кивнул он на старшую, баюкавшую уставшую малышку на руках, — и Ами. Мой отец, Тим Льюис, надеюсь, скоро сможет с тобой поздороваться.

— Счастлива видеть вас, — прошептала Аника и запнулась, вероятно, на словах «в добром здравии». — Возможно, вы устали с дороги и проголодались, так что прошу вас, сюда, — она махнула рукой вглубь землянки, и Юджин только сейчас разглядел там частично отделенное от остальных помещение. — Я приготовила чай. Травы в нем должны придать сил. А еще есть хлеб, сыр и мед. Возможно, вы или девочки захотите прилечь, и я постелила на лавках...

Она смущенно замолчала, не зная, как себя вести и что еще добавить.

— Спасибо, — тепло улыбнулась ей мама. — Мы и правда проголодались, да и отдохнуть не помешает. Нас, вероятно, вскоре ждет много работы.

Юджин кивнул, не зная, лучше сказать «надеюсь, да», подразумевая что раненых будет больше, чем убитых, и всех их благополучно доставят сюда, или «надеюсь, нет» предполагая, что мало людей получили ранения. Впрочем, интенсивность перестрелки в поле не оставляла на это надежды, и он промолчал.

Аника позвала Листа, все так же сидевшего у порога, и все они собрались за столом. Девочки жадно набросились на еду — в лагере, очевидно, ее не было вдоволь. Мама пила чай и детально расспрашивала Анику о травах, которые та заварила, и их свойствах. Девушка заметно оживилась, рассказывая, и Юджин был благодарен маме за это. Лист жевал хлеб, поглядывая на дверь, и его настороженное ожидание передалось Юджину. Воин высматривал не врагов, те вряд ли сюда пробрались бы, а людей, которые придут за помощью. Юноша вспомнил вереницу беженцев, тянувшуюся в сторону леса перед ними, и вздрогнул. Сколько людей могли оказаться тут сегодня? Из лагеря уходило, как ему показалось, сотни три человек. И еще сотни полторы пришло из лесу. Сколько осталось в поле? И сколько — целы? Невозможно высчитать.

Кусок не лез в горло, но он заставил себя пить чай потому что его приготовила Аника в той же мере как и потому что силы сегодня будут ой как нужны. И мысленно благодарил Отца и Мать за то, что сегодня он будет не один в этой битве за жизни людей.

Время тянулось медленно, как капля смолы. Ами задремала на коленях у Дарлы, Лист поблагодарил за угощение и вернулся на пост у двери, мама и Аника обсуждали сложности соединения трав в сборы, когда Юджин услышал стук копыт, замерший неподалеку. Вскоре в землянку зашли двое мужчин, оба изрядно заляпанные кровью. Один при этом довольно сильно опирался на товарища и придерживал рукой полуотрубленную часть лица. Рука его подрагивала, кожа норовила отпасть, рана сочилась кровью и выглядела отвратительно.

Мама встала и шагнула к гостям:

— Проходите, садитесь. Дарла, воды.

Но пока сестра высвобождалась из цепких объятий Ами и укладывала ее на лавке, Аника поднесла ведро, воду которого мама будила, и ковш.

— Я принесу бинты, — сказала она быстро.

— Хорошо, — кивнула мама и добавила, обращаясь к раненому: — Будет больно. Терпи.

Выражение половины его лица, сведенного спазмом, сложно было прочесть, а кивнуть он не решился, но Марина приняла это за согласие, и не ошиблась.

— Убери руку, — скомандовала она и осторожно раскрыла рану. В ее ладони лежала часть скальпа и лица вместе с ухом, все еще соединенная с телом у самой шеи, и хоть рана выглядела ужасно, череп не был расколот, и в разряд смертельно опасных Юджин ее не относил. Хотя вероятное заражение вполне могло бы изменить расклад не в пользу пострадавшего.

Мама тем временем зачерпнула воды и осторожно вылила ее на рану. Юноша видел, как она запенилась и зашипела, а за первым ковшом уже шел второй.

— Нужно вымыть грязь, — поясняла она раненому спокойным голосом. — Иначе может быть действительно плохо.

Юноша смотрел, как мерцают в воде белые и золотые всполохи, вбирая в себя мертвую кровь и грязь из раны, чтобы вынести их из тела. Очищение было одним из самых простых целительских действий, его обычно осваивали первым, и он понимал, почему мама с таким жаром взялась за этого больного. Удача с ним принесет ей уверенность и покой, а неудачу легко будет исправить. «Начинай с малого.» Он оглядел второго мужчину, сидевшего на той же лавке и заметил глубокий кровоточащий порез на его правой руке. «Как можно было сразу не увидеть?» — болезненным укором пронеслось в голове, и он поспешил это исправить, указав раненому на соседний лежак, чтобы не путаться у мамы под руками, и уделив его руке столько внимания и силы, сколько она требовала.

Удар саблей, так оценил он повреждение. Частично прорубившей кость и в ней застрявшей. С помощью Аники срезав рукав куртки и убрав с раны окровавленные лохмотья, он начал с того же, что и мама: очищения, за которым будет идти сращивание: сначала кости, затем тканей и кожи. Со свежими ранами работать проще, чем со старыми, он помнил об этом. Есть возможность с самого начала все сделать правильно, а не разрывать и переделывать уже образовавшиеся связи. После закрепляющая повязка и сон продолжат исцеление, а через пару дней можно будет пользоваться рукой. Так видел юноша судьбу этого человека на столько, на сколько он мог на нее влиять.

Когда он закончил, мама стояла рядом, внимательно наблюдая за его работой. Человек, которому она помогала, дремал в дальней части землянки. Второго раненого провел и уложил рядом Лист, а Аника напоила травяным чаем. Наказ был строг и прост: лежать и по возможности заснуть. Впрочем, у людей, прошедших через исцеление, редко были с этим какие-то сложности.

Юджин молча улыбнулся маме и крепко сжал ее руку, благодаря за помощь и просто радуясь тому, что она рядом.

— Ты стал более умелым за это время, — заметила она.

— У меня была богатая практика, — хмыкнул юноша и скосил взгляд на двери.

На пороге, привалившись к косяку, стоял бледный юнец, прижимая руку к животу, а между пальцами сочилась кровь. Юноша бросился к нему, но Лист успел первым. Он почти донес его до лежака и работа закипела по новой.

До конца дня пятьдесят три человека оказались в их землянке и получили помощь. Часть раненых, за жизнь которых лекари не беспокоились, товарищи забрали в те землянки, где они жили, но лежаков все равно не хватало, и несколько мастеров наспех сколотили скамьи, загромоздив ими проходы. Тридцать семь человек осталось под присмотром целителей. Один — Юджин видел это, — умрет до рассвета. Еще для троих эта ночь станет решающей. Остальные скорее всего поправятся.

Под вечер юноша ходил напиться холодной, искристой силы источника и знал, что продержится ночь и сможет помочь тем, чью жизнь еще взвешивает Великая Мать. Вернулся мокрый и бодрый и застал сестер и Анику крепко спящими на лавках, а мама, бледная и напряженная, сидела за столом и пила чай.

— Тебе тоже стоило бы отдохнуть, — негромко сказал Юджин. — Ночью я справлюсь сам, а вот утром кто-то из нас двоих должен быть способен на исцеление.

— Я понимаю, — кивнула мама. — Но не могу уснуть.

Юджин всмотрелся в ее уставшее лицо, обратил внимание на лихорадочно блестящие глаза, чуть подрагивающие пальцы и понимающе кивнул. Слишком много событий и переживаний за день. Она держалась на одной силе воли, и тело скоро поймет, что в этом больше нет необходимости, а пока нужно просто расслабится и сон придет. Юноша наполнил глиняную чашку теплым чаем из оставленного Аникой в печи казанка, и сел за стол.

— Поговорим? — предложил он маме.

— Конечно, — улыбнулась она, и юноше стало больно от того, какой напряженной вышла эта улыбка.

Он думал о том, что стоило бы предложить какую-то легкую и забавную тему, чтобы отвлечь ее от забот, но ничего такого не приходило в голову. И тогда он отважился спросить то, что действительно тревожило его все это время:

— Что с вами случилось тогда?

— Корабля не было, — тихо сказала она куда-то мимо него. — Порт горел. Мы хотели бежать, но не успели. Они услышали.

Она грела тонкие пальцы о чашку чая.

— Знаешь, — призрак улыбки коснулся ее губ, — я была рада тогда, что ты не с нами. Думала: хоть у тебя все будет хорошо. Так, словно ты был в безопасности. Я, — призрак улыбки погас, — боялась думать иначе.

— Что же было потом? — отважился нарушить тишину Юджин.

— Их смутили старики и дети. Наверное. Я не знаю, до сих пор, почему нас просто не убили там, на месте. Они были так яростны… Потом, — отпила она глоток, привычно покачивая чашку в ладонях, вслушиваясь в воду, долго пробуя ее на вкус, — был еще один длинный переход. И этот лагерь, в который нас привели. Сказали, — голос ее изменился, повторяя интонации неизвестного юноше человека, — что все мы преступники, предавшие свой город. Что мы должны теперь потрудится ему на благо, чтобы заслужить прощение. Что мы будем строить валы и стены, дабы защитить соотечественников от разбойников. В лагере командовали имперцы, Юджин. И от них слышать такое… абсурд. Они обещали, если будем стараться, нам позволено будет вернутся домой… Думаю, лгали. А мы… мы боялись возвращаться, мы боялись разбойников… мы боялись всего. Знаешь, — голос матери упал до едва различимого шепота, — человека невозможно согнуть, если он сам не встанет перед этим на колени. А я… я не имела права на стойкость. Как и твой отец. Мы отвечали за жизни наших детей. И поэтому, — горько подытожила она, — молчали и слушались. Тот старик с реки, что вел нас на корабль — помнишь, он все время кричал и суетился? — пытался что-то требовать и доказывать. Его убили, Юдж. На глазах у всех. Думаю, в назидание… Не только его. Там было много крови, много больше, чем… Потом мы рубили деревья и копали рвы. Строили укрепления, все как они и сказали. Нед и Бран сбежали при первой же вылазке в лес, и я понятия не имею, что с ними, но, раз на ворота не повесили их головы надеюсь, все в порядке… Юджин, — позвала она вдруг тревожно, — я боюсь поверить, что это закончилось. Мне столько раз снилось, что все хорошо, что мы дома, что… Я боюсь проснутся там, совершенно беспомощная рядом с умирающим Тимом...

— Мам, — обнял Юджин ее за плечи, — Это место не похоже на сказку, правда? Странно было бы намечтать себе такое.

— Да уж, — улыбнулась она. — Землянку в лагере разбойников и тебя… Я никогда не думала, что ты придешь туда. Я молилась, чтобы этого не произошло. Кстати, как ты нашел нас?

— Это долгая история. Но я расскажу. Я обязательно расскажу. Хочешь слушать сейчас?

— Да. Все равно не усну. А если вдруг — ты ведь повторишь мне, правда?

— Конечно. Только, прежде чем я начну… Мне важно знать… Тогда, в лагере, когда Лист ударил меня, ты смолчала. Почему? Неужели так привыкла молчать, когда бьют других? Это случалось настолько часто?

— Бывало, — тихо ответила мама. — Но дело не только в этом. Он сказал: враги на подходе. Нам нужно успеть уйти. Он звал тебя и тряс, прежде чем ударить, но ты не чувствовал. И, — грустно вздохнула она, — я приняла разумность его слов. Ты простишь меня?

— Уже. Просто...

— Не нужно оправдываться, — легко прикоснулась она к его руке. — В семье не должно быть секретов, помнишь? Слово рождает понимание. Поэтому я рада, что ты спросил.

Юджин кивнул и начал свой длинный рассказ, осторожно вынимая из ткани повествования все, что касалось чужих тайн. Семейному аду Ядвиги и глухому отчаянью Аники было не место в этой беседе. Тем более, что ничего принципиально важного они не добавляли.

Рассказ оказался хорошей колыбельной. Юноша видел, как глаза мамы смыкались, но она не позволяла себе заснуть, не дослушав, поэтому финал описал максимально сжато и проводил ее до кровати, а сам пошел проведывать тех, для кого эта ночь должна была стать переломной. Его бой продолжался.

До утра мужчина с прорубленным боком перестал дышать. У девочки со сломанными ребрами спал жар и Юджин решил, что дальше она пойдет на поправку. Мужчина с тремя пулевыми ранениями в груди и женщина с отрубленной рукой продолжали топтаться на пороге. На рассвете отец открыл глаза, попросил воды и заснул снова. Юноша за него не волновался: тот однозначно шел на поправку. Вместе с ним, каким-то невероятным чутьем почувствовав значимое, проснулась мама, и, напоив мужа, почти силой выпроводила юношу спать.

Дни сменяли друг друга, раненые шли на поправку. Беседуя с ними, Юджин довольно точно смог восстановить события того утра. Марк, ожидая атаки, взял на штурм лагеря около тридцати человек черной сотни. Остальные ждали в лесу, готовые отразить внезапное нападение. Как оказалось, два отряда человек по пятьдесят шли к лагерю с двух сторон — от западных и южных ворот. Юджину с семьей повезло, они успели проскочить мимо первых, пока вторые еще не подошли. Но план Марка сработал: группу из западных ворот заманили в лес и разбили, группу из южных загнали под стены лагеря и расстреляли перекрестным огнем. Среди беженцев те, кто ушли раньше всех, благополучно добрались до леса и позже до оврагов, а самые припозднившиеся отсиделись за стенами лагеря до конца битвы и тоже почти не пострадали. Но большинство из тех, кто шел в середине — семьдесят человек, Юджин ошалел от этой цифры, полегли на поле. Захар, человек с сильным аспектом земли, обрушил стены и бараки лагеря и из них сложили общий костер для беженцев, повстанцев и военных, погибших в поле. Он высоко полыхал, когда люди яров уходили.

Почти две с половиной сотни бежавших из лагеря разместили в Пологом Яру, — насколько успел узнать Юджин, удаленном от штаба почти на пятнадцать верст. Как он с удивлением выяснил, система глубоких оврагов в этих лесах тянулась в общем на две с половиной сотни верст, а дно Глубокого Яра уходило на сотню сажень вглубь земли, и там всегда было холодно. Самыми обжитыми были Глубокий и Атаманский яры, — в последнем как раз были штаб и лечебница. В Бортничем собирали мед и держали запасы, в Пологом раньше выпасали коней, но теперь их перевели в Лисий Яр.

Юноша решил для себя, что обязательно побывает во всех этих ярах, но времени пока не выдавалось: все силы уходили на заботу о раненых. Через Листа он передал письмо с новостями дяде Тэду и мастеру Сеймору в село, но ответа пока не было.

Часть семей, у которых были родственники, друзья или партнеры по селам, разошлась из Пологого яра в первые несколько дней. Часть расспрашивала о возможности зимовки в лесах. Остальные ждали обещанных Марком кораблей. Многие молодые люди, как мужчины, так и женщины, не обремененные заботами о детях, хотели присоединиться к яровой ватаге, и этих принимали с радостью.

Среди множества бесед была одна, которая изменила взгляд Юджина на мир. Она случилась второй ночью работы госпиталя в землянке.

— Эй, — окликнул юношу раненый с лавки под стеной, когда он проходил мимо.

Юджин обернулся, вопросительно подняв брови, но продолжения не услышал. Присмотревшись, он узнал говорившего: этот человек стрелял в него на поляне. Враг.

— Как, — сглотнув, спросил Юджин, — вы себя чувствуете?

Говорить на вы было проще. Словно таким обращением он выстраивал невидимую стену между собой и собеседником.

— Много лучше, чем смел надеяться, — пожал плечами тот, и юноша заметил, что руки его по прежнему связаны.

Пленный спустил ноги, путы с которых сняли, на пол и сел на кровати. Посмотрел исподлобья и спросил:

— Что теперь со мной будет?

— Я не знаю, — честно ответил Юджин.

Пленный хмуро кивнул, словно бы говоря: ты обещал жизнь и ничего больше. А в памяти юноши всплыл вопрос, долго спавший в виду иных тревог, но все так же острый:

— Почему ты стрелял в меня?

— Так было надо, — отвел глаза собеседник. — По предписаниям.

— Не понимаю, — нахмурился юноша.

— Все просто, — скривился тот. — Видишь врага — убей его. Попался, — сглотнул он, — убей себя. Солдаты империи не сдаются в плен. Так что я должен был застрелить тебя и попробовать выбраться. А если бы не получилось — зарезать себя.

— Строго у вас, — выдохнул пораженный Юджин.

— Да уж, — невесело улыбнулся пленный.

— И почему ты так не поступил?

— Из-за тебя. Из-за того, что ты обещал мне жизнь. Из-за дырки в боку, из которой вытекала моя. Я ведь понял, когда увидел тебя, что заблудился. Идея прорываться сквозь лес была не самой здравой… — он закрыл глаза и замолчал. — Ты странный. Ты не пробовал ни сбежать, ни защищаться… хотя мог. Выбросил оружие, вот уж глупость несусветная, и тогда, когда я немыслимо долго в тебя целился — просто стоял и ждал… Я нажал на курок, потому что должен был. И уже нажимая, понял: вот она, точка выбора. Умереть, — а я ведь понимал, что не выберусь, — и убить человека, который так хотел мне помочь, что даже перестал защищаться — или позволить нам обоим жить. Я выстрелил, — тихо продолжил он, — зная, что в ружье остался один патрон и перезарядить его возможности не будет. И увел руку в сторону… Я плохой солдат, — подытожил он. — Я не смог забрать подставленную мне жизнь. Хотя должен был. Если бы об этом узнал мой командир, мне принесли бы бритву. С тем, чтобы я ночью перерезал себе вены и истек кровью, но тем самым уберег от санкций свою семью. Говорят, это легкая смерть. Почти не больно...

Юджин пораженно молчал. Он не думал, что для этого человека все будет настолько серьезно.

— Кажется, это я должен тебя благодарить, — заметил он и, протянув руку, сказал: — Спасибо.

Пленный пожал ее своими связанными ладонями.

— И, — добавил Юджин, — я не считаю такой выбор неправильным.

— Что уж тут, — тоскливо отвел взгляд в сторону тот.

— Ты говорил с Марком? — спросил его юноша с надеждой и скрытым страхом.

— Да, — кивнул тот. — Он поразительный. И, — поднял глаза пленный, — возможно, я даже смогу в конце концов сказать тебе спасибо. Так, чтобы от всей души… Похоже, здесь все-таки будет жизнь. Хоть я пока и не могу себе представить, какая именно. Понимаешь, — кажется, ему надо было выговорится, и кроме Юджина он не представлял себе, кому. — Я ведь все равно не смогу вернутся назад. Потому что солдаты империи в плен не сдаются. И я пробыл здесь слишком долго, чтобы там поверили в «заблудился». Значит, будут пытать. А когда узнают правду… показательно расстреляют как предателя. Это позор для семьи. Брата, который пошел учится, выгонят из школы. У отца начнутся проблемы с работой. И это в лучшем случае, так что… Хорошо бы, чтобы меня сочли мертвым. И у них не было повода в этом усомнится.

— Звучит отвратительно, — мотнул головой Юджин. — Как ты вообще мог служить в такой армии?

Вопрос сорвался с языка прежде, чем он успел хорошенько его обдумать, и юноша ожидал уже резкой отповеди, но пленный еще раз вздохнул.

— Я работал на шахте, как мой дед и отец. Мы добывали железную руду. С восьми лет я перебирал и сортировал ее. В четырнадцать пошел в забой. Я рубил бы жилы пород до самой смерти. Темнота рукотворных пещер, духота и пыль — моя жизнь должна была стать такой, как жизнь всех наших… А я не любил темноту. Может быть, в этом все дело. И не любил быть под землей, — он говорил вникуда, не особо надеясь на понимание, но остро нуждаясь в том, чтобы выговорится. Может быть, еще раз повторить однажды сказанное и убедится в собственной правоте. А может, осознать обратное. — Когда пришли вербовщики, мне было шестнадцать. Тридцать пять лет службы сделают кого угодно гражданином первого класса! А это уважение, деньги, слава, возможности! То, что ты военный, уже возвышает! Мой младший брат получил право учится… Это честь. Большая честь. И единственная возможность сбежать из-под земли, которая у меня была.

— Неужели ты не мог просто уйти? Выбрать себе другое ремесло?

— Куда? — тоскливо спросил пленник. — Кроме шахт в наших землях ничего нет.

— Быть не может, — возразил Юджин.

— Но так и есть. Деревья давно вырубили на укрепления сводов. Теперь их завозят. Везде или действующие шахты, или выработанные. Горы шлака. Дым от выплавки. Там почти ничего не растет, только малые огороды, над которыми трудятся женщины, да толку все равно чуть.

— Но зачем вы так изуродовали свою землю? И почему все еще живете на ней?

— В империи каждый живет там, где родился. И делает то, что ему говорят. Или идет в армию и кровью может заслужить себе лучшую жизнь.

Юджин содрогнулся. Он, в общем, тоже жил где родился и делал то, что делали всегда в его семье, но считал это хорошим и правильным. И знал точно: будь это не так, он волен выбрать любое другое ремесло.

— Скажи мне, пожалуйста...

— Габ. Меня зовут Габ, — быстро сказал пленный.

— Юджин, — улыбнулся юноша и неловко протянул руку. Странно было знакомится с человеком, который сначала чуть не убил, а потом открыл тебе душу. Но тот вцепился в протянутую ладонь так отчаянно, словно каждый малейший знак принятия или поддержки падал на невидимые весы, которые определяли нечто неизмеримо важное. Возможно, последовать предписаниям, убить всех, кого сможет, вокруг, а потом и себя — или принять жизнь, новую, непонятную и пугающую. И Юджин почувствовал вдруг уместность, даже необходимость связанных рук Габа. — Скажи, — спросил он пленного, — что было бы, если бы ты отказался? Идти в армию, идти в шахту — делать то, что они говорят?

— Тюрьма, — пожал тот плечами. — Исправительные работы, — судя по усмешке, перекосившей губы, это было пострашнее шахт, — Или смерть.

— Но почему, — поразился Юджин, — вы не восстанете?

— Чтобы убили всех? От мала до велика? И отдали эту землю другим? Да за такие мысли тебя же первого сдадут свои же! И правильно сделают, кстати. — Габ замолчал. — На самом деле, не все так плохо. У нас не голодают. Всегда заботятся о детях, о больных и стариках. И когда империя захватит новые земли, жить станет легче. Так всегда бывало.

— Легче, — поразился Юджин, — потому что этим, завоеванным, будет совсем плохо, да?

— Не знаю, — пожал плечами Габ. — Да.

— И для этого вам нужно воевать?

— Империя должна расширятся. Так у нас говорят. Каждая новая колония облегчает жизнь предыдущих. За хорошую жизнь надо драться. И платить кровью. Выигрывает самый сильный. Значит, нам такими надо стать.

— Ну, а потом? Что будет, когда станете?

— Не знаю. Построим чудо.

— Так зачем же ждать так долго?

— Мы не ждем! Мы… я не знаю! — пленный спрятал лицо в ладонях и оттуда глухо донеслось: — Пожалуй, на сегодня хватит. Я больше не могу и не хочу об этом говорить.

Он лег на лавку и повернулся лицом к стене. Юджин положил было руку ему на плечо, но кто-то позвал его с другой стороны палаты, и, извинившись, юноша поспешил на зов. Когда он вернулся, Габ уже спал. Юноша не решился его будить.

В середине следующего дня Юджин проснулся от шума ссоры. Юноша с тоской думал, что его дни и ночи поменялись местами окончательно и бесповоротно и не очень-то понятно, что с этим делать, но заставил себя подняться. Голова гудела, и он в который раз спросил себя, так ли нужны эти ночные дежурства, и в который же раз пообещал себе, что еще день-два, и необходимость в этом исчезнет. Окинув беглым взглядом помещение, он не увидел ни мамы, ни Аники и, крякнув, встал. Шумели в дальнем углу и, что поразило — шепотом. Спин там скопилось немало. Ходячие стояли плотным кольцом, а лежачие вытягивали шеи в тщетных попытках что-то разглядеть.

— Что происходит? — окликнул он их, пробираясь поближе.

Спины замерли, волной подались назад.

— Ничего, — обернулся здоровенный детина, сильно припадавший на правую ногу. — Совсем ничего!

Лицо его при этом было как у нашкодившего ребенка.

Юджин шел вперед и толпа подавалась в стороны. В самом центре людского водоворота, прислонившись спиной к стене и потирая шею связанными руками сидел белый как мел Габ. Из разбитого носа на рубашку капала ярко-алая кровь.

— Что вы сделали с ним? — пораженно выдохнул Юджин.

— Мы — с ним? Что он со всеми нами сделал! — взвизгнула женщина с перевязкой на груди и остальные угрюмо кивнули. — У меня сын погиб, слышите? — продолжала кричать она. — Вот может он его и застрелил, гаспид! Мое солнышко, мою отраду, Теодорушка!

Крик перешел в плачь, и подвывая женщина опустилась на пол. Утешать ее не бросились.

— И правда, лекарь, — вступился хромой мужчина. — По что он здесь?

Юджин переходил от одного гневного лица к другому и наконец спросил:

— Кто душил?

Он ждал, что они и дальше будут отнекиваться и прятать глаза, он уже думал, как сыграть с их чувством вины, но вперед неожиданно шагнул седой, как лунь, хоть и не старый еще мужчина, и прямо глядя в глаза юноше сказал:

— Я.

И Юджин не нашел, что ему ответить.

— Я потерял, — продолжил мужчина чуть дрожащим голосом, — жену и двоих детей. Они умерли у меня на руках. Такие, как он, убили их! — кулаки его сжались добела. — Так не в праве ли я покарать убийцу?

Он вроде бы задавал вопрос, но по всему чувствовалось, что ответ для него очевиден. Впрочем, это давало Юджну хоть и небольшое, но пространство для маневра, и он им воспользовался.

— Нет, — жестко сказал он, глядя в светлые глаза напротив. — Не в праве.

— Почему это? — возмутился мужчина.

— Можешь ли ты доказать, что этот человек убийца?

— Они все убийцы, — выла женщина. — Все до единого!

— Так чем же вы лучше их? Раз так жаждете крови?

— Мы, — серьезно отозвался мужчина, — не убиваем детей.

Логикой Юджин мог понять их правоту. Сердце кричало, что это безумие.

— Обходитесь лишь связанными и беспомощными? — едко спросил юноша. — Габ, можешь встать?

«Нужно отвести его от толпы, — думал Юджин. — Подальше, туда, где можно будет защитить. — И сам себя спросил тоскливо: — Есть ли такое место в лагере?»

Габ приподнялся, как-то болезненно внимательно осмотрел собравшихся и сказал:

— Они в своем праве, лекарь.

— Убийца, — дрожала женщина. — Сам сознался!

Габ дернулся от ее слов, но смотрел вперед, в глаза Юджину — и ни на кого больше.

— Это всегда выбор: нажимать на курок или нет. Убивать или быть убитым. Стрелять в противника или в воздух, — кривая улыбка исказила его губы. — И пусть за спиной идут каратели, готовые застрелить дезертира, ведь трусам не место в армии империи, трусы вообще не имеют права на жизнь, — это ты всегда, каждый раз решаешь, стрелять или нет, в кого и куда, — он замолчал на миг и резюмировал: — Я плохой солдат. Я выбрал тогда не то, что должен был. Но, — улыбнулся он неожиданно искренне, — не жалею. Один берегущий жизнь достоин многих, приносящих смерть, а уж меня тем более. Но за ошибки надо платить. Так что они в своем праве, целитель.

Габ откинулся спиной на стену и опустил руки, открывая взгляду красную отметину на шее. Легко пробежался глазами по лицам и напряженно спросил:

— Ну, кто первый?

Люди вокруг него замялись.

— Давайте я, — послышался позади громкий голос, и через оторопевшую толпу прошел Марк.

Испуг волной покатился по лечебнице. Даже Габ напрягся и сел, глядя на нежданного гостя.

— Ты отдаешь свою жизнь в мои руки? — спросил Марк, окидывая пленного цепким взглядом.

— Отдаю, — хрипло выдохнул тот.

— Хорошо, — серьезно кивнул Марк. — Я беру ее. — И, обернувшись к собравшимся, спросил: — Что сделаем с ним?

— Убьем! — крикнула женщина. — Как он убил наших детей!

— Да, — согласился Марк, — это можно. Но разумно ли?

— Да как можно говорить о разумности, когда происходит такое?! — выдохнула женщина.

— Вот когда такое, — выделил голосом последнее слово Марк, — происходит, самое время быть разумными. Когда все хорошо, это не так уж необходимо: ошибку легко можно будет исправить. Но не сейчас.

— О чем вы? — удивленно спросил седой мужчина.

— Что за польза нам всем от его смерти? Десятки таких легли трупом вокруг лагеря. Немалая свита их сопровождала наших погибших к Вышнему Судии. Одним больше или меньше для такого числа не имеет значения.

— Для меня имеет! — отрезал седой мужчина. — Почему он должен дышать, когда наши дети не могут?

— И правда, почему? — с грустью спросил Марк всех и словно бы никого в частности. — А если он окажется нам полезен?

— Да что он может? — возмутился кто-то из толпы.

— Габ многое предложил. Свою жизнь, опыт и знания.

— Мне нет до них дела! — выкрикнула женщина.

— Зато мне есть, — поймал ее взгляд Марк, и Юджин в который раз поразился тому, как этот молодой человек влияет на окружающих. Женщина запнулась на полуслове и затихла.

— Но, — вступил в разговор седой мужчина, и в голосе его слышалось искреннее недоумение, — зачем он вам?

— Врага можно победить, если знаешь как. Если понимаешь его. Габ, — кивнул он на пленного, — всю жизнь прожил среди наших врагов. Кто, как не он, может рассказать мне о них? Кто, как не он, поможет понять нечто столь чуждое всем нам?

— Вы оставите врага в лагере? — пораженно спросил хромой дядька, и Юджин отметил про себя, что даже у таких детин в непростых обстоятельствах не поворачивается язык обращаться к Марку на «ты», хотя тот был младше говорившего чуть ли не вдвое.

— Нет, — покачал головой Марк, — этого я сделать не могу. Габу, чтобы остаться, придется встать на нашу сторону.

— А если, — тихо спросил пленный, — я откажусь?

— Отпустить тебя с миром, сам понимаешь, я не смогу, — ответил Марк.

— То есть — меня убьют?

— Скорее всего.

— Значит, выбора на самом деле нет? — хмыкнул он.

— Выбор, — строго сказал Марк, — есть всегда. И он всегда влечет за собой последствия. Те или иные.

— Я… — начал было Габ и запнулся.

— Это не честно! — выкрикнула женщина. — Я требую его крови!

— Ты, безусловно, имеешь на это право, — согласился Марк. — Вот только что тебе даст кровь этого человека? Утешится ли твое сердце тем, что где-то далеко о нем будет плакать мать, как ты плачешь о своем сыне?

— Мой сын не был убийцей! — вскинулась женщина.

— А ты, значит, хочешь ей стать? — слова Марка сочились горечью.

— Нет, — лицо женщины побледнело. — А хочу возмездия.

— Смерть преступника, — а я, право, не думаю, что именно Габ убил твоего сына, — не вернет ушедших. Но кровь порождает кровь. И чем большее ее льется, тем больше людей считают себя праведными мстителями, не видя, что все равно виноваты. Это колесо безумия, уважаемая. Оно крутится все быстрее. И кто-то должен остановится первым, пока алые реки не смыли с лица земли нас всех. Прошу тебя, оставь возмездие Вышнему Судии. Он лучше нас знает, кого и за что награждать и наказывать.

Женщина отвернулась. В глазах ее стояли слезы. И Юджин видел, что остальные отступились. То ли проснулся запоздалый стыд, то ли теперь они вверили судьбу пленника этим двоим, поспешив снять с себя ответственность.

— Бери его и уходи, — глухо сказала женщина. — Может, ты и прав, не знаю. Только не могу видеть этого имперца!

— Решай, Габ, — повернулся Марк к пленному. — Решай сейчас.

— Что ты сделаешь со мной, — тихо спросил тот, — если я скажу да?

— Постараюсь понять, — серьезно ответил Марк и не добавил больше ни слова.

Габ поклялся в верности повстанцам. Марк принял присягу и тут же срезал с него пута. А потом подал руку, помогая подняться.

Юджин рад был, что они уходят.

— Спасибо, — сказал юноша Марку, когда вышел проводить их за порог. — Даже не знаю, что бы я без тебя делал.

— Ты неплохо справлялся, — устало улыбнулся Марк. — А вообще я поговорить хотел. Может, еще зайду. Или ты ко мне заглянешь.

Он неопределенно махнул рукой и ушел. А юноша еще долго стоял на пороге, глядя им вслед, и думал, что мир меняется неумолимо. Много быстрее, чем он успевает понимать. Мир вокруг растет, но он, Юджин, ни за что не хотел бы прервать его роста.

Потом он вздохнул и вернулся в лечебницу. Притихшие больные разошлись по своим углам небольшими группами, переговариваясь там вполголоса. Юджин не хотел вникать в их разговоры. Он забился в ту часть землянки, которую называл своим домом, привычно зачерпнул из оставленного Аникой в печи казанка теплый травяной чай и сел так, чтобы не видеть никого из раненых, а они, в свою очередь, не могли увидеть его. Юноше хотелось побыть в одиночестве, и он остро ощущал уязвимость и даже иллюзорность своего укрытия. Может, стоит попросить Марка оборудовать им отдельную землянку? Идея показалась соблазнительной. Хотя если бы у него сегодня была такая, притихшие сейчас люди задушили бы Габа.

Юджин покачал головой и отхлебнул чаю.

За перегородкой кто-то прошаркал — на миг юноше показалось, что к нему, но нет, человек сел на лаву с другой стороны стены. Он повторял себе, что эти люди смотрели в глаза смерти и он сам помогал им вернутся оттуда. Но в памяти стояло бледное лицо Габа, кровь, капающая на рубашку и алая отметина на его шее. Становилось тревожно.

Скрипнули двери, и юноша вздрогнул от этого звука, напряженно вглядываясь. Мама и Аника под руки вели отца, Ами путалась у них под ногами, а Дарла безуспешно пыталась оттянуть ее в сторону.

— Где вы были? — пораженно привстал Юджин.

— Водили Тима к источнику, — отозвалась раскрасневшаяся мама, помогая усадить отца на лавку. Лицо ее светилось улыбкой. — Хорошо, что у нас начало получатся.

Отец в знак согласия только устало прикрыл глаза.

— Стоило ли это делать? — нахмурился Юджин. — Тело, столь разрушенное несколько дней назад, вряд ли успело восстановится в достаточной мере для таких прогулок.

— Что-то случилось? — открыл глаза Тим. В его удивленном взгляде юноша отчетливо прочел невысказанное «тебе ли судить об этом?» и устыдился. Отец знает, что делает. В конце концов, это его тело, и опыта исцелений у него уж всяко больше.

Юджин глубоко вдохнул и выдохнул.

— Раненые пытались убить пленного.

— Вот как, — помрачнела мама. — Ты помешал им?

— Пытался, — пожал плечами юноша. — И получалось не очень. Потом пришел Марк. Он как-то успокоил их и забрал Габа с собой.

— Он был один? — спросил отец.

— Да, — кивнул Юджин.

— Надеюсь, обошлось без оружия?

— Обошлось.

Молчание затягивалось. Дарла взяла Ами на руки и уселась на лавке рядом с мамой. Аника так и осталась стоять чуть в стороне.

Наконец юноша решился высказать то, что давно тревожило:

— Я должен остаться здесь, в этом месте, с этими людьми — до конца войны. Я обещал это Марку, если он сможет найти и освободить вас, и он это сделал. И чем дольше я тут нахожусь, тем больше понимаю, что не только обязан — хочу помочь этому человеку. Мне кажется, он делает правильные вещи, — и мне нравится, как он это делает. Тогда, в лагере, и сегодня, когда отстаивал жизнь Габа… он будто знает, где выход, и идет к нему так уверенно, что хочется пойти следом и посмотреть, чем это обернется, и хочется помочь, ему ведь нужна помощь… Но вы не обязаны этого делать. Договор касался меня и только меня, — Юджин сглотнул. — Это место не безопасно. Сегодняшний день ясно показал это. И, — а вот эти слова и правда давались нелегко, — возможно, вам лучше уйти. Сейчас, пока это еще можно сделать.

— Оставить Источник, который чудом обрели? — поднял брови отец. — Вот уж глупость несусветная!

— Возможно, найдется другой. Или к другому подойдет тот же ключ, — Юджин отчаянно боялся того, о чем просил, и возможно поэтому был так настойчив. — Чтобы будить источник, нужно быть живым. А это значит — в безопасном месте.

— Не уверен, — покачал головой отец, — что такие остались. К тому же то, что я смог сегодня встать на ноги — с помощью мамы и Аники, смею заметить, — отнюдь не свидетельствует в пользу того, что завтра я смогу отправится в дальний путь. По правде говоря, не смогу. Ни завтра, ни послезавтра. Я боюсь загадывать даже на осеннее равноденствие. А там зима на носу. Не самое лучшее время, чтобы шагать с семьей в полную опасностей неизвестность.

— Значит, вы остаетесь до весны? — тихо спросил юноша.

Тогда мама, потянувшись через стол, взяла его за руку и ответила с улыбкой:

— Мы просто остаемся, Юджин. Я больше не собираюсь разделять семью.

Отец кивнул, подтверждая ее слова.

Дарла, испуганно следившая за разговором, шумно выдохнула.

А на душе у Юджина стало радостно и легко. Мир не изменился, нет. Просто он больше не чувствовал себя с ним один на один. Поддержка семьи и добрые, любящие лица родных превращали чудовищную авантюру в любопытное приключение.

«Великая Мать, — помолился он тихонько. — Пускай так и будет».

Он крепко сжал ладонь мамы, а потом поднялся и сказал:

— Извините меня. Я скоро вернусь.

— Ты, — встревожилась мама, — ведь не собираешься делать никаких глупостей, правда?

— Нет, — улыбнулся Юджин. — Только поговорить.

— С Марком? — спросил отец.

Юноша кивнул.

— Хорошая мысль. Надеюсь, это что-то прояснит. И жду с нетерпением твоего рассказа.

Юджин только пожал плечами — мол, ничего не могу обещать, — и вышел.

Он не думал, что найдет Марка в той комнате в штабе, где разговаривал с ним впервые, но надо же было откуда-то начинать. Тем более, шанс встретить там кого-то, кто знает, где Марк сейчас, казался ему самым высоким. Но ничего внятного ему не ответили. Юджин счел это обнадеживающим знаком: раз прямого запрета не прозвучало, можно продолжать поиски. Правда, юноша совсем не представлял себе, куда бы Марк мог пойти. Он отметил, что вообще поразительно мало знает об этом человеке. Даже не смотря на то, что Лист назвал их братьями, и почти в каждом, кто пробыл в ярах достаточно долго, Юджин видел отпечаток личности Марка, почти неуловимый, и при этом хорошо узнаваемый.

Юноша несколько раз прошел из конца в конец вдоль землянок Атаманского яра, ненавязчиво заглядывая в открытые двери и прислушиваясь, но присутствия Марка не уловил. Если бы кто-то спросил его, зачем ему нужна эта встреча, Юджин вряд ли смог бы ответить что-то внятное. Он скорее чувствовал, чем понимал, что без этого никак.

Впрочем, как и все его предыдущие прогулки, эта довольно скоро вывела к источнику. Не то чтобы он шел туда специально, нет. Скорее, ноги сами несли по знакомой дороге. Юджин изрядно удивился, заметив, что на деревянной лавке, где водоносы отдыхали, ожидая очереди, и куда часто ставили ведра, сидел Марк.

— Ты вовремя, — заметил он, бросив взгляд влево.

Посмотрев в ту сторону, Юджин увидел две удаляющиеся спины. Габ и Лист. Неожиданная пара.

— Габа определили в черную сотню? — спросил юноша.

— Нет, до этого пока далеко, — улыбнулся Марк. — Но ему не стоит быть все время со мной. А Лист надежный провожатый.

«Не всегда,» — подумал Юджин, вспомнив, что в самый страшный момент его рядом как раз таки не оказалось. Впрочем, может, оно и к лучшему. Живой Габ ему нравился много больше того вероятного трупа, которым он был бы, появись Лист минутой раньше.

— Прогуляемся? — предложил Марк, вставая.

Юноша кивнул. Двинулись они, к его удивлению, к выходу из Атаманского яра.

— Я слушаю, — заметил Марк через несколько шагов. — Ты ведь пришел за ответами на вопросы?

— Да, — выдохнул юноша. «Наверное». Было одновременно страшно и спокойно. Он хотел этого разговора и совсем не знал, о чем говорить. «Парадоксы,» — криво усмехнулся сам себе, прокашлялся и начал:

— Я останусь здесь, до конца войны, как и обещал.

— Я рад.

— Вот только когда она закончиться? И есть ли у нас шанс победить? — Юджин выпалил это на одном дыхании и замер, испугавшись собственной наглости.

— Хороший вопрос, — отозвался Марк. Ни темп его шагов, ни тон голоса не изменились. — Поживем — увидим.

— Весьма обтекаемое суждение, — разочаровано заметил Юджин. — Хоть и не поспоришь.

— Да, — кивнул Марк. — Но более точных ответов у меня нет. Это все, — он широко махнул рукой, охватывая этим жестом грунтовую тропу, по которой они шли, деревья на склонах и клочки синего неба над головой, но имея ввиду скорее лагерь повстанцев как таковой, — началось полгода назад с нелепой случайности, — впрочем, ты ведь не хуже меня знаешь, что случайностей не бывает, — его широкая ладонь на миг взъерошила темные волосы, но дальше Марк говорил так же уверенно и спокойно. — За это время мы многое успели сделать. Ватага разбойников стала неплохо обученным и достаточно большим отрядом. К нам потянулись люди. Мы наладили связи и сообщения, и, кажется, стали силой, которую Империя начинает замечать. Не знаю, хорошо это или плохо. Еще несколько столь же удачных вылазок, как на трудовой лагерь, и легат запросит помощи. Надеюсь, ему откажут. Потому что если нет — к серьезному столкновению мы не готовы. Легат распорошил силы, чтобы удержать город и дороги, он не может поднять достаточное количество людей, чтобы загнать нас в угол… но если прибудет подкрепление, ситуация измениться. А оно прибудет, рано или поздно.

— Значит, шансов нет? — хрипло выдохнул Юджин.

— Ну зачем же сразу так, — мотнул головой Марк. — Есть. И ты живое тому доказательство.

— Я?

— Мы соседствуем с Империей не первый год. Но раньше конфликтов не было. Думаю, ты понимаешь, почему.

— Аспекты, — высказал Юджин догадку, более похожую на утверждение.

— Да. Чудо Аэндора. То, благодаря чему не нужны были ни стены, ни защитные укрепления, которые они сейчас так старательно строят. Сила аспектов, что делала нас непобедимыми на своей территории — и понемногу ослабевала по мере удаления от города. Ты никогда не думал, почему?

— Нет, — мотнул головой Юджин.

— Как и многие, — кивнул Марк. — У этой земли свои правила, своя сила и свои законы. Меняются земли — и все это меняется вместе с ними. В каждой территории спит свое могущество, но не все умеют его распознать и пробудить. Мы смогли. И оказались достаточно ленивы или достаточно мудры, чтобы не навязываться остальным. Впрочем, у Аэндора всегда были сильные соседи. Что мы сейчас и ощущаем столь отчетливо. Аспекты — это то, что действительно может помочь нам вернуть город и удержать его. И, раз у тебя получилось найти ключ к потерянной силе, более того — передать его другим, я отказываюсь считать эти двери закрытыми. Что самое главное, ты не единственный такой. Но, пожалуй, самый яркий и результативный.

Юджин чувствовал, что Марк смотрит на него этим странным взглядом, который словно просвечивает насквозь, и не смел поднять глаза.

— И что ты намерен делать? — тихо спросил он, глядя вдаль.

— Продолжать в том же духе, — пожал Марк плечами. — Налеты показали себя хорошо и принесли массу необходимых ресурсов. Тем более, что каждый плюс нам — минус им. Но самое главное начнется зимой. Думаю, у легата невелики шансы получить поддержку до снегопадов, а после точно затянут до весны. Тогда у нас будет время думать и учиться. Впрочем, я надеюсь, многие, глядя на тебя, начали делать это уже сейчас. Кстати, я хотел бы пригласить тебя на беседы об аспектах. Собираюсь устраивать их свободными вечерами.

— Ты хочешь, чтобы я говорил с другими о тайном? — удивился Юджин.

— Ну, оборотни ведь допустили тебя достаточно близко к своим секретам, правда?

— Ты слишком много знаешь, — покачал головой Юджин.

— Меньше, чем хотел бы, — вздохнул Марк. — А говорить придется. Поймут они или нет — это уже не твое дело. Но, возможно, ключи разных аспектов ближе, чем кажутся.

Юджин вспомнил ночной разговор с мастером Сеймором, который так поддержал его самого и столь многим помог, и медленно кивнул.

— Думаю, ты прав, — ответил он Марку, остановившись. — Я буду говорить. Все. Всем, кто захочет услышать, — юноша помедлил, собираясь с духом. — Но скажи и ты мне. Кто ты, Марк?

— Ты умеешь молчать? — взгляд собеседника был крайне серьезен.

— Как? Не ты ли только что говорил, что пришла пора открывать секреты? — недоуменно вскинулся Юджин.

— Знания знаниям рознь. Одни, — как те, которыми я прошу тебя делиться, — дарят жизнь и открывают путь. Другие, — как то, о чем ты спрашиваешь, — несут смерть. Если об этом станет известно — а это произойдет быстро, случись тебе проговориться, — нам не дадут времени до весны. Боюсь, нам вообще не дадут времени. Даже на то, чтобы сбежать. Поэтому я, — Марк огляделся по сторонам, — спрашиваю еще раз: ты умеешь молчать?

— Да, — с вызовом ответил Юджин. — Если это нужно.

Но память услужливо напомнила, сколько всего он наговорил тому же Марку и, опустив плечи, юноша добавил:

— Хотя после бесед с тобой, я уже не знаю.

Марк кивнул на это замечание, как на нечто само собой разумеющееся.

— Главное, чтобы ты помнил: эти слова стоят жизни.

— Зачем же ты собираешься их сказать, если настолько не доверяешь мне? — Юджин сам не мог понять, чего больше было в его голосе, удивления или обиды.

— Потому что ты имеешь право знать, — улыбнулся Марк своей обезоруживающей улыбкой. — Ну что, все еще хочешь услышать ответ?

— Да, — упрямо ответил Юджин, ни на что не надеясь и сам удивляясь своей настойчивости.

— Если бы все осталось как было, — наклонился Марк к самому его уху, понизив голос до едва различимого шепота, — я был бы двенадцатым в круге Видящих Истину.

— Мудрейший? — пораженно выдохнул юноша, отступая на шаг.

— Нет, — тихо ответил Марк. — Посвящения не было. Испытание не пройдено. Да и обучение не закончено тоже. Но если об этом узнают...

Юджин понял. Разбойников можно игнорировать до поры или отложить на потом. Но Видящего Истину? Того, кому жители Аэндора привыкли верить, как гласу богов? Никогда. Коль скоро станет известно, здесь будут все силы Империи. По крайней мере, все, что пришли в город. Пять тысяч солдат, не считая сопровождения. Более чем достаточно, чтобы стереть их с лица земли.

— Я понял, — горло Юджина пересохло. Он все пятился от Марка, не зная, как себя вести. Делать вид, что ничего не изменилось? — Я буду молчать.

— До поры, — добавил Марк. — Придет время, и это знание откроет новые пути. Но не сейчас.

Юджин молча кивнул. Слов у него не было.

Видящие были самой большой потерей города. Один ушел в аспект в начале весны. Его должны были заменить старшим учеником, как всегда бывало, но в мае все одиннадцать Мудрейших исчезли в одночасье. В этом подозревали умысел, но… Единственный из Ступивших-на-Путь, кого смогли отыскать, — тринадцатилетний мальчик, — принял сан. И принял Империю. Многим не понравилось это решение. Но Видящим привыкли доверять. Марк — тот самый старший ученик? Если это станет известно… Боги! Может ли это быть на самом деле?!

— А… — начал было юноша растерянно.

— Ни слова больше, — оборвал его Марк. — Об этом.

Юджин понимал, в принципе, что это правильно, но то, что услышал, не помещалось в голове. Видящий Истину, мудрейший из учителей, святой наставник — и главарь разбойников… Возможно ли, чтобы это оказался один и тот же человек?

«Безумие. Мир сошел с ума.»

Мир… Юджин видел много безумных вещей. Одной больше, одной меньше...

— Ты, — хрипло каркнул он. Мысли путались. — Сказал мне это из-за того, что мы мешали кровь? Из-за этой ерунды, да?

— Не только, — чуть качнул головой Марк. — У тебя есть знание, жизненно необходимое нам всем. Так что сейчас ты — мой главный союзник.

— Боюсь, ты меня переоцениваешь, — смущенно отозвался юноша.

Марк лишь улыбнулся.

— Ты хотел бы узнать что-то еще?

— Да, — выдохнул Юджин. — Но не сейчас. Я услышал слишком много. К этому надо привыкнуть.

Марк посмотрел на него оценивающе:

— Значит, можем возвращаться.

— Думаю, да, — отозвался Юджин, в тот же миг осознавая, что фраза Марка не была вопросом.

Они шагали назад так же неспешно, как шли вперед. Юджин все поглядывал тайком на спутника, отмечая его спокойное открытое лицо и уверенный взгляд, с которым так боялся сейчас столкнутся. Могло ли то, что сказал ему Марк, быть правдой? Могло ли не быть? Он вспоминал то ошеломляющее впечатление их первого разговора, которое стало с тех пор почти привычным, но обычным его назвать язык не поворачивался. То, как этот молодой человек успокоил разбушевавшихся раненых у него в госпитале. И другой разговор, в трудовом лагере. Сколь удивительно он влиял на всех, с кем оказывался рядом. Слова Листа. И отношение Симона. Они знали, эти двое. Они точно знали...

— Марк, — тихо сказал Юджин, — чем я могу тебе помочь?

— О, — улыбнулся молодой человек, — есть множество способов. Позволь мне озвучить некоторые.

Они шли, и солнце грело их спины. Ветер шелестел в листве, скрадывая легкие шаги, а в небе перекликались птицы.

Осень вступала в самую яркую, золотую пору.