Глава 12.

Когда он закончил, за окном были серые сумерки. Рафал спал. Усталость билась глухой болью подо лбом и сознание казалось прозрачным и хрупким, как бокал из тончайшего стекла, такой, что и в руки брать боязно. Впрочем, он ощущал тело вполне послушным своей воле. Подушечками пальцев он старательно растирал ноющие виски, заставляя себя расслабиться, и когда решился наконец подняться, это получилось без чужой помощи и риска упасть.

Только тогда Юджин заметил, что вместо толпы любопытствующих рядом с ним — Марк и Симон, мрачной тенью стоящий за его плечом. Молодой человек внимательно всматривался в лицо Рафала, и юноша подумал, что он видит в нем много больше, чем остальные, может быть, даже больше, чем он сам.

— Я рад, — наконец негромко сказал он, — что ты относишься к своей работе так ответственно.

— Иначе нельзя, — собственный голос показался юноше слабым и хриплым. — Вы не спрашиваете, как они? — кивнул он головой на соседнюю кровать, где лежал Юлек.

— К чему? Я вижу. Ты старательно выполняешь обещанное, — с легкой улыбкой ответил Марк, и Юджину это замечание показалось неприятным, словно все, что он сделал сегодня, совершено было лишь как часть некой сделки.

— Им нужна была помощь, — сказал он с вызовом, не понимая до конца, перед ним или перед собой старается оправдаться. — Я целитель. Я не могу стоять в стороне и просто смотреть на чужую боль.

— Так даже лучше, — удовлетворенно кивнул Марк. — Но я помню наш уговор и за мной дело не станет.

От этих слов на Юджина повеяло холодом и тревогой.

— Где все? — невпопад спросил он в ответ.

— Готовятся, — отозвался Марк. — Сегодня в полночь мы выходим.

— Куда?

— К трудовому лагерю.

Сказано это было так просто и обыденно, словно молодой человек говорил о чем-то само собой разумеющемся и очевидном, как завтрак или умывание, но целитель едва сдержал дрожь.

— Не так давно мы остановили богатый караван, — пояснял тем временем Марк. — Пожалуй, слишком богатый. Или количество наконец-то перешло в качество. Но, как бы то ни было, они выслали большой отряд встретить следующий и охранять его в пути. А это значит — лагерь сейчас уязвим как никогда. Я, — сделал он небольшую паузу, — пришел пригласить тебя с нами. Но поедешь ли ты — решай сам.

— Опасаешься, что я не смогу? — тревожно спросил Юджин. — После всего этого?

— Симон, — кивнул Марк на своего молчаливого спутника, — считает, что я зря рискую ценным приобретением. И это правда. Но правда и то, что я не могу быть уверен ни в том, что твоя семья там, ни в том, что, если это так, мы сможем безопасно доставить ее сюда. Я надеюсь на наше долгое и плодотворное сотрудничество, и не думаю, что, случись непредвиденное, ты простишь мне или поверишь, что это было ненамеренно. Поэтому и даю возможность увидеть все своими глазами.

— Я еду, — твердо сказал юноша.

— Хорошо. — ответил Марк. — За тобой зайдут.

Он коротко попрощался и вышел из землянки. Симон двинулся было следом, но замешкался и хмуро, из-под бровей оглядывая юношу, заметил:

— В бою ты обуза, а не помощь. Надеюсь, это сам понимаешь. У нас и так каждый человек на счету, а еще придется выделять кого-то присматривать за тобой. И если позволишь себя убить — оставишь без помощи, которую только ты можешь оказать, тех, кто может пострадать, выполняя нужное тебе же. Это глупо, мальчик. Оставайся здесь и позволь нам спокойно сделать свое дело. Все что тебе нужно — это просто подождать, — он замолчал задумчиво и сказал затем: — У тебя еще есть время передумать. Воспользуйся им.

А потом развернулся и ушел, очевидно, догонять Марка, которого явно стремился не выпускать из поля зрения.

Ощущение от его слов осталось горькое.

— Давно они тут? — спросил юноша Анику, молча сидевшую неподалеку все время этого короткого разговора.

— Нет, — отозвалась она не сразу. — Вы закончили вскоре после того, как они вошли.

Она не добавила ни слова в поддержку его решения или предупреждений Симона, и с одной стороны Юджин был за это благодарен, а с другой так и подмывало спросить, что же думает она сама… Нет. Это его решение. Иначе, Марк прав, он будет винить потом всех.

— А ты, — спросил он неожиданно для себя, — была здесь неотлучно?

— Мастеру могла потребоваться помощь, — отозвалась она, глядя куда-то мимо него. Весьма обтекаемая фраза. Юноша затруднялся сказать, что стоит за ней. Впрочем, он быстро вспомнил, в каком состоянии был после первых двух исцелений.

Она не думала, что сможет пособить в целительстве. Но была наготове, чтобы подхватить его падающее тело и позаботиться о нем самом. Понимание это болезненным румянцем залило щеки, но он заставил себя проговорить:

— Спасибо.

— Сегодня вы помогли двоим, — заметила девушка.

— И держусь на ногах? — хмыкнул он.

— Да, — смущенно улыбнулась Аника и жадно спросила: — Вчера там, у ручья, вы нашли что-то важное?

Сяющее серебристое воспоминание на миг заполнило сознание и солнечным лучом скользнуло по губам. Юджин кивнул и подошел к девушке. Сесть рядом с ней на кровать он не отважился, а нависать сверху не хотел, поэтому встал на колено рядом, осторожно коснувшись пальцами ее ладони.

— Да, Аника. Я нашел вчера важное, — сказал, глядя ей в глаза. — Не только для себя. Кажется, я знаю, как могу помочь тебе.

Тени мыслей заскользили по ее лицу, но девушка оборвала и спрятала их, легким движением ресниц спрятав взгляд.

— Это вода, Аника. Здесь, сейчас… я не знаю, особенный ли этот источник, или я сам стал более открытым и начал наконец чувствовать что-то, но… Ты делаешь отвары. Травы и заговоры, я прав? Я же смогу сказать, как меняет это воду и, соответственно, что может принести человеку. А там будем смотреть, проверять и делать выводы.

Девушка тяжело вздохнула и медленно отняла руку.

— Вам, — сказала тихо и глаза ее блестели, — не стоило говорить этого сейчас. Впрочем, — она заставила себя улыбнутся. — Вы же вернетесь, правда? Я буду ждать.

— Прости, — вырвалось у него. Зачем давать надежду, если вместе с ней даришь ворох страхов?

— Нет, — спохватилась Аника, — это вы простите. Я не должна была так говорить. Я рада. И я благодарна вам, правда.

Юноша не мог не отметить изменения в ее поведении, в манере говорить и держать себя, в интонациях голоса. Давешнее испуганное напряжение сменил покой. Словно силы, уходившие на сокрытие тайны, поддерживали теперь саму девушку, а свое будущее она целиком вложила в ладони Матери: как та решит, так и будет. Это было непривычно, но скорее приятно. Юджину нравилась эта новая, незнакомая Аника.

— Тебе так неприятно называть меня на ты и по имени? — в который раз спросил он.

— Я не могу, — качнула она головой. — Вы мой мастер. Сейчас более, чем когда-либо.

Теперь пришел его черед прятать взгляд.

— Вы уйдете сейчас, да? — спросила девушка. — Туда, к источнику?

Юджин бросил взгляд в темнеющее окно. Если отряд выходит в полночь, в его распоряжении около трех часов. Этого не хватит на полноценный отдых, а если он позволит себе заснуть, то, по опыту, вряд ли встанет раньше, чем через сутки. Можно, конечно, понадеяться на то, что теперь все будет иначе… Но этот риск казался ему неоправданным. Бессонная ночь и усталость, накопившиеся за последние полтора дня и два исцеления, явно будут плохими помощниками даже в дороге, не то что в бою. И — хотя бы перед собой стоит быть честным — сейчас он и правда никуда не годится. Значит, кроме надежды на источник и повторение вчерашнего чуда, рассчитывать не на что. Если не получится, возможно, лучшее, что он сможет сделать — это и вправду остаться здесь и ждать новостей и раненых, готовить воду и работать с Аникой. Чтобы хоть не подвести своей слабостью под неприятности других. Но сначала… сначала нужно попробовать.

И юноша медленно кивнул.

— Если меня будут искать, скажи, что я там.

— Хорошо, — еле слышно отозвалась девушка и уже сама осторожно взяла его за руку. — Берегите себя, мастер.

— Постараюсь.

После оставалось только встать и уйти. Что он и сделал.

Юджин шел к источнику, ориентируясь на внутреннее чувство направления много больше, чем на ощущение влажности, запах или звук воды. Это было непривычно. Так он за всю свою жизнь воспринимал только один Источник — и не мог представить даже, что это может перенестись на иной. Такие мысли казались кощунственными, словно назвать матерью другую женщину — когда твоя собственная всегда рядом, если не физически, так в памяти. И все же...

Это связь. Лгать себе еще более бессмысленно, чем пытаться оправдаться. И разве можно по большому счету полагать подобное отступничеством? Тот Источник отвернулся от них. Зато отозвался другой. Нет смысла гадать, почему. Чудо стоит принимать, и делать это с благодарностью. Так говорил дед, и так думал он сам. И к мокрой глиняной стене, укутанной сплетением корней, он шел исполненный благоговения и благодарности.

— Сегодня, — шепнул он, окунув ладонь в холодные струи, — мы помогли двоим. Благодаря тебе.

Вряд ли кто-то, даже если бы стоял совсем близко, мог разобрать слова в его тихом шепоте. Но главное стояло за ними. Это была многомесячная глухая тоска, черная дыра внутри, выпивавшая силы и взамен щедро наделявшая отчаянием. Были слезы и истовые молитвы в ночи, была надежда, цепкая и упрямая, как пырей. И была неизъяснимая радость обретения. Источника — и себя в нем. И холодные струи вспыхнули под рукой. Энергия, силы и смысла которой он до конца не понимал, но принимал, как дар любимого человека, твердо зная, что сколь бы странным и необычным он ни казался, ничего дурного в себе не несет. Острое, болезненное покалывание расходилось по телу. И когда Юджин распахнул глаза, то обнаружил себя в облаке серебристых искр. Он улыбался и благодарил. Помнил, как долго пробираются капли влаги в подземное озеро, и как осторожно вытекают они наружу и чувствовал, что с каждым мгновением непривычная, холодная, искрящаяся сила Источника заполняет его. Никогда он не испытывал ничего подобного. Но некая глубокая внутренняя сущность рыкнула сытым зверем и оскалила зубы.

— Ты готов? — прозвучал голос из-за спины, когда волна отхлынула и юноша растерянно отступил назад, в сторону от потока.

— Да, — ответил он и обернулся.

В трех шагах позади стоял высокий широкоплечий мужчина. Внешность его сложно было различить в потемках.

— Ты будешь со мной в бою? — спросил Юджин.

— Скорее, наоборот, — отозвался тот и протянул руку. — Лист.

— Юджин, — ответил юноша рукопожатием.

— Да, я знаю. Оружие есть?

— Револьвер. В комнате.

— Идем, — кивнул Лист, и когда юноша торопливо зашагал к тому месту, которое мог сейчас называть домом, добавил: — Это неосторожно. Впредь старайся всегда носить его с собой.

— Я целитель, а не солдат, — пожал плечами Юджин.

— Придется им стать, — ответил Лист, — если собираешься остаться здесь. А если планируешь участвовать в вылазках, так тем более.

Юноша ничего не ответил, и дальше они шли молча до самой его комнаты, где Лист долго рассматривал вынутый из тряпицы револьвер, пока не спросил:

— Стрелять умеешь?

— Немного.

— Покажи.

— Что, прямо здесь? — поразился юноша.

— На улице слишком темно. И не переживай, эта стена глухая, за ней только пласт земли. Ты никого не заденешь.

— Но...

— Я должен знать, на что ты способен. Или не способен. Сейчас.

Лист подошел к стене и коснулся грубо стесанного сучка на одном из бревен.

— Это будет центр мишени, а это, — он очертил ладонью круг, — она сама. Давай.

И пока Юджин осторожно брал в руки оружие и проверял его, как не делал уже очень давно, Лист отошел назад и встал у него за спиной.

— Не спи, — поторопил он. — Нас ждать не будут.

— Это ведь не настоящее имя, правда? — спросил вдруг юноша.

— Конечно, — легко согласился Лист. — Кто ж воюет под своим собственным?

— Я, кажется.

— Дурная затея. Завязывай.

Юджин растерянно мотнул головой, поднял оружие, прицелился и опустил руку. Затем подошел к стене, постучал по дереву. Потом по другой стене. Потом по третьей и у двери. Звук различался. Здесь вроде бы и правда был глуше. Юджин представил себе схему землянки, как он успел ее изучить. По всему выходило, что стена и правда глухая. Разве что следующую построили стык в стык, что мало вероятно и как минимум непродуманно. Только тогда он вернулся на исходную позицию, поднял руку и выстрелил. Отдача увела в сторону плечо, а на два пальца правее от кромки сучка, но в пределах того, что Лист очертил мишенью, в дереве появилась вмятина.

— Еще два, — скомандовал голос за спиной. Юджин подчинился. Вторая пуля ушла на ладонь выше, третья задела нижний край сучка.

— Стрелять снова? — спросил юноша, когда эхо выстрелов затихло.

— Береги патроны, — отозвался Лист. — Я понял.

Юджин подошел к столу и, развернув вторую тряпицу, достал из коробочки патрон.

— Держись сзади и постарайся не высовываться, — продолжал между тем его невольный спутник. — Если что, целься в середину груди. А лучше попробуй убежать.

— Ты тоже считаешь, что мне не стоит в это лезть? — не выдержал юноша.

— Каждый сам выбирает себе петлю, — пожал плечами Лист, и Юджин наконец присмотрелся к нему: короткие светлые волосы, невыразительные голубые глаза, широкие ладони, на поясе рядом с двумя револьверами длинный нож и сабля. — Не мне судить.

Казалось, он сейчас тоже оценивал юношу: то, как он стрелял, как держался, как заряжал оружие. Правда, сложно было сказать, нравилось ему увиденное, или нет.

— Если бы не ты, я шел бы в первых рядах резать часовым глотки. Впрочем, в бою никогда не знаешь, где поймаешь пулю. Но как бы то ни было, до возвращения назад мы неразлучны, как правая и левая рука, — поднял он ладони для демонстрации. — Так что держись поближе и постарайся делать точно и быстро то, что я буду тебе говорить. Ясно?

— Да.

Лист вел себя грубо, но Юджина это успокаивало. Так легко было поверить, что этот большой человек знает свое дело, и, случись беда, прикроет и защитит… И пусть он сам об этом не сказал ни слова — зачем еще бы Марк приставил его к нему? «Чтобы не дать тебе сбежать, если что?» — скользнула по сознанию весьма неприятная мысль, но юноша отогнал ее, как назойливую муху и, спрятав в карман патроны, а за пояс, как Лист, револьвер, сказал ему:

— Я готов.

— Тогда пошли, — ухмыльнулся провожатый и первым вышел из комнаты.

Через черные заросли они пробирались по дну оврага, пока из темноты не вырисовался конский круп.

— Этот мой, — отметил Лист. — Твой следующий.

Юджин двинулся вперед, почти не разбирая дороги.

— Правее! — скомандовал голос за спиной и он повернул.

«Как Лист видит в такой темноте? — грустно спросил себя юноша и сам же ответил: — Привычка?» Лошади. Он не ждал лошадей. А идея мчаться сквозь лес, в котором видишь хорошо если на три шага вперед не радовала совершенно.

— Мне казалось, мы пойдем пешком, — сказал он, не сдержавшись. И услышал в принципе ожидаемое:

— В седло. Мы и так задерживаемся.

Конь был взнуздан, оседлан и косился на него большим карим глазом.

— Эй, я, кажется, тебя знаю, — окликнул Юджин животину. — Мы с тобой уже путешествовали когда-то?

Лошадь повернула к нему большую голову и потянула носом воздух.

— Прости, — пожал плечами юноша. — Яблок нет. Морковки тоже.

Конь понимающе фыркнул и отвернулся.

— Юджин! — окликнул Лист из темноты. Его конь всхрапывал и позвякивал сбруей. Юноша попытался вскочить в седло, не сильно удивившись, когда это не вышло. А вот то, что зверь остался стоять на месте и вообще никак не отреагировал на его действия, порадовало. «Хорошо. Еще раз. Без лишней бравады», — негромко сказал он сам себе и осторожно взобрался на коня.

— Я не вижу, куда ехать, — счел необходимым заметить юноша, разворачивая коня в сторону Листа.

— Просто старайся не отстать, — отозвался тот, как ему показалось, с насмешкой. — И не шуми.

— Если я врежусь в дерево...

— Отлежишься и вернешься в лагерь. Может, так для тебя и лучше будет. Или давай привяжем твоего коня к моему седлу. Тогда в дороге тебе надо будет только держатся. Но это основательно подставит тебя, если со мной вдруг что-то случится. Так что — не советую.

— Как скажешь.

Это было все, что Юджин мог ответить, но Лист остался доволен.

— Вперед! — залихватски скомандовал он, словно позабыв о своем собственном приказе не шуметь. Вокруг замелькали ветки и стволы деревьев. Юноша же вспоминал предыдущую скачку сквозь ночь и думал, выиграл он или проиграл от того, что глаза его сейчас не завязаны.

Они долго ехали сквозь ночной лес вдвоем, пока не выстроились в хвост длинной колонны таких же темных теней. Стучали копыта и бряцала сбруя, но люди молчали. Никто не окликнул их, Юджину казалось даже, что в их сторону и не смотрели. Они двигались быстро, но не тем стремительным, отчаянным галопом, которым вез его не так давно Симон. «Это логично, — думал юноша. — Впереди не безопасный лагерь с раненным атаманом, чья жизнь висит на волоске. Они должны быть достаточно сильны для боя, поэтому и не растрачивают себя зря. А калечить лошадей, заставляя мчаться по незнакомой дороге в такой темноте — очевидная глупость. Марк не пойдет на это, не станет зря рисковать ни людьми, ни животными.» Эти мысли крутились в его голове странным речитативом, повторяясь снова и снова, одна фраза цеплялась за другую и словно ломалась пополам, а из ее обломков вылазила третья, но под всеми ними гнездился все нарастающий, безотчетный животный ужас. Черные молчаливые тени окружали со всех сторон. И казалось, что сопровождают они его в бездонное чрево подземного мира. Туда, где живым не место и откуда в любом случае нет возврата.

— В середине осени, в пору листопада, когда злые ветры сдувают с деревьев последние побуревшие, словно засохшая кровь, листья, можно увидеть в ночи Черных всадников, — говорил в его памяти страшный, ссохшийся от болезни человек. Косой шрам надвое разделял его лицо, половины зубов не было, и поэтому Юджин порой с трудом разбирал его свистящий, таинственный шепот. Желтого и беспамятного, сгорающего от лихорадки, его принесли люди реки. Их старший долго о чем-то говорил с дедом, а сам Юджин, тогда совсем еще мальчишка, испуганно разглядывал больного издали. Никогда раньше он не видел настолько страшного человека. Черные редкие волосы облепили желтый череп, всклоченная борода торчала остро и нелепо, лицо запало, весь он словно истончился и казалось, что это просто кости грубо обтянули старой кожей. Но больше всего пугали и завораживали шрамы. Большие и малые, тонкие и вспухшие синими буграми, они покрывали незнакомца странным узором. Дед положил его в маленькой комнатушке у самого Источника и проведывал каждый час. Юджин обтирал водой его тело, избавляя от жара, и менял простыни. Потом, когда страшному человеку стало легче, кормил с ложечки и помогал дойти до лавочки во дворе. А он в ответ рассказывал ему сказки, такие же диковинные и страшные, как он сам. И тогда — Юджин хорошо это помнил, — они сидели во дворе. Ветер сорвал первый желтый листок со старой ивы и уронил его в каменную чашу Источника.

— Черны их одежды, — вздохнул страшный человек и улыбнулся так жутко, что Юджин на миг забыл дышать. — В молчании движутся они сквозь ночь или бурю столь свирепую, что небо темнеет и в десяти шагах ничего не разглядеть. Ранят землю следы их копыт, но их самих земля не вынесла бы вовсе, потому-то и передвигаются они всегда верхом. Смерть и пепел несут они за собой, ужас одевают вместо плащей. Они — черный меч правосудия. Тот, что настигнет убийцу и злодея, где бы он ни прятался. Много сотен лет ищут они зло и уничтожают там, где находят. Остер их нюх, и за сотни верст слышат они запах боли и горя, что сопровождает злодея, куда бы тот ни шел. Ветер приносит им этот запах, и тогда Черные всадники встают на след. И ничто на свете не может сбить их с пути. Некогда были они людьми и ходили по земле, и делом жизни своей выбрали карать преступников, дабы не множились их злые дела. Но сделать это непросто. Хитер, силен и жесток злодей, и им нужно было стать хитрее, сильнее и жестче. Тяжелый путь выбрали они, и он изменил их, а после не отпустил. Давно кончилось отмеренное им время, и не смеют более коснуться ноги их праха земного, но как и прежде идут Черные всадники по запаху горя, дабы покарать злого и не оставить дела его не отомщенными. Говорят, что стоит им коснуться ногой земли — и превратятся в пепел. Говорят, что столь тяжел их путь, что лишь ступят на землю, как она прогнется и провалиться, не в силах выдержать такую ношу. Но никогда никто не видел, чтобы сходил с коня один из Черных. Оттого злодеи прячутся от них в подвалах, за стенами домов, боятся ночью на улицу и шаг ступить. Но много у Черных времени. Терпеть и ждать они умеют, и однажды настигнет их карающая длань всех виноватых. Люди говорят, что темными осенними ночами как никогда бывает слышен перестук копыт коней их. Но ты не бойся, мальчик. Невинному они ведь никогда и ни за что вреда не причинят. И не уйдет от них виновный. Нет, не уйдет…

«Мне больше не девять, — говорил себе Юджин. — И я не сделал ничего плохого.» Но черные безликие тени окружали его, огромные деревья обступали вокруг, и безотчетный холодок гулял по спине. «Где-то здесь Лист. И Марк. И Симон,» — убеждал он себя, но чернота ночи забирала веру, и собственные мысли казались тогда безумными. Ему хотелось кричать, чтобы услышать хотя бы свой собственный голос, но… «Не шуми», — повторяла его память голосом то ли Симона, то ли Листа. И Юджин молча несся дальше сквозь ночь и сплетение ветвей.

Казалось, этой скачке не будет конца.

Они остановились в сизых рассветных сумерках. Юноша подумал тогда — на миг, и был благодарен за отсрочку грядущего боя. Но ожидание затягивалось. Разгоряченное тело успело остыть, и предрассветный холод пронизывал насквозь. Юджин мог уже рассмотреть лица своих спутников, и это успокаивало. Но чего же они все ждут?

— Это черные пошли в дело, — сказал вполголоса Лист, незаметно подобравшийся сбоку. Он спешился и прогуливал своего коня под уздцы. Юджин поспешил последовать его примеру.

— Черные? — переспросил он так же тихо. Ночные сказки подбирались ближе и дышали в затылок.

— Да. Черная сотня. В яры к Марку собралось много людей. Разных. Мастера, утратившие дар и дом. Селяне, которых согнали с насиженных мест поборы и жестокость этих, — кивнул он в ту сторону, куда они двигались всю ночь. — Служки, бежавшие от голода и городских боев. Люди, полные боли и гнева, стремящиеся отомстить за утерянные надежды и близких… Мало кто из них держал оружие до того, как пришел сюда.

Лист замолчал. Они с Юджином отошли чуть в сторону от остальных.

— Но не они, да? — юноша был почти уверен в ответе.

— Самые сильные. Самые быстрые. Умеющие подкрадываться незаметно. Убийцы и разведчики. Они идут вперед, когда нужно мастерство, а не количество. Каждый из них стоит троих, если не десятка наших обиженных граждан.

— Но почему черные?

— Таковы их дела, — пожал плечами Лист. — И одежда. Они всегда носят черное. Если не все, то хотя бы просто повязку. Вот тут, — хлопнул он себя по левому плечу, перевязанному черной тряпицей. — Это чтобы ты знал, с кем говоришь. И идешь на дело.

Юджин только молча кивнул, не зная как правильно ответить на такое заявление.

— Их и правда сто? — спросил он тогда. — И кем же были они до всего этого?

Лист не ответил ни на один из его вопросов, но юноша продолжал их задавать:

— Если они, твои черные, пошли в бой, то что же мы делаем тут?

— Прикрываем их спину. Враг может прийти неожиданно. Откуда угодно. Мы должны быть наготове, чтобы встретить его и помочь своим.

— Но как мы узнаем, что пора выступать?

— Узнаем.

Что ж, секреты военного сообщения ему выдавать не спешили. Юджин вряд ли мог судить за это Листа. Скорее себя — за нервозность и говорливость.

Время тянулось невообразимо долго. Небо просветлело. Утреннее солнце подняло на поле пелену тумана и сквозь него вдруг гулко донесся выстрел и вскрик. За ним еще несколько.

— Это знак? — вздрогнул Юджин.

Лист невнятно мотнул головой и вскочил на коня. Но перестрелка быстро затихла.

Они все так же стояли у самого края леса и смотрели на поле, укрытое туманом. Ожидание казалось бессмысленным.

— Ничего же не видно, — дрогнувшим голосом сказал юноша. — Как мы поймем, откуда враг и куда нам нужно идти?

Лист его ответом не удостоил. Впрочем, Юджин уже почти привык, что провожатый все неудобные вопросы пропускает мимо ушей. Они все так же стояли цепью у самой кромки леса. Всхрапывали кони. Молчали люди.

— Я поеду посмотрю!

— Нет.

Лист вроде и не крикнул, но от звука его голоса юноша втянул голову в плечи.

— Ты остаешься здесь, со мной. Ни к чему, чтобы в тебя выпустил пулю кто-то из своих же.

Солнце поднялось выше и развеяло туман. Вдалеке вырисовались контуры округлого сооружения, и вскоре юноша смог достаточно четко рассмотреть его. Это было ограждение из высокого частокола, с двух сторон от которого возвышались сколоченные из дерева возвышения. То ли башенки, то ли просто платформы, они были раза в три выше забора. Юджину казалось, что он видит на них людей, но он не был уверен.

Юноша заметил, что его спутники так же напряженно и внимательно всматриваются вдаль, и это отчего-то успокоило. Мягкий оранжевый свет наливался белизной и ясностью дня. Высохшие луговые травы чуть звенели, покачиваясь на ветру. В лесу пели птицы, и это казалось столь же удивительным, сколь и неуместным. Время замерло. Только куда-то спешило сердце и дыхание все сбивалось с ровного ритма, то замирая, то со свистом прорываясь сквозь зубы. Ничего не менялось в застывшем пейзаже, но Юджин все равно смотрел до рези в глазах.

— Всадник! — сказал кто-то справа, и юноша оглянулся сначала на говорившего, а затем уже в поле. И увидел темный силуэт, мчавшийся во весь опор от зубчатых стен лагеря.

— Беглец? — хрипло выдохнул Юджин, удивившись, куда это враз пропал голос.

— Вряд ли. Этим в другую сторону, — заметил Лист, но ладонь его скользнула к револьверу.

Человек приближался.

— Целитель Юджин! — крикнул он, резко осадив коня шагах в пятидесяти от их позиций.

Юноша вздрогнул.

— Здесь! — поднял руку Лист.

— За мной! — скомандовал человек в поле, и, развернувшись, помчался назад.

И ноги сами собою ткнули коня в бока, посылая его следом. Вороной Листа довольно быстро обошел его, но Юджина мало это волновало. Неожиданно холодный ветер бил в лицо и он щурился, всматриваясь вперед.

Высокий частокол поблескивал свежей стружкой и надежно скрывал все, что за ним происходило. Они повернули влево, к одной из башенок, и юноша заметил два тела у ее подножья. Третье наполовину вывалилось с платформы, но мало интересовало двух людей, обосновавшихся на ней сейчас. Один из них, присев, целился куда-то внутрь лагеря, второй стоял во весь рост, положив руки на пояс, и смотрел туда же.

Их проводник замедлил ход и спешился у огромного пролома в стене. Кажется, это было воротами, которые словно даже не выбили, а выкорчевали с корнем, безжалостно бросив на землю. По деревянному остову топтались люди. С высоты конской спины Юджин видел, что они не проходили далеко вглубь территории лагеря.

Спешившийся Лист требовательно спросил:

— Что происходит?

— Охрану сняли легко, — ответил проводник, пока Юджин слазил со своего коня. — Так эти за топоры и в оборону. Марк пошел договариваться. Сказал позвать целителя. Не знаю, зачем. Идите, — кивнул он на пролом. — Вам туда.

Юноша опасливо покосился на толпящиеся спины. «Где-то там отец и мать. Дарла и Ами. Нед и Бран.» Этой мысли было достаточно, чтобы он начал решительно ввинчиваться в толпу, проскальзывая между телами, наступая на ноги, извиняясь и морщась от порой весьма чувствительных тычков, которыми его награждали за усердие. Все же он пробрался в первый ряд, откуда было хорошо видно происходящее.

Внутри частокола была широкая площадь, по краям, словно грибами, обросшая какими-то небольшими постройками, судя по всему, хозяйственными. На многих дверях красовались огромные навесные замки, одни были распахнуты настежь. Возле них лежал труп. Человек в форме имперского легиона, очевидно, хотел спрятаться в пристройке — и не успел, осел темной грудой у порога.

Прямо напротив пролома высилось единственное большое строение: деревянный барак без окон, у стены которого столпились люди в грязной одежде, вооруженные кто топорами, кто лопатами. Юджин с удивлением отметил в руках у некоторых пилы. Их лица выражали растерянность и ужас. На вытоптанной земле между ними и людьми оврагов лежало несколько тел. Мужчина в офицерской шинели все еще сжимал в руках револьвер и смотрел в небо замершим взглядом. Вокруг его головы натекла изрядная лужа крови. Другой лежал поодаль. Скрючился, словно пытался угомонить резкую боль в животе, а за телом тянулся длинный кровавый след. Очевидно, пытался уползти. И не успел.

Юджин вспомнил звуки выстрелов на рассвете и поежился. И только тогда заметил, что посреди площади, повернув пустые ладони к столпившимся у барака людям, стоял Марк.

— Ты лжешь! — крикнул невысокий мужчина с уставшим лицом в ответ на фразу, которую юноша, очевидно, пропустил мимо ушей, пораженный открывшимся ему зрелищем.

— Нет. Никогда.

Марк был спокоен, но при этом его слова слышали все. Он сказал это как нечто само собой разумеющееся, словно любые сомнения в подобном утверждении невозможны, но вскоре добавил:

— Подумайте. Хотел бы я им насолить, — и только! — зачем бы сейчас вас уговаривал? Не все ли равно, куда вы денетесь? А если нет, то что мне помешает перебить вас, как их? Или, чтобы не тратить патроны, закрыть всех в том бараке, который вы так отчаянно защищаете, и поджечь его? Будь мне нужны рабы, я тоже разговаривал бы иначе. Вот как они, к примеру: вперед, а то начну стрелять! И после скольких смертей вы начнете слушаться — беспрекословно? — он замолчал, словно собираясь с мыслями. — Подумайте. Желал бы я вам смерти — вы были бы мертвы, хоть так, хоть эдак. Но я пришел с другим. — Марк медленно обводил толпу взглядом, на мгновение останавливаясь на каждом лице. — Скажите мне, чего же вы хотите?

— Оставь нас, — подал голос кто-то из толпы.

Остальные одобрительно загудели.

— А чего вы хотите? — повторил Марк громче, не дождавшись тишины.

— Мы устали, — выдохнул большой мужчина, на голову возвышавшийся над остальными. — Вставать и ложится, есть и ходить в туалет по указке — и все под дулом ружей! Терпеть побои, недоедать и мерзнуть в тесноте! Устали выживать, бороться, защищать… Так что уходи, — закончил неожиданно и желваки заиграли на его скулах.

Мужчины за ним обменялись хмурыми взглядами. Кто-то вздохнул.

— А чего же вы хотите? — снова повторил Марк. Голос его был требовательным и пронзительным.

— Безопасности нашим семьям! Свободы, безопасности и дома! — худой и высокий мужчина, выкрикнувший это, невольно подался вперед. — Но разве ты можешь нам это дать?

— Я с этим к вам пришел, — широко развел руки в стороны Марк. — Тюремщики убиты. И путь открыт идти куда угодно.

— Но только не домой! — горестно отозвался жилистый старик с клочковатой желтой бородой.

— Да, наш дом в их руках, — печально кивнул Марк.

— Это ты! Тут все из-за тебя! Разбойник! — крикнул широкоплечий крепыш, удобнее перехватив топор.

— Нет, — резко ответил Марк. — Во-первых, не разбойник, а повстанец. Я не с вами воюю, а против них! А во-вторых, в городе мы, к сожалению, бессильны. И чтобы так было и дальше, они и строят эту чудовищную стену! Смотрите, — указал рукой Марк на тех, что с ним пришли. — Вот эти люди рисковали жизнью, чтобы вас освободить. Внимательно смотрите. Я уверен, что среди них вы найдете знакомые лица. Кто-то, может быть, рубил здесь деревья, как вы, — и убежал, чтоб вам помочь. А с кем-то, может, вы сталкивались часто тут и там в том городе, откуда все мы родом. Так что же нам делить?

Открытые ладони Марка смотрели на группу у бараков. И люди с топорами зашевелились. Что-то изменилось их в глазах. Юджин отметил это, хоть и не мог толком понять, что именно.

Странное напряжение, сковывавшее его все это время, отпустило, и, запоздало и поспешно, юноша начал обшаривать взглядом лица. Искал отца и Неда с Браном, но никого из них не видел.

— Куда ты нас поведешь? — раздался хриплый голос, и вперед вышел длиннобородый мужчина с молочно-белой головой.

— Прочь отсюда. Тем, кто захочет ехать дальше, помогу найти корабль. Тех, кто захочет остаться с нами — примем с радостью.

— Корабль? Ты правда это можешь? — тихо и как-то удивленно сказал старик.

И объединенный раньше общим страхом строй сломался под натиском надежды. Все заговорили разом, спрашивая, уточняя, требуя гарантий, споря друг с другом.

«Это победа», — понял Юджин. Потому что оружие опустилось и все возгласы были об одном: что делать дальше вместе?

Марк примиряюще поднял руки вверх, и когда опустил их случилось чудо: люди замерли, вслушиваясь в его слова.

— Все это мы сможем обсудить позже. Сейчас стоит собираться. Быстро. Ваши тюремщики могут нагрянуть в любой момент, — окинув собравшихся взглядом, он добавил: — Тогда здесь будет бой, а значит жертвы. Давайте постараемся этого избежать.

Люди переглянулись. Засуетились. Собирались в группы. Кто-то открыл двери барака и скрылся в его темноте. Многие последовали за ним, — а им на встречу, как горох из мешка, высыпали любопытные дети.

«Семьи. Они прятали там семьи!»

Юноша еще пытался понять, что ему делать, когда услышал неожиданное:

— Юджин!

Чумазая девчонка бежала к нему, разбрасывая грудки песка босыми ногами.

— Юджин!