Глава 2, в которой трусы обычно не сознают всей силы своего страха

Время прытких мишеней,

потешный Господний тир —

ничего не попишешь, по-прежнему тут с тобой мы

нумерованное железо в чужой горсти,

растерявшиеся патроны одной обоймы.

Пристрелявшихся сумерек влажная паранджа,

хороводы светил в кромешной, густой лазури,

где бессмертные мы, вдруг уставшие поражать

не прогнувшийся мир — застыли на амбразуре.

То надсадно хрустит пядь за пядью земли кора,

то залётный сквозняк нерушимые сносит башни,

но пророка здесь нет,

а навстречу всегда — гора,

на вершине горы дымящийся день вчерашний.

Догорай, неизбежный мой, догорай.

©Лада Пузыревская

***

Это была страшная плеяда — бабушки-чекистки. Те, которые сидели в первых и вторых отделах. Они знали всё. И про всех. Они внушали священный ужас. «И тихонько пальцы тонкие потянулись к кобуре». Именно они, бывшие «комсомольские богини», определяли, «тварь ты дрожащая, или право имеешь».

То есть «наш» ты человек, или скрытый враг. И если ты проходил у них по категории «наш», перед тобой включался зелёный свет. Их врожденное или благоприобретенное чутьё давало им полную и абсолютную власть.

Они были неподкупны — в смысле, вряд ли нашелся бы идиот, который попытался бы их подкупить — пальцы тонкие хорошо знали своё дело, и это-то все знали, даже идиоты.

Их архивы, их источники информации, их всесильные щупальца и всевидящие оки, именно оки, а не очи, потому что очи — это так романтично, а тут никакой романтикой, кроме романтики революционной борьбы не пахло, пахло пылью архивов и замогильным ужасом. Животным ужасом живого к чему-то запредельному, таинственному, всесильному и жуткому.

***

В точке бифуркации определяется вектор дальнейшего существования. Либо по верхней ветке пойдет оно дальше, либо по нижней. И так и так в истории бывало. От того, как она, эта точка пройдена — либо бурный рост, а за ним эпоха благоденствия, либо жуткий спад и, соответственно, мрак беспросветный. Как эту точку пройдёшь, так оно всё и будет.

***

Покататься бы на каком-нибудь животном. Это такая смесь восторга и ужаса. Потому что животное — оно умное. Не как человек, конечно, хотя человеки тоже бывают разные. Бывают умнее животного, а бывают и наоборот. Потому что когда человека хотят оскорбить, ему так прямо и говорят — ты животное. Значит, животное звучит оскорбительно.

А человек звучит гордо. Это еще Горький так сказал. Или не Горький. Но кто-нибудь так сказал, это же не я сам так придумал. И не говорят животному, когда хотят оскорбить животное, — ты, мол, человек.

Умное животное куда хочет, туда и идёт. А человек на животном, соответственно, едет. Он-то думает, что он едет, куда он хочет, а на самом деле он едет туда, куда его везёт животное. Значит надо сделать так, чтобы животное захотело идти туда куда надо. А куда надо, знает только человек, который едет на животном. Или не знает. Когда он не знает, значит ему всё равно. Значит, он просто катается. Поэтому получается, что ехать и кататься — это две большие разницы.

Но я-то хочу покататься. Потому что если мне куда-нибудь надо, я на животном не поеду. Я лучше поеду на аппарате. Потому что аппарат — он совсем не умный, и не может ехать куда ему надо. Потому что ему никуда не надо.

Значит, на аппарате кататься нельзя, можно только ехать. А кататься можно на животном или на карусели. Потому что, сколько ни катайся на карусели, всё равно никуда не приедешь. Но я же никуда приехать и не хочу, я хочу покататься.

***

Странный дурацкий сон. Я даже почти не помню его видеоряд. Только событийную канву, причем сам-то я как бы и не совсем в материале. Нет меня там. То есть, как бы я там есть, но совершенно непонятно в каком качестве.

Откуда что взялось, можно догадаться, не так давно в руки попалась книжка вестернов. Что-то про пионеров. Нет, не тех, которые в красных галстуках, а других, типа суровых покорителей Запада. Короче, главная героиня сна, юная пионерка.

Нет, опять вы не то подумали, не девочка с ободранными коленками и растопыренными косичками, а прелестная молодая леди в суровых пионерских одеждах, даже как звать её, я не очень хорошо запомнил, не то Ненси, не то Нэтти, путешествует по дикому западу на дилижансе или фургоне, в компании суровых покорителей Запада, причем не просто так путешествует, а именно покоряет.

В смысле обретать новую родину едет. Какой-то ужин у костра, типа из мяса бизона, какие-то разговоры о превратностях судьбы, суровой и непредсказуемой судьбы пионеров.

И тут, откуда ни возьмись — эти, как его, ганфайтеры. В общем, просто бандиты, которые нападают на бедных путешественников, и отнимают у них скудные сбережения и ихний нехитрый скарб.

Ну и эта самая не то Нэнси, не то Нэтти удирает от них на своём не то фургоне, не то дилижансе. Ружья системы винчестер у неё нету, вернее как бы и есть, но то ли патроны кончились, то ли не может она в живого человека из винчестера пулять за милую душу.

И тогда эта милая суровая барышня удумывает вот такую фигню — она крошит мелко кактус, коих штук несколько в фургоне зачем-то болтается, и начинает пулять этими колючками — иголками в этих самых ганфайтеров, и ихних мустангов, на которых они уже почти совсем настигают повозку, да не тут-то было.

Ихним мустангам эта детская неожиданность из нежных дамских ручек явно не по вкусу приходится, и погоня отстаёт и не набрасывается кровожадно на милую барышню, на еёных попутчиков, на их немудрёные пожитки и скудные сбережения.

И я как бы при том присутствую, как бы переживаю за барышню, как бы даже кактусы помогаю шинковать на ходу, а дама только из этой громыхающей повозки швыряется этими зелёными снарядами, и вроде даже как иногда попадает.

Куда-то. Проснулся бодрым и весёлым под трель будильника, и стало смешно и радостно — приснится же такое. Это не иначе к деньгам. Или к дождю. Не может же такое просто так, ни к чему присниться.

***

В своё время Ольга с Ириной неплохо «оттянулись» где-то на Канарах. Две утончённые, аристократичные, можно сказать, небедные русские дамы почти одновременно оказались в лучшем отеле, половина номеров в котором была занята «новыми русскими». Заканчивалось уже время «малиновых пиджаков», тем не менее, манеры большинства «наших» были те еще.

Они сразу заметили друг друга и через некоторое непродолжительное время стали таки подружками «не разлей вода» — интересы у них практически совпали, да и вдвоём «держать оборону» от хамоватых соплеменников, чопорных иноземцев и местных мачо с намерениями альфонсов было несказанно легче.

Разница в возрасте была не столь и существенна, обе уже в «элегантном возрасте», поговорить было о чём, интересные собеседницы, которым было о чем даже не поведать, скорее, расспросить навязчиво друг друга, при том, обогатив друг друга, в смысле подруга подругу и информационно, и тем более, лингвистически — тут они оказались друг другу просто бесценны.

Поэтому, очутившись в Москве, Ольга не преминула созвониться и нанести визит вежливости, а потом они регулярно стали созваниваться и устраивать себе маленькие дамские праздники.

***

Культурный контекст. Откуда он только взялся. При условии, что ни о какой культуре речь вообще идти не может — голимое бескультурье свирепствует. Впрочем, это и есть культура. В смысле контекст. Свои традиции, своя мифология, своё миропонимание и мироощущение. Свое взаимодействие с окружающей средой и с социумом.

Ох уж этот социум. Попасть в социум иного уровня, иного порядка, иного менталитета всегда интересно. Не по-детски интересно. Или наоборот, по-детски. Основать в виртуальном пространстве настоящее государство с полноценным социумом.

Тем, кто хочет стать его первооткрывателями, сегодня не нужно плыть куда-то за тридевять земель, достаточно, не отходя от своих компьютеров, организовать и воспроизвести в пространстве коммуникации те отношения, которые и составляют социум: экономические, общественно-политические, культурные. При этом не имеет значения, в каком модусе первоначально развиваются эти отношения.

Виртуальное государство может стартовать как «игра» — но это нисколько не умаляет реальности образующихся в нем связей. Экономическая игра, которая приносит своим участникам реальный доход, позволяет им завести реальные экономические отношения, это не «виртуальный тренинг», а самая настоящая экономическая система.

Также и общественно-политическая игра, которая позволяет реально организоваться массам людей, способным реально влиять друг на друга и на ситуацию «вне игры», — это не игра, а реальная общественно-политическая система. А в области культуры вообще нельзя провести грань между «игрой» и «реальностью».

Важно только, чтобы эти потоки коммуникации — экономический, общественно-политический и культурный, — развивались не по отдельности, а вместе: чтобы они регулировали друг друга, реагировали друг на друга, достраивали друг друга.

О перерастании этой игры в настоящий социум можно говорить тогда, когда эта «игровая» сеть отношений для участника игры станет более значимой, чем отношения, связывающие его с «обычным» социумом. Ведь социум, как уже было сказано, — это не что иное, как потоки коммуникации.

Так, с точки зрения эффективности управления, виртуальные государства оказываются куда более реальными, и наоборот.

***

— Держите меня семеро! Я ему щас как врежу! — Лариса ухватила плюшевого зайца и сделала попытку швырнуть его в хозяина студии. Мозговой штурм в разгаре, и как всегда, страсти постепенно накаляются, азарт начинает перехлестывать через край.

У клиента есть хотелка. Но клиент не знает, что ему надо, он увидит, что будет в итоге, клиент готов платить за результат, и платить хорошо. Это если результат будет хороший. Искать крайнего в таких ситуациях — просто глупо.

Надо выключить мозги и дурачится, надо провоцировать и создавать ситуации, смешные и дурацкие. Камеры всё запишут, и начнётся работа. Долгая и кропотливая, профессиональная работа для профессионалов.

А сейчас как раз и происходит «таинство». Ноу-хау, так сказать. Изюминка этого ноу-хау заключается в подборе участников.

Ларису привлекает экстремальность мысли, творчества и жизни. Лариса мотается по выставкам, тусовкам, «горячим точкам» и находит яркие типажи. Её работа заключается в том, чтобы обаять незнакомую компанию, заманить в студию и раскрепостить.

Причем, чем нетривиальнее будет публика, чем веселее пройдёт представление, тем больше можно будет снять креатива для дальнейшего узкого пользования.

Идея эта пришла Ларисе пару лет назад, и штук пятнадцать представлений уже прошли на ура, побывали здесь и рокеры и гопники, и туристы-альпинисты, и даже раз она умудрилась зэков-отсидентов затащить.

Фирменный стиль агентства сформировался, клиенты стоят в очередь. Потому что весело и жизненно, дёшево и сердито.

Сегодня «у нас в гостях» художники — карикатуристы, натуры художественные, для которых свободное ассоциативное фантазирование на разные темы — вполне естественное и даже желательное качество.

Они тоже тут как бы на работе — тоже за креативом пришли. И бумаги-карандаши у них наготове, наброски и эскизы делать. Если удивят, мы с ними поработаем, но это если удивят. Они-то об этом не знают, они просто пришли весёлой компанией красивых девушек поразвлекать. Пока все идёт по плану.

***

Удивительно, как мы все по-разному устроены. Поэтому делать какие-то обобщения на самом деле не имеет вообще никакого смысла. Каждый из нас настолько непредсказуем, что заранее спрогнозировать хоть что-то, не удаётся практически никогда.

Вот мы всегда рассуждаем о вероятностях. Я сейчас скажу одну умную вещь. Только вы не обижайтесь. На самом деле вероятности только и бывают равны или единице, или половине, то есть одной второй.

В первом случае никакой вероятности нет. В смысле случится именно то, что и должно случиться. Всегда. Это мы знаем твёрдо и абсолютно уверены в том, что оно будет так, а не как-нибудь иначе.

Во втором случае мы точно знаем, что оно будет так, или будет по-другому. Или так или эдак. С равной вероятностью. Но тогда получается, что мы вообще не понимаем, с чем имеем дело. То есть оно или произойдёт, или не произойдёт. Ничего заранее предсказать нельзя. Это означает, что мы вообще не знаем, с чем имеем дело.

И если обычно происходит так, а не иначе, то это ничего не значит. Потому что в любой момент как раз иначе и может произойти. С равной вероятностью.

И это мы тоже знаем точно. То есть мы знаем, что мы не знаем. И это как раз всегда именно так и бывает, и не бывает никаких первых случаев, все случаи как раз и есть вторые.

Потому что первые случаи — это фантастика. Но я же не фантазёр какой-нибудь, я-то как раз могу точно сказать только о том, что уже произошло, и то с определённой долей вероятности. Которая всегда равна ровно половине. Или одной второй.

То есть только то, что оно на самом деле было, или оно не было. Потому что я не знаю. И никто не знает. Как оно на самом-то деле было.

***

Тупит. Когда персонаж тупит, я просто не знаю, что с ним и поделать. Вот сегодня тупит Саня Груздев, он опять оказался в магазине постельных принадлежностей, выпил прекрасного кофе, пообщался, вернее, перекинулся парой реплик с барменшей, а сейчас ходит, рассматривает совершенно ему ненужные перины, подушки, и другие спальные аксессуары с разными кружавчиками, фестончиками, прочими прибамбасами.

Продавец-консультант сперва порывалась его слегка проконсультировать, но он так на неё улыбнулся, что девушка сразу всё поняла, зарделась и убежала в секцию пижам и пеньюаров.

Он тут, среди всей этой буржуазной пышноты, как-то вдруг отчетливо и тоскливо понял, что не просто так сюда зашел, а из за Ирины. Нет, не то чтобы он понадеялся её тут встретить, и уж, боже упаси вас подумать, что он пришел предаваться эротическим фантазиям, воображать прелести Ирины и акробатические этюды с ней в предлагаемых к продаже будуарах.

Что-то такое странное с Саней произошло, сдвинулось в прошлый визит сюда. Влюбился? Чушь собачья. Кто он, и кто Ирина Вадимовна, она же ему если не в бабушки, то в мамки-то точно годится, ну на крайняк в очень старшие кузины.

К таким женщинам относишься с пиететом, любуешься, восхищаешься, можно даже сказать, преклоняешься, но как-то издалека, отстраненно, снизу вверх. Впрочем, ничего этого и не было, просто что-то сдвинулось в Саниной голове.

Побродив еще среди бесчисленного буйства выпуклостей и вспененностей, ощутив идиотизм ситуации и даже как-то внутренне пристыдившись, Саня кивнул красавице, осторожно подглядывающей за ним из дамской секции.

И где они только таких набирают? Похоже, специально для данного антуража и набирают, и экипированы девушки соответственно, глупость, конечно, но очень умышленная глупость.

Впрочем, глупость плохо продуманная, учитывая основной контингент вероятных посетителей, надо было бы сюда мачо парочку выставить, принарядить, гораздо больше пользы было бы, дамочки бабьелетные наверняка бы зачастили сюда, сделали бы выручку заведению.

Офигевая от собственного идиотизма, Саня оплатил шикарный будуар по астрономической цене, написал красавице адрес доставки. Свой, конечно, в смысле маменькин, вот маменька то умом тронется, когда будет это распаковывать, впрочем, не ему же одному офигевать, идиотизм заразителен.

***

Появление стрелка во внутреннем космосе всегда чревато какими-то неожиданностями и приключениями. Я стою себе за кустиками, он меня не видит, и прёт как танк, впрочем, на танк он нисколько не похож. Он похож на какого-то прощелыгу, и что он именно стрелок, можно догадаться только по луку через плечо перекинутому.

Ну, кто ж так луки-то носит. Только персонажи и могут так носить. Судя по прикиду, это или Иван-царевич к своей лягушонке направляется, или бывший лучший, но опальный пошел Чуду-Юду побеждать.

Ну какой он царевич — на помойках бомжи и то краше выглядят, а бывший лучший оружие уважать должен, казалось бы.

Коня у него нет, пешедралом чешет. Не хотелось бы, конечно, чтобы он Чуду-Юду обижал, Чуда-Юда у меня славная, цивилизованная, авось её не победит, обломается. По сюжету, конечно, он портвейн уважать должен, это на него вполне походит. Высовываться раньше времени не буду, а то еще он и меня победить попробует, в этот раз попробуем обойтись без мордобоя.

Я и не стал высовываться и качать права, убеждать его в своей правоте мне нечем, и я счел более разумным не комплексовать, а действовать. Последовала череда разнообразных приключений, о которых расскажу как-нибудь в другой раз.

***

А кому понравится, когда и если всё шито-крыто, втихушку обо всём договорились, а тут на тебе. За ушко да на солнышко. Большие дела не делаются под светом софитов. Тем более большие деньги.

Деньги вообще любят темноту и тишину. А еще деньги любят счёт. Это так говорить принято. Правда, не принято уточнять, какой именно счёт они любят. Я почему-то сомневаюсь, что они любят ничейный счёт, типа ноль-ноль. Или один-один.

Разгромный счёт они тоже вряд ли любят. Но это уже из области предположений. Я таким вопросом никогда не задавался, а теперь вот задался.

Решил задаться. Потому что денег то ага, хочется. А кому не хочется? Вот последний вопрос явно риторический, и им-то задаваться совершенно не стоит.

***

— Ой, Макс, смотри, кибитка удалая! Давай покатаемся, я так хочу на кибитке покататься!

Света с Максом, прогуливаясь по морозному снежку, непроизвольно свернули в парк и увидели прямо какое-то народное гуляние. Родители с детьми, праздношатающиеся парочки образовали какое-то подобие толпы или демонстрации.

В толпе мелькали задорные молодайки в плисовых душегрейках и цветастых полушалках, Чебурашки и покемоны, клоуны с красными носами, Санта-Клаусы и Микки-Маусы разные, некоторые увеселители были с гармониками или мегафонами.

Имелись в наличии импровизированные прилавки с блинами, кулебяками и прочей снедью, в стаканчики разливали чаи и морсы горячие, горячительное не продавалось, но разве нашего человека этим остановишь? — несколько развесёлых компаний разогревали себя из под полы, так это кажется, называется, когда нельзя, но очень хочется, а значит можно.

Конные полисмены взирали на это разухабистое разгулье с высоты своего положения добродушно и благожелательно.

— Где, Свет?

— Да вон же, вон.

Сани розвальни, или как они еще называются, запряженные лошадками в разукрашенной сбруе с бубенцами одни за другими уносились в звенящую снежную даль по аллеям зимнего парка, и возвращались с другой стороны, наполненные счастливыми и чуть помороженными детишками, с родителями и без.

— Свет, я вчера в инете прочитал, детишки уверены, что бразды — это такие звери лютые и пушистые, помесь бобра и дрозда, а кибитка — и вовсе летающая кубическая хреновина, которая этих браздов врывает, мочит нипадецки в клочья и ошмётки, а ямщик вырыл свои ямы, чтобы потом этих браздов потом захоронить, и сидит себе на обруче с лопатой, ждёт, когда эта кубитка всех раздолбает. Сказано же поэтом — бразды пушистые взрывая.

— Ладно, пойдём скорее, а то нам-то браздов не останется.

Протолкавшись к стоянке, или как его, конедрому, Света тут же пристала к отдыхающему в сторонке рулевому, экипированному, как и положено в ушанку, в тулуп, в валенки, мирно попивающему кофе из термоса.

— Здравствуйте, это Вы водитель кобылы?

— …

— А не могли бы Вы мне рассказать, как этой штукой управляют? Это же вожжи, да? Вот если за левую вожжу потянуть, лошадка налево повернёт, а если за правую — направо? А где у неё тормоз? За обе сразу надо тянуть? А для газа у вас кнут есть?

— Нету? Вы просто вожжами потрясёте и «НО!!!» закричите? А когда чтобы встать, то надо кричать «ТПРУУУ!!!»? А она вас понимает? И слушается?

— Ой, а мне Вы дадите порулить маленечко? Это же так интересно!!! А можно, я буду рулить, а Вы кричать, а то она меня может и не услышит, или не поймёт, на каком языке я ей кричу?

Дяденька в тулупе и в валенках никак не смог устоять перед таким напором, потеснился на своём облучке, и Макс в роли единственного пассажира экипажа лихо полетел бомбить несчастных браздов.

***

Вот и выборы. Мы выбираем, нас выбирают… Мнение народа. Народ, он мудрый. Он все понимает. Только пьет. Такая уж нам страна досталась. Но Родину не выбирают, надо жить с тем, что есть и делать, как лучше.

Мы выдвигаем самых достойных. Самых, что ни на есть… Надо, чтобы наше мнение было представлено. Потому что мы знаем, как надо. Нам уже надоело жить в грязи, гробить машины на колдобинах, смотреть в злые глаза соплеменников. Мы хотим, чтобы дети были веселы, а старики уверенно смотрели в завтрашний день.

Мы знаем, что мы победим. Потому что нам верят. Потому что знают — мы не подведем. Мы уж если сказали, то сделаем. Потому что так воспитаны. Хотя от случайностей никто не застрахован.

Они тоже выдвигают самых достойных. Им тоже надоело жить в грязи, гробить машины на колдобинах, смотреть в злые глаза соплеменников. Но они не победят, потому что народ все понимает. Они уже попробовали. Мы тоже попробовали, и у нас еще не все получилось. Обстоятельства. Злокозненные происки. Ситуация на мировом рынке. Атмосферные осадки. Но теперь мы точно знаем, как надо.

Мы хотим бороться честно. Всем уже надоели «грязные технологии», чемоданы компромата. Пусть судят по делам. Наши дела у всех на виду. Их дела тоже у всех на виду, но мы хотим бороться честно. Мы должны отстаивать интересы. Потому что наши интересы — это интересы народа. Мы и сами из народа, но сумели.

Они тоже сумели, потому и выдвигаются. Иначе бы им не хватило денег. Но наши деньги честные, и мы хотим, чтобы все было по закону. Для этого мы и выдвигаемся, чтобы делать законы. Чтобы отстаивать интересы. Потому что нам верят. Потому что мы хотим, чтобы дети были веселы, а старики уверенно смотрели в завтрашний день.

Они тоже хотят, чтобы их дети были веселы, а старики уверенно смотрели в завтрашний день. Но они уже попробовали, и у них еще не все получилось. Обстоятельства. Атмосферные осадки. А мы хотим бороться честно. Мнение народа.

Наши интересы — это интересы народа. Народ, он мудрый. Только пьет. Поэтому мы знаем, что мы победим. Потому что так воспитаны. Хотя от случайностей никто не застрахован. Но мы знаем, как надо. Мы выбираем, нас выбирают…

Все на выборы! Пусть победит достойный.

Я к чему эту бодягу тут написал? Выборы же на носу. И похоже, на нашу контору опять возложили. В смысле вспомнили. Что мы еще, как бы, существуем, и, как бы, за их счет, ну и за государственный тоже. И, похоже, Вениамин Николаевич тут очень даже причем. Раз уж он там, в офисе сидит. И Босс уже как бы тоже причем.

Потому что телефон опять звякнул. Но, похоже, у них в этот раз ничего не получится. Потому что мы же не волшебники. Тем более что оно уже началось. То есть нам-то сейчас вовсе не до выборов. В смысле не до спасения правящей пока партии.

Нам человечество спасать надо. В смысле вселенную. Потому что если мы не спасём человечество, то никакая правящая партия никому нинафик нужна уже не будет. Но там, похоже, этого и не понимают. Что ж, тем хуже для них.

Потому что человечество то мы спасём. И вселенную тоже. Это к гадалке не ходи. А вот с правящей партией — не, в этот раз ничего не получится. Потому что в нашей системе «образования» и социального обустройства человекоподобными уже становится большая часть страны, которой, безусловно, управлять намного проще, чем окультуренным населением.

Пусть сами попробуют. Но у них тоже, похоже, в этот раз ничего не получится. Слишком сильно заигрались ребятишки.

***

Востребовано. Впрочем, это и не так востребовано, как не востребовано. Но после всей этой ерунды хочется выполнить то, чего и не стоило даже замусоливать. К чему это я? Да просто накатило непонятное раздражение. Не знаю даже, на кого оно накатило, в смысле, что конечно знаю, что накатило то оно на меня, а вот благодаря кому или чему?

В смысле, кого мне отблагодарить то следует, хорошо так отблагодарить, аккуратненько?

Нет, не подумайте, я вообще-то миролюбивое существо и нисколько не кровожадное, у меня вон даже в квесте сущности такие славненькие, беленькие и пушистенькие. Но всё равно иногда накатывает.

***

— Что-то вы, ребята, совсем приуныли. Заработать хотите? — Рюрик с чашкой кофе подсел к бурбонящим Шнырю и Штырю.

— Ты, Рюрик, совсем оборзел, да? Ты с нами еще за старое не рассчитался.

— Не, братцы, я вам ничего не должен, уж извините.

— А не по твоей ли милости мы полгода на шконках парились?

— Да нет, парились вы по причине своей дурной головы. А мне светиться было не велено.

— Но по человечески-то ты мог?

— А я как? Вы думаете, что у вас всё так, само прошло? Кто вас выдернул то?

— Скажи еще, что ты тут руку приложил?

— Нашлись добрые люди. И я не с краю был, словечко замолвил.

— Ладно, говори, что надо?

— А надо, братцы, чтобы вы чуть меньше бурбонили, и чуть больше уши растопыривали. За всё полезное плачу конкретно.

— А как мы узнаем, что для тебя полезное?

— А всё. Что, где, когда — такую передачу видели? Вот и соображайте быстро. Одна минута у вас.

— Бабки готовы? За белобрысую платишь?

— И за неё. Вчера была? Конкретику гоните, будут бабки.

— Когда, где, во сколько с кем знаешь? А о чем?

— Когда и с кем знаю. За о чём — очень интересно. Не мне, заметьте. Серьёзным дядям.

***

Анархия мать порядка. На флаге написано. Были такие флаги, и сейчас, наверное, будут. Как мим это очень странная конструкция.

Сильно про это я распинаться не буду, вы и без меня этим мимом инфицированы, как мне кажется, я эту инфлюэнцу поганую попробую в мирное русло перенаправить. Ну, чтобы электричество в слаборазвитые районы, это, вы поняли, да?

Анархия как раз и означает хаос. Не совсем, конечно, хаос, но как бы кое-что другое анархия и не предполагает. А хаос, как мы уже выяснили, это то самое и есть, что первичный питательный бульон. Для соответствующих репликаторов, которые в этом бульоне размножаются и мутируют. В смысле развиваются.

Порядок, это тоже такой мим, который уже раз несколько до того домутировался, что человечество от него спасать пришлось, или человечество само как-то поспасалось, это тоже можно по разному трактовать, когда выгодно, когда удобно, если оно кому надо. В смысле, что цели как раз могут быть самые разные.

В квесте у меня нет ни анархии, ни порядка, потому что там всё предопределено как бы и детерминировано, хотя на самом деле и вовсе наоборот. Но об этом даже я не знаю, могу только догадываться, а догадки, как известно, никакого значения не имеют, если они не подкреплены.

Впрочем, вы уже обо всём догадались.

***

— Видишь ли, Юра, был такой гроссмейстер, Тигран Петросян. Восьмой или девятый чемпион мира. Так вот, когда он стал чемпионом, вся публика разом заговорила о том, что шахматы, как игра, игрой быть перестала. А знаешь, в чем была фишка? В том, что он предвидел малейшую угрозу задолго до того, как тучи начинали сгущаться, и гасил эту угрозу в зародыше.

— Это было бесконечное маневрирование в закрытых позициях. Это была защита, защита и защита. Любая попытка создать преимущество на каком-то направлении, приводила к закономерному ослаблению в другом месте, и наказание следовало незамедлительно. И об этом знали все, и большинство партий заканчивалось вничью. Потому что в защите Тигран не ошибался, и хладнокровно парировал любую угрозу.

— У него было прямо звериное чутьё на опасность. В конце концов, противники не выдерживали и допускали мелкие промахи. Уступали важные позиции. Отдавали преимущество. А преимущество Тигран реализовывать умел, выиграть у него было практически невозможно. И шахматы стали скучными, унылыми и непонятными. А публике подай атаки, жертвы, комбинации. Публика хочет зрелищ.

Ирина, как всегда, говорит сентенцию. Это вполне соответствует ее темпераменту, поэтому никто особо не удивился и даже, пожалуй, не заметил морфологической подмены.

Когда она говорит, лучше не встревать — ну любит тётенька поумничать. Почти как я. Я вообще-то про Петросяна знал, или, вернее, слышал уже что-то подобное, но в таком контексте как-то и не задумывался даже.

Сейчас вот возьму и встряну в их разговор, хотя третий им как бы и не нужен, у них диалог происходит, бесконечный такой диалог.

— Ир, я правильно мысль ухватил, ты это про бабочку, да? Ну, в смысле, если вовремя её нейтрализовать, то и пусть себе хоть замашется своими крылышками бяк-бяк-бяк?

— Правильно уловил. Только для этого нужно, как минимум Петросяном быть. Или звериным чутьём обладать. У кого из нас звериное чутьё?

— У меня, конечно. Ну и у тебя тоже чуть-чуть звериное. Не, я же не утверждаю, что ты тоже, как и я, озверела. Ты у нас от природы такая.

— Спасибо заводскому другу. Я всегда знала, что ты меня боишься. Но это не страшно. Боишься, значит уважаешь. Ты меня уважаешь? Наливай!

Юрий Васильевич только хлоп-хлоп глазёнками. Он еще не привык, что это обычная форма нашего с Ириной общения — приколы, шпильки, подначки. А пора бы уже и привыкнуть. Или к этому привыкнуть невозможно?

***

Мы все пришли из хаоса, и в хаос уйдём. Так, кажется, думали Древние. Всё Знание Древних каким-то образом вертится вокруг хаоса. И каких-то репликаторов в хаосе. Я не знаю, но репликаторы, похоже, особенно простейшие из них, подчиняются каким-то особым воздействиям, начинают вести себя как бы упорядоченно.

А чем это воздействие вызывается, пока уму непостижимо. Но оно есть, и воздействие, и я бы даже сказал, взаимодействие. Откуда что берётся, нам не дано предугадать, но какие-то элементы этого существуют испокон веков, они в культурах зафиксированы странным и причудливым образом.

Как еще объяснить, чтобы стало понятно мне, а соответственно и вам, некоторые странные явления, как то, действие мантр или молитв, разные магические круги и пентаграммы всякие.

Знания тут нет никакого, но есть что-то чудесное, таинственное, вернее, конечно, может быть и Знание есть. Потому что вокруг этого слишком много шарлатанов. И слишком много институтов.

Настолько много, что самими явлениями можно за малостью, ничтожной малостью и пренебречь. Остаются только шарлатаны и институты. Потому что природа не терпит пустоты.

***

А вообще эта хохмочка мне уже нравится. Цель то поставлена уж очень глобальная. Цель — основать в виртуальном пространстве настоящее государство с полноценным социумом.

Тем, кто хочет стать его первооткрывателями, сегодня не нужно плыть куда-то за тридевять земель, достаточно, не отходя от своих компьютеров, организовать и воспроизвести в пространстве коммуникации те отношения, которые и составляют социум: экономические, общественно-политические, культурные, даже и религиозные можно.

При этом не имеет значения, в каком модусе первоначально развиваются эти отношения.

Важно только, чтобы эти потоки коммуникации — экономический, общественно-политический и культурный, — развивались не по отдельности, а вместе: чтобы они регулировали друг друга, реагировали друг на друга, достраивали друг друга.

Удивительное рядом, и никто его запретить не сможет, потому что это как бы не более чем игра, но главное то — потоки коммуникации.

Ведь социум — это не что иное, как потоки коммуникации.

А закрутить эту игру оказывается и не сложно нисколько. Тем более, что с точки зрения эффективности управления, виртуальные государства оказываются куда более реальными, и наоборот.

В реальных государствах главное — тоже потоки коммуникации, оказывается. И силы, которые этими потоками рулят. И с появлением новых инструментов воздействия на эти потоки, рулёз становится как бы всё эффективнее.

Однако нарастание в реале консервативных тенденций и эмоций свидетельствует как раз об обратном — что их время кончается. Отражение духовной катастрофы цивилизации, настолько очевидно, что кажется более чем странным молчание современной философствующей элиты, среди которой, я уверен, остались еще здравомыслящие личности, не расхаживающие стройными рядами.

Просто потому, что кроме попыток удержания и укрепления постоянно меняющегося «статус кво», у этих сил нет никаких проектов будущего.

Главный результат сетевой эпохи состоит в радикальном изменении самой человеческой природы. Закономерности взаимодействия сознания со словом, звуком, цветом, ритмом, пространством, временем и культурным контекстом — все это методом проб и ошибок, интуитивных находок, тонких чувствований нарабатывалось веками.

Глупо игнорировать такой опыт, занимаясь изобретением велосипеда, и выдавая результат скромной самодеятельности за открытие мирового значения.

Чтобы жить в новом мире, надо его основать.

***

Вениамина Николаевича вызвали. На ковер. Ковра, правда, в кабинете никакого не оказалось, оказалась задушевная, можно сказать, беседа. Жесткая, можно сказать, беседа. В смысле, что пора отрабатывать. Что игрушки закончились, и если не мы, то кто. Потому что в мире эвон что творится, и концов не сыскать.

Что никакой принципиальной неопределенности в развитии общества для осведомленного прозорливца не может быть. Варианты развития, имея, безусловно, естественные горизонты долговременности, вполне сносно прогнозируются.

Но что кто-то действует, и действует жестоко и безжалостно, и что мы все под прицелом.

А на замечание про бритву Оккама Вениамин Николаевич жестко ткнут носом в очевидные неочевидности и предупреждён о неполном соответствии. Но все очень уж мягко, очень уж витиевато. Мол, если уж мы существуем, то надо отрабатывать.

И что с этого самого мгновения мы занимаемся только тем, чем обязаны заниматься. Прямым, то есть своим непосредственным делом, и ничем другим больше не занимаемся. У нас же всегда скоро конец света, всегда какие-то враги нам угрожают.

А для такого апокалипсического сознания не нужна свобода — нужно спасение. В несвободном обществе царя не выбирают, он считается помазанником Божьим.

Общество наделяет власть сакральными функциями, а власть заливает страну кровью, когда случаются кризисы. А иначе.… В смысле, что никакого иначе и не существует и никакой альтернативы у нас не существует, потому что её не существует вообще.

И черный эбонитовый телефон звякнул. Стало понятно, что цель оправдывает средства.

©Нигде не найти покоя тому, кто не нашел его в самом себе.