Глава 11.

Они оказались в длинном коридоре с низким потолком, достаточно широком, чтобы двое людей могли разминуться. Размеры землянки поражали, при том что погруженность этого пространства в землю чувствовалась во всем. Стены из сырого дерева, которому явно не дали достаточно времени, чтобы просохнуть. Окон нигде не видно, тут и там вдоль стен были расставлены масляные лампы. Впрочем, нигде не текло и душно не было — кто бы это ни строил, свое дело он знал. Шагов через тридцать, пройдя мимо пяти-шести дверей по разные стороны коридора, они остановились.

Юнец трижды коротко постучал в дверь и замер, ожидая приглашения. Но с той стороны молчали, и довольно долго. Наконец послышалось негромкое:

— Да.

И перед Юджином распахнули дверь.

В комнате ярко горели свечи. За столом в гвардейском мундире сидел молодой человек с горделивым, чеканным профилем, и складывал бумаги в стопку. Юджин узнал его по неподвижному выражению лица и чуть сжатым губам, единственно выказывавшим немалое напряжение.

— Ложитесь немедленно, — сказал он с порога. — Вы что, с ума сошли?

Молодой человек поднял голову и улыбнулся. Темные глаза его вспыхнули удивительным светом, словно перед Юджином сидело существо столь могучее и нездешнее, столь любящее и открытое, что само присутствие рядом с ним вызывало трепет. И как-то вдруг стали понятны обидные слова Симона, грозившего юноше смертью, если с раненым что-то случится, и трепетное уважение юнца-провожатого тоже.

— Входите, — прозвучал мягкий, бархатный голос. — И закройте дверь.

Юджин ошеломленно послушался и с удивлением заметил, что сидит на лаве у стены, положив руки на колени, и, как ученик, внимательно и преданно смотрит на говорившего, ожидая указаний. Это удивило. Он встряхнулся и заметил:

— И все же, я прошу вас, вернитесь в постель. Вам рано вставать.

Мужчина встал и пересел на кровать:

— Так лучше?

— Лягте. У вас на лбу проступила испарина. Это от переутомления. Сейчас, когда все силы организма брошены на восстановление, лучшее, что вы можете для себя сделать — это спать. Или хотя бы побольше лежать и не перенапрягаться.

— Я понял вас. Но это после. Мне будет неудобно разговаривать с вами лежа.

Его улыбка завораживала и порабощала. Ни один человек, виденный Юджином ранее, включая даже деда, не вызывал в нем такого благоговения. И все же...

— Пообещайте. Когда мы закончим разговор — вы отдохнете.

— Не могу, — мотнул тот головой и смолянисто-черная прядь упала на лоб. — Ну что же, хотя мы оба, думаю, не услышим ничего нового, давайте представимся. Можете называть меня Марком.

— То есть это не настоящее имя? А впрочем, не важно. Юджин.

— Вы из дома Белого источника?

— Откуда вы знаете? — поразился юноша.

— Значит, я прав?

— Да. Юджин Льюис. Если бы все было так, как раньше, я мог бы когда-нибудь стать седьмым хранителем.

— А что с Миаром?

— Ушел. Во вторую Волну, — ответил пораженный юноша. На его памяти никто не называл деда по имени. — Но откуда вы знаете его?

— Вот как, — прикоснулся Марк кончиками пальцев к виску и чуть потер его. — Этого следовало ожидать. А вы? Что вы делаете в лесу?

— Меня, — пожал плечами Юджин, — вызвали к вам.

— Да, знаю, — кивнул собеседник. — Я рад этому. И все же?

— Источник, — вот казалось бы — он давно привык к этому и смирился, но почему же снова и снова эта фраза отдает такой болью? — больше не слышит нас.

Он замолчал, предполагая, что все нужное сказано. Но Марк смотрел выжидающе, очевидно рассчитывая на продолжение. И, сам не понимая, почему и для чего он это делает, Юджин начал говорить. Речь его была поначалу сбивчивой, путанной, но Марк не перебивал и на лице его читалось столь явное сопереживание, что, ошеломленный и согретый его сочувственным вниманием, юноша начал говорить — взахлеб. О смерти тети Лии и решении уходить. О людях, собравшихся в доме у Вэлленсов. О дороге сквозь лес и крике в ночи, о встрече с конным разъездом и о смертях, о мастере Сейморе и сожженном причале, о визите в деревню и о похоронном походе дяди Тэда, о просьбе хозяйки и своем обещании. О днях, полных тревоги и о выстреле в поле, и о том, что они на рассвете должны были отплывать на поиски, но его позвали сюда, а значит, они на еще один день дальше от близких. Честно и без утайки он говорил, говорил и говорил. Слова рвались мутным потоком и приносили странное облегчение. Не понимал, почему, для чего он это делает, но иначе было совершенно невозможно. И когда, казалось бы, сказал уже все и слова закончились, юноша замолчал, тревожно ожидая его ответа.

Но вместо этого прозвучал еще один вопрос:

— Что ты сделал со мной, Юджин Льюис?

— Вылечил.

— Не только. Я должен знать. Как ты это сделал? Ведь вы уходили, потому что утратили связь с аспектом? Так что же изменилось для тебя?

— Кровь, — сглотнул юноша. — Я, наверное, должен благодарить Симона и того парня, что стрелял в меня и Анджея… Это кровь, Марк. Единственное, над чем сохранилась власть аспекта — это мое тело и вода, текущая в нем. Смешивая ее, уподобляя чужую воду своей, я могу помочь другим.

— Не замечал ли ты странного, что приходит с такими исцеленными?

— Нет, — пожал плечами Юджин. — С малышом, вроде бы, все в порядке. И, — он заставил себя это сказать, — вы второй.

— Вот как, — Марк задумчиво замолчал.

А Юджин сидел напротив него совершенно опустошенный. Он не лгал. Ни единым словом. Он не утаивал — ничего, даже те вещи, на которые сам не обращал раньше внимания, стали четкими и ясными во время этого рассказа. Он не понимал толком, что произошло. Так он шептал только молитвы и наивные детские просьбы — когда-то давно, убегая по ночам в сад, чтобы раскопать ямку в земле и поведать Великой Матери все, что тревожило душу, ведь никто не сохранит это надежнее, чем Она. А еще в лоне земли надежды и намерения прорастут зелеными побегами, и воля Матери поможет им свершится. Так говорили ему, и он восторженно этому верил… Юджин не мог вспомнить, чтобы с первых Волн, когда самые горячие просьбы остались без ответа, он был столь говорлив и столь открыт в разговоре. Насквозь, до самого донца души. И почему-то ему стало мучительно стыдно.

— Что ж, Юджин Льюис, кажется, у меня есть для тебя достойное вознаграждение.

Юноша молча поднял голову, впрочем, совершенно не ожидая услышать что-то интересное.

— Это хорошо, что вы не уплыли на юг. Потому что, насколько я знаю, люди, которых вы ищите, не уплыли тоже.

— Что вы имеете в виду?

— Через те причалы люди реки обменивались с нами товарами. Думаю, те, кто правит сейчас в городе, не хотели нам этого позволить. Порт сожгли — правда, они ничего не смогли сделать кораблям, что не удивительно, и нам теперь нужно налаживать новые пути сообщения… Но речь сейчас не о том. Нападение было около полуночи. Я слышал, что ближе к утру они поймали группу беженцев.

— И что, — голос Юджина был хриплым от волнения, — с ними случилось?

— Я не знаю точно, — чуть качнул головой Марк. — Но предполагаю, что они теперь рубят лес на подходах к городу.

— Что? Зачем? — предположение это казалось столь абсурдным, что юноша решил будто ослышался.

— Там, видишь ли, нас боятся. Чем дальше, тем больше. И теперь уже полагаются скорее на оружие, чем на аспекты. Они копают рвы и насыпают валы, ставят колья и строят стены. Они хотят охватить кольцом укреплений если не весь город, то хотя бы часть. А для этого — рубят деревья, на постройки и чтобы никто не подошел к этой их новой линии укреплений незамеченным. Но они боятся заходить в леса даже не глубоко. Поэтому… ловят тех, кого называют «преступниками» и отправляют их на работы.

— Преступникам? Какая глупость… лес… стены… — это звучало столь безумно, что вполне могло оказаться правдой. — Марк, скажите, есть ли возможность узнать о них точно? Помочь им, если они правда там?

— Я постараюсь сделать это для тебя. Но тогда ты тоже должен кое-что для меня сделать. Это будет справедливо, не так ли?

— Я, кажется, только что спас вам жизнь.

— Хочешь оплатить два товара одной монетой? — наклонился вперед Марк.

Юджин нахмурился. Он не мог вспомнить, говорил ли Марку о долге жизни, связавшем его и Симона, или нет, но, в любом случае, тот был прав. Один счет закрыт. И то, что он сейчас узнал о родных — если это правда — уже значительная награда.

— Что вы предлагаете?

— Я делаю все возможное и от меня зависящее, чтобы выяснить, где точно твои родные и освободить их, а ты остаешься здесь. Моим полковым лекарем.

Юджин поймал себя на том, что непроизвольно кивает в такт его словам и насторожено выровнялся. Он понимал просьбу Марка. Эта огромная землянка, лагерь, в который его везли с завязанными глазами, раны и слова Марка — все понемногу складывалось вместе. Он очутился у лесных разбойников, и хвала мудрости Отца и заботе Матери, что они оказались столь порядочными людьми. У тех, что грабили караваны и нападали на жителей. Тех, от произвола которых строили городскую стену. Тех, кого порядочные люди должны избегать, как чумы.

Им, пожалуй, более чем кому бы то ни было нужен толковый лекарь, это правда. Но правда и то, что, если дела обстоят так, как говорил Марк, без их помощи он ничего не сможет сделать для родных.

— Полковым лекарем… как на долго? — уточнил юноша.

— До конца войны.

Ну что ж, по крайней мере, он прямолинеен, этот Марк.

— Я не могу ответить сейчас, — тихо отозвался Юджин. — Я должен убедиться, что ваши слова соответствуют действительности.

— Это разумно, — кивнул Марк. — Думаю, мы предоставим тебе такую возможность.

— И если они правда там, и им плохо, и один я не справлюсь… Если все это так — мне больше не к кому идти просить. Вы поможете мне, а я сделаю нужное вам взамен.

— Хорошо, — Марк улыбнулся, и Юджин испытал неимоверное облегчение. Словно танец со змеей закончился без смертельных укусов. — Симон считает, что я зря с тобой нянчусь. Достаточно было бы просто приказать, и никуда ты не денешься из нашего лагеря. Но я предпочитаю договариваться с моими людьми честно. Чтобы мы оба знали, что даем и что за это получим. А твоя помощь может стоить мне дорого. Надеюсь, ты это понимаешь.

— Да, — отозвался Юджин.

— Значит, на этом и договоримся. Ты можешь спокойно передвигаться по территории лагеря. Нечего сидеть в землянке, как в клетке. А когда соберется группа разведки, я дам тебе знать.

— Спасибо, — юноша встал, чувствуя, что разговор окончен.

Марк кивнул, соглашаясь с ним и отпуская. Уже у самых дверей Юджин краем глаза отметил, что молодой человек лег, и это почему-то очень обрадовало.

Он не мог понять, отчего закрывать эту дверь было так нелегко. Словно бы отделял что-то крайне важное от души. И — юноша вынужден был это признать, — разбойников и их атамана он представлял себе совершенно иначе. Не то чтобы когда-то раньше всерьез задумывался, кто они и зачем идут в леса, но откуда-то изнутри всплывала картинка, возможно, почерпнутая из маминых сказок: большой немытый бородатый мужчина в шкурах и с топором наперевес, с ревом бросающийся вперед и готовый съесть каждого, кто попадется ему на дороге. Как же мало это подходило Марку! Даже Симону, и уж тем более этому юнцу… И впервые Юджин задумался: что они все здесь делают? Почему и для чего? Марк поразил его. Сколько ему? Двадцать? Двадцать пять? Вряд ли больше. Но из того, что Юджин видел, Марка можно было считать явным предводителем этой группы. В крайнем случае, одним из группы тех, кто принимает решения. Что из этого следует — он пока слабо мог себе представить.

Некоторое время юноша просто стоял, прислонившись спиной к стене землянки и пытался понять произошедшее. Он дал слово. Пусть с оговоркой, но все же. И, что самое странное — не жалел.

Он ошеломленно покачал головой и двинулся в ту сторону, что показалась ему ближе к выходу. И не ошибся. Яркое полуденное солнце после полутьмы землянки било в глаза и он застыл, зажмурившись, на пороге, с удовольствием ощущая теплое прикосновение лучей к коже. Это было неожиданно приятно. Вдыхать чистый воздух, пахнущий влагой, но не землей — травами, листвой. Вслушиваться в жужжание насекомых вокруг… Какая-то мошка больно укусила за руку. Юджин дернулся, попробовал было прихлопнуть — но, очевидно, промазал. Зато осмотрелся вокруг.

Он был на дне оврага, густо поросшего высокими деревьями, названий которых не знал. Подлесок, очевидно, вырубили, но массивные исполины закрывали большую часть неба. Даже удивительно, как солнце смогло пробиться сюда через сплетение их ветвей. Глубина была немалой — края оврага юноша не видел, только уходящие вверх земляные стены, поросшие деревьями. Дно же было довольно широким, хоть и не сказать, чтобы просторным. Юджин с удивлением заметил, что в склоны то здесь, то там вгрызлись двери землянок. Интересно, они столь же огромны, как та, из которой он только что вышел? Овраг был длинным. Ни начала, ни конца его было не разглядеть.

— Да не стой же на дороге! — рыкнул кто-то сзади, и юноша поспешно отошел.

Крепкий невысокий мужчина с двумя ведрами прошел мимо него, и двинулся вправо. Юноша почти неосознанно пошел за ним следом, оглядываясь по сторонам на людей вокруг. Один, сидя на пороге землянки, но так, чтобы не перекрывать вход, чинил сапоги. Группа людей вокруг огромных казанов, очевидно, готовила обед. Мимо прошел юноша с охапкой хвороста и в другую сторону мужчина с топором за поясом и веревкой через плечо. Под небольшими навесами он видел сложенные стопки дров. И тут Юджин услышал звук, заставивший его сначала замереть на месте, а потом как можно быстрее двинуться вперед. Это журчал ручей. Чем ближе он подходил, тем чище, выразительней становилась его песня. И вот, когда он вынырнул из-за поворота — да, тысячу раз да! Из глинистого поземка, на высоте человеческого роста серебристая влага вытекала между корней деревьев и падала в чашу, явно вырытую руками людей, а оттуда уже тонкой струйкой бежала по дну оврага вниз, петляя между мхами, прорывая себе дорогу в глине, обмывая корни и углубляя и без того высокие земляные стены.

Мужчина, окликнувший его на пороге, как раз вынимал наполненные ведра. Крякнув, он поднял их и двинулся в обратный путь. Юджин дал ему пройти, а потом медленно и зачаровано приблизился к воде. Рукотворная чаша мало интересовала его. Важны были серебристые капли, сочившиеся из суглинка. К ним он приник руками и губами, в них окунул лицо.

Они были знакомы. Эту воду ему принесли той ночью. И Юджин помнил подземное озеро, из которого вытекал ручей. Прикоснуться к нему было хорошо. Почти как вернуться домой и замереть над Источником. Сильная вода. Лицо чуть пощипывало от ее энергии и мурашки разбегались по коже. Юноша чувствовал, как капли текут по приоткрытым губам и забираются внутрь, как они находят путь в его тело, так же легко и сноровисто, как находили путь в толще земли. Что-то важное было в этой воде. Вот только он никак не мог разобрать, что именно.

— Эй, что ты делаешь? — крикнул рядом кто-то. — Это же питьевая вода! Так нельзя!

Только когда его дернули за плечо, Юджин понял, что обращаются к нему. Медленно повернул голову и сказал:

— Мне — можно.

И что-то в его лице или выражении глаз заставило дебошира отойти на шаг назад.

— Ты же испортишь воду! — натужившись, крикнул он издали.

— Никогда, — тихо ответил Юджин, и ручей мягко засветился, соглашаясь в ним.

Человек отступал все дальше и дальше, и в конце концов — побежал. А Юджин снова нырнул в ручей, и ему казалось, что серебристые воды мягкой ладонью гладят его волосы. И шепчут что-то важное, но очень тихо, и он не может разобрать ни единого смысла, только улыбается этой ласковой отзывчивости воды, по которой истосковался так же сильно, как по добрым глазам мамы и молчаливой поддержке отца.

Где-то будто бы вдалеке слышался топот.

— Вон, да вон же он! Ну сделай же что-нибудь! Так нельзя.

И другой голос, резкий, командующий:

— Это водяной лекарь. Не тронь. Пусть себе. Он Марка, говорят, с того света вернул.

Больше его не беспокоили. Кажется, кто-то приходил по воду, молча набирал и так же молча уходил. Это не имело значения. Ничего не имело значения, кроме капель, текущих из недр земли и обволакивающих его. Юджин чувствовал себя сосудом, который наконец, после долгих дней засухи, начал наполняться. И не были блаженства большего, чем это.

Когда он понял, что хватит, вокруг было темно. Медленно оторвался от источника, с благодарностью поцеловав на прощанье его серебряные струи. Свет луны или звезд не проникал в эту глубокую яму. Неловко юноша начал пробираться назад, оскальзываясь и ища опору рукам. Он помнил приблизительно, куда ему возвращаться. Нужно ли это делать? Кто разглядит беглеца в этой кромешной тьме?

Аника. Известия, которые нужно проверить.

И Юджин понял, что никуда не уйдет.

Он тихо кивнул сам себе и медленно пошел назад, к той землянке, которую мог назвать своим временным обиталищем. Ночью яр выглядел совсем иначе. В кромешной темноте он почти ничего не видел и передвигался скорее по памяти и наощупь. Где-то над головой заухал филин. Редко, как ему казалось днем, растущие деревья выныривали неожиданно резко, словно часовые, преграждавшие путь, и Юджин сдерживал себя, чтобы не дрожать. Это было глупо, но детский, забытый страх поднимал голову и начинал кричать из глубины души. Черные зевы землянок были совершенно одинаковыми. Юноше начинало казаться уже, что он заплутал, когда взгляд зацепился за знакомое широкое крыльцо — такое было только у «штаба». Он был рад его видеть. В незнакомом, неуютном мире наконец-то нашлась опора, и напряжение отпустило. Он шагнул на него с улыбкой и потянул руку к двери, когда из темноты метнулась тень:

— Стой! Кто идет?

Юджин замер. Он не ожидал здесь часового. Хотя это можно было бы предположить.

— Кто идет, говорю? — повторила тень, приближаясь, и угроза в ее голосе становилась все более явственной.

Знает ли он о нем, и если да, то что именно? Какой ответ будет правильным? Юноша не очень-то чувствовал себя в праве здесь находится. Впрочем, другого места ему не указали, значит...

— Целитель Юджин, — он старался отвечать спокойно, но голос все равно дрогнул.

Тень, в которой юноша уже начинал различать человеческие очертания, похоже, кивнула.

— Почему так поздно?

Юджин не слышал таких вопросов лет с четырнадцати, когда отец начал относиться к нему как ко взрослому и совершенно растерялся. Впрочем, говоривший, очевидно, не рассчитывал на ответ.

— Проходи, — сказал он. — И чтобы впредь заявлялся вовремя, слышишь?

— А это когда? — не удержался юноша.

— Как стемнеет, — буркнула тень, и он поспешил скрыться за дверью, чтобы не раздражать ее еще больше. В землянке тусклый свет ламп хоть немного да разгонял темноту, но при таком освещении коридор, расходившийся вправо и влево, как крылья птицы, казался бесконечным. Юджин свернул в сторону своей комнаты и постарался идти максимально тихо, чтобы никого ненароком не разбудить. У него не очень-то получалось. В тишине особенно хорошо было слышно, как чвякает вода в ботинках, и время от времени капли, срываясь с волос, падают на пол. Он совершенно промок, стоя в источнике, и даже не заметил этого. Но то, что было простым и естественным еще на дворе, вдруг стало совершенно неуместным в помещении. Тем более неприятно было вспомнить, что сушить вещи негде: в их комнате нет ни намека на очаг, а влажность такая, что сами они скорее сгниют, чем высохнут. От смущения юноша положил руки на голову, как когда-то учила мама, и постарался на вдохе глубоко, каждой клеточкой своего тела, втянуть влагу внутрь. Ладони его в это время медленно скользили по волосам, собирая с них воду. Движение было привычным, заученным настолько давно, что уже не требовало осознанного внимания, и, когда на выдохе юноша с улыбкой опустил руки, то ошеломленно понял вдруг: чудо случилось. Не веря сам себе, он осторожно ощупал совершенно сухую рубашку, затем тревожно оглянулся назад. Невозможно. От дверей за ним тянулись мокрые следы. Но… он пошевелил пальцами ног и сделал шаг, проверяя. Влаги больше нет снаружи. Она вся внутри. Вода… вода послушалась его! Пусть в мелочи, в незначительном, но все же! Глаза его были широко распахнуты. Неужели… аспекту понравились его игры и он решил подойти ближе, чтобы удобнее было смотреть? Что еще вернулось? Как далеко простирается эта его новообретенная власть? Нужно проверить. Но как, где? В отряде есть раненные. Посмотрим, чем получится им помочь. Но это завтра. Нельзя лишать их сна, священного времени, когда луна и улыбка Матери наполняют внутреннюю воду человека и делают ее более способной к самоисцелению. Это стоит отложить до утра. Но, — он нервно сжал губы, от возбуждения и внутреннего напряжения руки его дрожали, — он не может ждать так долго. Что можно сделать сейчас?

Как минимум уйти из коридора и не пугать людей. Юджин быстро и по возможности тихо проскользнул в комнату, которую мысленно уже называл «своей» и замер. На столе, рядом с невнятной грудой, накрытой куском полотна, мерцал приглушенный огонек лампы. На лаве у стены, укрывшись одеялом, спала Аника. Взгляд юноши напряженно метался по помещению, пока не нащупал глухой отблеск воды в ведре. Это было спасение. Осторожно он двинулся в ту сторону. Под лавкой у стола стояли — невероятно! — полное ведро чистой, ключевой воды, рядом с ним пустое, и глиняный кувшин в миске. Улыбка растягивала его губы, азарт светился в глазах. Бережно он вытянул свои сокровища в центр комнаты, зачерпнул кувшином воду из ведра и осторожно перелил ее в миску. Эти действия становились уже привычными, ритуальными. Ну-с! Юджин втянул носом восхитительный запах этой воды и почувствовал в нем тень той подземной пещеры. Конечно, вряд ли тут поблизости есть еще какой-то источник. Тем лучше! Он провел ладонью над поверхностью воды, чуть касаясь ее кончиками пальцев, и улыбнулся, отметив слабый, но вполне отчетливый отклик. Невероятно! И в мыслях тысячекратно благодаря Мать и Отца за их волшебный дар, юноша начал будить воду. Он чувствовал искры силы, вспыхивавшие в глубине миски, но не успевал порадоваться, как они начинали гаснуть. Юджин попробовал снова, потом еще раз и еще. Результат был до неприятности повторяем. И этого явно недостаточно ни для какого воздействия. Но почему? Если отклик есть? Что удерживает его? Нет, не так! Что может его усилить?

Ответ, вынырнувший из глубины сознания, ужаснул бы его отца, но Юджин за последнее время как-то почти даже привык к нему. Что ж… он должен выяснить это наверняка, и когда, если не сейчас? А значит нужен нож. Юноша встал и огляделся. И пожалел, что не носит столь полезную вещь с собой. Вероятно, это нужно будет исправить. Нож есть у Аники, но ему не хотелось ее будить. Тогда Юджин медленно подошел к столу и приподнял полотно, ни на что особо не надеясь. А зря. Там лежал хлеб и сыр, его то ли завтрак, то ли обед, но, что самое главное — там лежал нож. Юноша улыбнулся и одним прыжком оказался у миски с водой. Большим пальцем правой руки он с силой надавил на лезвие. Оно оказалось острее, чем он предполагал, и как следствие порез получился глубоким, но может, так оно и лучше. Тяжелая черная капля упала в воду. Юджин наклонился вперед, жадно пытаясь уловить изменения, но ничего не заметил.

«Возможно, этого мало», — сказал он себе, и надавил на палец, подгоняя кровь вперед. Вторая капля. За ней третья и четвертая растворялись в воде, а такие желанные изменения все не начинались.

Ничего. Посмотрим, сколько их нужно на самом деле, — упрямо думал юноша и считал капли. Пять. Шесть. Семь. Почему они текут так медленно? Стоит ли расширить порез? Восемь. Девять. Десять. Отклик начал усиливаться. Значит, решение правильное. Просто нужно подождать. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Хорошо, что он не боится крови. Дарла уже давно лежала бы без сознания. Четырнадцать. Пятнадцать. Вот, уже лучше, податливей, но еще явно не достаточно. Палец начинал ныть. Тело хотело вернуть первоначальную целостность, и Юджину приходилось прилагать усилия, чтобы помешать этому. Шестнадцать. Семнадцать. Восемнадцать. Нужен второй порез или стоит углубить этот? Когда он так легко начал относиться к идее повредить свое собственное тело? Грустная улыбка мелькнула на его лице. С тех пор, как это может помочь кому-то другому. Девятнадцать. Эта капля разошлась сияющим всплеском и от силы отклика закололо в ладонях. Тогда Юджин наклонился низко-низко и легко дохнул на воду. Он читал в ней сейчас так же легко, как когда-то, и, наверное, смог бы узнать человека, набравшего это ведро и принесшего его сюда. Но внешней информации мало, это хорошо, это просто замечательно. Чем больше памяти об истоке, тем сильнее будет воздействие. Эта вода будет послушна его воле. Но останется ли эта связь, когда она окажется в чужом теле? Он не знал, его внутренняя уверенность или страстное желание шептали «да». Но, так или иначе, это нужно проверить. Завтра. Как только рассветет. Трое раненных. И начать, наверное, стоит с того, что со сломанными ребрами. Юджин слишком хорошо знал, как долго и болезненно такие раны заживают без вмешательства целителя. Но, как бы ему не хотелось, не стоит поднимать шум и искать этого человека сейчас. Завтра. Все завтра. А пока он бережно перелил воду из миски назад в кувшин и поставил его на стол. Потом убрал вещи на старые места.

«Наверное, — подумалось, — стоит поспать». Но возбуждение, бившееся в душе, было слишком сильным. Юноша уложил свое тело на лавку, но оставаться в неподвижности было невыносимо. Тогда он сел и обхватил себя руками. Есть не хотелось. Пойти куда-то и устроить переполох, а еще хуже вызвать подозрения, тем более. Нет, до утра придется подождать здесь.

Мысль его судорожно металась по замкнутому кругу вода-кровь-раненные, но не могла найти ничего нового, только тревожила еще больше. Она казалась раскаленным шаром, что все быстрее и быстрее кружит в голове. Виски начало ломить от напряжения, голову словно охватил тесный, вибрирующий стальной обруч. И тогда он стал смотреть на Анику и постарался думать только о ней. Девушке, доверившей ему сокровенное. Девушке, которая пошла за ним в лес, хотя вполне могла остаться в теплой безопасности дома. Впрочем, об этом не стоит лгать. Дом ее был далеко не таким безопасным, как юноше хотелось бы. Девушке, которая называет его мастером и относиться как к учителю, но… Он едва ли может чему-то ее научить. Юджин просто не видел, где хотя бы пересекаются их аспекты. Той, чье прошлое — черная дыра, в которую боязно заглянуть. Он не понимал ее. Но, что много хуже — не понимал себя. Почему он вмешался в ее жизнь? Хотел помочь, а в итоге разрушил даже то немногое, что у нее было. Или просто ускорил те процессы, что произошли бы в любом случае? Что толку гадать… Впрочем, у нее появилась надежда. Оправдана ли она? Что с ней будет, если эта тонкая нить оборвется? Это его вина или его заслуга? Только будущее даст ответы, но… Рядом с ней ему все казалось, что идет он по тонкой корочке льда над глубоким озером, и в любую секунду тревожная хрупкость поверхности разойдется трещинами, уничтожая его и себя. А что самое странное — он не знал, куда идет и зачем, словно слепая, бездумная сила влекла их вперед и крутила, как щепки в водовороте. Какое соблазнительное сравнение… И, к сожалению, абсолютная ложь. Это их выборы, его и ее, привели сюда сегодня вместе. И они же поведут дальше. И тем тревожнее было осознавать, что он не понимает, что выбирает и почему.

Аника. Имя горькое, как листья полыни. Кожа, похожая на белый фарфор, глаза как туманные озера в алых, огненных всполохах рыжих волос. Что она думает на самом деле, что чувствует, чего хочет? А он, он сам?

«Та ли это женщина, которую ты хотел бы привести в свой дом, которую хотел бы видеть матерью своих детей?» — спрашивали его мысли голосом отца. А он не мог сказать ни да, ни нет. И эта внутренняя неопределенность ослабляла, отравляла мысли и выбивала землю из под ног.

С кем он мог бы посоветоваться? Мастер Сеймор? Дядя Тэд? Где они? Что с ними происходит? Юджин надеялся, что дядя никуда не уплыл. Что он думает сейчас о нем самом — сложно сказать. Вряд ли предполагает истину. А кроме нее… Юноша никому не говорил, куда пойдет, но Аника исчезла вместе с ним, а это красноречивый факт. Задумается ли дядя над тем, что он не собирался, не хотел да и не мог бы так поступить? Где он? Как он? Дать ему весточку? Нет, не сейчас. Хватит двоих гостей этого странного места. Когда он, Юджин, увериться в правоте Марка — тогда и только тогда стоит звать дядю. Если, конечно, это будет возможно. И если ожидаемое окажется правдой. Юноша не видел, с чего Марку лгать ему, но и не отбрасывал до конца это предположение.

Ему катастрофически не хватало окна, чтобы время от времени бросать туда взгляд и отмечать, не посветлело ли вокруг. Он не видел здесь петухов, которые могли бы кричать, но все равно прислушивался: не начал ли кто-то ходить по коридору? Он не знал, сколько людей живут в этой землянке, но, судя по длине коридоров и количеству дверей, думал, что немало. И только надеялся, что вряд ли они будут залеживаться допоздна. Он пытался мерить время ударами своего сердца или количеством вдохов, но все это лишь еще больше распаляло нетерпение. Он хотел знать, где держат раненных, в этом помещении или в каком-то другом. Какое-то время он серьезно раздумывал, не присоединится ли ему к часовому, дежурящему у крыльца, пока не решил, что тот вряд ли будет рад его видеть. А утром ему нужны не скандалы и разбирательства, а попасть как можно быстрее к раненым. Нетерпение мучило его. «Надежда, — думал он тогда, — это больно». Но ни за что не хотел ее отбрасывать.

Когда он заметил, что стиснутые руки начинают дрожать от напряжения, заставил себя разжать их и лечь. Но все равно ворочался непрестанно, вскидываясь часто то в ответ на собственные мысли, то на почудившиеся звуки. Когда же он совершенно четко расслышал шаги в коридоре — взлетел с кровати и бросился к дверям, увидел, что человек сворачивает к выходу из землянки, и со всех ног побежал за ним. Он догнал его на крыльце, окутанного серым предрассветным туманом.

— Простите, — сказал задыхаясь, — где мне найти раненых?

Тот удивленно поднял брови, оглядел его с ног до головы, но ответил:

— Юлек вон в той землянке, — показал рукой. За серой пеленой мало что было видно, но юноша вчера постарался запомнить расположение помещений. — А Гавел и Рафал — в следующей.

— Спасибо, — кивнул Юджин.

Человек пожал плечами и ушел в туман, а юноша постоял несколько секунд под осуждающим взглядом часового и двинулся назад, в комнату, за заветным кувшином. Уже дорогой подумал, что мог бы спросить об этом у часового и совершенно не нужно было так мчаться. Он определенно не узнавал себя этим утром. Такого напряжения и трепета не помнил в душе с тех пор, как отец впервые разрешил ему проводить исцеления. Впрочем, обстоятельства эти были похожи больше, чем ему хотелось бы.

Когда он осторожно открыл дверь, стараясь как можно тише пройти в комнату, услышал:

— Доброе утро, мастер.

— Доброе, — он хотел улыбнуться девушке как можно мягче, но все, что делал сегодня, получалось напряженно и резко.

— Что-то случилось? — встревожилась она.

— Ничего плохого, — отозвался Юджин. Он медленно подошел к столу и взял в руки заветный кувшин. — Я хотел бы проведать раненых.

Девушка кивнула.

— Разрешите, я провожу.

Его отнюдь не радовала мысль, что Аника станет свидетелем его неловких и не обязательно удачных экспериментов, но, с другой стороны, возможно, тогда она поймет, что он тоже может ошибаться и умеет далеко не все. А если благодаря этому с непростой и неоправданной ролью великого мастера будет покончено — что ж, оно того стоит. Поэтому Юджин ответил:

— Спасибо, — и отвернулся к стене, чтобы дать ей возможность спокойно привести себя в порядок. Тогда он еще раз тревожно прикоснулся к воде, и блаженный свет полного отклика сладкой истомой разошелся по телу. Ему не почудилось. Связь есть. Нужно только проверить ее. На мерцание искр силы в глубине кувшина, казалось, можно смотреть вечно.

— Я готова, — негромко сказала Аника за его спиной.

— Хорошо, — обернулся Юджин и замер, удивленный. Свои красивые рыжие волосы девушка спрятала под темный платок, завязанный под подбородком, тело закутала в старую серую шаль, превратившую изящную фигуру в невнятную груду тряпья. Она словно потускнела и стала на десяток лет старше. Юноша, очевидно, не смог скрыть своего удивления, потому что Аника грустно пожала плечами и пояснила:

— Мне дала эти вещи Гандзя, повариха. Сказала, так лучше будет. И, думаю, она права.

Юджин не сразу понял логику этого утверждения. Он попытался вспомнить, как одевались женщины в яру и осознал, что не видел ни одной. Конечно, вот в чем дело! Молодая симпатичная девушка в лесу среди ватаги воюющих мужчин… да, статус лекаря можно считать охранной грамотой. Но лучше все же зря не дразнить зверей.

— Полагаю, она права, — кивнул юноша. — Идем?

Когда они вышли, туман на дворе посветлел. Где-то солнце поднималось в небо. На окрестных деревьях пели птицы. В другой день Юджин на долго замер бы, завороженный необычной красотой этого утра, но сейчас лишь отстраненно отмечал ее, поглощенный другими мыслями. Каждый шаг — как гадание на ромашке. Получится, не получится? Аника уверено повела было его вперед, но замерла и спросила:

— Куда сначала?

— Где более всего нужна помощь.

Юджин далеко не был уверен, что его сил и умений хватит на троих. Судя по предыдущему опыту, он довольно долго может отлеживаться после одного исцеления. Сейчас, конечно, надеялся на иное, но уверенности у него не было.

Землянка, в которую они вошли, значительно отличалась от «штаба». По сути, это была одна большая комната, заставленная кроватями и местами разделенная перегородками, вся цель которых, вероятно, была в том, чтобы поддерживать свод. Не смотря на ранний час, большинство лежанок уже пустовали. Их обитатели в основном разошлись по делам, а те немногие, что остались, собирались группами и негромко обсуждали что-то связанное с рубкой деревьев и разъездами. На них обратили внимание и Юджин замер в дверях, неловко поздоровавшись. Но Аника, тоже поприветствовав их, уверено вошла и свернула направо. Вероятно, свое присутствие здесь она разъяснила раньше, потому что их, конечно, проводили любопытными взглядами, но никаких вопросов или замечаний не последовало.

Человека, к которому они шли, Юджин заметил еще издали. Он единственный лежал на кровати, и поза его казалась скорее напряженной, чем расслабленной. Впрочем, услышав шаги и каким-то образом почувствовав, что идут к нему, он резко сел и поморщился от боли. Это был крупный мужчина с большими руками и широким, открытым лицом. Правая рука его была спрятана в лубок и тесно привязана к туловищу.

— Здравствуй, Юлек, — сказала ему Аника с улыбкой. — Как ты сегодня?

— Ничего, — он попробовал пожать плечами и опять скривился. — Жить буду.

Вероятно, это была попытка пошутить, но судорога боли, скользнувшая по губам, наполнила ее горестным эхом.

— Мой мастер Юджин пришел помочь тебе.

Юноше не понравилось, как прозвучала эта фраза. Она обязывала в большей мере, чем ему хотелось бы. Но сказанного не вернешь.

— Здравствуй, — сказал он мягко. — Ты позволишь?

— Ну да, — хмыкнул парень и опять поморщился. Взгляд его был недоверчивым. И, похоже, мирно сосуществовать со своим ранением он так и не научился. А значит, без сторонней помощи заживать оно будет долго.

Юджин чуть коснулся пальцами пробужденной воды и положил их на лоб раненого. Отклик шел, но слишком слабый. А ведь когда-то такого действия было достаточно, чтобы прочесть чужое тело.

— Подержи, пожалуйста, — протянул юноша Анике заветный кувшин, обмакнул в воду вторую руку и положил кончики пальцев на виски Юлека. Отзыв пошел дальше и шире, ладони поддерживали друг друга и Юджин смог хорошо рассмотреть голову этого человека. Алые капли запеклись там, внутри. И вокруг них жизнь замедлилась. Слава Отцу, что не замерла. — Голова болит, кружится? Тошнит?

Юлек скривился. Впрочем, целитель и не нуждался в его словах для подтверждения своей правоты, он видел ее слишком ясно. Коснулся пальцами ямочек под ушами, затем у основания шеи. Хорошо, здесь все в порядке. Осторожно взял у девушки кувшин с водой и протянул его раненому.

— Пей. Столько, сколько сможешь.

— Все? — уточнил Юлек, пытаясь удержать массивный сосуд здоровой рукой. Впрочем, Юджин не отпускал, и раненый только направлял его.

— Сколько сможешь, — повторил юноша. Он знал, что пробужденная вода значительно отличается от обычной. Иногда она обжигает. Иногда словно замораживает все внутри. И он ни разу не видел человека, способного выпить залпом столько воды из их Источника, сколько вмещал этот кувшин. Хотя здесь, конечно, все может быть иначе.

Юлек пил осторожно. Юджин видел, как он катает воду во рту, пытаясь распробовать, и потом медленно, с опаской, глотает. Но эта влага словно что-то включила в нем, и дальше он пил долго, жадно, захлебываясь. Юноша не мешал и не останавливал. Он вслушивался в себя, в то, как все больше проясняется для его это тело. Сломанную кость на плече хорошо вправили, но вокруг нее много осколков. А вот с ребрами дело плохо. Одно треснуло, два сломаны и частично повредили легкое. Работы немало. Сначала голова, потом легкое и ребра, а дальше рукой займемся. Ему хотелось бы знать, что случилось, но Юджин не счел себя в праве начинать такой разговор.

Он наблюдал, как с каждым глотком это тело становится все более прозрачным и отзывчивым. Мерцающие золотистые искры наполняли его, как недавно воду, просачиваясь повсюду. И когда Юджин смог почувствовать это тело, как свое собственное, Юлек отодвинул кувшин и с удивлением сказал:

— Не больно.

Целитель поймал его взгляд и ободряюще улыбнулся.

— Теперь ляг и расслабься.

Раненый послушно и с видимым облегчением выполнил эту просьбу. Юджин присел рядом и положил пальцы ему на виски. Глаза Юлека метались под закрытыми веками. Кто-то подошел к ним и заговорил, но юноша не разбирал его слов, только невнятные звуки толпились вокруг и отвлекали. Впрочем, человек вскоре замолчал, и это было хорошо. Беседа подождет, а внимание целителя нужно раненому целиком и полностью.

Юджин начал вслушиваться в мерное движение волн Великого Океана и в то, как наполняет оно все его естество, подчиняя своему ритму сердце и дыхание, и радовался, отмечая, что та же мелодия движения заполняет раненого, сближая их, спаивая воедино. И больше не было барьера кожи, чужое тело открылось, как цветок, навстречу воле целителя. Тогда он смог ускорить движение воды в дорогах жизни, чтобы размыть застои. Крохотные трещины и разломы сосудов тело зарастило само. Он же убирал лишнее, кровь, застывшую там, где ей не место, и бережно восстанавливал те хрупкие связи, что были частично нарушены. Это давалось неожиданно легко, в едином ритме и порыве, словно он убрал плотину и потоки устремились туда, куда давно звала их жизнь, а он лишь подправлял и ускорял эти стремления.

Мягкий свет заполнил голову раненого, и целитель понял, что здесь сделал достаточно. Поток нес его дальше, к разломанной кости плеча. Ее, как могли, сложили чьи-то руки, вот только удар был сильным, кость пробила кожу, и множество открошенных осколков застряло в мышцах, мешая их потокам и создавая разломы, которые телу срастить удастся далеко не сразу — слишком много дыр и щелей. Беглым взглядом он изрядно недооценил эти повреждения. Теперь же помогал волнам собрать все то, что раньше было целым, в единое. И золотые нити скрепляли вставшие на место части. Жаль, много времени прошло с ранения, нарушение связей пошло в глубину и закрепилось. Впрочем, Юджин знал: когда восстановятся дороги жизни, все лишнее уйдет и разломы тела зарастут надежно и быстро. Трепетно он собирал осколки, возвращая потоки в те русла, где они текли раньше. Звук тела становился все чище, и каждый новый шаг давался легче, и радость наполняла сердце. Он соединял и сращивал кости, поврежденные сосуды и волокна, пока не почувствовал, что этого довольно, что дальше тело справится само. Тогда переключил внимание на ребра. Одно из них треснуло, другое было сломано и острым краем пробило легкое. Вокруг образовался отек — так тело водой жизни пыталось восстановить себя. Что ж, Юджин мог существенно ускорить эти процессы, чем и занялся, соединяя кости вместе и осторожно сращивая край разлома. После дело дошло и до легкого. Его структура казалась тончайшими хрустальными сводами, разрушенными и смятыми — впрочем, на сравнительно небольшой площади. Но даже это было слишком тонко, слишком сложно и слишком много для его уходящих сил. Ему казалось, что если он сейчас нырнет туда, то может не вернутся. Больному он дал что мог. А значит — время возвращаться.

И Юджин медленно разъединял потоки, ритмы, волны Океана — все то, что сплело их в единое с этим человеком.

Но чьи-то руки тревожно подхватили со спины.

— Мастер? Как вы? — эти слова доносились словно сквозь толщу воды.

— Все хорошо. Меня держать не надо.

«Я сейчас не буду падать», — хотел он сказать на самом деле, и Аника, наверно, поняла. А впрочем, руки убирала неохотно.

— Ну и как он?

Юджин не знал, чей это голос, но ответил:

— Я сделал, что мог. Сейчас он будет спать. Вы не будите. Чем дольше сон — тем лучше исцеленье.

— А его рука? Он сохранит ее? Такой же сильной?

— Да.

В другое время Юджин бы, наверно, подробно объяснял, что и как он сделал. Но сейчас мелодия движенья Океана звучала слишком громко, заслоняя все другие мысли, смыслы и порывы.

— Оставьте мастера, прошу вас.

Это Аника.

— Но, — третий голос, — как же это? Он ничего не сделал, я же видел!

— А ты у нас так прям непревзойденный целитель! — хмыкнул первый незнакомец.

— Нет, но я ж когда-то видел как лекари работают! Да и вообще — мальчишка! Что он смыслит? Такие в подмастерьях обычно ходят!

Юджин все-таки повернул голову. Ему было интересно, кто это говорит. Оказалось — молодой человек, не многим старше его самого. Тощий, белобрысый, с испуганным и напряженным взглядом, более похожий на разбойника, чем все виденные им здесь раньше люди. Хотя скорее на мелкого воришку. И он совершенно не знал, что ему ответить. В другое время, пожалуй, мог бы достойно принять этот вызов. Но сейчас...

Целитель только улыбнулся. И сказал:

— Ты, главное, не вздумай его будить, чтобы проверить. Да и кричать здесь не стоит. А сделал я что или нет, сам потом увидишь.

И парень почему-то отступил на шаг назад и смущенно отвел взгляд.

Юджин странно чувствовал себя. Так, словно внутри плескалась вода и он должен был двигаться предельно осторожно, чтобы не вылить ее ненароком, и будто бы сквозь воду все доходило смягченно, отдаленно и не сразу. А впрочем, Океан смывал тревоги и острая предутренняя радость находки и надежда на свершение в спокойное тепло переродилась. Все получилось лучше, чем мечталось, — и это было больше уж не важно.

Он нашел взглядом Анику и спросил негромко:

— Нас еще двое, кажется, ждут сегодня?

— Они все здесь.

Он не ожидал. А впрочем, так ведь лучше. Вода еще была в кувшине, значит, он справится. И даже интересно, как много сможет сделать он сегодня. Юджин всматривался в лица людей, собравшихся вокруг. Их было десятка два, наверное. Мужчины разных возрастов. Многие в потрепанной, небрежно залатанной одежде. Кто-то словно вчера из дому. Их взгляды — любопытные, оценивающие — ощупывали его. Он рассматривал их. И мысль, на которую он так и не нашел ответа, снова промелькнула в голове: «Зачем? Для чего все эти люди пришли в лес? Оставили свои дома и семьи? Что ищут тут они, чего хотят, к чему стремятся? Богатство? Но разве оно изменит эту землянку? Что им даст чужое добро? И почему так сильно непохоже все это на разгульное гулянье тех, кто охоч до крови?» Марк, и Симон… И даже Юлек… он его представить мог быть может, пахарем, или столяром, строителем… Та странная мягкость в его чертах… «Зачем они?» Но, впрочем, свой вопрос он не озвучил. Осторожно смотрел дальше, пытаясь угадать двоих, кому он должен еще помочь сегодня.

Один, рыжий гигант, носивший перевязку на руке, как орден, спокойно встретил его ищущий взгляд и покачал головой: не нужно. Вероятно, рана не сильно беспокоила его и, очевидно, он гордился ею. Что ж, тем лучше. Навязываться кому бы то ни было Юджин не собирался.

И взгляд его двигался дальше, туда, где должен быть второй, тот, что с рассеченной ногой. Юноша увидел его неожиданно близко, и поразился, как мог не заметить сразу. Перед ним стоял невысокий человек лет сорока, с сединой в темных волосах и колючим, внимательным взглядом. Он тяжело опирался на палку, и широкая повязка на его ноге пропиталась кровью.

— Сядьте, — тихо сказал Юджин, смущенный своей невнимательностью, — прошу вас.

Тот нехотя кивнул и опустился на чей-то аккуратно застеленный лежак.

— Повязку нужно будет снять.

Человек кивнул.

Юноша обвел взглядом подступившую еще ближе толпу и попросил:

— Пожалуйста, мне нужны ножницы.

Он был уверен, что хоть у кого-нибудь они есть, или он по крайней мере имеет представление, где их взять. Невозможно, чтобы столь ценного предмета во всем лагере не оказалось.

— Аника, подай, пожалуйста, кувшин.

Наверное, он мог бы сам встать и взять нужное, но Юджин отнюдь не был уверен, что это дастся легко и, что важнее, в том, что после сможет вернутся в нужное для исцеления состояние, а рисковать он не хотел.

— Меня зовут Рафал, — сказал человек, принимая из рук Аники посудину.

— Юджин, — отозвался юноша, укоряя себя за то, что не представился первым, и оттого добавил совсем лишнее: — Хотя, наверное, вы уже знаете.

Человек кивнул.

— Мне выпить это?

— Будьте добры.

Он только пожал плечами и сделал глубокий глоток. Юноша закрыл глаза, вслушиваясь. Искры вспыхивали внутри этого тела — и гасли. Если бы так было с самого начала, он решил бы, что ошибся, что эта вода не имеет силы. Но только что с Юлеком все прошло удачно, значит, дело не в этом. Возможно, концентрация слишком мала? Человек пил дальше, но в ощущениях Юджина мало что менялось. Вспыхивающие то здесь, то там искры урывками высвечивали для него это тело, и хоть понимание ситуации понемногу росло, он чувствовал себя все более растерянным и беспомощным.

Рафал отставил в сторону опустевший кувшин. Кто-то принес ножницы и Юджин поблагодарил его, впрочем, даже не запомнив лица.

Что происходит? Почему сила вспыхивает и гаснет? Что мешает ей?

Тревожно, удивленно он поднял глаза, столкнулся с оценивающим, недоверчивым, колючим взглядом — и понял. Это был вызов. Эдакое «ну, попробуй, удиви меня!». Более того, прямое противодействие. И, грустно улыбнувшись, юноша тихо сказал:

— У вас на ноге глубокая рана. Что хуже, в нее попала грязь. Скорее всего, рана не окажется смертельной, но заживать будет долго и тяжело. Я могу ускорить ваше исцеление — но я ничего не могу сделать против вашей воли. Как говорил некогда великий лекарь, нас здесь трое: ты, я и твой недуг. На чью сторону встанешь, тот и победит. Но, в любом случае, тебе решать.

Рафал удивленно вскинул голову и словно бы даже отшатнулся. По лицу его пробежала тень. Юджин внимательно всматривался в него, пытаясь понять, откуда это неожиданное противодействие. Рафал смотрел на правую руку Юлека, ту, с осколками которой он так долго провозился.

— Не ожидал, — сказал он наконец, — услышать от тебя слова Мастера из Сины.

И вдруг все встало на свои места. Кость складывал мастер, хоть и явно утративший связь с аспектом. Человек, сидящий напротив него, смотрел с вызовом и узнал автора приведенного изречения, хоть оно и не относилось к особо популярным вне довольно специфического узкого круга. Значит, так или иначе, их аспекты созвучны. И все же… юноша решил проверить предположение.

— Вы хорошо сложили ему кость, — заметил он, кивнув на спящего.

— Плохой перелом, — отозвался Рафал. — Слишком много осколков. Я не рискнул резать, чтобы убрать их. Может, зря.

— Я позаботился об этом.

— Как?

— Я исцеляю воду внутри человека и водой могу исцелять так же. Это мой аспект.

— Но как? — наклонился вперед Рафал, и глаза его блестели. — Неужели есть кто-то, кого не коснулись Волны изменений?

— Не знаю, — пожал плечами Юджин. — Меня — коснулись.

— Но как же тогда? — жадно спросил тот.

Юноша хорошо понимал его и поэтому прикрыл глаза, пытаясь сформулировать самое главное, самое важное, что понял за время своего путешествия в мире внешнем и внутреннем, но связно, понятно и коротко никак не получалось.

— Мой дед говорил, — наконец решился он, — если чаша расколота, воду в ней не удержишь, и пытаться наполнить ее бессмысленно. Иди за водой, и тебя не будет мучить жажда.

— Что ты имеешь в виду?

— Аспекты изменились, но не исчезли. Мой дед говорил: это мы принадлежим им, а не наоборот. Глупо стоять посреди высохшего русла и искать воды, если река проложила новое. Глупо гневаться и обижаться за это на реку. Стоит искать воду там, где она есть теперь.

— Ты говоришь слишком туманно, — горько вздохнул Рафал, пытавшийся, очевидно, найти в словах Юджина прямые и точные указания.

— Аспекты изменились, но связь осталась. Я уверен, ты чувствуешь ее, пусть даже слабо и не всегда, как чувствовал я когда-то. И эта связь — путеводная нить. Если старые правила не работают, нужно искать новые. Нужно меняться самим. И где-то здесь, — он коснулся своей груди, не отважившись прикоснуться к другому, — каждый чувствует хотя бы направление движения.

— Если бы это было так, — хмыкнул Рафал, — все мы давно обрели бы утерянное.

— Возможно, что-то мешает двигаться по этому пути, — пожал плечами Юджин. — Мне — мешало. И, если бы не случай, возможно, я никогда бы и не отважился.

— На что?

Юноша молчал. Он не хотел об этом говорить. Не ему. Не здесь. А может быть, и вообще.

— Ты позволишь мне помочь тебе? — спросил он вместо ответа.

— Ты сможешь?

— Я хотя бы попробую. Что ты теряешь, — внимательно посмотрел он в глаза собеседнику, — кроме гордости? И, — добавил погодя, — стоит ли она того?

Рафал закрыл глаза и долго молчал. Вокруг них толпились люди, но почему-то не вмешивались ни словом, ни движением. Юджина это удивляло.

— Хорошо, — выдохнул наконец раненый и грустно улыбнулся. — Давай попробуем.

Это исцеление было, пожалуй, самым простым из тех, с чем ему доводилось сталкиваться.