Глава 12. Муравейник

«Кироку была одобрена заявка на участие в проекте «Райские яблоки» и кроме него еще нескольким «возможным счастливчикам». Они оказались последними. Затем доступ на космический корабль закрыли: места на «Фрашкарде» закончились.

«Возможные счастливчики» — так назвал их про себя сам Кироку. Он не стал отгораживаться от мысли, что относился к ним тоже, а счастливчики оказались возможными, потому что не всем посчастливиться дожить до конца экспедиции на планету Ашу. Но каждый из счастливчиков не мог помыслить себя потенциальным неудачником. Кироку рассудил здраво: дорога дальняя и всякое может произойти в космосе, но если ты попал на «Фрашкард», есть шанс начать жизнь заново в другом мире, похожем на Землю. А если шанс не выпадет? Кироку был равнодушен к плохому исходу. Фатализм это или апатия, не важно. Не выпадет, значит, не выпадет. Выживу, и то ладно. Не выживу, значит, не судьба. Ашу — она далекая и призрачная, что даже неудача отчего-то увиделась тоже призрачной и маловероятной.

Кироку не мог объяснить себе, почему он подал заявку. Порыв? Нет. В порыв он не верил давно, ибо к тридцати годам все чувства остыли. Они стали пугающе ледяными как безмолвное черное пространство космоса. Они не исчезли, а впали в анабиоз, как умеют впадать в анабиоз некоторые пресмыкающиеся. Скорее всего, решил он, это желание отдыха или перемены обстановки.

Кироку и еще несколько возможных счастливчиков были в столовой. Кироку сидел в молчании, прислушиваясь к разговорам.

— Я ощущаю себя хомячком.

— Почему?

— Ну, тебя неплохо кормят и ты в замкнутом пространстве корабля.

— Ничего себе замкнутое пространство — заблудиться можно.

— Да. Шестьдесят тысяч человек, включая экипаж и обслуживающий персонал это не хило.

— Не верится даже.

— Почему? Я тут недавно прогуливался по одному коридору. Так он такой длинный, зараза!

— Некоторые, говорят, есть коридоры более километра.

— А что за обслуживающий персонал?

— Те, кто будет за нами следить, пока мы в гиперсне. Инженеры. Биотехники. Медики. Наверно.

— Говорят, везут биологические образцы?

— Да. Где-то на «Фрашкарде» есть ковчег в несколько этажей. Там земные растения, насекомые. В основном. Но есть и животные.

— Домашние?

— Да.

— Я слышал, что «Фрашкард» — обман.

— В смысле?

— «Фрашкард» не рассчитан на колонизацию дальней планеты.

— А куда мы тогда летим?

— Летим-то мы на Ашу, но расчет иной. Мировое правительство, таким образом, от людей избавляется.

— Для чего?

— Ну как. Очищает Землю для новой расы.

— Слухи.

— Не спорю.

— А что за раса?

— Да откуда я знаю, как она называется. Сверхлюди. Слышал о них? — Собеседник утвердительно кивнул — Так вот. Оказывается там, в Атлантическом океане есть проход в параллельный мир. В том мире живут разумные существа, но иные, чем мы. Они могут летать без вспомогательных средств, эмоционально устойчивей.

— Слышал. Хотя все это нелогично. Ну, то есть, что ты рассказал о подготовке полигона. Зачем строить такой корабль, даже не корабль, а космический город, вбухивая астрономические суммы? Чтобы избавиться от шестидесяти тысяч человек? Не выжигай мозг.

— Да. Ты прав. Затрат много, а выхлоп ничтожный.

— Может, этих кораблей несколько будет. «Фрашкард-2». Три. Четыре. И так далее.

— Хочешь сказать, всех землян переселят на Ашу?

— Ну, не всех. Пока корабли строятся, кто-то, конечно, умрет.

— А вообще круто.

— Да. Мы — боги.

— Ты не серьезно?

— Какие еще к черту боги?

— Кстати, да. С точки зрения пещерного человека наши возможности безграничны. Мы для них были бы богами. Прикинь, изобретаем машину времени и отправляемся в прошлое человечества, чтобы удивить, скажем, своего «пра» много раз деда.

— А может уже изобрели. То есть изобретут.

— Ты о чем?

— Как ты говоришь, в будущем изобрели машину, и наши потомки прилетают в наше время и…

— Это анекдот с бородой. Я слышал гипотезу о том, что древние общались не с богами, а с самими собой, ну, то есть с очень далекими своими потомками, которые могли путешествовать во времени.

— Блин, я тут понял, почему человечество так и не встретилось с пришельцами.

— Почему?

— Пришельцы, достигнув высокого уровня технологий, строят космогорода и разлетаются не только в пространстве в поисках свободных планет, но и разлетаются во времени. Прикинь?

— А если «Фрашкарду» удастся встретить на планете хоть какую-то высоко разумную цивилизацию?

— Мы летим на Ашу. Там разумной жизни нет. Проверено много раз.

— Не скажи. Зонд, который все-таки долетел до планеты, высадился в одном месте. Конечно, он не обнаружил разумной жизни, подобно нашей цивилизации, но, возможно, зонд оказался в безлюдной зоне.

— А если встретим по пути пришельцев, или как там их правильно назвать?

— Сплюнь.

— А че?

— Мало ли, что у них в головах будет.

— Если головы будут.

— Вот именно. Какая форма жизни встретится, черт знает. И кто окажется богом, а кто пещерным человеком, неизвестно.

— Я тут старинную песенку вспомнил. Блин. Забыл, кто исполнял. Что-то там про бога, который просто устал.

— Хм, не знаю. За бога отвечать не буду, пусть сам за себя отвечает.

— А мы нужны богу?

— Спроси его.

— Ха.

— Я говорю, пусть сам за себя отвечает.

— Да мы сами же боги. Я же сказал. А если серьезно. Современное человечество не нуждается в боге. Кому нужна эта умозрительная идея. Нет, конечно, раньше она была нужна. Не спорю. Без бога древнему человеку не прожить было и дня. Вопрос выживания. А нам зачем? Если только в качестве исторической справки.

Вначале Кироку вспомнил фразу «бог умер», а затем гипотезу, которая объясняет, как получается так, что человек забывает о боге. Это связано с жизнью мира, причем под миром понимается, например, Западный мир, Русский мир, Арабский мир, Индийский мир, Китайский мир и так далее. Любой мир — природное существо. Оно рождается, растет, мужает, стареет и умирает. Все это свершается примерно в полторы тысячи лет. Кироку где-то читал о делении жизни мира на трехсотлетние циклы: заря, рассвет, полдень, закат и сумерки. Вводился, правда, еще шестой условный цикл: ночь. Это состояние реликта. Бытие вне истории, что сродни анабиозу, который может и длиться вечно, и закончиться скорой смертью. Отрицание бога начинается уже в период заката, а к концу сумерек — это воинствующий атеизм. Происходит это по причине потери жизненной энергии и, как следствие, общая усталость от метафизики, от высоких идей и уход в животное бытие.

После обеда Кироку направился в комнату отдыха, а затем в «спальню». «Спальней» назывался огромный отсек с капсулами гиперсна. Прежде чем погрузится в долгий сон, инструктор объяснил, как управлять капсулой. Конечно, автоматика все сделает за тебя, как только войдешь внутрь и запустишь команду «погружение в гиперсон», но есть возможность и ручного управления. Мало ли что.

Инструктор быстро ввел в курс дела и ловко показал, как и какие кнопки нажимать, в какой последовательности, добавив в конце:

— Не парься, если забыл. Внутри капсулы есть памятка. Справа. Ну, и снаружи тоже.

— Вас как зовут?

— Курт, — насторожился инструктор.

— Кироку. Почему вы решили лететь?

— А почему спрашиваете?

— Любопытно.

— Личные мотивы, — ответил Курт после недолгой паузы.

— Тоже как у меня? Усталость?

— Нет. Мой отец не дожил до этого дня, а он так хотел полететь вместе со мной на Ашу. Вот я и исполняю его мечту. Так сказать, пусть он увидит новый мир моими глазами.

— Интересно. То есть, интересно, что у всех разные мотивы. Вы один летите?

— Да.

— Без семьи?

— У меня никого нет, если вы про жену и детей.

— Извините.

— Не за что извиняться.

— Я ведь тоже один лечу. Ни жены, ни детей. А где ваша капсула?

— В рубке управления, — ответил Курт.

— Так вы будете управлять «Фрашкардом»?

— Да. Я инженер-техник. Слежу за состоянием корабля. Я, конечно, не один. Нас восемнадцать человек, включая меня. Мы работаем посменно группами в три человека.

Кироку знал об этом. Пока одна смена несет вахту у штурвала, другие смены находятся в глубоком сне.

Курт ушел. Кироку перечитал инструкцию несколько раз, мысленно повторяя последовательность включения и выключения в ручном режиме, и вошел в капсулу. Она располагалась вертикально. Итак, спиной к стене, зафиксировать ремнями корпус, нажать «ГИПЕРСОН». Нажал. Бронированная стеклопластиковая крышка опустилась вниз как забрало фантастического рыцаря-великана. Кироку надел респиратор. Автоматика предупреждающе пискнула — начало погружения. Кироку закрыл глаза и стал быстро проваливаться в сон без сновидений».

…

Борис Карев, закончив читать начало истории о Кироку, отложил лист, на котором и была напечатана эта история.

— Не дурно, — вяло произнес Борис.

Акио Накамура взял лист, сложил его вдвое и, убрав во внутренний карман белоснежного пиджака, спросил:

— Не понравилось?

— Трудно судить. Ведь это всего лишь отрывок. Начало. Но я правильно вас понял, что это будет антиутопия?

— Верно.

Главный редактор научно-популярного журнала «Солнечный ветер» Борис Карев, откинувшись на спинку мягкого кресла, машинально взял со стола ручку и стал вертеть ее в пальцах. От Накамура не скрылась задумчивость и некоторая растерянность собеседника. Неясная мысль скользнула в его глазах, но прочесть ее японский писатель не смог. Акио больше интересовал ответ на вопрос: «Стоит ли продолжать в том же духе?»

— Что ж, господин Накамура, вы не новичок, а заслуженный автор. Вы давно сделали себе имя, и советовать вам было бы странно, но мне кажется, что в желании воплотить в реальность герметичную историю, происходящую на космическом корабле-исполине, вы обкрадываете себя. Ведь все основное действо будет происходить на корабле?

— Верно. Я вижу, вас что-то насторожило. Что?

— Язык истории другой. Нет, я понимаю, это набросок, и со временем повествование обретет плоть в красивых подробностях и неспешных описаниях, чем вы и славились всегда. Только настораживает сама идея закрытого пространства, хотя… — Карев положил ручку на стол и внимательно посмотрел на писателя. Без того черные глаза главного редактора показались еще чернее. — Меня, если так можно сказать, угнетает ваше стремление написать антиутопию и, судя по всему, очень мрачную и безысходную. Символично, что за пределами локации — «Фрашкард» — есть лишь космос не пригодный для жизни.

Главный редактор сосредоточенно вгляделся в господина Накамура. При тусклом освещении настольной лампы кожа имела болезненный желтый оттенок, а в пухлых губах Бориса Акио прочитал недобрый знак.

— Почему мрачную и безысходную? — прервал молчание Накамура.

— Я сейчас расскажу вам свое виденье современной литературы. — Лицо главного редактора ожило. — Пусть остальные — читатели и авторы — придерживаются иных точек зрения, но я убежден, что кроме того, что литература не только создает новую реальность отличную от нашей реальности, но и она должна творить лучшую реальность. Кому нужен мрак и безнадежность? Писатель, садясь за печатное устройство дома, набирая текст на смартфоне в метро, начитывая на диктофон слова, должен, я подчеркиваю, должен дарить людям свет, надежду, любовь и добро. Конечно, звучит банально. Но вы меня поняли?

— Да. Но история «Фрашкарда» еще не написана, и пусть все там будет жутко, но закончится на светлой ноте. Я вас уверяю.

— Если так, то замечательно. И, кстати, не забудьте. Сегодня вечером встреча с читателями в музее древней истории человечества.

— Я помню. Презентация книги.

— Пожалуй, все. Я не держу вас. И мне бы хотелось… — Карев встал и протянул руку. — Чтобы первые главы вашей повести были напечатаны в «Солнечном ветре».

Накамура пожал руку главному редактору и произнес:

— Так и будет. Обещаю.

Он направился к выходу, но его остановили слова главного редактора:

— Простите, чуть не забыл.

— Да? — Накамура открыл дверь и обернулся.

— Вам знаком Аир Анатолий Всеволодович?

— Нет. Точнее, я о нем слышал, но ни разу не встречался.

— Не мудрено. Его книга «Сказки Мерриберга» выпустило другое издательство. Если бы господин Аир обратился к нам, то вы бы пересеклись обязательно.

— Безусловно.

Карев явно тянул время, но зачем он это делал, Акио объяснить не смог. Он ждал продолжения.

— Господин Накамура, понимаю, что я напустил ненужного дыма, но дыма без огня не бывает. Так вот. Анатолий Всеволодович появлялся у нас в редакции, надеясь встретиться с вами. Но не случилось. Вы были в доме творчества. Поэтому он придет на презентацию вашей книги. Вы уж удовлетворите его любопытство. Господин Аир интересный человек.

— А что он хотел?

— Как я его не спрашивал, он так ничего и не рассказал.

— Хорошо. Я с ним встречусь. До свидания, господин Карев.

— До свидания.

Накамура ушел. Он удивился сплетению судеб: «Этого дня в разговоре с Сергеем упомянул Аира, и вот я с ним увижусь».

Борис Карев, как только закрылась дверь, сел, выдвинул справа ящик и достал книгу. Он положил ее на стол и раскрыл на титульном листе. «Сказки Мерриберга» — гласило название. Борис пролистнул к оглавлению и, найдя по содержанию слово «Муравейник», перешел к короткой зарисовке.

Взгляд главного редактора скользнул по диагонали, вылавливая целые фразы.

«Муравейник»

«… раз он решил сходить в лес, просто без определенной цели. Прогуляться. Хотя, чего греха таить, цель у него была: найти новую жизни и удивиться ей, ее разнообразию и, возможно, соприкоснуться с новой жизнью. Долго он бродил по лесу, пока не встретил на своем пути муравейник. Жизнь в нем кипела. Он наклонился над муравейником, желая ближе рассмотреть новую жизнь, однако муравьи, кажется, и не заметили его. Вначале он огорчился сему факту, затем нашел его полезным для себя. Путешественник рассудил так: «Раз они меня не видят, есть время изучить их, но время пройдет, они заметят меня и тогда… Он с трудом представил, что случится тогда, но решил обязательно ждать, сколько бы это не заняло времени»».