Глава 1

Лес на той стороне реки казался гуще из-за осеннего подлеска. Вал красно-бурых кустарников выкатывался из-под пышных сосновых крон и нависал над глинистым обрывом. Сухие несброшенные листья пылали, используя последнюю попытку докричаться до окружающего мира и заявить о своём существовании. Но их хвойным собратьям было всё равно — ещё одно закончившееся лето, ещё одна опавшая жизнь. И не важно, что эта жизнь тоже прекрасна, что она дарит шелест соприкосновениями и тонкую нежность касанием. Соснам не понять. Флегматичные циники, они давно уже нашли свой путь — острую колкость в ответ на поглаживание. Что ж… Это позволяет им выживать, не засыпая на зиму. А у их корней хрупкими пальцами смороженных веток долгие шесть месяцев будут ловить отблески солнца навсегда оставшиеся романтиками младшие собратья. Чья судьба лучше?

А он-то, глупец, думал, что всё в своей жизни уже видел… И стал циником, как эти сине-зелёные хвойные громады на том берегу. Ан нет…

За спиной вновь задушено захрипел пленник, и плечи свело судорогой остановленного движения. Куда-то нужно было срочно использовать народившееся напряжение, и он в который уже раз наклонился почти к самой воде и поднял голыш. Холодный камень остудил ладонь и растревожил давний шрам, пролегший поперёк линии судьбы. Михаил подбросил камень на руке раз, другой, широко размахнулся и, словно гранату, швырнул вперёд. Проследил за плавной траекторией — голыш ухнулся, почти долетев до другого берега. Круги от падения мгновенно скрыла клокочущие волны быстрой воды. «Недолёт!», — усмехнулся Михаил и растёр закоченевшую ладонь о колено. На камуфляжном «хэбэ» уже появилось влажное пятно от частого вытирания руки. Что поделаешь, привычка. Услышав шаги со спины, он тут же определил человека. Ему можно было верить.

— Мих.

В плечо, глубокомысленно булькнув, ткнулась фляга. Он, не глядя, подхватил её из руки товарища и скользящим ударом ладони свинтил незатянутую крышку. Юрка присел рядом на корточки. Нервным взглядом обежал противоположный берег. За спиной снова вскрикнул истязаемый, и это поторопило руку Медведева. Горлышко фляжки ударило по зубам, а содержимое опалило глотку.

— Немирофф?

— Столичная.

— Ещё есть?

— У Игната две банки спирта неучтёнкой… — задумчиво сдал товарищ.

— Скажи — пусть отдаст тебе на раскупорку, — распорядился Михаил. — А звездюлей я ему по возвращении навешаю.

— Лады, — качнулся Юрий.

Помолчали. Прислушались. За спинами хрип перешёл в стон. Ударов уже не было слышно. На сегодня — всё.

— Ребята устали, Мих…

— Ты это мне говоришь?

— Не заводись.

— Не завожусь, — согласился он. — Уточняю, — и вернул флягу.

Юрий забрал протянутую фляжку и задумчиво побултыхал её возле уха. Плеск показался звонким. Хватит здесь ещё на раз для пятерых? Михаил едва заметно хмыкнул. В такие моменты понимаешь, что работа психолога — это чистой воды одурачивание. Вот настоящая работа в действии — не чинясь, дать ребятам глотнуть, выкурить с ними сигаретку-другую, поговорить, если получится. А потом, в тепле и спокойствии, можно и посидеть, накропать отчёты. Ничто ещё не сравнилось в эффективности с хорошей выпивкой и общением на равных.

— Зараза, — сплюнул Михаил. — Душу выматывает. Я не дурак подраться в охоточку, либо за дело какое… А когда вот так, равнодушно, как работу делают…

— Ребята говорят, — исподлобья взглянул Юрий, — если здесь ещё поплутаем немного, то «объект» не довезём… Либо он от побоев кончится, либо мы его сами пришьём, чтоб не мучился…

Командир егерского подразделения Михаил Медведев снова потянулся за голышом. Правильно ребята говорят… Рука подбросила ледяной камень раз-другой и пошла по широкой дуге за спину. Друг и помощник Юрий Зубров согласованным мягким движением сдал в сторону ровно на те сантиметры, что требовались для хорошего замаха. Правильно ребята говорят… Голыш сорвался с ладони и стылым метеоритом помчался к другому берегу. Вместо уже привычного плюханья в воду раздалось едва различимое за шумом реки чавканье — камень вошёл в мягкий глинозём крутого обрыва. Капитан Медведев невесело усмехнулся. «Правильно ребята говорят. Только Юрка не договаривает. Есть и третий вариант, о котором они наверняка треплются, но о котором сказать вслух нельзя. Либо пленник сдохнет сам, либо его добьют, либо, блин, этих положим нафиг»

— Никогда не думал, что буду работать при гестапо… — просипел Михаил и сплюнул на камни.

Вот уже почти неделю отряд плутал по лесу. Ориентиров нет, связь потеряна, долгожданная вертолётная площадка, к которой должны были выйти ещё шесть дней назад, так и не появилась. Более того — чем дальше продвигались, тем больше местность отличалась от карты. Старые схемы уже ничем не могли помочь. Навигационная система сдохла сразу после выхода из ущелья. Ребята, посланные обратно, до ущелья, с которого началось движение группы, не дошли — потеряли след. Да и пленник… Этот чёртов пленник! Капитан ненавидел его всем сердцем. Ему страстно хотелось, чтобы его вовсе не было, или вдруг не стало. Он даже был готов этому поспособствовать. Но сам же понимал, что ненависть к пленному лишь отголосок происходящего внутри. Не впервые за службу ему становилось противно дело, которое делал, но в первый раз ум и совесть настолько оказывались не в ладу. Презрение к работе оборачивалось ненавистью к внешнему раздражителю. Так было проще. Но Михаил не искал лёгких путей.

— Читаешь мои мысли, — скупо прокомментировал Юрий.

Медведев вздохнул. Пожалуй, это мысли не только офицеров отряда. Посмотреть, как Славян волком смотрит на «раверсников» или как Родимец косится… Да те же Батон и Ворон! А уж Кирпич-то до чего спокойный мужик, а видно — едва сдерживается. Уж он бы опустил свои лапищи на шеи ненавистных «инквизиторов»!

Так уж получалось, что и в штатном режиме всегда сталкивались интересы «Р-Аверса» и охраняющих их егерей. Одни — в комфортабельных условиях закрытой базы, другие — вечно на сухом пайке мотаются по лесу. Одним — высокие зарплаты и особые условия отдыха семействам на берегах морей, другим — дай Бог, если хватит копейки на проживание бабе да детям. Одним — во всём и всегда приоритет, другим — шиш с маслом. А вот теперь столкнулись в одном задании «таёжники» и «раверсники» — и оказалось, что разница в чём-то более важном, пусть не в глобальном, но в самом нутряном, духовном. И глядят друг на друга волками.

Всё так, да только есть такое слово…

Офицеры молча смотрели в воду. Быстрое течение в каменистом русле создавало неспокойную поверхность, непривычную для взглядов волжан. По водным завихрениям то здесь, то там появлялись тонкие перья белоснежной пены, но тут же исчезали под новыми волнами. Вода была ледяной. В этих местах рано становилось холодно, и в первую очередь это отражалась на воде. Здесь реки, в силу своего природного неспокойного характера, остывали рано, вставали нескоро, но зато надёжно. По таким рекам зимой армии водить можно. Да так и было в стародавние времена.

Всё-таки, как не крути, а в хорошее время они попали в эти леса. Пусть и плутать приходится порядочно и нервничать по поводу окружающих странностей, а всё равно хорошо: ни летнего гнуса тебе, ни весеннего звериного гона, ни ледяного дыхания зимней стужи. Здешняя осень благоволила к странникам. Днём ещё тепло, солнышко подчас припекает, так что можно и погреться и даже позагорать, а по ночам уже схватывает морозцем и тем спасает от комарья и мошкары. Зверьё перед зимой очумело носится, занятое запасом продовольствия на зиму — хоть голыми руками бери. Птицы на юг подаются. Летят стройными клиньями, перекликаются. Опять же цвета какие! В заволжских лесах по этой поре красное и жёлтое преобладает. А здесь вся радуга на ветках, не исключая и тёмных тонов, которыми кое-где окрашиваются листья. Благодать.

По воде мимо понесло сорванный лист. Жёлтый в бурую крапинку. Закрутило в бурунах. Два офицера молча сопровождали взглядами кружение листа в волнах, пока его не уволокло за резкий поворот. Там, на повороте, обрыв противоположного берега реки плавно переходил в залысину пологого «языка».

— Смотри-ка! — Громким шёпотом привлёк внимание друга Юрий. — Никак лиса!

Михаил присмотрелся и увидел почти неприметную на фоне осенних кустарников тонкую мордочку выходящего из леса зверя. Быстро подпрыгивая тонкими лапами на каменном берегу, рыжая патрикеевна выходила к воде. За ней весело скакали три пушистых шарика. Лиса зорко оглядела пространство, недовольно подёргала чёрными ушами, увидев двуногих на противоположной стороне реки, но команды «отставить» своему выводку не дала. Только построже тявкнула, призывая щенков к порядку. Но тем и без того уже хватало забот — большие валуны, громоздящиеся на берегу, оказывались серьёзным препятствием для слабых ещё лап. Лиса запрыгнула на один из камней и пригнулась к воде.

— Хитрая бестия, — почти беззвучно сказал Михаил. — Хочет ног не замочить.

— Лап, — хмыкнув, поправил товарища Юрий. — Однако щенки накупаются.

Рыжая мамаша напилась, оглядела сверху лисят, безуспешно сражающихся с камнями и собственными лапками. Потом снова посмотрела на противоположный берег. Люди её беспокоили. Она откровенно подёргала носом, вбирая новый запах, подумала, поглядывая на незнакомцев то одним, то другим глазом.

— Однако непуганая, — задумчиво произнёс Юрий. — Сразу чувствуется — с людьми ещё не сталкивалась. Запах наш уловила, но не убегает…

— Да. Далеко нас занесло…

— Мих, — Юрий потрясённо обернулся, внезапно осознав странность, — Осень же!

— И что?

— Дык! Щенки-то уже большенькими должны быть!

Михаил помолчал, потёр щетину и хмуро предположил:

— Может, поздняя случка?

— В диком лесу? — покачал головой Юрий. Глаза у него стали настороженными, былая лёгкая улыбка исчезла.

Лиса, видимо, решила, что пора домой и коротко тявкнула на выводок.

— Равняйсь! Смирно! Шагом марш! — прокомментировал Юрий.

Щенки засеменили за мамашей. Она высоко вскидывала тонкие лапки, чтобы бежать по камням, а они преодолевали препятствия большими, но не всегда умелыми прыжками. Лиса нашла прореху в плотной волне кустарников и одного за другим впихнула туда выводок. Последний раз посмотрела на людей и скользнула вслед за детьми.

— Да, за всю свою жизнь впервые вижу лису со щенками. Говорят, лисоньки очень пугливые мамаши… А, Миш?

— Говорят.

Он ответил лаконично. За спиной наметилось движение, шаги были непривычными. А, если это не свои, то методом исключения получается… Медведев посмотрел на друга, тот на него, и оба согласованно поднялись. Но уйти не успели.

— Сидите-сидите. Не помешаю, — устало махнул рукой капитан Степан Полынцев и присел рядом на берегу. Стянул с левой кисти полуперчатку, загрязнённую кровью и пылью. Опустил ладони в студёную воду. Кожа мгновенно покраснела.

«Будто Шер-Хан на водопое…» — неприязненно подумал Михаил, про себя помянув слова из книги, с детства вызубренной наизусть.

Юрий посмотрел на умывающегося и громко произнёс:

— Товарищ капитан! Разрешите обратиться к капитану Медведеву?

Полныцев, не оборачиваясь, задумчиво поводил отбитой ладонью в стылой воде:

— Разрешаю.

— Командир, разрешите идти проверять готовность личного состава к ужину?

Михаил в душе выматерился в ответ на мелкое предательство друга, и ответил хмуро:

— Разрешаю.

— Есть!

Юрий демонстративно вытянулся и развернулся на месте. «Ну-ну, я тебе это ещё припомню!», — подумал Михаил.

Раверсник поднял взгляд от воды на капитана и усмехнулся:

— Что вы, как дети, в самом деле. Не выпендривались бы! Я же вашу строевую не проверяю… Мне своих дел хватает.

Медведев снова внутренне матюкнулся, а вслух сухо ответил:

— Это обычная субординация. Основа взаимоотношений…

— Ну да, да. — Степан задумчиво опустил руки в воду. На правой кисти над отбитой костяшкой набухал большой кровоподтёк. — Только, если бы меня здесь сейчас не было, он сказал бы что-то вроде: «Пойду пошукаю, что там есть пожрать», — а Вы бы, Михаил, ответили ему как обычно: «Ползи-ползи, улитка, по склону Фудзи!». И никаких вытягиваний и прочего не было бы. А вот для меня этот спектакль устраиваете. И не первый раз, заметьте…

Как и раньше, разговор шёл исключительно на «Вы». Это оказался единственный способ сохранять нормальные рабочие взаимоотношения. Слишком всё было натянуто и напряжено. Назначенный официальным командиром на задание Степан Полынцев вызывал у Медведева стойкую неприязнь за проявляемую жестокость. Впрочем, к «таёжнику» капитан «Р-Аверса» тоже особо позитивных чувств не испытывал, презирая за демонстративное чистоплюйство.

Больше всего Медведеву хотелось долбануть «Главного Инквизитора» по шее, а, потом пройтись по роже кулаками и успокоить ногой поддых. Чуть поменьше хотелось ответить по маме, навернув в многоэтажную фразу множество красивых оборотов, в которых бы упоминался «раверсник» и его команда в самых откровенных позициях. Ну и совсем немного — пойти к своим ребятам, попросту проигнорировав разговор. Однако любое из этих действий неминуемо привело бы к единственному исходу — две команды, выполняющие одно задание, подрали бы друг друга. Численный перевес, конечно, был на стороне «таёжников», но…

— Мы вас стесняемся, — буркнул Михаил и с тоской посмотрел на голыши под ногами. Потом — на затылок собеседника.

— Ну да, ну да…

Степан Полынцев задумчиво зачерпнул ладонью ледяную воду, наклонился, выпил. Все его движения говорили о хорошо подготовленном, умелом теле, способном не только мастерски бить связанного человека, но и свободно драться с превосходящим по силе и весу противником. Силе и уверенности движений не мешала излишняя сухощавость фигуры, явно скрадываемая тёжёлой курткой.

— Стеснительные, — опять фыркнул Полынцев, поднимаясь. — Как водку пить, так не стесняемся…

— В медицинских целях. Для поднятия боевого духа. По моему распоряжению. — Отчеканил капитан Медведев. Но про себя подумал о том, что нюх у командира спецкоманды «Р-Аверс» уж слишком тонок. Как бы его отбить случайно…

«Раверсник» не стал настаивать на продолжении темы. Может быть, потом, по возвращению на базу, он и поднимет этот вопрос, но сейчас, взглянув на мрачное выражение лица оппонента, посчитал, что давить не следует. Просто, хмурясь своим мыслям, стряхнул с рук капли, погрел пальцы работой, сжимая-разжимая кулак, и достал из нагрудного кармана пачку импортных сигарет. Коротким движением предложил закурить. Медведев отказался. Достал свои. Отечественные. Закурили.

— Послушайте, Михаил, — начал «Инквизитор». — Вы — умный человек…

Не договорив, посмотрел на внезапно поменявшуюся физиономию егеря и жадно затянулся. О лицо Медведева можно было гранит стачивать на мемориальные доски — маска будет оставаться такой же — сурово-квадратной с острыми чертами потенциального рядового дебила.

— В общем, так, Михаил. Ваши ребята на моих откровенно нехорошо косятся. Как бы ни случилось беды. Ваши предложения?

— Мне приказать, чтобы не смотрели? — Поинтересовался Медведев кротко, не выходя из образа.

Степан сбросил пепел и задумчиво спросил:

— Вы серьёзно не видите проблемы?

Медведев посерьёзнел, затушил окурок и сунул в карман — до костра. Поёжился, едва сдержавшись, чтобы не поднять воротник. Солнце уже садилось и становилось заметно прохладнее. Последние лучи пробегали по кронам, а над рекой появлялась тёмная прозрачность сумрака. За спинами, на выбранной под привал полянке, вовсю кипела работа — отдохнув после дневного перехода, егеря готовились коротать ночь. Снаряжение, не рассчитанное на многодневные переходы, оставляло желать лучшего, поэтому приходилось использовать все силы и способности для обустройства походного комфорта. Благо, это ни для кого не было новым неизведанным делом. В команде Медведева все были со стажем, даже недавно переведённый в отряд сержант Анатолий Якоби, по прозвищу Батон, откровенным новичком в лесу себя не показывал. Что радовало. За одно это можно было простить и длинный язык, и развязанное поведение, и расхлябанность, из-за которой при задержании «твари» и получил дырку в плечо. Сперва показалось — пустяк, обойдётся, что для ста килограммов подвижного мяса какое-то мелкое ножевое ранение. Однако уже на следующий день Анатолия залихорадило.

— Проблему я вижу, — скупо отозвался капитан Медведев.

— Тогда — что предлагаете?

— Ничего. Путей решения я не вижу.

— Вы считаете?

Медведев недобро оскалился:

— А ты купи слона!

— Что? — Степан выпрямился, поворачиваясь к собеседнику.

— Ничего, — махнул рукой Михаил. — Я что ни слово, вы — вопрос. Это разговор или допрос?

Полынцев хмуро посмотрел на кончик сигареты, подрагивающей в сумерках мелкими красными искрами, и отступил:

— Разговор.

Капитан егерского спецподразделения «Тайга-2» Михаил Медведев в словесных битвах силён не был. Обычно его, заваливая аргументами, легко обыгрывали более ловкие оппоненты и только ослиное упрямство спасало авторитет — он всегда оставался при своём мнении. В оправдание себе он ставил то, что мнение его формировалось долго и обстоятельно, а о том, чего не знал, он предпочитал не спорить. Для друзей детства и студенчества, выбившихся в кандидаты и доктора наук, это становилось поводом постоянных шуток о единственной мозговой извилине военных, которая, как повсеместно известно, от фуражки.

Медведев растёр бедро, холодеющее под мокрым пятном на «хэбэ» и ответил:

— Я считаю, Степан, что пока вы будете продолжать каждодневные избиения пленника, мы общего языка не найдём. Я лично не вижу повода к доведению человека до состояния крайнего истощения и травмирования.

— Понимаю, — задумчиво протянул раверсник.

— Но ничего поделать не можете? — пошёл Медведев в наступление.

— Это вы правильно заметили, — усмехнулся Степан. — Не могу. И мы с вами уже говорили об этом… Вы отвечаете за нашу доставку до указанной базы, а я отвечаю за пленника. И, одновременно с этим, отвечаю и за жизни ваших и моих людей. Если эту тварь оставить без присмотра или ослабить внимание, то она положит всех. И вырвется на свободу. Такую ответственность я на себя взять не могу и не хочу. А вы?

— А я не вижу повода к такому отношению…

— Эх, Михаил-Михаил… — вздохнул раверсник. — Я не в первый раз повторяю вам: мы имеем дело не с человеком! И частично вы уже могли в этом убедиться…

— Высокая способность к регенерации тканей, конечно, является странной. Но не признак не-человека, — сухо отозвался Михаил.

Да, кое в чём он действительно имел возможность убедиться. На следующий день после первого избиения, проведенного «раверсниками», пленный поднялся на ноги и пошёл. Он шёл тяжёлой медленной походкой пьяного или больного, но он двигался, хотя «таёжники» ещё вечером однозначно пришли к выводу, что срочно нужен санитарный борт. Способности к восстановлению у пленника были потрясающие. Особенно восхищала скорость сращивания поломанных костей…

— Да, вы правы. Это условие необходимое, но не достаточное, — кивнул Степан. — Однако полно и других явлений, о которых Вы сейчас умалчиваете.

Михаил молча отвернулся к реке, разглядывая россыпь бликов на быстрых струях.

Пленный вот уже неделю не кормлен, воды ему дают по сто пятьдесят грамм в день, руки-ноги повязаны, глаза во время переходов под повязкой, но… Но он продолжал двигаться с грацией подраненного тигра, двигаться и молчать. Это странно, это вопиюще невероятно! И всё-таки для Медведева пленник оставался человеком. Более того — сильным человеком, которого смогли «взять» только ловушкой, подобной той, в которую угодил Шер-Хан. Лавина противников в одном ущелье. И газ… Уйма газа была выброшена в воздух и долго не оседала на камнях. Многие были убеждены, что можно идти и брать «объект» голыми руками. Оказалось — нет. Когда брали — как и требовалось, живьём, — он, уже будучи весьма ослаблен, сумел поломать нескольких ребят. Благо, не медведевской группы — у него лишь Батону прилетело в плечо. А свалился пленник только после того, как был оглушён, и положил его лично старший лейтенант Юрий Зубров, за что ему честь и хвала.

— Я не верю в сказки об оборотнях, — тихо сказал капитан Медведев.

— А он не оборотень, — усмехнулся раверсник. — Он, скорее, вампир.

— Не замечал, чтобы он пил кровь...

Действительно, не замечал. Когда брали «объект», тот дрался в невероятном темпе, и силовые линии его действий были не видны даже подготовленному глазу, знающему, куда нужно смотреть. Но всё-таки, это были вполне обычные техники, без магических пассов, левитации, ударов когтями или выгрызания плоти противников. И никаких тебе попыток пить кровь нападающих или чего хуже. Просто бой. Просто желание выжить и остаться свободным. Ничего другого за действиями пленника Михаил не видел. А уж он знал то, о чем составлял мнение.

— И благо, что не видели этого, — понизил голос командир отряда «Р-Аверс». — Во-первых, зрелище тошнотворное, скажу я Вам. Во-вторых, кровь придаёт этим тварям огромную силу. Так что, если наш узник вдруг сумеет добраться до чьего-то пульса, то после порвёт нас всех, как Тузик грелку.

Раверсник помолчал, задумчиво оглядывая окружающий мир. Пространство над рекой уже потемнело и только на вершинах высоких сосен на другом берегу потока светились нежной зеленцой остатки солнечного света. Закат находился где-то за спинами офицеров. Но они не оборачивались, чтобы посмотреть величественное каждодневное действо. При всём желании, они не смогли бы увидеть заходящее солнце — деревья высились громадами, закрывая половину неба и горизонт под ней. В накатывающем сумраке было холодно и пусто, его прозрачная пелена липко повисала между людьми и намекала на присутствие другой стороны реальности — опасной и неожиданной.

— Кровь — субстанция особенная, — задумчиво продолжил Полынцев. — Она передаёт суть живого. В ней закодирована на уровне потока информация о жизни и биологическом виде. Человеческая кровь наиболее совершенна, поскольку имеет высокочастотный фон, отображаемый в нашей жизни через эмоции и чувства. Такая энергия способна при высвобождении изменять ход истории. Да что там история! Сами причинно-следственные связи этого мира можно разрывать при правильной работе с внутренней силой! А эти твари умеют ею пользоваться. Они добывают энергию из стихий, из деревьев и животных. Но сильнее всего — кровь. Она напрямую попадает в центр координации сил и позволяет перераспределять её по внешнему контуру. Эти твари способны почти сразу после опрокидывания стаканчика генерировать сильнейший импульс. А главное — совершенно «нулевой», то есть не заряженный, понимаете? Его можно использовать в любых целях…

— Ну-ну, — хмыкнул Михаил. — Сами видели али рассказал кто?

— Зря шутите, зря, — укоризненно покачал головой Степан. — То, что я вам сейчас рассказываю, идёт как совсекретно, между прочим…

— А Вы мне, Степан Андреевич, ещё ничего и не рассказали… Так, теории всякие разводите о корелляции проводящей способности гомогенной жидкостной среды с плотностью заряда и энергией электромагнитного импульса. — Михаил хмыкнул. Мол, знай наших!

Капитан Полынцев с интересом взглянул на собеседника. Умыл, так умыл. Вчистую, можно сказать. Задумался, оглядывая кроны дальних сосен и срочно вспомная перед выходом представленную ему на ознакомление характеристику. Ничего околонаучного там не было. Командир «Тайги-2», Михаил Прокопьевич Медведев, ласково за глаза называемый своими бойцами Михал Потапычем Топтыгиным, с учёными не пересекался, теориями биополей не интересовался, эзотерикой тоже.

— Мои данные припоминаете? — Утвердительно спросил Медведев, глядя на задумавшегося.

— Да, — не скрывая, скупо улыбнулся раверсник.

— Так, может, образование моё первое вспомните… — прозрачно намекнул Михаил.

Собеседник на мгновение вскинул глаза вверх.

— Высшее техническое.

«Перечитывает запечатлённое в памяти, — сообразил Медведев, — Этот хрен, пожалуй, все материалы на меня и ребят помнит. Надо бы поосторожнее с ним».

— Физмат лучшего ВУЗа страны, между прочим, — хмыкнул «таёжник». — И нас учили на веру непроверенные сведения не принимать. А Вы говорите — кровь, сила, энергия… Вы это руками, извиняюсь, щупали? Вы представляете себе, какой это мизер — величина заряда в человеческой крови?

— Ну-ну, — натянуто улыбнулся в ответ «Инквизитор». — Нас тоже не хреном зачинали… И лекции читали не Чумаки местного разлива. Просто не сориентировался в ваших знаниях. Бывает, знаете ли…

— Бывает, — кивнул капитан Медведев и передёрнул плечами. Стало зябко. По воде загулял ветерок, явно похолодало. За спиной, в лагере, трещали ломаемые на костёр ветки и негромко переговаривались товарищи. Борис Катько, по прозвищу Кирпич, приставал к Вячеславу Кузнецову, по прозвищу Славян, с требованием сейчас же, сию минуту показать ему на палках Кузькину мать, о чём тот давно грозился. Славян отшучивался. Ещё пара-тройка реплик и — либо они возьмутся за дрыны, либо Юрий Зубров им обоим покажет свой вариант кузькиной бабушки.

«Дорога долгая, странность происходящего… Хорошо, что противника нет. Так, паранойя командования, не более того. С чего этим дубовым лбам вообще в голову пришло, что на движение «объекта» требуется охранение группой «Тайги»? — задумался Медведев. — Тут в сопровождение и четверых «раверсников» хватило бы вполне и даже с избытком. Идти-то предполагалось от ущелья до полянки, пригодной к посадке вертолёта, всего каких-то полчаса пёхом! Или твердолобые и крепкозадые штабные знали, что не всё так просто? Но откуда? Сводная образцово-показательная рота Кассандр напророчила?.. А что, и такое может быть. При прямом сношении с базой «Р-Аверса» и не такое возможно».

— Что ж, — вздохнул Полынцев. — Давайте в открытую… У нас наметилось две проблемы…

— Уже две? Размножаются делением? — задумчиво спросил Медведев.

— Потеря ориентиров и психологический климат в коллективе, — сухо прокомментировал Инквизитор. — По второму моменту могу сказать только то, что это проблема ваша. Со стороны моих людей всё корректно.

— Угу.

Приходилось соглашаться. Проблема, действительно, была с их стороны. «Раверсники» выполняли приказ — доставить пленника. У них с собой был только один шприц-тюбик гадости с длинным латинским названием, которая единственно и могла, по уверению специалистов «Р-Аверс», усыпить «объект». Пленный, действительно, провёл в состоянии сомнамбулы несколько часов, которые, должны были, но, увы, не перекрыли время, необходимое для доставки груза на борт и оттуда — на ближайшую базу. Всё пошло наперекосяк… И от этого «перекоса» теперь зло таскались по лесам-горам и бешено смотрели друг на друга. Не в этом ли проявлялась нечеловеческая сущность пленника? Не он ли стравлял команды?

За спиной офицеров лейтенант Юрий Зубров, по прозвищу Юра-сан, почти всерьёз грозил Кирпичу и Славяну гневом шатуна-Топтыгина. Надо бы Медведеву вмешаться и рявкнуть, оправдывая слова друга, но тогда подтвердятся предположения «раверсника» о проблемах команды. Он же вряд ли поймёт и поверит, что в команде, привыкшей в автономии мотаться по лесам месяцами, есть вольности, которые только приветствуются. Тем более, когда группа вся сплошь состоит из бывших профессиональных туристов, спортсменов, чьи представления о лесе весьма далеки от военных. Поэтому, прикинув, какое зло в данной ситуации наименьшее, Медведев промолчал.

— По первому моменту, — вздохнул Полынцев, — могу отметить, что полагаю возможным вмешательство в полотно причинно-следственных связей некой враждебной нам воли, не желающей выпустить тварь из-под своей опёки.

— О как… — задумчиво протянул Медведев. Происходящее стало напоминать обстановку недобросовестно склёпанного триллера для непритязательного зрителя. — Одни сплошные заблуждения и заблудания… Леший, что ли, водит?

— Вы зря смеётесь...

— Да не смеюсь я, — поморщился он в ответ. — Я по лесам с пятилетнего возраста хожу. Как «водить» может, знаю. Только одно «но». Если бы дело было в лешем, то мы бы уже раз сорок за эти дни проходили по одним и тем же местам. А мы блуждаем в заданном секторе вполне сознательно и пока кругов не нарезаем. Просто в этом секторе даже следов указанных ориентиров нет. Вот и весь сказ…

— Мы могли сбиться с направления и оказаться в другом секторе, — флегматично предположил «раверсник». — Навигация-то сдохла почти сразу, шли по старинке, по компасам, а они подвержены воздействию полей и…

— И некая великая сила их одновременно повернула на фиг. А заодно свинтила созвездия по оси «игрек». И уж, конечно, не забыла перекантовать муравейники! И перевесила мох на противоположную сторону деревьев! И про остальные мелочи тоже подумала. В общем, подошла к вопросу основательно, — Медведев мрачно оскалился. Его профессиональная гордость была задета. И кем!? Человеком, который в лесу ориентировался с помощью навигационной системы!

Полынцев внимательно посмотрел на оппонента. Ему не надо было объяснять, что командир «таёжников» выдал себя последней репликой. Оставалось только предположить, что и высокоорганизованное сознание профессионала сможет собраться, избавится от мешающих эмоций и вскоре Медведев предложит свой вариант ответа и решения проблемы. Пока же разговор зашёл в тупик.

— Вернёмся к костру, — скупо предложил «раверсник». — Да и утро вечера мудренее… Может, завтра по утречку и решим, что же нам делать дальше.

— Согласен, — коротко отозвался Медведев, но сам подумал о том, что завтрашний день вряд ли расставит все точки. Как и последующие.