Часть 3, в которой легче познать людей вообще, чем одного человека в частности

Презирая угрозы прогнозов, ветрам вопреки,

вопреки мудрецам, обещающим вольному — волю,

я сижу верных тысячу дней у молочной реки,

провожая глазами шаланды, спешащие к морю.

Что увозят с собой из пустых городов моряки?..

Что останется здесь после них?.. Полушепотом спорю

с беспристрастным хозяином зыбких моих берегов,

властелином кисельных просторов бермудисто-топких

о спасительной силе кочующих небом снегов —

тополиной пурге, забирающей в нежные скобки,

результаты регаты — известных небесных торгов

за почетное право играть — не словами, но… робких,

бесконечных попытках дрейфующих с осени льдов

раствориться бесследно, а в случае крайнем — растаять,

стать водой и с собой уводить караваны судов

в тридесятое «там», где зимует пернатая стая…

На кисельной земле невозможно оставить следов —

не затем, чтоб нашли, если вспомнят, но даже на память.

©Лада Пузыревская

***

Любую историю, в конце концов, можно свести к «пришел, увидел, победил». Тогда это интересно, тогда это бестселлер. А если не победил, тогда это ужастик. Вот, например, есть такая русская народная сказочка про Красную Шапочку.

Ну, вы её все, конечно хорошо знаете, это не та, которую Шарль Перро написал, потому что он-то как раз бестселлер написал, про то, как пришел Серый Волк, увидел, и эта, победил, в смысле съел.

Но наше народное сознание из бестселлера сделало ужастик — откуда ни возьмись, какие-то лесорубы появились, откуда, спрашивается, лесорубам взяться, да и зачем? А ни зачем. Чтобы были. Чтобы бабушка и Красная Шапочка остались живыми и невредимыми.

Обе же дуры набитые, блондинки, наверное, потому что, хотя и не обязательно, их никому совершенно не жалко, а волк — он положительный герой, он умный, сильный, хитрый и быстроногий. Ну, слопал двух блондинок, молодую и старую, двух дур набитых, справедливость и восторжествовала.

Нет, нашему народному менталитету надо непременно, чтобы дураки победили. Не может наш народный менталитет дураков оставить в дураках. Потому что нет в жизни счастья. Поэтому обязательно, откуда ни возьмись, обязательно появятся лесорубы, чтобы сказку сделать былью.

А всё потому, что было у крестьянина при сына, двое умных, а один дурак. Нет, наверное, даже не с этого надо начать. Надо начать с того, что мы были Великими Охотниками на мамонтов, которые пришли на Великую Русскую равнину. И вот когда всех мамонтов съели, ну не всех, конечно съели, некоторые сами в болоте утонули и в вечной мерзлоте сохранились хорошо.

А которые не сохранились, тех съели. Не было у мамонтов естественных врагов, кроме Великих Охотников на мамонтов. Вот как раз у Великого Охотника на мамонтов три сына и было.

Когда Великий Охотник на мамонтов умер, а сыновья последнего мамонта доели, вот тогда старший сын, который умный, ушел на восток, не один, конечно ушел, он других умных собрал, и ушел. И там образовались арии.

Другой умный сын собрал оставшихся умных и ушел на запад. И там образовались протогерманцы. А вот последний, третий сын был дурак, и с ним другие дураки остались, ну которые остались в дураках. Жрать было нечего, и посадил дед репку. Перед этим, он еще по сусекам поскреб, и колобок испёк, но колобок тоже умный оказался, и от дедушки ушел, и от бабушки ушел.

А репка выросла большая пребольшая. И позвал дед бабку, потом внучку, потом Жучку, в общем, всех позвал, потому что ну очень большая пребольшая репка выросла. И стало им счастье. Дурацкое, в сущности, счастье, на самом-то деле, потому что какое еще у дураков счастье-то бывает. Потому что мамонтов съели, крокодил не ловится, не растёт кокос. Сиди и чеши репу. До Второго Пришествия.

***

Комарики у нас деревня называется. Вернее, деревня у нас никак не называется, потому что её нет, воинская часть, как и положено, имеет свой номер, почта и все остальные службы имеют юридический и прочие адреса по райцентру, а Комарики — это так, география с историей, хотя, вроде, наоборот принято.

Была деревня, три дома, в прошлом веке была еще, в двадцатых от нее ничего не осталось, где точно она была, сейчас никто о том и не скажет, вот дачный посёлок так неофициально и называют Комарики, да и нашу контору, которая от дачного посёлка по прямой, по болотам, по буреломам если, километрах в пятнадцати, а если по бетонке, а потом по трассе, то и все тридцать пять набегут.

А комаров у нас тут очень мало, даром, что болота вокруг, это надо очень постараться пошастать по округе в соответствующую погоду. А зимой, так и вообще благодать. А воздух то тут какой! Сосновый воздух, и разнотравьем пахнет так, что даже голова кружится. Это опять же в сезон, зимой просто звенящий и чистый воздух, которым не надышишься.

***

Собственно, это еще древние заметили, ну или просто узнали откуда-то, или им кто-нибудь сказал, что критическая масса составляет двадцать восемь человек. Больше, вообще-то можно, но как бы и не нужно, а вот меньше — ну никак не получится.

Вот хоть кол себе на голове пиши, не получится и всё тут. Почему — я не знаю. И древние не знали, почему. Потому что им кто-то сказал, или они сами заметили, что надо двадцать восемь, и всё тут. Хоть тресни.

И еще надо, чтобы все двадцать восемь подумали в одну сторону. Это-то как раз очень даже и понятно. Потому что если хотя бы один будет думать про белую обезьяну, то тоже ничего не получится. Потому что если про белую обезьяну думать, то вообще ничего не получится. И никогда. Именно поэтому и не надо никогда думать про белую обезьяну.

***

Приглашение принёс курьер из DHL. Молоденький мальчишечка переминался с ноги на ногу и почему-то краснел и смущался, пока Ольга расписывалась в бланке. Глянцевая картонка гласила про «Офицерский бал потомков бывших белых офицеров» и Ольга решилась. Потомки оказались забавной разношерстной камарильей в карнавальных одеждах, в эполетах, мехах и бриллиантах, с тростями и веерами.

Распорядитель громко провозгласил регалии славных предков, упомянув доблести и отличия, парадные портреты фамилии государя императора в тяжелых старинных витиеватых рамах смотрят со стен строго, но дружелюбно, даже одобрительно. Струнный квартет исполняет что-то из начала прошлого века, расфранченные юноши с подносами потчуют собравшихся коллекционными винами.

Стол с фруктами и закусками занимает положенное место, но никто не налегает на кулинарные излишества, отщипывают на ходу, чинно прогуливаясь по зале, разглядывая и лорнируя бейджики, которыми собравшихся снабдили при входе.

Сразу понятно, что завсегдатаев тут как бы и нет, персоны заговаривают друг с другом без предисловий, руководствуясь скорее законами броуновского движения, чем какими-то заранее установленными привязанностями или симпатиями, по крайней мере, у Ольги такое предубеждение сразу возникло и на протяжении всего мероприятия повода разубедиться ей не дали — не было узнаваний, приветствий, радостных хождений навстречу друг другу, целований ручек и прочих церемоний, демонстрирующих эти самые привязанности и симпатии.

Речь звучит только русская, хотя и не всегда правильная, или наоборот, слишком правильная. Каламбурчики и то, что сейчас принято именовать сленгом, жаргонизмы то есть, вполне соответствуют началу же прошлого века.

Ольга определенно пришлась ко двору, легко и непринужденно улыбаясь, и принимая приглашения на вальсы и мазурки, искренне и задорно веселясь и отшучиваясь от даже легких намеков на назойливость.

Ничего её тут не заинтересовало пока, но время потрачено не даром, да и просто приятно окунуться в этакую великосветскую атмосферу начала прошлого века. Паркет и хрусталь безупречны, публика мила, обслуга расторопна.

Единственным узнаваемым, вернее узнанным оказался Валерий Викторович Троекуров, представление которого она услышала только краем уха, что-то там про адъютантов промелькнуло, толи предок его у кого в адъютантах служил, толи наоборот, в адъютантах у предка была какая-то знаменитость, будущий красный героический командир какой-нибудь.

Искры узнавания между ними не промелькнуло, на танец пригласил, и безупречно вальсируя, отпустил несколько изящных комплиментов, вполне в духе мероприятия, можно считать, что знакомство состоялось, и в принципе, можно считать, что цель поездки сюда, в эту страну, на родину предков, уже достигнута, миссия выполнена.

Потому что именно Валерий Викторович и является целью поездки сюда. Именно миссия знакомства с Валерием Викторовичем и есть основная и главная миссия, теперь она может обратиться к нему на правах давнего знакомого, не потребовалось искать варианты быть представленной, втереться в доверие, и тому подобное. Правда, как не возникло искры узнавания, так и не возникло того, что называют взаимным притяжением, близости какой-то, взаимоцелеустремленности.

Ольге было бы не трудно уцепить, обаять, но на этот раз нельзя, во-первых, ранг мероприятия не соответствует, а во-вторых, можно спугнуть, отринуть, насторожить. Нет уж, пусть всё идёт, как идёт, будет день, будет улов.

Впрочем, Валерий Викторович рыбина слишком крупная для нее, даже Вениамин Николаевич намного доступнее, даром, что сидит выше, к тому-то как раз очень просто с улицы попасть. Валерий Викторович же — это совсем другой коленкор.

Его же, как бы и не существует вовсе, а вот чем именно он занимается знать не просто не положено, а уж и вовсе невозможно. Тем более в её статусе. Если об этом узнают те, кому положено, то всё. Каюк. Кранты.

Персона нон грата — это самое минимальное, что можно с этого поиметь, а про максимальное даже и подумать жутко — про ужасы всех спецслужб во всём мире ей не понаслышке известно. Служба такая. Но её вроде пока здесь не раскрыли, в смысле её миссию. Иначе бы. Но не будем о грустном.

Тем более что бал стремительно катится к концу и надо очень аккуратно улизнуть по-английски, дабы не обратить на себя внимание тех, кому положено, их то тут, в этой камарилье театрализованной, наверное, пруд пруди, или как это по-русски еще сказать, видимо-невидимо.

Вот именно, видимо-невидимо, лучше сказать просто невозможно, а так точно и остроумно на никаком другом языке пожалуй и не скажешь. Каламбурчик-с.

***

Пространство романа. Особенно в том, что оно возникло из ниоткуда, и развивается в никуда, заселяется персонажами, расширяется, мимикрирует в угоду полёту авторской фантазии. Возникает логически трудноразрешимая задача.

Опустошение культурных форм, разрушение и исчезновение смысла стоит попробовать выразить языковыми средствами; отразить смысл отсутствия смысла.

Потому что искать какой-то особенный смысл там, где его нет, и по определению быть не может — это вообще непросто для неподготовленного ума. К нам с вами это, естественно, не относится.

©Окончательно соскучившись, мы перестаем скучать.