Глава 2. Сказки Мерриберга

Антон стоял перед закрытой дверью. Он достал ключ и, провернув два раза, открыл. Полумрак. Ефремов, оглянувшись по сторонам, нашел выключатель. Зажегся свет и чуть затхлый воздух, казалось, резче обозначился. Похоже, здесь никто долго не жил. Даже новый хозяин был наездами. Антону почудилось, что он ощутил тот неуловимый дух дома, обделенного людским вниманием.

Анатолий объяснил ему, уже по мобильному телефону, где и что находится, разъяснил в общих чертах планировку, закончив фразой: «Короче, располагайся в моем кабинете, представь, что это твоя комната». В последнее Ефремов поверил с трудом, когда отдернул шторы и рассмотрел интерьер кабинета. Назвать окружающую обстановку привычной нельзя. Эклектичный стиль в оформлении, когда в одну точку пространства втискивают предметы из разных эпох, ему не понравился. Он не считал себя упертым ретроградом, но здесь эклектика оказалась доведенной до безвкусицы. Похоже, хозяина не волновала красота и гармония. Антон вспомнил старинные гравюры и литографии, изображающие рабочее место алхимика, и что-то от той древности было в интерьере. Он скептически хмыкнул: «Кабинет волшебника».

Ефремов поставил чемодан у стола, одежду кинул на спинку вольтеровского кресла, не торопясь оглядел стены. Как-то неуютно. Даже картин нет. Немного разбавлял сумрачность кабинета книжный шкаф, который светлым пятном диссонировал с окружением. Шкаф явно был из конца двадцать пятого или начала двадцать шестого века. Антон подошел к нему и равнодушным взглядом скользнул по книгам. В основном русская классика, изданная в советское время. Назвать ее библиографической редкостью он не смог бы, да и выглядели книги как новые. Но тут его внимание привлек темно-серый с желтым тиснением корешок. Имени автора не значилось, лишь название – «Сказки Мерриберга». Антон, заинтересовавшись, распахнул стеклянные дверцы шкафа и взял книгу. Небольшая, ближе к карманному формату, она оказалась самиздатом, отпечатанным на пишущей машинке. Страниц мало. На пожелтевшей бумаге, если судить по оглавлению в начале, необыкновенные истории из жизни людей и потусторонних сущностей.

Ефремов, удобно устроившись в кресле, раскрыл книгу на первой странице.

…

«Легенда о Максимильяне»

Его угловатый силуэт вновь возник в контуре оконной рамы. Ломаное очертание плеч, низко посаженная голова застыли на чуть светлом фоне. Максимильян, сидя в высоком кресле, безразлично взирал на этот темный отпечаток потусторонней жизни. Пауза длилась долго. Молчание сгустилось смолой, и вот безвольный голос разрезал тишину:

— Здравствуй, Аггел. Зачем ты здесь? Я ведь не ждал.

— Приветствую тебя, Максимильян. Благодаря владыке тьмы явился я сегодня, чтобы задать вопрос. Что тебя беспокоит?

— Ничего.

— Не уходи ответа.

Максимильян поднялся с кресла, Аггел рассыпался на множество маслянистых пятен и соткался за спиной хозяина дома. Тот, не обращая внимания на происходящее, посмотрел в окно.

Темный бархат нависал над миром, прошитый холодными звездами. Безлунная ночь застыла над местностью, она держала мир в своих мягких лапах. Мрачный шлейф властелина тьмы ниспадал с возвышенности, окутывая человечье селение.

— Так что тебя беспокоит? – не унимался дух. – Недаром владыка послал сюда, он пустых карт в рукаве не держит, потому нет повода сомневаться.

— Твоя речь, Аггел, цветиста, безлика и бессмысленна. Ты несешь мертвую музыку в уши. Она, хоть и ласкает слух, но не приносит покоя и умиротворения.

— Ты заговорил о покое? Ты устал? Чего же ты хочешь? Отдыха? – Темный дух возник справа, и его угловатый силуэт, казалось, состоящий из кусков черного стекла искажал звезды.

— Я хочу туда, — ответил Максимильян, указав пальцем в окно.

— К людям? Зачем? Они ничего нового не дадут. Все блага мира здесь.

— Ты – тень, что ты можешь знать об их жизни?

— Люди, что они могут знать о вечности?

Максимильян вернулся в кресло. Аггел опять застыл на фоне окна. Он спросил:

— Рассказать какую-нибудь историю?

— Не надо. Хотя, ладно, попробуй.

— Было три мудреца, покинувших древний город в поисках истинного бога. Много раз жрецы говорили им, что не стоит соблазняться горизонтом, ведь, сколько не иди к нему, он не приблизится. Истинный бог подобен той черте вдалеке. Однако не послушались мудрецы увещеваний. Они ушли. Их дорога пролегла через пустыню. Однажды встретили они странника и спросили его: «Куда держишь ты свой путь?» Он ответил: «Я иду в свой город. Дорога моя закончилась. Я был у горизонта, а теперь возвращаюсь». «А что там?» — спросили мудрецы. «Прекрасный мир», — ответил странник и побрел своей дорогой. Решили мудрецы двинуться туда. Долго они шли по пустыни, пока не увидели оазис. «Мираж», — решили люди, но ошиблись. Среди пустыни стоял остров благоденствия. Они утолили жажду и голод и легли отдыхать под ажурной тенью дерева. И когда дрема завладела ими, мудрецы увидели сквозь сон прекрасного юношу в белой одежде. Золотые волосы его вились, а глаза были голубы и прозрачны, как горное озеро. Мудрецы очнулись и поняли, что это не сон, не видение расстроенного сознания, а случилось все наяву. Перед ними стоял юноша. Люди, прогнав остатки сна, спросили: «Кто ты, юноша?» «Я – истинный бог, я здесь живу», -  ответил тот. «Вот  не думали, что мы так быстро найдем тебя, но чем докажешь сие?» «Я вижу вы люди почтенные и мудрые, но ваши речи очень странны. Неужели, чтобы поверить в истинного бога, вам нужно мое имя?» — спросил с сомнением юноша. Люди закивали в ответ. «Ладно, пусть будет по-вашему. Слушайте имя мое истинное». Юноша произнес его. Первый мудрец впал в гнев и захотел убить бога, но не успел. Бог махнул рукой, земля разверзлась и забрала в свое чрево мудреца. Он стал вечным правителем темного царства. Второй мудрец сошел с ума. Он остался жить в оазисе, пребывая в душевном расстройстве, но вскорости умер. Третий стал хмур и сосредоточен. Он, ничего не сказав богу, тут же покинул оазис. Он решил вернуться в город. Юноша же растворился в воздухе и больше его никто не видел. Итак, только один мудрец в одиночестве вернулся домой. Он встретился со жрецами и сказал: «Великое откровение сошло на меня в оазисе. Я знаю истинное имя бога, но произнесу его прилюдно». «Хорошо, — сказал первый жрец, — народ всегда прислушивался к тебе. Мы дадим тебе слово». И вот, в один из дней собрался люд на площади, где стоял храм. Главный жрец возвестил о том, что мудрец произнесет истинное имя бога. «А где спутники твои?» — спрашивал народ. «Они продолжили странствие», — соврал мудрейший. Он все так же был хмур и сосредоточен. Наконец, произнес истинное имя бога, и толпа вознегодовала. «Богохульник! — крикнул один из жрецов. — Ты поплатишься за это!» Жрецы схватили мудреца, связали и вскоре казнили. Его обезглавленный труп еще неделю висел на площади в назидание народу. Люди приходили и с испугом и ненавистью смотрели на мертвеца. Они тщились вспомнить имя истинного бога, но в голове, кроме пустоты ничего не было. И только странный золотоволосый юноша с голубыми глазами смотрел на труп без испуга и ненависти. Он таинственно улыбался. Кто этот юноша, жители города не знали, ведь раньше не встречали его. Но однажды он исчез и больше не появлялся на храмовой площади. Поговаривали, что юноша ушел из города то ли на юг, то ли на север, но вскоре досужие толки утихли. Все забылось.

— И к чему ты это рассказал?

— Хотел развлечь.

— Скучно. Сгинь.

Аггел скрылся. Казалось, темнота всосала его в себя.

Максимильян открыл окно и вдохнул прохладный воздух полуночи. Колючие звезды резче обозначились на небосклоне. Внизу простиралось селение. Горели редкие огоньки, но время шло, и они гасли. Остался лишь один огонек. Он мерцал неуверенно желтым пятном – единственный свет все еще сражающийся с мраком. Максимильян напряг слух. Он почувствовал, как у того окна дышит жизнь и о чем-то поет девушка. Голос ее лился медом, обволакивал, усыпляя. Нет, это был не сон, не наваждения. Все реально. Острые чувства не обманули его. «Так вот кто не давал мне покоя, — понял он, закрыв окно, – значит, твой голос, девушка, сочился сквозь стыки рам и тихоструйной рекой заполнил мрак?»

— Какая девушка? – Аггел вновь появился в жилище.

— Я говорю тебе, сгинь!

— Я лишь спросил.

— В том селении мерцает сейчас желтый огонек. Перед ним сидит девушка и поет песни. Я пойду, послушаю.

— Ну, ты как ребенок. Еще не натешилось, дитя?

— А ты против?

— Нет. Только вернись до рассвета, иначе солнце спалит тебя.

Максимильян, ничего не ответив темному духу, покинул дом. Спустившись с горы, он оказался в селении. Дома спали. Он крался по улицам, и там где проходил Максимильян собаки переставали лаять, даже ночные звуки затихали, и наступала пугающая тишина. Он подошел к дому осторожно, остановился у окна. Тихая песня лилась. Сотканная будто из легчайшего ситца, она была неуловима. Природа не могла породить таких волшебных звуков. Много чего видел и слышал Максимильян за те тысячелетия, подаренные ему темным владыкой. Странствия по земному шару утомили, голоса смазались, краски поблекли. Мир оказался серым и унылым. Так что же происходило сейчас?

— Очередная блажь, — отозвался Аггел. – У людей это называется: седина в бороду, а бес в ребро. Тебе стало скучно, я понимаю, захотелось развлечься.

— Опять ты рядом?

— Хорошо, не буду мешать.

Дух исчез.

Женский силуэт ожил в желтом окне, занавеси раздвинулись, и девушка, глядя во мрак ночи, спросила:

— Кто здесь?

— Зовут меня Максимильян. Я пришел на твой голос. Он так прекрасен. Позволь мне быть здесь.

— Странно, кажется, я знаю тебя, но имя твое слышу впервые.

И они говорили, и говорили, и только Аггел, превратившись в еле заметную тень на стене дома, злился на их беседу.

Минуло много часов. Он пообещал придти завтра. Она исчезла в окне, и свет погас, но Максимильян не спешил. Что-то держало его. Невидимая сила сковала движения, он понял – сейчас изменится все. И после этой ночи будет жизнь иная, наполненная светом.

— Что медлишь ты? – злобно спросил Аггел. – Скоро восход солнца. Или ты хочешь сгореть в рассветных лучах?

— Возвращайся домой, а я остаюсь.

— Я не ослышался?

— Иди.

— Дурак! Что ты собираешься делать?

— Мне никогда не быть с людьми, и они не признают меня. Если встречу я человека, и скажу о своих намерениях, он испугается. Кто бы хотел иметь в друзьях падшего духа? Никто.

— Ничего этого не будет, ты сгоришь под первыми лучами солнца.

— Лучше так, чем старая жизнь.

— Будь ты проклят! – рявкнул Аггел и исчез.

Максимильян ушел из селения. Он поднялся на гору и окинул взглядом окрестность. Вот жилища человечьи, они как на ладони. Вот у восточного горизонта светлеет небо, оно красиво наливается теплым голубым цветом. Максимильян расправил крылья. Взошло солнце. Он приготовился к смерти, но первый луч, скользнувший по его бледной коже, не обжег. Светило ласково согрело. Уже торжествовал день, а Максимильян был жив. В его голове прозвучал голос Аггела:

— Ночью я приду. У тебя еще есть шанс на спасение. Приди и поклонись темному владыке, и он простит. Сейчас ты стал смертным, поэтому солнце пожалело тебя, но земля не пожалеет. Ты сгниешь в ней, как простой человек.

— Пусть так. Не приходи, и больше не говори со мной. Сгинь.

— Воля твоя. Я предупредил.

И шло время. Максимильян жил рядом с селением. Он следил издалека за людьми, но никогда с ними не встречался. Лишь по ночам он спускался с гор и говорил с девушкой.

Но однажды она вышла замуж и покинула дом. Он проводил ее грустным взглядом, понимая, что стар и силы его на исходе. Долгих путешествий ему не выдержать. Максимильян остался рядом с людьми. Теперь он не совершал длительных переходов – ноги болели, поэтому он все больше сидел на горном выступе и глядел вниз на дома, как дозорный охраняет границы. И странное дело, большие беды обходили селение. Опустошающие войны не докатывались до этих мест, будто разбиваясь о невидимую и неприступную стену. Не случалось серьезных болезней и неурожаев. И дух, сидящий на выступе горы, незримый никому, был рядом. Люди возносили хвалебные гимны богу, не ведая, кто их истинный защитник.

Но однажды Максимильян заметил странную картину: из воздуха соткалась гора очень похожая на ту, на которой он жил. Она парила над селением и горела изнутри изумрудным светом, призрак золотого солнца освещал ее. Возник дракон. Он обвил гору длинным телом и устремил взор к светилу, будто моля о чем-то, словно обращаясь к нему.

Максимильян понял: это последний день его жизни.

Вечером он умер без боли и страха, растворивший в предзакатной прохладе, и дух его устремился к небесам.

…

Антон оторвался от чтения. Он вновь рассмотрел титульный лист книги, затем заглянул на последние листы, изучил корки – никаких фамилий. Даже пометок от руки не было, будто никого не заинтересовали сказки, хотя по истертым листам видно, что ее читали много раз.

Он положил книгу на стол. Захотелось чего-нибудь перекусить. Анатолий рассказал ему, где находится кухня. Антон нашел ее. Помещение просторное. По периметру стояли встык разделочные столы, разбавленные мойкой, стиральной и посудомоечной машинами, плитами, их оказалось две, но Ефремова привлекли внимание холодильники – три серых двухметровых красавца. Антон подумал: «Зачем одному столько?» Он открыл первый их них. Холодильная камера была аккуратно заполнена продуктами. Их хватит больше чем на неделю. Затем открыл остальные холодильники и испугался. Мало того, что они тоже оказались забитыми едой, так она лежала в том же порядке, и ее ассортимент, вроде, такой же. Антон не поверил. Поочередно открыл все холодильники и убедился: глаза не обманули. Перед ним будто три одинаковых фотографии. Даже, например, зеленые перья лука везде лежали на средней полке, свисая. Ефремов насторожился. Он побоялся дышать глубоко и прислушался к тишине на кухне. Его посетило такое чувство, что кто-то в этот момент стоит за спиной и, ехидно хихикая, потирает ладони: шутка удалась, жертва обескуражена. Антон обернулся. Конечно, никого не было. Его взгляд уперся в навесной шкаф. Ефремов сел за большой кухонный стол, окруженный стульями. Стол стоял в центре.

«Так. К черту все, — подумал Антон, — я пришел сюда перекусить и мне плевать какие тараканы обитают в голове хозяина Мерриберга».

Он вновь открыл холодильник. На этот раз с определенной целью. Достал помидору черри, огурцы, чесночный соус, злополучные перья лука, кусок розового мяса с белыми прожилками, грейпфрутовый сок в пакете. Порывшись в навесных шкафах, нашел белый хлеб в нарезке, вскипятил воды, заварил чай. Разглядывая микроволновую печь, подумал, что можно приготовить горячее, но отказался от этой идеи. Соорудил бутерброды и, никуда не спеша, съел их, запивая чаем. Затем, смакуя, тянул пару минут сок из стакана.

Антон положил на стол сотовый телефон, собираясь с мыслями. Он хотел позвонить Анатолию и спросить. Правда, не знал о чем спрашивать. В то же время другой голос говорил ему: «Зачем тебе это? Ну, ответит он тебе на вопросы. Ты думаешь, что он не сможет придумать красивой истории, зачем ему три холодильника, и для чего продукты разложены так?»

Но Ефремов набрал номер.

— Антон?

— Ты извини, что я тебя беспокою.

— Какие-нибудь неудобства?

— Нет, все в порядке. Только не смейся. Почему три холодильника?

— Чтоб хранить в них продукты.

— Я серьезно. Их там так много, и они разложены одинаково.

— Я люблю порядок. Люблю, когда все лежит на своих местах. Вот из-за этого еда так и разложена. Надеюсь, ты все вернул на место, как было? Приеду, проверю. – Анатолий рассмеялся. – Расслабься. Шутка. Я не такой уж маньяк порядка и чистоты.

«Это точно, — решил Антон, — кабинет, в отличие от кухни, еще ждет своего хозяина».

— Но зачем столько еды?

— А вдруг приедут гости? Извини, что не предупредил. Я обещал тебе уединение, и вот так круто обламываю, но не волнуйся. Она беспокоить тебя не станет, ибо человек творческий. Художница. Или ты против женского общества?

— Нет. Но мог все-таки заранее предупредить.

— Извини, вылетело из головы.

— Ладно, проехали.

— Еще вопросы?

— «Сказки Мерриберга» твоя книга?

— Нет. Я нашел ее на чердаке, как только купил дом. Оборудовал кухню, и начал с верхних этажей осваивать жилище. Так что об авторстве ничего определенного не скажу. Кстати, интересные легенды. Немного похожи на детские фантазии. Знаешь, все мы в нежном возрасте способны на творчество. Вот и здесь будто идешь по дороге и сочиняешь один сюжет за другим.

— Да, что-то есть в этом. Ну, пока.

— Пока. Звони, если чего понадобится.

«Что ж, — подумал Ефремов, — а он в чем-то прав. Я почувствовал себя ребенком, когда посмотрел, что внутри холодильников, когда читал “Сказки Мерриберга”».

Легенды, отпечатанные на машинке, погрузили Антона в атмосферу волшебства. Хотел он этого, или нет, но незаметно поток слов, из которых соткано повествование, затянул в зыбкий мир, перекинув невидимую нить между реальностью и вымыслом. И вот, вернувшись в действительность, осмотрев содержимое холодильников, он ощутил себя частью сказочной истории. «Но на самом деле, — поставил точку Ефремов, — я внушил это себе». Разговор с Анатолием развеял заблуждения.

Действительно, так в детстве случается: к каждому событию мы приделываем искрящийся хвост фантазий. Любое происшествие, коснувшееся нас или увиденное нами, объясняется через призму тайны. Ребенок додумывает мир, словно даря ему еще одно измерение.

Антон допил сок и вернулся в кабинет. Продолжил читать сказки, хотя сознание посылало сигналы, что нужно закрыть книгу. С точки зрения взрослого человека данное чтение – бесцельное занятие. Нужно ответить себе на вопрос: почему молчит вселенная? А лучше всего придумать способ быстрого поиска сигнала искусственного происхождения. Но Ефремов ни на полмысли не продвинулся к решению проблемы.