Глава 20

Стрелки часов безостановочно, день за днем, бежали по зачарованному кругу циферблата. Сменялись числа на календаре, а затем и названия месяцев. Я растворялась в бесконечном течении времени, как и многие до меня, как многие, кто будут после. Жизнь стала размеренной, рутинной: каждое утро, проснувшись, я готовила завтрак для себя и любимого мужа, но иногда и он радовал меня чашечкой кофе в постель. После бежала на пары, в то время как токкэби уезжал по делам фирмы. Придя с занятий, готовила ужин и ждала своего аджосси. Порой к нам присоединялся жнец или племянник Ким Шина. Посидев перед зажженным камином с бокалами вина или коньяка, обсудив прошедший день, все расходились кто куда. И каждый вечер заканчивался в крепких объятиях мужа.

По выходным и праздникам мы навещали моих родителей, а в хорошую погоду ездили на пикники к морю и любовались звездами до рассвета, слушая успокаивающее шуршание прибоя.

Самая обычная жизнь, как и у всех. Но у меня бы язык не повернулся назвать ее скучной.

Хотя ладно, лукавлю: не у каждой муж огребает поварешкой по лбу за внезапную телепортацию. Да только человек существо живучее, ко всему приспосабливается, так что подобные вещи давно меня не удивляют. Добавляют в жизни разнообразия, но не удивляют.

Самая обычная жизнь… И слишком счастливая.

Я не знаю, в чем была причина. Возможно, великому кукловоду, в отличие от нас с Ким Шином, наскучило размеренное течение нашей жизни. Или, в соответствии с его великим замыслом, токкэби еще недостаточно выстрадал. А может причиной были я и неповиновение Ын Так, что нарушила правила и оставила не выпитым небесный чай забвения. И еще сотни божественных мотивов, непостижимых для одной смертной души.

Но одно я знала точно — время моей души в этом теле стремительно близилось к своему окончанию.

***

Этот день начался под завывания ветра, скрип старых, все еще деревянных, оконных рам особняка и тихий шелест дождя. Но разбудили меня не они, а нежный поцелуй и аромат кофе и корицы.

— Доброе утро, дорогая, — довольно произнес Ким Шин.

В отличие от меня у него сегодня был выходной. Нехотя, все еще жмуря глаза, я потянулась всем телом, мысленно уговаривая себя встать.

— Ты только что чуть не смахнула руками свой любимый мокко.

— Мокко? — глаза резко распахнулись сами по себе. Если бы нектар существовал, то на вкус он был бы как мокко в исполнении моего любимого демона. — Ты знаешь, что ты самый лучший муж на свете?

— Ты мне это говоришь каждый раз, как я варю этот кофе, — хохотнул аджосси в ответ. — Я уже успел запомнить.

— А что самый любимый, тоже запомнил?

— И это тоже, — улыбнулся он. — Но мне никогда не надоест слышать это от тебя.

Получив в награду заслуженный поцелуй, Ким Шин дождался пока я соберусь и подвез к работе, обещая забрать вечером.

Вообще, откровенно говоря, работой это назвать было сложно. Просто в день окончания университета и получения диплома "Художник-иллюстратор" аджосси взял и подарил мне галерею. Так я и стала пусть и не большим, но все же боссом. Ну и собственные выставки проводила время от времени, исполняя старую мечту.

На подходе к кабинету меня встречала Ханна, которая отчего-то была явно рассержена. Заметив цель на подходе, этот небольшой ураганчик тут же накинулся на меня:

— Это катастрофа, просто катастрофа! — причитала подруга, даже немного притопывая от переполнявших ее эмоций. — Ты почему на звонок не отвечала? Я тебе все утро названивала!

— Прости, наверно с беззвучного забыла снять. Что за катастрофа?

— Засранец Пак Тэ Джун требует перенести его выставку.

Три года назад, сразу после осознания себя как директора, я предложила Ханне работать на меня в качестве заместителя. Она, на удивление, согласилась сразу, без каких либо уговоров и теперь была просто незаменимым помощником и координатором. А еще подруга действительно горела этим делом: всегда шустрая, активная, заводная, прямо как Ын Так когда была подростком, она была создана для этой работы. Да и ей, как стопроцентному экстраверту, различные переговоры и договоры давались намного легче. Так что пока Ханна порхала подобно мотыльку между художниками и покупателями, я добровольно утопала в спокойном море бухгалтерии.

— Что у него снова не так? — тяжело вздохнула я, сбрасывая пальто и кидая сумочку на рабочий стол. — Вы же вроде уже все по десять раз обсудили. Уже и баннеры по городу горят, и сеть вся пестрит объявлениями, где точно указано, что выставка Тэ Джуна начинается сегодня в шесть.

— Ну ты же знаешь этих ненормальных от исскуства...

— Эй, один из представителей этой группы перед тобой! — возмущенно воскликнула я.

— А ты правда считаешь себя адекватной? — и прервав мои попытки возразить, продолжила: — Так вот, этому придурку погода не понравилась. Говорит, тема коллекции солнце, а его сегодня не видать. Значит день для открытия не подходящий.

— Пригрозить волчьим билетом пыталась? — спросила, даже понимая всю безнадежность ситуации.

— Обижаешь. Но этот крендель и сам крученый, говорит, что Ха Ри давно зовет его к себе.

В правдивости слов художника сомневаться не приходилось — доход выставочным залам он приносил баснословный. Отдавать засранца главным конкурентам не хотелось от слова совсем.

— Слушай, а может… — робко, голосом, предвещающим неприятности, начала Ханна.

— Что?

— Может по колдуешь чуть-чуть? Совсем немножечко? — молитвенно сложив руки, попросила она.

— Ты хочешь, чтобы я сменила погоду? — кивок. — А ты понимаешь, что это не немножечко? И мне после минимум пару дней с мигренью валяться придется.

— На неделю возьму все обязанности на себя, — выпалила подруга. — Ты же знаешь, Тэ Джун нам очень нужен!

— Ладно, черт с тобой.

За более чем семь лет совместной жизни с токкэби, я все же смогла освоить свои способности, хоть и прибегала к ним очень редко из-за отвратительных побочных эффектов. Но, здраво рассудив, что иногда цель требует жертв, сейчас постаралась расслабиться и освободить сознание.

Это не было чем то сложным, но и простым назвать я бы не решилась. Мне, в отличии от мужа, перед изменением погоды требовалось почувствовать стихию, сродниться с ней, раствориться и потеряться. Думаю, это можно было бы описать, как отделение астрального тела от физического. И в тот самый момент, когда становишься природой, остановить дождь и испарить облака оказывается так же просто, как дышать.

Все пошло не так как только я попыталась вернуть сознание в тело — будто что-то мешало, не пускало. А когда пробиться все же удалось, всеобъемлющая боль охватила меня. Почти в то же мгновение я отключилась.

Очнулась уже в скорой, лежащей на складных носилках, под внимательными взглядами фельдшера и Ханны. Все мышцы болели как после двенадцатичасовой тренировки морпехов, в голове стоял колокольный звон, а от руки тянулась трубка капельницы.

— Как вы себя чувствуете? — начал опрашивать меня врач, тут же вбивая данные в электронную карту. — Говорить можете? Помните, как вас зовут?

— Болит все, что может, — прохрипела я. — Зовут Ён Хи, двадцать семь лет, больница приписки главная каннамская. Что произошло?

— Все верно, — сверился молодой человек со своими данными. — У вас был эпилептический приступ. Вам вкололи миорелаксант и обезболивающее, так что скоро должно стать лучше, но необходимо будет пройти обследование. Вашему мужу уже сообщили о произошедшем, он сказал, что подъедет к больнице через пол часа. Еще кому-то из родственников сообщить нужно?

— Нет, не нужно, — только родителей волновать не хватало. У отца только недавно инфаркт был, еле спасли.

Нас встречали — конечно же аджосси добрался раньше. Сказать, что на нем лица не было — значит сильно приуменьшить. Бледный, волосы растрепаны, руки подрагивают. И домашние, пушистые тапочки на ногах. Это было одновременно смешно, мило и очень грустно. Как же сильно он переживает за меня, что забывает обо всем на свете? Впрочем, думаю, я люблю его не меньше.

А дальше были обследования: различные тесты, анализы и страшные в своем величественном могуществе аппараты, что могут рассказать о тебе почти все. Перед этими машинами, гигантами, воплощениями человеческого гения мне всегда становилось не по себе. Иррациональный страх того, что устройство и является причиной болезни...

Ким Шин знал, что я не потерплю тайн о своем здоровье, а потому диагноз мы слушали вместе, сжимая друг другу руки до боли, но не замечая этого.

От жгучей обиды на мироздание по щекам потекли слезы, тихие и почти спокойные. Ничего не меняющие.

Пусть уже подходил к концу двадцать первый век, но рак мозга все еще убивал людей и я стала одной из его жертв.