000018 Куда мы (все катимся)?

— И все-таки, в чем заключается основная причина того, что попытка создания единого мирового пространства провалилась?

Тингерман вторым краем второго глаза смотрит в экран, остальными краями остальных глаз смотрит статистику продаж.

— Ну, видите ли… единое мировое пространство было обречено с самого начала, еще задолго до своего создания. Я бы сказало так: мировое пространство было обречено в тот момент, когда мы решили разделиться миллионы лет назад.

— Вы полагаете… за это время люди стали слишком разными?

— Я бы сказал более того. За это время люди перестали быть людьми.

— Думаю, большинству наших зрителей будет обидно слышать такое.

— Что же делать, правду всегда неприятно слышать.

— А самого себя вы относите к людям?

— Нет. Категорически нет. Само понятие — человек разумный ушло с момента разделения.

— Разумный разумнейший.

— Да. Разумный разумнейший. Мы можем называть себя кем угодно, но не людьми.

— А это значит…

— А это значит только одно. Единое мировое пространство, созданное быстро и наспех, точно так же быстро и распадется.

— Значит, все эти стычки разных народов…

— …рано или поздно перейдут в вооруженные столкновения. И какое оружие будет применяться в этих столкновениях, остается только гадать.

— Это будет означать распад единого мирового пространства?

— Нет. Это будет означать гибель всех миров вместе взятых. В этой войне уже не будет победителей.

— Ну, что-то вы перегибаете палку, мне кажется. Я понимаю, современный зритель хочет громких сенсаций, но не до такой же степени.

— А до какой степени? Про какую степень тут можно говорить, если накал ненависти в обществе нарастает день ото дня? И это началось не вчера. И не позавчера. Вот казалось бы, двадцать лет назад кто-нибудь слышал о вооруженных конфликтах?

— Мир и покой.

— Вот вы говорите — мир и покой. А я помню другое. В своих поездках по белу свету мне довелось заночевать в одном городе, не буду говорить название, чтобы не вызвать лишних вопросов. Так вот, нужно мне остановиться на ночь в гостинице. Вот подсказали мне хорошую гостиницу, семь звезд. Подъезжаю, выходит носильщик, все культурно, все при всем. Спрашиваю у портье, нельзя ли остановиться на ночь. Портье говорит — никак нет. А что такое, мест нет? Есть места, но никак нельзя.

— Отчего же?

— Вот и мне стало интересно — отчего же. А оказалось все просто — больше половины гостиницы заселили постояльцы из мира А. Они, видите ли, не хотят видеть рядом с собой никого из других миров. Я уже собираюсь плюнуть и уйти, не сам, конечно, с помощью носильщика, который отнесет мой сервер. И тут меня осторожно спрашивают, а вы из какого мира? Из Це. Ну, из Це еще можно, можете устроиться в комнате, во-о-о-он там, в конце коридора. Знаете, после такого отношения честное слово хотелось плюнуть и уйти. Только не плюнешь и не уйдешь, идти-то некуда.

— Ну, это какой-то частный случай.

— Да я бы так не сказал. Я на своем веку этих частных случаев повидал будь здоров. Вы знаете, что значит остановиться в городке у людей мира Бэ?

— Славятся своим хлебосольством, стол накроют, постель постелют…

— А сами будут без конца смотреть на тебя, перешептываться — чужой, чужой. Детей приведут смотреть на чужого. Помню, вот так же волею случая оказался возле городка бэшников… позвольте уж так их по-простому назвать… И вот стучусь в ворота, так и так, пустите переночевать… Они ворота открывают, кланяются, здравствуй, гость дорогой, хлеб-соль подносят, хорошо, у меня тело материальное при себе было, хоть не живое, но материальное, было, чем есть. Ведут в дом, за стол сажают, все при всем. Я их обычаи худо— бедно знаю, знаю, как молиться, поговорки разные помню, ржаной хлебушко — калачу дедушко, не красна изба углами, а красна пирогами, хлеб всему голова… И вот, приводят детей, подводят ко мне. Я уже думаю, чем детишек занять, опыта с детишками у меня нет… и вот, мать или кто там при детишках их ко мне подводит и при мне говорит — вот, не будешь кашу есть, вот будешь как он. Я еще подумал, она про мою худобу, есть у меня привычка ходить в образе такого тоненького палочного человечка. А она продолжает — вот они Мати Сырой Земле не молятся, ничего святого для них нет, пропащие люди. Вот так. При мне. Я еще хотел возразить, потом думаю, не надо, у них свои обычаи, у нас свои.

— Однако, обитатели мира Цэ тоже не всегда отличаются уважением к другим мирам. Лично я был свидетелем вопиющего случая. Городок бэшников, рядом поле, люди землю пашут… и тут пролетают мимо м-м-м… граждане из мира Це. Насколько я понял, учитель и ученики… или туристы с экскурсоводом…

— Скорее второе.

— Ну вот. И я своими ушами слышу, как гид говорит: итак, вы видите перед собой переходную стадию от диких животных к человеку разумному…

— Да, но все остальные народы и правда являются переходным звеном между животными и нами.

— Вот видите, вы и сами внесли свою лепту в межнациональную рознь.

— Да, возможно, мне следовало молчать об этом. Но в том-то и дело, что мы не можем больше молчать, скрывать свою неприязнь друг к другу. Мы можем сколько угодно говорить себе, что вот эти — которые не из той плоти или вообще не из плоти — такие же, как мы, но наше подсознание не хочет это принимать. И чем больше мы будем скрывать свое отношение, тем сильнее однажды выплеснется противостояние.

— Большое спасибо за информацию. Напоминаем, уважаемые зрители, с нами был КМ, эксперт по международным отношениям…

Тингерман в гневе выключает экран. Что за бред, какое еще единое мировое пространство, откуда, почему, зачем. Или что-то случилось, а Тингерман не в курсе. Да быть того не может, чтобы Тингерман был не в курсе, Тингерман бывает в курсе событий еще до того, как эти события произойдут.

— Да.

Тингерман пытается вспомнить. Ничего не вспоминается, да и не вспомнится, ведь не было такого, не было, и быть не могло.

Электронная память услужливо помогает живой памяти, подсказывает какие-то видеозаписи, какие-то передачи вековой давности. Электронная память не раз выручала Тингермана, чего там только не лежит в архивах, человеческая память в жизни ничего такого не удержит, что там было сто лет назад…

Тингерман включает видео, выбирает какую-то запись какого-то заседания, прокручивает. Смотрит на самого себя столетней давности, еще отмечает про себя, что нисколько не изменился. А, ну да, еще бы он изменился, которые неживые, те не меняются.

Тингерман любуется на себя прошлого, который поднимается на трибуну, смахивает невидимые соринки с безупречно гладкой… кожи? Одежды? У Тингермана и не разберешь, где кончается кожа, где начинается одежда.

— Я очень рад, что мне выпала величайшая честь присутствовать на объединении всех разношерстных миров в одну вселенную. Когда перед нами встала реальная угроза уничтожения миров, очень важно объединиться всем вместе, чтобы пройти через единственную дверь, которая пропустит нас в мир будущего.

Тингерман морщится, что он вообще несет… Но ничего, зал слушает, аплодирует, люди (люди?) подписывают что-то, договор об объединении вариантов действительности в один вариант. Как бы еще объединить в этот вариант, кто бы знал, или это уже по части КМ, в один мир объединять…

Тингерман перезагружает память, подселяет в память новые данные, а то вон что в мире творится, а Тингерман и не знает…

— Бегите.

— Что такое?

— Бегите. Немедленно.

Тингерман не понимает, зачем бегите, куда бегите, какого черта ему названивают среди ночи, делать кому-то больше нечего.

— А… в чем дело?

— Миры расходятся. Люди разводят миры, каждый в свою сторону… А, Бэ, Це…

Тингерман догадывается.

— Доигрались?

— Доигрались. Наши собираются на севере Европы. Торопитесь, может, успеете уехать.

Тингерман торопится. Может, успеет. Аэро поднимается над городом, выше, выше, выше, город кипит, клокочет, сотрясается от грохота взрывов, уже и не понять, кто, куда, за кого…

Только бы успеть.

Серебристое сияние прорезает небо, вот черт, стрелять начали, этого еще не хватало. Тингерман берет выше, выше, выше, врешь, не возьмешь, что-то темное появляется из пустоты…

— Живы?

— А?

— Живы, говорю?

Тингерман с трудом растягивает губы в улыбке.

— Как я могу быть жив? Умер пятьсот тысяч лет назад, когда поставил синтетический мозг. А вы говорите, жив…

— Оклемался…

— И на том спасибо, еще одного трупа нам не хватало…

— Вы что, башню-то не видели перед собой?

— Не… не было никакой башни…

— Что принимали?

— Ни… ничего не при-ни-мал…

— Проверить его… не принимал он… что так высоко взяли-то, а?

— Так… бом… бом… бят…

— Кто бомбит?

— Ну… эти… Которые стреляют… миры растягивают…

— Что же, мы имеем дело с интересным случаем… по-настоящему интересным. Человеку случайно попал в архив памяти кусок из другой реальности, который тот, естественно, принял за часть своей реальности. И начал жить согласно этому варианту. Что вы можете сказать об этом сами, почтенный Тингерман?

— Все было не совсем так, как вы говорите. Сначала кусочек другой реальности попал мне на экран, похоже, телевизор принял что-то не то. Потом я начал ворошить свою память, и увидел там кусочки той же реальности… они лежали там довольно давно, может быть, много веков, никак не проявляли себя…

— Какое-то подобие компьютерного вируса?

— Я бы так не сказал. Вирус засылается преднамеренно, а здесь не было никакого злого умысла. Службы безопасности установили это совершенно точно. Но ловко же я попался, в жизни бы не подумал, что попадусь на такую удочку, а ведь еще считал себя умным человеком!

— А можно узнать, что именно вы увидели в той реальности?

— Одно я узнал совершенно точно. Если мы попытаемся объединить наши варианты реальности в один, то потерпим неудачу. Вся надежда на переключатель реальностей, на ключ, с помощью которого в будущее войдет только один мир.

— Ключ уничтожен.

— Простите?

— Ключ уничтожен. Бореслав уничтожил ключ.

— Бореслав? Откуда вы зна… КМ? Это вы?

— К вашим услугам.

— И куда вы дели ключ, позвольте узнать? КМ! Эй, задержите его!

Тингерман сжимает оболочку КМ, вот именно, что только оболочку, самого КМ уже нет, сам КМ уже далеко-далеко, оцифрованные это умеют, исчезать…