000019 Человек и вселенная

Встречаются две вселенные, одна другой говорит…

Нет, как-то не так.

Похоже на начало какого-то анекдота, не более того.

А надо как-то по-другому. Надо вспоминать.

Пока есть что вспоминать.

Пока вообще осталась хоть где-то хоть какая-то память.

— Ну что… работа непыльная, сидишь, в темноту смотришь, кнопочки жмешь… — старый смотритель косится на меня, будто пытается понять, что это вообще ему такое прислали.

Пытаюсь шутить:

— На все сразу?

— Как же на все сразу, так всё сломаете, на все сразу…

Мысленно отмечаю про себя, ага, шуток не понимает. Это плохо, что шуток не понимает. Хотя кто его знает, может, наоборот хорошо, а то бывает, над новеньким чего только не сделают, пошлют на склад принести ведро компрессии или синюю краску в желтый горошек…

— В случае опасности наводите цель, сюда жмете. Понятно?

— П-понятно… а… что за опасность?

Старик смотрит на меня. Недобро смотрит.

— Увидите.

Говорить не хочет, отметаю про себя. Это совсем дело дрянь. Не люблю я таких, которые говорить не хотят.

Ладно, за такие бабки хоть с чертом работать можно.

Встречаются два человека, один другому говорит:

— Ну что… работа непыльная, сидишь, в темноту смотришь…

Нет, тоже как-то не так.

— Я не помню… — она в отчаянии смотрит на меня мириадами глаз, — ничего, ничего, ничего не помню!

— Кончай на себя наговаривать уже, я вчера тоже забыл, откуда куда лечу, сейчас только спохватился… бывает…

— Да нет. Это другое… я теряю память.

— Все теряем память, что хотела, голуба, возраст-то…

— Да нет… — она смотрит на меня, отчаянно, кажется, ей и правда страшно, — с какой скоростью память теряем?

— Двести терабайт за миллион лет… хотя у всех по-разному… но где-то так.

— Так… вот тебе и так, а я как теряю? За тысячу лет тыщу терабайт как не бывало!

— Так не бывает, что ты, в самом деле…

— Бывает.

Давным-давно, много лет назад…

Нет. Тоже не так.

Не умею я вспоминать. Да и вообще память меня подводит, крепенько подводит. Что помню… ничего не помню. Первый раз в первый класс… не помню. Как в школе шкаф на себя завалил, вот это помню, реву было… Что еще. Людку в универе помню, рыжая копна волос, боялся подойти, боялся взглянуть на неё… Потом пацаны по секрету сказали, чего паришься, тыщу рэ ей платишь, и вперед… потом дрался с пацанами, потом Людка мне сама то же самое сказала…

Что помню… ничего не помню. К доске пойдет… Мир рушится под ногами, не меня, не меня, ну пожа-а-алуйста…

— Подольский к доске.

За что…

Иду на ватных ногах, может, пока дойду, пробегут сорок минут, звонок будет…

— Ну что встал, как перед расстрелом…. Давай… говори…

— Ну… это самое…

— Чего это самое, что задавали-то?

— Ну…

— Добыча энергии, — шепчет Конюшкин, бить его за такой шёпот надо.

— Хороши уже подсказывать, видите, человек отвечает…

— Класс фыркает.

— Ну… и из чего же энергию добывали?

— Из звезд.

— Это сейчас её из звезд добывают, а раньше?

— Т-тоже из звезд.

— А совсем-совсем раньше? — Кто-то Кто-товна смеется, сколько в школу хожу, столько выучить не могу, как училку зовут.

Понимаю, что терять нечего:

— Костры жгли.

Класс хохочет.

— А между кострами и звездами? — прищуривается Кто-то Кто-товна.

— Это… из земли.

— Чего, прямо к земле провода подключали?

— М-м-м-м…. из ядра земли.

— Ой ли? Два поставлю.

— Ой, нет, не из ядра.

— А из чего?

Хватаюсь за соломинку, не знаешь ответа, говори, что можешь…

— А потом из звезд добывали, когда энергия на земле кончилась. Сначала от солнца добывали, это звезда такая была, а потом когда солнца не стало, другие звезды стали на энергию забирать…

— Ну а из земли-то как добывали, чудо ты мое?

— М-м-м… жидкость там какая-то была…

— Вода?

— Не…

— Вино?

— Не… эта… чёрная такая… как масло…

Класс заливается хохотом.

— Ну а как называлась-то?

Вертится, вертится слово на языке, и никак не может сорваться…

— Э-э-э…

— Не учил?

— Не, щас-щас вспомню…

— Ну-ну, вспоминай…

Вспоминаю, выдавливаю из себя, знаю, что неправильно:

— Хрюхть.

Конюшкин от хохота сшибается лбами с Вычкиной, оба валятся на пол.

— О-о-ой, горе вы мое… нефть называется!

Вспоминаю.

Так что все-таки что-то вспоминается…

Итак, встречаются два мира, один другому говорит…

Нет, не так.

— На что жалуетесь?

— Теряю память.

— Все мы теряем… понемножку.

— Да нет. Я помножку теряю.

— Ой, все так говорят, сам не похвалишь, никто не похвалит.

— Да нет… вы на клетки мои посмотрите.

— Ну что же… посмотрим нервные клеточки ваши… Да нормально все, сразу скажу — нормально, пациенты накрутят себе не пойми что, а потом окажется, все океюшки… Дайте гляну…. Ох ты чёрт…

— Что такое?

— Да что, что… Первый раз такое вижу… клетки прямо на глазах исчезают.

— Вот-вот, а я вам что говорила?

— Нда-а, дело-то дрянь…

— А что это? А отчего это так получилось?

— Инфекция это… есть такая инфекция, клетки губит… Но я первый раз такое вижу, чтобы вот так…

Встречаются два человека, один другому…

Ну да.

— Ну вот. Когда датчик сообщает, что в пределах досягаемости звезда — выверите координаты, направляете машину…

— Машину?

— Мне кажется, я ослышался.

— Ну да… «Аргус», машину…

— Машина в гараже стоит.

— Это автомобиль.

— А это корабль называется.

— Корабль в море плавает.

Первый раз вижу, как старик смеется, улыбается каждой клеточкой своего лица.

— Ну, вот… подводите к звезде, запускаете — забрать топливо. Дальше машина сама все сделает…

— Звезду высосет?

— Ну…

Встречаются человек и книга…

Вот так вот можно было бы начать.

Хотя нет. С книгой я встретился потом. Сначала с человеком. И со вселенной.

Открываю потрепанную книжонку. Что за старик, даже почитать у него нечего.

…ружена связь между отдельными звездами: оказывается, все звезды складываются в единую сеть, которая по строению напоминает нервную систему человека…

— Книжечки почитываем?

Вздрагиваю. Оборачиваюсь, смотрю на старика, а чего, нельзя?

— Молодец, молодец… люди-то вообще сейчас читать разучились… Чш, чего это она?

— Кто она?

— Машина, кто…

Смотрю. Датчик. Говорит про звезду в пределах досягаемости.

Сжимается сердце.

— Ну чего встал, давай-давай, направляй… не боги сапоги обжигают…

— Может, горшки?

— Горшки, сапоги, какая разница…

Направляю Аргус, ну только сорвись мне с цепи, ну только не послушайся…

Аргус слушается, несется стоокий пес к звезде, может, последней уцелевшей звезде…

— Так… теперь наводи-наводи-наво…

Старик запрокидывает голову, падает на пол, подавился, что ли… Очень похоже. Вспоминаю, что нужно делать, куда бить, смотрю на посиневшее лицо, нет, тут другое что-то. Ну что, что ты мне пальцем на табло тычешь…

— Ты… ты…

Спохватываюсь.

— А что делать-то?

Трогаю жилку на шее, не нахожу, разрываюсь между стариком и приборной панелью, здесь мало одного меня, мало, надо десять меня, не меньше…

Застывшая рука указывает на инструкции, и что я в них пойму вообще…

Встречаются две вселенные, одна другой говорит…

— Есть. Засек.

— Что засекли?

— Инфекцию… вот… возле клетки… счас, разберемся с ней…

Тингерман чувствует Бореслава. Где-то здесь, где-то рядом, уже научился чувствовать, когда Бореслав рядом. Ему-то что здесь нужно, неужели опять парень этот родственником Бореславским оказался, вроде бы на тридцать три раза проверял, не родственник он Бореславу, не родственник. То есть, где-нибудь в начале начал, может, и родственник, во времена мохнатых предков и шороха саванн, только это когда ж было-то…

Бореслав где-то здесь, поискать бы надо, или нет, не надо, Бореслав, он сам появится, долго себя ждать не заставит… Вот он идет, большой, шумный, вот уж казалось бы души бесплотные шуметь не могут, а шумный…

— Ты чего тут? — Тингерман смотрит на своего бывшего соседа по холмам, что непонятно-то, уговор был, вдвоём на одного человека не кидаться…

— Уговор был, вдвоём на одного человека не кидаться, — повторяет Бореслав, будто мысли читает. Может, и правда читает.

— Я первый к нему подкатил….

— Знаю.

— И вообще не родственник твой, — добавляет Тингерман

— Тоже знаю.

— Так чего…

— Так того. Хоть в курсе, что один чел в мире остался?

Тингерман пытается понять. Не понимает. Перебирает слова, понимает каждое в отдельности, но все вместе не складываются…

— Да быть не может, там еще близ Веги оставались…

— Ничего там не осталось, как Вега грохнула, так и не осталось ничего.

— А откуда он тогда сообщения получает? Из района Веги?

— Мил друг, эти сообщения сколько лет до него идут? То-то же… Там уже пятьдесят лет как нет ничего, а до сих пор сигналы идут…

— Ни фига себе, сказал я себе…

— Ну. Так что не обессудь, вместе тут куковать будем… Я чего смотрю, он делиться-то не собирается.

— Успеет ещё.

— Да что успеет, возраст-то поджимает уже.

— Какое ему сейчас делиться, а энергию кто ловить будет?

— Ну вот, звезду захапает, там и поделиться можно… Найдет себе землю какую, дом построит, поделится раз десять…

…следует перевести Аргус в режим потребления…

Перевожу.

Чувствую, если сделаю хоть что-то не так, умру на месте.

ЗАДАЧА ПРЕРВАНА.

Ах ты ж долбанный на хрен…

Здесь полагается вспоминать людей, которые по моей вине могут остаться без тепла и света. Почему-то не вспоминаются. Думаю только о том, что хрен я чего в этих инструкциях понимаю…

ЗАДАЧА ПРЕРВАНА…

М-мать моя женщина…

Тингерман спохватывается:

— Так если он сейчас пополам разделится… кто его уму-разуму учить будет?

— Мы с тобой, кто…

— Да не можем мы с тобой никого учить, нас же нет уже, миллионы лет как нет, понимаешь ты?

Бореслав бледнеет.

— Ну… сами значит… помаленьку до всего дойдут… чего куда нажать, как повернуть… а и бэ сидели на трубе…

— Да что а и бэ, ты хоть понимаешь, пока его потомки безмозглые на ноги встанут, палки в руки возьмут, тут всё это истлеет и в прах рассыплется!

— Что всё?

— Всё — всё! От Аргуса от этого и то обломков не останется на земличке, которую он там себе найдет! Слушай… — Тингерман задумывается, глаза пустые, — а может… может, не первый раз так, а? может, вот так же на Землю опустились… рукописи отставили… успеется… потом, потом… вот тебе и потом… суп с котом…

— А так помрёт, кому он все эти вирши твои передаст, а? Кому, а? Или у нас уже люди самозарождаются?

— Может, и самозарождаются…

— Сам-то хоть понял, что несёшь?

— Если разделится, разум потеряет, сам по себе не выживет…

— Выживали сами по себе. И не раз.

— Только людьми уже не становились, так зверями и оставались навсегда…

— А ты как хочешь? Один хрен, пропадут науки твои, а так хоть человечество спасём…

— Ну, вот он… вирус…

Две вселенные смотрят на вирус, который убивает одну из них, а там, гладишь, может перекинуться на вторую.

— Ну всё… лови момент, последний вирус остался, хлопни его скорей… пока не размножился…

Ага… щас…

Не спится.

И надо спать, и не спится, вертится в голове проклятая мыслишка, что мне уже девяносто, девяносто, девяносто, последний срок, до которого ещё можно разделиться, да уже поздно, говорят, но всё-таки ещё можно, а потом всё. И это уже не просто верещание родни всей, пора делиться, пора-делиться-пораделиться, тут другое уже, кроме меня уже делиться некому, на дальнюю родню не переложишь…

Отворачиваюсь.

Кутаюсь в одеяло.

Спать…

Легко сказать, спать, не даёт спать, стучит в висках…

Вечерами молятся на звезду

Воины — и снова идут в поход,

Бешеная конница во весь дух

Скачет по дорогам который год.

Впереди бураны метут и стелют,

Гонят не недели — века, года,

Впереди — седая, седая степь,

Позади — сожженные города.

Думаю, какой я буду, когда забуду всё это. Не думается.

— Ну вот, читай, — в памяти голос Тингермана, — впе-ре-ди-бу-ра-ны… Сам давай…

— Ме-тут и стелют… Гонят не недели, века, года, впереди седая, седая степь…

Хлопаю в ладоши, из букв складываются степи, кони, вины…

— Давай, повтори… а то забудешь…

Никогда не забуду, что вы, такое не забуду…

— Да забудешь… потом вырастешь, потом разделиться захочешь, пополам поделишься, всё забудешь…

— Не разделюсь! — смотрю на Тингермана, издевается он, что ли, — никогда, никогда не разделюсь!

— Все так говорят… потом вырастают, делятся…

Растираю виски, спать, спать, легко сказать, спать, заснёшь тут…

Сигнал тревоги.

Вот так.

Ни раньше, ни позже.

Работа непыльная… на кнопочки нажимаем…

Знать бы еще, на что нажать… Хочется на все сразу.

Звезда вспыхивает — ярко, бешено, еле успеваю зашторить стекло, еле успеваю зажмуриться.

Ну, сейчас… уберем заразу эту…

Две вселенные смотрят на заразу, несущую смерть.

— Ты тут чего?

Тингерман заглядывает в крохотную кухоньку, где Бореслав заваривает кофе, не себе, конечно, человеку, последнему, Тингерман даже толком не знает, как его зовут, человек он и есть чловек, если последний…

Бореслав пожимает плечами, вишь, кофе делаю. Что-что, а чашки-ложки Бореслав держать может, вот и пользуется…

— А это что?

Тингерман показывает на коробушку с порошком, с непроизносимым называнием, где её только Бореслав взял…

Усилитель вкуса… любит он добавлять…

Тингерману не нравится. Сильно не нравится, он еще сам не понимает, почему…

Вселенная атакует, вселенная не хочет отдавать свой разум, уже знаю, так просто без боя не отдаст…

Жму на все кнопки сразу.

Пропади оно всё…

Тингерман читает. Перечитывает. Выискал в энциклопедии…

…провоцирует деление организма. Применялось в 80-х годах прошлого века для людей, которые не могли разделиться (начать деление), в более поздние времена препарат был заменен на…

Тингерман мечется по «Аргусу», ищет Бореслава, ищет злополучную чашку кофе…

Встречаются две вселенные, одна другой говорит:

— Что такое?

— Не получилось…

— Почему?

— Ну, понимаете… инфекция, она тоже себя защищать научилась, вот как бывает-то… Ну что же… будем искать другой выход, будем искать…

— Да я не доживу, пока вы другой выход найдете…

— Ой, знаете… ничего вам пообещать не могу…

Обошлось.

Только сейчас понимаю — обошлось. Что-то случилось, понять бы еще, что…

Или лучше не понимать.

Снова перевожу в режим потребления, ну только не переведись…

Аргус жадно, хищно высасывает звезду, мне кажется, ей больно. Чуть не опрокидываю чашку с кофе, даже не помню, когда себе кофе наливал, да тут имя своё собственное забудешь…

Листаю инструкцию, нет, это не инструкция, это я другое что-то схватил, а да, книжонку эту…

Складываются в единую сеть, которая по строению напоминает нервную систему человека…

Падает сердце.

Только сейчас начинаю понимать, что это значит, только сейчас до меня доходит в полной мере. Мечутся по нервам вселенной слова и фразы, Вечерами молятся на звезду Воины — и снова идут в поход…

Сжимаю чашку с кофе, сам не помню, как оказалась в руке…

— Не пей!

Кажется, или я слышу…

— Ты его не смей трогать!

— Слушай, ты не лезь, а?!

Две тени, два воспоминания мечутся у меня за спиной, тень вонзается мне в голову, тянется меня к чашке, пей, пей, пей, я те дам род человеческий оборвать он хочет…

ОТМЕНИТЬ ЗАДАНИЕ.

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ОТМЕНИТЬ ЗАДАНИЕ?

Тень не даёт отменить задание, я те дам, ты чего, околеть тут без тепла решил, гринписовец долбанный…

Тень в моей голове отшвыривает от себя вторую тень, которая летит кувырком сквозь обшивку Аргуса в пустоту вселенной, кричит мне откуда-то из ниоткуда, через века и века — не пей, не пей, не пей…

Аргус думает вонзиться ему в мозги вселенной, высосать дочиста, или подождать…

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ОТМЕНИТЬ ЗАДАНИЕ?

Выплёскиваю кофе на пол, как во сне слышу из прошлого голос воспитателя я тя щас вылизывать всё это заставлю…

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ…

ДА.

Спрашиваю себя, что я только что сделал.

И зачем я это сделал.

— Ну что я вам могу сказать… своими глазами увидели чудо. Инфекция… остановилась.

— Да вы волшебник, доктор…

— Я здесь не при чем. Она сама… ушла.

— Инфекция?

— Ну… все-таки мало мы еще знаем, очень мало…

Встречаются человек и вселенная, и один другому говорит…

…и не так.

Не знаю, как.

А надо как-то писать, надо как-то объяснить то, что я сделал.

Кому объяснить?

Не знаю.

Одно знаю, возвращаться мне уже некуда. Стараюсь не думать о заснеженных городах.

Вспыхивает экран, ну что еще…

ВСЕЛЕННАЯ НА СВЯЗИ

Не верю себе, ошибка какая-то, насмешка судьбы…

Встречаются человек и вселенная, и одна другому говорит…

Диктую в пустоту космоса, уже знаю, вселенная услышит, поймет, расшифрует, подхватит, перекачает из Аргуса к себе…

Пределы горизонта шире,

Иней на траве,

Седой туман, разбитый в дым дождями дробными,

И все живое в этом мире,

И каждый человек

Стремится бессознательно к себе подобному,

Что было в августе нетленно,

Разметает в прах

Косыми ливнями, туманами молочными,

И каждый бог в своей Вселенной

И своих мирах

Страдает в эти дни от одиночества…