Глава 19

Сеул только начал засыпать, когда горизонт окрасился в оттенки оранжевого и розового. Город притаился, улицы стали пустынны. Были слышны лишь шорох шин об асфальт, да редкие трели первых птиц. Я почти заснула, наблюдая за быстро сменяющимся видом мелькавших в окне машины домов, когда мы подъехали к особняку.

Ким Шин вышел первым, тут же обогнул авто и открыл передо мной дверцу, помогая выбраться.

Я на секунду замешкалась, вглядываясь в до боли знакомые черты, вихри непослушных кудрей, что в лучах рассвета заиграли золотыми переливами, да так, что дыхание перехватило. В карих глазах плескались задорные искорки, смешиваясь с нежностью.

— Мы дома.

Тихий шепот. Но я услышала, и губы сами расползлись в улыбке.

Рука в руке. И это одновременно так невинно, но и так чувственно. И правильно. Когда ощущаешь, что вот она — главная опора в твоей жизни. Что тебя защитят от всех невзгод. Что ты любима, просто так, за то что ты — это ты.

Мы шли молча, почти не глядя под ноги, все время переводя взгляды с неинтересной каменной кладки друг на друга.

Без предупреждения, как только была открыта входная дверь, токкэби притянул меня к себе, легко поднял на руки и перенес через порог. Впрочем отпускать меня он не спешил. Стянув туфли, наступая на пятки, он направился к спальне. Я тоже поспешила скинуть с себя надоевшие каблуки, ничуть не заботясь об их сохранности.

Дойдя до кровати, Ким Шин мягко опустил меня на ковер, спиной к себе. Я хотела повернуться к нему, но он остановил:

— Постой так минутку.

Легко, будто уже сотни раз делал это, аджосси своими ловкими пальцами принялся распутывать мою прическу, вытаскивая десятки шпилек. Волосы, волна за волной, падали на спину, и когда последняя прядь стала свободной, а голова ощутила позабытую легкость, ладони демона оказались на моей талии, прижимая к себе, как самую большую ценность в мире.

Развернувшись в кольце любимых рук, я снова встретилась с ним взглядом, но почти тут же закрыла глаза, и, встав на цыпочки, впилась в губы напротив поцелуем. В ответ Ким Шин лишь обнял еще крепче. Его рука медленно скользнула от талии вверх, к лопаткам, и, найдя язычок молнии, потянула вниз. Тафта и шифон легко соскользнули с плеч, и опали около ног кольцом алой ткани.

В то же время я уже успела расстегнуть его рубашку, и он, не медля, избавился от нее и пиджака. Но мы не торопились, растягивая каждое движение, наслаждаясь моментом долгожданной близости. Да и некуда было в общем-то торопиться — в запасе еще как минимум пара жизней. Впрочем, совсем скоро вся одежда была сброшена.

Я не стеснялась ни своей наготы, ни его. Разве что совсем чуть-чуть. Право слово, был ли смысл стесняться, если и он, и я, пусть и только в воспоминаниях, уже все видели?

Прикосновения чужой кожи к собственной обжигали. Губы демона, мягкие, бархатистые, что спустились поцелуями по шее к ключицам и ниже, посылали волны мурашек по телу и заставляли вскипать кровь, потоком раскаленной лавы бежать по венам. Ладонь, что легким касанием прошлась по напряженной спине, заставила выгнуться на встречу мучителю, а сильные пальцы, что сжали бедра, будто послали волну электричества по телу.

Кровать, немного прогнувшись под тяжестью наших сплетенных тел, встретила обволакивающей мягкостью и прохладой перин. Прохладой, что лишь придавала контраста объятьям, которые заставляли гореть, но не давали сгорать…

Но абсолютно точно можно было сказать — страсть не была тут главной. Она — лишь часть того всеобъемлюще огромного чувства, что связывало токкэби и ту, что всегда была предназначена лишь ему.

Взошедшее солнце, просочившееся ласковыми лучиками сквозь занавески, осветило сплетенные фигуры двух существ, что нашли покой и умиротворение друг в друге. Счастливчиков, что как и немногие другие смогли найти свою истинную половинку, став одной, цельной, бессмертной душой.