Глава 4.

Запах хвои пробирался в ноздри, под ногами хрустели пожелтевшие иголки и коварно притаившиеся под ними шишки. Как не старался, тихо идти не получалось. Впрочем, здесь еще вроде бы некого было бояться. Тэд Хаммер продирался сквозь подлесок, вспоминая путь, которым выходил к причалу. Теперь его нужно будет пройти наоборот.

Солнце за спиной светило ясно, и это обнадеживало. Времени должно хватить, но… всего не предугадаешь.

Причал он нашел легко. Хоть и не думал, что этот черный пейзаж отзовется такой болью. Что так потянет подойти поближе, всматриваясь в прогоревшие балки, наклониться, сжать в ладони кусочек угля, чтобы снова почувствовать уже известное: руки людей зажгли этот огонь. Он не видел ни пятен крови, ни тел, ни следов борьбы… впрочем, что-то мог уничтожить огонь, а раненых забрали на корабль, если… Истоптанный песок у причала. И не понять, кто и откуда шел сюда, и сколько их было. Огонь и вода… и ни он, ни Юджин, не узнали ничего вразумительного. Интересно, если привести сюда Сеймора, сможет ли он увидеть хоть что-то?

Что вызвало пожар? Упавший факел? Порох? Хотя нет, на порох не похоже...

Могли ли поджечь причал убегавшие?

И кем были вооруженные люди, толпившиеся здесь на рассвете? Он не видел алых флагов империи, хотя на такое дело их могли и не взять. И было слишком далеко, чтобы рассмотреть орлов, приколотых на груди, даже если они были. Разбойники? Имперцы? Кто-то из города? Правильно ли он сделал, что ушел тогда и спрятался?

Вопросы без ответов.

Но под ними, очевидными, толпились менее логичные и более важные. Как так получилось, что он оказался здесь, у сгоревшего причала, а его дети, хмурый Бран и тонкий, как хворостинка, Нед, — там-неведомо-где, где бы это ни было? И что они все вместе вообще делали в этом лесу?

Память пробивалась всполохами. То, что он не хотел вспоминать и не смел забыть. Лия. Лия, баюкающая на руках Брана, когда тот был еще младенцем. Лия, осторожно пробирающаяся по комнате, ощупывая руками пространство, и солнце, которое она не может увидеть, нимбом освещает ее тонкую фигуру. Лия, которую много лет назад он встретил на празднике рождения Нового солнца — и не смог забыть. Они плясали тогда до упаду. Катались вместе на санях и играли в снежки. И уже тогда, видя ее впервые, он понял: это навсегда. С этой девушкой он хочет прожить жизнь. С ней будет растить детей и продлевать дни. Они будут счастливы, очень счастливы — вместе. Что-то такое он и говорил ей тогда, стоя на колене и держа ее тонкую ладошку в своих широких руках. А она улыбалась — радостно, он же видел! — но ответила «Это невозможно», — и ушла. А он шел следом за ней, через шумный город на пристань, пока она не скрылась на корабле и понял, что полюбил одну из дочерей реки, но это так мало значило тогда. Он поднялся за нею следом на корабль, и пришел к ее отцу просить о свадьбе. А в ответ услышал ожидаемое. Что люди реки не отдают своих дочерей на сушу. Что он мог бы попробовать получить свое место на судне, но даже в этом случае — надеяться не на что. Лия обручена, и он, Ром, никогда не нарушит слова, так что иди подобру, поздорову, и выбрось из головы эту дикую блажь. Он, помниться, не соглашался. Говорил что-то горячее, глупое, истовое — то, что может сказать только влюбленный мальчишка, уверенный, что от его слов зависит жизнь и, что много важнее, любовь. И ведь, в сущности, так и было. Рома он не переубедил. Когда выдворенный, но не отчаявшийся, спускался со ступеней корабля и уходил портовыми переулками он знал, что это не конец, хоть и не представлял себе, что еще может сделать. Ведь не украсть же ее, в конце-то концов? А потом из-за угла вдруг вырос тонкий силуэт, который он мечтал и не надеялся увидеть, и синие глаза на бледном лице заглядывали прямо в душу.

— Ты говорил правду? — спросила тогда она.

— Да, — ответил он очевидное.

— У нас есть несколько часов, пока меня хватятся. Если за это время мы успеем получить благословение Видящего Истину — с ним даже отец не станет спорить, — я твоя.

И они пошли прямо во Дворец Правосудия. Видящие редко справляли свадьбы, но старик, встретивший их в просторном зале, только посмотрел как-то по-доброму и очень грустно.

— Это будет непросто, — сказал он им, ни о чем не спрашивая. Тэд, помнится, просто кивнул тогда, не споря. — Много тяжелее, чем вы оба сейчас думаете. — Лия пожала плечами, но не отпустила его руки. — Что ж… быть по сему.

Голос старика был печален, но выглядел он довольным. И прямо на месте, никуда не провожая и все так же ни о чем не спрашивая, продолжил:

— Согласна ли ты, Лия, дочь Рома с Реки, взять в мужья этого человека, чтобы быть с ним в радости и в горе, в дни труда и в дни праздности, чтобы заботится о нем и растить с ним детей и встретить старость, чтобы сплести с ним судьбу воедино, чтобы стать с ним единым целым?

— Да, — ответила она, улыбаясь.

— Согласен ли ты, Теодор из дома Молотов, взять в жены эту женщину, чтобы быть с ней в радости и в горе, в дни труда и в дни праздности, чтобы заботится о ней и растить с ней детей и встретить старость, чтобы сплести с ней судьбу воедино, чтобы стать с ней единым целым?

— Да, — ответил он, не удивляясь, откуда тот так много знает о них обоих.

— С благословения Матери и Отца да сплетет Пряха воедино нити ваших жизней, — сказал тогда старик, и взял их ладони в свои сухие пергаментные руки. И что-то случилось тогда, что-то необычное, но очень хорошее. С тех пор он и правда чувствовал Лию — как себя, словно слова «стать с ней единым целым» это было никакое не иносказание, а самая что ни на есть истина. Впрочем, чего еще ждать от Видящих?

— Вам есть куда идти? — спросил старик чуть погодя, когда чудо вросло в кожу и начало казаться привычным, словно иначе и быть не может.

— Да, — ответил Тэд Хаммер, а тот только покачал головой и ушел не прощаясь. Они не осмелились его останавливать, только крикнули вслед:

— Спасибо!

Это была безумная свадьба. Ром с Реки рвал и метал, но сделать ничего не мог. Против слова Видящих не рискнул пойти даже он. Но у гильдии кузнецов начались столь серьезные проблемы с продажами, что все, кого он знал, смотрели на них косо. И тогда Тэд пришел к отцу и сказал, что просит посвятить его в мастера. После этого они с Лией уйдут, и ничего общего с гильдией иметь не будут. Все смогут сказать, что разделяют горе Рома, что ослушников выгнали прочь, — и жизнь наладится. Посвящение в мастера не было мелкой монетой. Так бы Тэд ждал еще три года, а то и больше, но отец не отказал. А когда они оказались на улице, Тэд вспомнил последний вопрос старика-Видящего, и только улыбнулся. Он был молод и силен, полон любви, энтузиазма и амбиций. В его ладони лежала рука любимой женщины и конечно ему было куда идти! Он занял денег — сколько мог и где мог. И построил дом, большую часть которого занимала кузница. Для человека с руками работа всегда найдется. И пусть о тонких вещах, которые продавала его семья по реке, надо было забыть, серпы и косы, легко режущие траву и не ранящие пальцы даже самых неуклюжих работников, плуги и рала, сами вгрызающиеся в землю, вилы, легко собирающие траву и сами находящие да вытаскивающие из земли сорняки, топоры, умеющие раскалывать бревна с первого удара, — это нужно всегда, а Тэд Хаммер умел хорошо делать свою работу. Родился Бран, и дни его обрели новый смысл. Лия ходила полная новой жизнью, а мир казался безоблачным и чудесным. Он так и не понял тогда, что пошло не так. Но тень беды накрыла лицо жены, а Тэд, чувствовавший ее как себя, не стал ждать, пока она унесется прочь сама. Лия была в лучшей лечебнице города, но роды все равно оказались ужасными. Они длились день и ночь, и еще один день, и еще одну ночь. Ему казалось тогда, что муке не будет конца. Они выжили, Лия и его второй сын. Седой Миар, не отходивший от них все это время, сказал: это хорошо. Но зрение оставило глаза жены, и лекари какое-то время старались помочь, а потом сказали, что ничего сделать не могут. А Тэд не знал, гневаться или благодарить. Тогда словно из ниоткуда появилась Марина. Подарок судьбы, дочь рода, вычеркнувшего Лию из своей памяти, она пришла, когда было тяжелее всего — и осталась до конца. Помогала Лие в лечебнице и дома. Сама начала учится исцелениям. Это закончилось для нее свадьбой, и Тэд Хаммер был искренне рад, что — диво дивное! — ее из семьи не выгоняли и проклинать не собирались тоже, хотя Ром, не желая того, двух дочерей отдал на сушу.

Нед рос слабым и болезненным. Марина помогала по хозяйству и развлекала Лию. Бран очень быстро выучился тому, что это он смотрит за мамой, а не наоборот, и научил этому младшего брата. Его сыновья, — Тэд признавал это, — рано повзрослели. Лия редко выходила из дому, хотя много времени проводила в саду. А вот Марина, а потом ее дети, Юджин, Дарла и в конце даже Ами, часто крутились у них под руками. Помогали, забавляли, куролесили. И казалось, что семья у них большая-пребольшая, а ему, Тэду, всегда было о ком заботится.

Это было не просто, как старик и обещал. Но он никогда, ни разу не пожалел о сделанном выборе. Лия, насколько он знал, тоже. А потом их хрустальный замок расколол выстрел шальной пули, и Лия растаяла, будто утренний туман над водой, как та уличная перестрелка, безумная и бессмысленная, оставившая восемь трупов горожан и имперцев у них под окнами — и один в доме… А он… не успел, не спас, не уберег самое светлое, самое хрупкое свое сокровище. И остро понял тогда, что нужно спасать остальных. Да, его сыновья хотели мстить, но если он позволит убить их в подобной драке — что скажет ему Лия, когда встретит в облачном царстве Отца? Он бежал, спасая все ценное, что имел. Так почему же этим ценным оказался — Юджин?

«Потому что ты слишком заботливый старый дурак, — сказал ворчливый голос где-то в глубине души. — А еще потому что твои сыновья выросли, им больше не нужна помощь. Они — да. А Юджин — нет.»

Глупо, конечно. Никто не может быть слишком взрослым, всегда найдется что-то неучтенное. Впрочем, Тим и Марина сделают для них все возможное. Если смогут. А смогут они или нет...

Ответы лежали где-то здесь, среди спутанных, стершихся следов и обгоревших остовов. Именно их Тэд так хотел и никак не мог получить.

Он еще раз окинул взглядом сгоревший причал.

Не за что зацепиться. Не за что.

Нарочито медленно он прошелся вдоль кромки воды.

Это место не похоже на побоище. Определенно не похоже. Впрочем, много ли он видел побоищ… вне города?

«Нет времени думать об этом сейчас,» — говорил он себе, но ноги не отрывались от земли. Немалых усилий стоило ему заставить себя повернуться спиной к причалу и посмотреть в лес.

И тут же его задела еще одна неприятная мысль. Трава успела выровняться за эти дни. Песок сгладил их следы. Широкая полоса деревьев открывалась перед глазами. Полшага, шаг вправо-влево здесь, где он стоит, не имеют значения. Но эта небольшая погрешность выведет его в итоге в совершенно другое место. Блудить по лесу… Пугающая перспектива в свете известных фактов и предположений. Не то чтобы он боялся за себя, но… кто тогда присмотрит за мальчишкой? И солнце за спиной показалось вдруг подозрительно низким.

Тэд Хаммер был плохим следопытом. Он остро сожалел сейчас, что не взял с собой кого-нибудь из родичей Сеймора. Когда выходил из дому, идея не говорить лишнего казалась ему правильной. В конце концов, незачем пугать людей возможными опасностями. К тому же, это их мертвецы, значит, им и заботиться. Теперь он корил себя за черезмерную самоуверенность и гибельное чувство такта. Но возвращаться за подмогой времени нет совсем. Это последняя ночь. Последняя, когда справиться с неупокоенными можно сравнительно легко и безопасно. А если… если просчитался и что-то пойдет не так, он, Хаммер, не простит себе беды, которая может случится с кем-то из этих людей, приютивших их и поддержавших. Хотя, если он не справится, беда, скорее всего, случится. Это значит: нет права на ошибку.

Тэд Хаммер еще раз оглядел лес, вспоминая, каким видел этот причал впервые. Они поднимались вверх по небольшому холму и за ним, слева, в темноте мерцало тлеющее зарево умирающего пожара… Холм… похоже, вот этот...

Ему не хотелось уходить от причала. Все казалось, здесь есть что-то, что он упускает. Какой-то ключик, деталь, ниточка — потяни и увидишь, что случилось здесь и почему… И впервые за многие дни подумалось: «А дошли ли они сюда? Смогли ли уплыть? Или в лесу стоит искать много больше трупов? Или, найдя сгоревший причал, они так же бродят сейчас по окрестностям? Или… Время, — напомнил себе Тэд. — Об этом будем думать после.»

Но мысли отказывались прислушиваться к разуму. Многоголосым хором они метались в голове, вызывая звонкое эхо тысяч недоговоренных фраз, которые закрывали и заглушали все, что окружало его на самом деле.

— Так дело не пойдет, — рыкнул кузнец, и лягушки, до того спокойно сидевшие на берегу, поспешно попрыгали в воду.

Это звук встревожил и отрезвил его одной шальной мыслью: «А ведь могли же услышать люди.»

Он сглотнул и сосредоточился. Память… что ж, если она так уж болит — пусть встает на дыбы и поможет.

Вспоминай, Хаммер, вспоминай. Как спускался ты с холма — к берегу. Что ты видел тогда, на что обращал внимание? Нужно размотать эту историю от конца — к началу. И она приведет к цели. А там… у него с собой веревка, топор, огниво и еда. И он хорошо знает, что нужно делать.

Ложбинку, где отсиживались Юджин и Сеймор, пока он ходил на разведку, удалось найти со второго раза. Тэд довольно усмехнулся: это была удача. Дальше молодые березки и осины росли живописными группами, хорошо отложившимися в памяти. Спустя некоторое время он вышел на поросшую мхом поляну, где белел коровий череп.

— Ха! — довольно сказал Тэд, обрадованный своим неожиданным успехом. И зашагал дальше с удвоенной скоростью.

Это было ошибкой. Он осознал ее, выйдя к мрачным зарослям корабельных сосен. Грозным клином они врывались в светлую березовую рощу. И этого участка той ночью они не проходили.

Пришлось возвращаться. Тэд искоса поглядывал на солнце, скрипел зубами и не разрешал себе ругаться. Минут через сорок он вышел к знакомой поляне, путь от которой пришлось начинать заново.

Но Тэд Хаммер умел учитывать допущенные ошибки. Дальше он шел медленно и внимательно всматривался в окружающий пейзаж.

Когда он нашел поваленные буреломом сосны, через которые ой как непросто было перебиратся с мастером Сеймором на плечах, то позволил себе отпраздновать эту маленькую победу только напряженной улыбкой. Солнце проделало три четверти пути по небосклону, а до места предполагаемой гибели товарищей еще идти и идти. Осознание того, что он может не успеть найти их до заката напрягло спину и обострило внимание до предела. Ни сожаленям, ни мыслям места в его голове не осталось. Глаза напряженно обшаривали окрестности. Ноги ступали мягко и тихо. Страх — хороший учитель, когда понимаешь, что отступать тебе некуда.

Шаг перетекал в другой, и снова повторялся. Временами он срывался на бег, но тут же останавливал себя. Он здорово устал, голова болела от напряжения, солнце за спиной неотвратимо двигалось к закату, и Тэд думал уже, что снова заплутал. Но судьба преподнесла неожиданный подарок: он вышел на поляну, где начинающийся пожар затоптали копыта коней. Лампа мастера Сеймора. Он помнил, как восторженно кричал, заметив этот отвлекающий маневр. А вот и дерево, о которое он тогда чуть не расшибся. Дальше дорога давалась уже легко. Здесь они прятались от погони, когда Ганс загасил факелы преследователей. Тут младший Гьюрд закричал и бросился бежать — Хаммер хорошо помнил, куда. А далеко они уйти тогда не успели. Значит, и ему искать осталось не долго.

Тело одного из братьев лежало в кустах лицом вниз. Кровь давно впиталась в землю, но резаные раны на спине зияли открытыми ртами. Ни радости, ни облегчения это зрелище не вызвало. Хотя казалось бы — вот она, цель. Достигнута вовремя.

Тэд вытер о штанины взмокшие ладони и до боли закусил губу.

«Спокойно. Ты ничем не помог ему тогда, так помоги хоть сейчас».

Он оглянулся по сторонам. Сухие деревья недавно поломала буря, в значительной мере облегчив ему работу. Хороший костер можно будет сложить за час работы. И, если сильно постарается, он даже успеет до заката. Но… «Здесь только одно тело», — с ужасом понял он.

Второй брат не мог остаться в живых. Он хорошо помнил грубый голос, сказавший: «Двое!». Они не брали пленных, их ночные преследователи. А значит… неужели… так рано...

Он еще раз посмотрел на тело, искал в нем признаки нездешней жизни. Пока все было относительно нормально. Но это пока.

Боги… Всемудрый Отец, Всемилостивая Мать! Не оставьте советом и помощью. Я отплачу. Клянусь вам — отплачу!

Но если восстал, то почему только один?

Впрочем, когда изменившиеся аспекты были предсказуемы?

Спокойно. Внимательно. Еще раз. Все осмотреть.

Наградой ему был темный след, уходящий в кусты. Изломанные ветки сопровождали его.

Кто-то уволок тело.

Идти искать? Или остаться тут и уничтожить это? Боги… время. Времени совсем мало. Скоро стемнеет. Если он провозиться пару часов с сожжением, он не найдет второго в темноте, а утром… утром одним чудовищем станет больше. Если он, Тэд Хаммер, доживет до утра. Но если уйти сейчас, оставив этого как есть, очень может быть, что другое чудовище будет поджидать его по возвращении. Идти или оставаться? Он переводил взгляд с тела на темный след и обратно. В груди громко стучало сердце, отмечая уходящие мгновения. Страх запирал дыхание и будоражил кровь. Не часто он твоего выбора зависит жить тебе или умереть. Или мы просто привычно этого не замечаем?

Скрипнув зубами так, что в висках отдало болью, Тэд сбросил с плеча веревку и связал тело по рукам и ногам. «Старший. Хороший парень был, жалко». Веревка путалась, выскальзывала из рук, спешка приводила к промедлению, и это злило еще больше, но успокоиться он не мог. В довершение своей безумной затеи он закинул свободный конец веревки на ветку дерева и подтянул к ней тело. Нелепо, но так он был уверен, что звери не уволокут старшего, пока он ищет младшего.

После оставалось только выдохнуть и двинуться в кусты, с силой сжимая в ладонях рукоять топора и остро жалея, что не взял с собой другого оружия. Впрочем, у него все равно не было ничего, что помогло бы против восставших.

Тэд пробирался сквозь подлесок, то и дело задевая тонкие ветви. Паутина липла к его рукам и лицу, что-то безжалостно хрустело под ногами, не смотря на все попытки двигаться тихо. Он поминутно оглядывался, высматривая, не привлек ли кого этот шум и заодно подмечая ориентиры для возвращения. Слишком плотно сплетались деревья на высоте его роста, чтобы человек мог пройти здесь удобно, да и зачем бы ему делать что-то столь странное, как кража трупа? Значит, тело утащил зверь. Эта мысль его не радовала. Волк? Медведь? Топор, зажатый в его руке, показался вдруг игрушечным, а принятое решение — безумным. Может быть, вообще не стоило сюда идти? Похоронил бы первого и ладно? Зверь съест тело, и проблема, возможно, будет решена. Или усугубиться очень серьезным образом. Горькая улыбка искривила стиснутые губы. Аспекты меняются, никогда не знаешь, каким боком выйдет то или иное действие. Но об этом лучше не думать. То, что он решил — получиться. Только так, и никак иначе.

След неожиданно повернул, отметив тонкое деревце обрывком грязной ткани. Тэд зачем-то снял его и зажал в руке. Подлесок кончился, дальше можно было идти выровнявшись, но это больше тревожило, чем успокаивало. Его ждет один зверь или стая? Он невольно проверил пальцем лезвие топора. Острое. Но достаточно ли? Во рту пересохло. Он оборачивался так часто, что чуть было не потерял направление. И уже не мог сказать, как долго он идет. Время, как густая капля смолы, все тянулось и никак не могло упасть. А Тэд малодушно думал, что даже в этом вязком ожидании что-то есть. Ему, пожалуй, даже не хотелось, чтобы оно заканчивалось. Хотя ноги двигались вперед, а глаза продолжали обшаривать окрестности.

Он нашел его на небольшой поляне, заросшей примятой желтеющей травой. Недостаточно высокой, чтобы спрятать большого зверя, как отметил он с облегчением. Но зрелище, открывшееся его глазам, настолько ошеломляло, что Тэд крепко зажмурился, перебарывая накатившую тошноту. Большую часть младшего Гьюрда уже употребили. Голова на съеденной шее была откинута назад и смотрела в небо пустотой выклеванных глазниц. Сквозь растерзанную плоть проступали белые кости плечей и ребер. Оторванная рука валялась чуть в стороне. Плеча на ней уже не было, предплечье было основательно погрызено, и только нетронутые пальцы скрючились, словно пытались ухватится за небо. Чудовищная картина продолжала стоять перед глазами, даже когда веки были закрыты, и только страх не заметить врага заставил Тэда осмотреться снова. Он сглотнул, пытаясь успокоить бунтующий желудок. В голове роились вопросы. Сможет ли то, что он сейчас видит перед собой, восстать? Если да, каким оно будет? Если нет, что ему делать? Веревка закончилась. Он не дотащит это до старшего брата. Сходить приволочь того сюда? Он будет шуметь и, хуже того, он будет беззащитен в этот момент. А где-то рядом ходит зверь. Но что-то же делать надо!

Тэд никогда не любил контактов с нижним миром, хотя работать с его элементами временами приходилось. Сейчас он жалел о том, что в свое время не хотел узнавать большего. Меньше знаешь — крепче спишь… Это правило работает в обеспеченной и безопасной жизни. А тогда так не хочется предполагать, что все может измениться. Он до боли закусил губу, пытаясь заставить себя думать о насущном и не отвлекаться.

Перед ним младший Гьюрд. Который был тогда полон страха, вины и отчаянья. Видел ли он, что стал причиной гибели брата? Осознавал ли это? Тэд находил слишком много причин, почему он мог бы хотеть вернуться. Какого духа может привлечь эта изуродованная плоть? Сколь сильного? И — что он решит творить?

Тэд покачал головой. Никаких гарантий и никакой уверенности. Но слишком много неприятных вероятностей. Значит, надо что-то делать. Если ничего не изменилось в аспекте уходящих, три дня и три ночи тело принадлежит душе, которая в нем жила. На исходе последней она уходит. Пустив или не пустив другого в ту оболочку, которая была его телом. Если здесь что-то сломалось — он обречен. Но на что-то надо опереться, и он выбрал это, когда шел сюда. Значит, обоих надо сжечь. И этого он никак не дотащит. Что будет быстрее и оправданнее: разложить костер тут, потом там? Или приволочь сюда старшего? Погребальный огонь требует сил и внимания. Его нельзя оставлять без присмотра. Да еще нужно собрать достаточно дров… для двух сожжений ночи может не хватить. Что ж, значит, он проделает этот путь еще раз. И будет надеяться, что младшего за это время никуда больше не уволокут.

Возможно, это не лучшее из решений, но он принял его.

Путь назад, к первому телу, оказался на удивление коротким. Тэд отвязал веревку, стараясь как можно более осторожно опустить труп на землю. Вряд ли это имело значение, но ему так было легче. Он словно извинялся перед погибшим товарищем. Впрочем, не время винить себя. Сейчас — только действовать, исправить. И все же он склонился над погибшим и попросил у него прощения за все, что сделал и что не сделал. А потом перекинул веревку через плечо и потащил связанное тело старшего брата к растерзанному младшему.

Неладное почудилось ему, еще когда он выходил из подлеска. Оставив свою ношу, он шагнул в сторону поляны и замер, осознав встревожившие его звуки. На поляне, утробно порыкивая, крупный волк ел Гьюрда-младшего.

Тэд застыл, не смея пошевелиться, опасаясь даже дышать. Внутри что-то отчаянно требовало отступить, сделать всего лишь шаг назад, но… Он знал, что за ним будет еще один, и еще. Если дать себе волю, он побежит без оглядки в лес, в ночь. А он не мог себе этого позволить. Сизые сумерки размывали очертания. Черные линии деревьев сливались в неразборчивые тени. Даже если он побежит сейчас со своей чудовищной ношей и его никто не растерзает по дороге, даже если он разожжет костер и справится со всем — останется это тело. По тому, что он видел совсем недавно, волк, даже крупный, не успеет его доесть. А значит… мертвых не зря хоронили. Тех, чьего возвращения опасались — сжигали. Но никогда не оставляли зверям. Тэд Хаммер затруднялся сказать, почему. Просто чувствовал чудовищную неправильность и опасность этого. И… он уже принял решение. А значит, отступать поздно.

Он крепко сжал в ладони рукоять топора и выдохнул сквозь зубы.

Звук отвлек зверя. Тэд видел, как поднимается его лохматая голова, как дрожат уши. Зверь легко опередил направление и глаза их встретились. Кузнец судорожно сглотнул, но бежать уже было поздно. Он почти видел это: вот он, не выдержав, разворачивается и бежит, а сильный зверь догоняет уверенно, быстро и прыгает, вгрызаясь в его затылок… или он попробует оглянуться и даже защититься — но поздно, слишком поздно, слишком близко эти желтые глаза и белые зубы и страшное дыхание вырывается из безжалостной пасти за миг до… или зверь хватает его на бегу за ногу и валит на землю, чтобы добить потом, беспомощного… Нет. Только так, глаза в глаза, у него есть шанс выжить и победить.

Волк словно почувствовал его мысли. Он не рычал, пугая. Но и не выл, призывая сородичей. Повезло. Одиночка. Или остальные серыми тенями прячутся в кустах… вряд ли. Они бы ели все вместе. Хорошо.

Мягко и грациозно зверь обошел свою растерзанную добычу и двинулся в его сторону.

Дыхание Тэда почти замерло, сердце било в груди, как колокол.

Все ближе и ближе. Вот напряглось сильное тело зверя, подобралось.

Тэд переступил с ноги на ногу.

Волк прыгнул.

И Тэд прыгнул одновременно, разворачиваясь и занося топор.

Удар. Хруст. Какая-то сила вырвала оружие из рук Тэда и закрутила его так, что, приземлившись, он неловко протопал несколько шагов, стараясь устоять на ногах, и облегченно выдохнул, когда это ему удалось.

Они снова стояли друг напротив друга. В голове волка застрял топор. Тэд смотрел в его безжалостные глаза, остро осознавая свою беззащитность. И осторожно отступал назад, понимая, что это не поможет.

Зверь сделал шаг, другой, а потом покачнулся и медленно завалился на бок. Лапы его дернулись несколько раз и замерли. А Тэд стоял в каких-то пяти шагах и не осмеливался сдвинуться с места.

Отрезвили его сгущающиеся все больше сумерки. Волк не шевелился. Из его рассеченной головы натекла черная лужица. Мертв.

На подгибающихся ногах Тэд подошел к зверю и потянул за рукоять. Топор застрял в кости и ему пришлось наступить волку на голову и потянуть со всех сил, чтобы высвободить лезвие. Тяжело вздохнув, он вытер окровавленный метал о траву и потопал было в лес собирать дрова, но спохватился, сходил за связанным телом старшего Гьюрда и уложил его рядом с младшим. Затем подумал и подтянул к ним мертвого волка. Он понятия не имел, имеют ли звери привычку восставать, и может ли как-то на это повлиять съеденное тело человека, но проверять ему не хотелось в любом случае.

Когда он начал собирать дрова, уже совсем стемнело. «До полуночи. Нужно управиться до полуночи», — твердил он себе как заклинание… Он быстро нашел мох и хворост на растопку, но на этом дело стало. Нужные бревна все никак не попадались. Те, что он находил, были то слишком трухлявыми, то сырыми. Темнота играла на стороне леса. Все деревья казались похожими, пока не подойдешь и не постучишь о них. Этот стук пугал его. Кругами он ходил вокруг поляны, полной смерти, постепенно удаляясь все дальше, пока не увидел белое дерево, стоявшее особняком. Сухое, крупное, оно потеряло большую часто коры, и это была хорошая находка. Пожалуй, одного такого будет достаточно. Только вот свалить его и нарубить дров — дело явно не легкое, раз оно выстояло все здешние бури нерушимо. Мгновение он колебался: искать дальше или остановиться на этом? С одной стороны, хорошо было бы найти что полегче, с другой...

— Благодарю тебя, — низко, до земли, поклонился он лесному духу, — за этот дар. Я принимаю его.

После оставалось лишь засучить рукава и приняться за работу. Он все время торопил себя. Пот проступил на лбу, скатывался по груди и спине, делал ладони липкими и скользкими. Тэд понимал, что звучит сейчас на весь лес. Что всадники, если они поблизости сегодня, как были тогда, не смогут не услышать. Но эта цена должна быть уплачена.

Временами он оглядывался по сторонам и тревожно вслушивался в ночь. Но вокруг было тихо. И, тихонько прошептав благодарность лесу, Тэд снова брался за работу. По небу плыли облака, скрывая звезды и половинку луны. Временами становилось так темно, что Тэд еле мог рассмотреть свои руки. Но ствол дерева белел ясно, и он продолжал работу. Дерево поддавалось легче, чем он боялся. С хрустом массивный ствол упал на землю, обламывая ветки и Тэд, сунув топор за пояс, принялся ломать дрова. Положив длинную ветку между двух деревьев, он давил на один край, пока она не разламывалась. Меньшие куски раскалывал ударами о стволы стоящих рядом крепких дубов. Шагая в темноту за одним отскочившим поленом, он наткнулся на еще одно подходящее и на счастье уже поваленное дерево. Тихонько поблагодарив лес, Тэд принялся и за него тоже. Он боялся думать о времени, когда переносил бревна на поляну и складывал погребальный костер. Но тела лежали неподвижно, как и должно, и, осторожно выдохнув, он начал перетаскивать их на поленницу. Первым был Гьюрд-старший. Тэду как-то уже почти привычно было волочь его куда-то. Он взгромоздил на бревна сначала туловище, потом ноги, выровнял так, что умерший казался спящим, кивнул и пошел за следующим. В темноте прикасаться к останками младшего брата было легче. Хотя отвратительные детали, которые благородно прятала темнота, подсказывала память и тошнотворный запах. Впрочем, пахли братья равно неприятно. Сначала он отнес голову и оторванную руку, затем тело. Постарался выложить это максимально пристойно. И только потом бросил тушу волка у ног братьев.

Костер вспыхнул с первой искры, попавшей на сухой мох, окруженный тонкими ветвями, щепками и обломками коры. Тэд разложил несколько таких кучек под поленницей и сразу же перешел к следующей. Погребальный костер зажигают с четырех углов. Сначала правый угол в головах, потом правый в ногах, затем левый в ногах и правый в головах, замыкая круг. Движения его были осторожными и неспешными.

«Гори-гори ясно, чтобы не погасло...» — эта детская считалочка шевелила его губы, с которых, впрочем, не сорвалось ни звука. Вокруг поляны шелестела листва на ветру и поскрипывали стволы старых деревьев.

Странные, страшные гости могут выйти из ночи к такому костру. Он знал это и был наготове. Четыре толстые ветви он обмотал тряпьем, поджег и воткнул в землю по четырем сторонам от огнища. Еще трижды по четыре похожих лежали им на замену. Сам он обходил костер посолонь и подбадривал пламя, пока оно не запылало сильно и ярко, освещая тех, кто был ему ныне отдан.

А потом настало время слов. От едкого дыма слезились глаза и пересыхало горло, когда он, встав в головах у братьев, рассказывал им о днях, которые душа бродит по земле, прощаясь с ней и навещая всех тех, кто был ей дорог и любим. Он поведал им о далеком пути через леса и горы и о пещере, к которой пойдут они в сонме таких же умерших. Он говорил о Судии и его книге, где записаны все дела их и помыслы, и о том, как должны они его приветствовать и как отвечать на его непростые вопросы. И о двух путях сказал он, что перед ними откроются: один поведет под землю, второй — на небо. Говорил и о том, что боятся не нужно им. Ведь по весне откроет Благовестник небесные врата и выпустит души умерших с дождем на землю, где прорастут они травами и деревьями, где смогут видеть всех тех, кого любили когда-то, и быть с ними, помогая им. И когда с каплями дождя упадут они с небес на землю, встретят они тех, кто ушел другой тропой, ибо Великая Мать принимает не спрашивая, и вместе с небесными подземные поднимутся зеленой порослью, чтобы через год вернуться в землю и предстать перед Судией, и снова говорить с ним и однажды получить право на новое рождение человеческое.

Он говорил им то же самое, что рассказывал Лие. Той, которую не защитил, не уберег, не смог. Той… Он сглотнул и зажмурился было, но быстро распахнул глаза. Не отвлекаться.

Голос его охрип к тому времени, как все должное было сказано. Он достал тогда бутыль с вином, выпил первый глоток и вылил остальное умершим — и пламени. После взял буханку хлеба, отломил часть себе и бросил остальное огню и уходящим с ним. Тогда налетел вдруг сильный ветер, зашипело огнище и высоко в небо взметнулись язычки пламени.

Один ушел. Тэду даже казалось, что он различил дух его, взвившийся вверх в сонме искр. Но… отчего-то он был уверен: только один.

Тогда он еще раз пошел по кругу, внимательно всматриваясь в то, что лежало за желтой стеной огня. Языки пламени плясали, облизывая свою добычу. Пахло горелой шерстью и горелым мясом. Но что-то странное примешивалось ко всему этому. И уже завершая круг Тэд заметил зеленые всполохи в глазницах старшего брата. Какое-то время он присматривался: не почудилось ли? Но зеленое пламя все больше сгущалось, собиралось внутри глазниц и тонкой паутинкой расползалось дальше по лицу.

Заложный.

От одной этой мысли холодело в груди и сбивалось дыхание.

И все же он завершил круг и замер на миг в нерешительности.

Вязкая волна паники накатывала вместе с жаром костра. Он захлебывался ею. Он не знал, что делать с заложными. Надеялся, до этого не дойдет. Чувствовал, как волосы на голове и на руках становятся дыбом.

Паутина зеленого пламени расползалась все шире.

— Прочь, прочь, в ночь! — прорывались сквозь страх слова полузабытых заговоров. — Когда камень в море, костер в пустыне и месяц в небе соберутся вместе и сядут пировать, тогда будешь им обладать, а до того — нет!

Он понимал, что если дух заложил тело, его слова мало что значат, и все же повторил их второй раз и третий.

И неожиданно зеленое пламя зашипело и потекло назад. Впрочем, не далеко. Двумя подземными источниками плескалось оно глазницах, пузырилось, булькало — но не покидало четко очерченных границ.

Обрадованный этим небольшим успехом, Тэд отважился продолжить.

Следующий заговор был знаком ему издавна. Эти слова проговаривал он, зажигая огонь в печи кузницы и раздувая его мехами. С ними он клал метал на угли и заносил над заготовкой молот. Их получил он от отца и отдал сыновьям, когда учил их своему ремеслу. Огонь легко откликнулся, как и прежде. Пламя зашипело, затрещало, взмывая ввысь. Вокруг тревожно зашелестел лес, и, обернувшись, Тэд снова повторил свою клятву и обещание, что сегодня не сгорит лишнего. Впрочем, он не был уверен в том, что сможет ее сдержать. Но твердо решил сделать все возможное.

Дальше началось безумие. Мертвое тело в огне ломало и корчило. То руки, то ноги поднимались вверх вместе с пламенем. То, что должно быть в покое, металось из стороны в сторону, и Тэд, ошалевший, испуганный, бегал вокруг костра, заталкивая его назад в огонь. Когда тварь вырвала, хотя скорее даже просто подмяла под себя в неразборчивых метаниях палку, которой он орудовал, Хаммер схватил топор, потому что больше ничего не оставалось, и сунул его в кострище. Заложный отшатнулся, будто сталь жалила. И хотя Тэд сомневался, что можно причинить боль или вред тому, что уже мертво, пришлец явно опасался блестящего лезвия, а это не могло не радовать. Не то чтобы кузнец понимал, отчего так произошло, да и времени думать или удивляться у него не было. Но надежда, вспыхнувшая подобно зарнице, осветила его лицо и придала сил.

В какой-то момент в него полетело горящее тело волка. Но бросок был слабым, тварь еще не вошла в силу, удивительно было, как она вообще могла сейчас двигаться, и каким-то чудом Тэд успел и зверя затолкнуть обратно, и твари преградить дорогу к побегу. Ему казалось, не один он сейчас мечется у огня, а сотни, тысячи кузнецов в блестящими лезвиями в руках преграждают путь тому, что в мире солнечном находиться не должно, поспевая и тут, и там, куда бы не метнулся заложный.

Ветер помогал ему, раздувая пламя. Гневно и подбадривающе шелестел лес. Рывки твари становились все слабее и медленнее. Тэд видел, что тело Гьюрда-старшего прогорело местами до кости, и бес, не вошедший еще в силу, больше не мог заставить его двигаться. Тогда, весь в огне, он повернул к нему голову и сквозь треск пламени то ли послышалось, то ли почудилось:

— Ты! Это ты во всем виноват! Если бы не ты, ничего бы этого не было! И он был бы жив, был бы, слышишь?

Заложных не стоит слушать. Никогда не приходит правда от тех, кто сам — сплошной грех и надругательства над порядком, в мире положенном. Но мысль, острая, болезненная, все же кольнула Тэда: только ли злой дух говорит с ним сейчас? Не об этом ли самом думал хороший человек, бежавший сквозь лес спасать брата, и не спасший? Не оттого ли именно он отдал в залог тело? Чтобы довершить… что? Месть? Спасение?

— Я оставлю его… да, я могу его оставить… — шелестело из огня, и зеленые бездны глазниц впились в лицо Тэда, приковывая к себе и обездвиживая. — Он ведь не виноват, что так вышло… это ты… все ты… значит — тебе и платить, слышишь?

Могло ли это быть правдой? Могло ли не быть ею?

Тэд взмахнул в воздухе топором — нелепый жест и беспомощный. Но серебристое лезвие на миг разделило его и зеленый взгляд пришлеца, что дало возможность собраться и насторожиться.

Словно чувствуя, что добыча ускользает, бес заговорил быстро, захлебываясь:

— Я оставлю его. Да, оставлю. Но взамен — взамен я должен получить что-то, правда? И ты, виновник, ты дашь мне это! Тогда душа его будет спокойна и отомщена… Тогда все будет правильно, не так ли?

Взгляд Тэда метнулся вокруг: лес, костер, зеленый, страшный взгляд, темнота, тусклый отблеск метала… он напомнил ему что-то важное.

— Не тебе, — хрипло выдохнул Тэд, — говорить о прави!

Его губы еще шевелились, выговаривая ответ, когда сквозь желтое пламя метнулись к нему зеленые нити, а тело там, в костре, вспыхнуло, выгорая изнутри, и рассыпалось. Он не видел тогда этого, он крутился волчком, уворачиваясь и обрубая пальцы демона, к нему протянутые. Но не успел. Он слышал это в довольном уханье, с которым сложилось огнище, затухая и превращаясь в груду угольев. Он чуял его в себе — чуждое, холодное. Он прижал к груди топор, надеясь вспугнуть и отторгнуть, но это больше почему-то не помогало. Тогда вспомнилось вдруг то, чего никогда не знал он и знать не мог: как упал огонь с небес на высокий дуб, как седой старик, что у дуба ждал, ветку отломил и с собой сквозь ночь тот огонь понес в дом и в кузницу… Небесный огонь, лучшее средство от нечисти, насквозь земной и гнилостной.

Образ, в правдивости которого Тэд ни на миг не сомневался, вызвал невольную улыбку. Теперь мужчина знал, что не проиграет. В крайнем случае они умрут вдвоем: он и демон, угнездившийся в его груди. Но уходить из мира до времени кузнецу не хотелось. Можно ли решить это как-то иначе?

— Я не звал тебя, — тихо сказал он духу. — Уходи отсель.

— Прогони меня! — смех почудился. — Я с тобою щедр, я три дня даю. Не управишься — не ропщи тогда!

— Нет! Не смей! Прочь! — кричал Тэд, и сам не узнавал своего голоса. Слова заговоров, к месту и не к месту, срывались с его губ — но были только словами, уходящими в никуда.

Он катался по земле и выл, он прижимал к топор то ко лбу, то к груди — и остро чувствовал: время его волшбы закончилось.

И тогда, лежа спиной на земле и раскинув руки, сквозь слезы отчаянья глядя на прояснившийся звездный небосклон он сказал себе неожиданно спокойно и рассудительно:

— Ну что же, три дня — это не так уж мало.

А потом встал, пошатываясь, разворошил угли и, подхватывая их лезвием топора, разбрасывал прогоревшие дерево и кости по ветру на все четыре стороны. А когда дело было исполнено, улыбнулся криво, закусил губу и двинулся в сторону реки. Ибо раз уж искать помощь, то сначала стоит пойти туда, где она в принципе может быть. Сегодня ни зла, ни смерти он не принесет еще.