Глава 11

Поздно вечером, расстелив на траве плед, Ветер сидел в своем любимом уголке в саду и наблюдал за причудливым танцем переливчатых цветных огоньков над водой. Две луны, одна из которых была полной, заливали пространство вокруг голубоватым светом. Он приходил сюда каждый день с тех пор как вернулся, и за эти несколько дней уже успел привыкнуть к этому вечернему ритуалу. Пару раз к нему присоединялся отец, они разговаривали о том, что изменилось за время его отсутствия — о маме и мачехе, о Дэе и Оле, о делах клана — и о нем самом. Погруженный в свои мысли, Вэй услышал, что к нему присоединилась сестра, только после того, как она опустилась рядом с ним и положила голову ему на плечо. Какое-то время оба молчали, потом Ветер спросил, кивнув на светлячков:

— Твоя работа?

— Моя. У них довольно простая и логичная цепочка… — Оле резко вдохнула: ее руки коснулось что-то влажное и холодное.

— Это Бесс вернулся, не пугайся, — прошептал Вэй и почесал будто ниоткуда материализовавшегося зверя за ухом. Тот довольно рыкнул, бухнулся рядом, повозился немного, устраиваясь поудобнее, свернулся в клубок и затих.

— Я выхожу замуж, Вэй, — тихо произнесла Оле и осторожно протянула руку, чтобы погладить жесткую густую шерсть зверя. Ветер не стал ее останавливать: сегодня тот благосклонно относился к чужим прикосновениям.

— Кто он?

— Рин-то-Рин Ска-ро. Впервые после смерти мамы я чувствую себя счастливой. — Дева повернулась к Вэю, на ее губах мелькнула легкая улыбка, больше похожая на игру теней. Ветер обнял сестру.

— Я очень рад за тебя. Думаю, рано или поздно именно ты станешь матерью Ска-ро.

Оле лишь кивнула и, слегка склонив голову на бок, поинтересовалась:

— А когда у Мья-то появится настоящая мать, а не… эта? — Пауза красноречиво свидетельствовала об отношении к мачехе, навязанной им отцом. Вэй засмеялся:

— «Эту» зовут Мио. И если ее привезли аж с Ильды, значит, она того стоит. Она еще очень молода, но отец со временем воспитает из нее идеальную мать — преданную ему и клану, умеющую думать и принимать верные решения. Тэо сознательно выбрал именно ее: цепкий ум, жажда знаний и желание практиковаться в их использовании. А то, что она из младшей семьи, подтолкнет ее во что бы то ни стало доказать, что она не случайно оказалась там, где оказалась. Хотя, конечно, она не заменит нам маму.

Довольно долго оба молчали, наблюдая за танцем светлячков над водой. Тихо сопел дремлющий зверь, в глубине сада шумели водопады. Резкий порыв холодного ветра дохнул в лицо, растрепал волосы. Обе луны скрылись за облаками, светлячки попрятались, и стало темно. Оле заговорила первая:

— Помирись с Дэем.

— Я с ним не ссорился.

— Не лги. — В ровном голосе девы прозвучали явные нотки недовольства — признак крайней степени проявления эмоций. Оле настолько сильно задевает их с братом разлад, что это чувствуется даже через эмоциональный блок. Она продолжила, но эмоции из голоса уже улетучились, как будто их и не было никогда. Голос ее звучал ровно и бесстрастно: — Ему нравилось среди людей, нравилось то, как они на него смотрят и как относятся к тому, что он умеет. Но он вдруг вернулся домой, хотя уехал совсем недавно. Сказал, из-за тебя. И утром… вы сказали друг другу лишь несколько слов, но после этого он, будто сам не свой, ударил Зои, убежал в сад, он… плакал.

— Я и сам готов расплакаться от того, что между нами происходит. Его ненависть ко мне погаснет, наверное, только когда я умру. Или лет через сто.

— А папа?

— Тэо говорит, чтобы наладить отношения, нам не хватает лишь ума, все остальное уже есть, включая обоюдное желание.

— Папа никогда не ошибается. — Оле встала, шурша шелком одежд, зябко повела плечами и ушла в сторону дома. Бесс поднял голову и удивленно проводил деву взглядом. Широко зевнув, он снова свернулся в клубок, шумно выдохнул и затих. Да, отец никогда не ошибается. Значит, есть способ помириться с Дэем, нужно лишь хорошо подумать.

У воды стало холодно и неуютно: весенняя погода обманчива. Это днем кажется, что лето уже близко, ночь же все расставляет по местам. Он укрыл краем пледа сопящего зверя, поднялся и направился в дом, но по дороге передумал и свернул в глубину сада — туда, куда с некоторых пор старался не заглядывать.

Густо увитая плющом и шиповником беседка изнутри была ярко освещена. Брат сидел на полу, перед ним на низком столике лежал лист с незаконченным рисунком, рядом россыпь кисточек и баночки с тушью. Пара готовых рисунков сохли поодаль, поблескивая краской. В углу валялась кучка рваной бумаги — работы, которые Дэй счел недостаточно хорошими.

Удивительно, Дэй снова взялся за свое детское увлечение, которое давно и надолго забросил. Он хранил однажды подаренный ему братом рисунок. Не идеальный, но прекрасный в своей искренности, живой и теплый, он напоминал о том времени, когда они были единым целым.

— Я храню твой подарок до сих пор, — произнёс Вэй, присаживаясь напротив.

— Не стоило себя утруждать этим. — Дэй даже не оторвался от своего занятия и ответил достаточно спокойно для того, чтобы действительно решить, что ему все равно. Но это неправда. Маленькая капля радости, как тушь с кисточки, сорвалась и тут же растворилась в воде, без следа. Значит, стоит попробовать еще раз:

— Послушай, я понимаю твои чувства. Я действительно вел себя не как брат. Я тебя предал.

Рука Дэя, ведущая длинную тонкую линию, дрогнула, смазав ее. Перед братом лег чистый лист, а кучка в углу тут же пополнилась еще одной горсткой обрывков.

— Ты не мог бы уйти и говорить где-нибудь в другом месте? Ты мне мешаешь! — Неприкрытое раздражение в голосе, отложенная кисть и красноречиво сложенные на груди руки — все в облике и движениях брата вопило о том, что разговора не будет. Но Вэй не собирался уходить. Дэй тяжело вздохнул, будто смирившись, и снова начал рисовать. Вэй довольно долго молча следил за движениями его кисти, ему даже показалось, что он уловил замысел, но Дэй заговорил:

— Единственное, что было у меня и не было у тебя — это возможность вернуться домой. Теперь даже этого у меня нет. Формально с изгнанием ты потерял все, а по факту нашел гораздо больше. Но тебе мало, и ты затеял какую-то новую игру. — Он говорил, и на бумаге под его кистью лини и пятна складывались в нечто осмысленное. Только вверх ногами не понять, что именно получается. Брат вдруг поймал его взгляд: — Ты пришел не мириться, ты пришел работать со мной, как с очередным трудным клиентом. Но я не клиент, я — твой брат. Просто помни об этом, когда решишь попытаться в следующий раз.

Дэй отложил кисть, поднялся и ушел, оставив на столике рисунок, поблескивающий неподсохшей краской. Вэй осторожно развернул его к себе. Из мазков и пятен возникла морда тигра, вглядывающегося в свое отражение в воде. Символично: два тигра, два брата. Один настоящий, другой — его отражение. Вэй собрался уйти, но рисунок не отпускал. Что-то в нем было… Но что? Он долго рассматривал его, настолько долго, что устали глаза. Прикрыв их, он ушел в себя так глубоко, что не заметил, как пришел отец и бесшумно присел рядом.

Вэй распахнул глаза и наконец-то увидел на рисунке того, кого так внимательно рассматривал в воде тигр — рыбку кои.

Действительно, он видит в брате лишь собственное отражение, а не его самого. Вот же самовлюбленный идиот! Стало жгуче стыдно и в то же время досадно от того, что Дэй оказался умнее и проницательней. Он переиграл его! Это задевало.

— Я разочарован тобой, — неожиданно произнес отец. — Ты недооценил брата, поставил себя выше него. Но забыл, что среди Мья-то дураков нет и никогда не было. И я горжусь Дэем: он очень мягко поставил тебя на место, хотя мог больно ткнуть носом в твою несостоятельность. Это среди людей ты — единственный в своем роде. На Хейде ты — лишь один из нас.

Тэо бесшумно встал и ушел, а Вэй остался. Словно эхо в голове звучали фразы: «разочарован тобой», «недооценил брата», «твою несостоятельность», «поставил себя выше». Во рту — горечь, уши пылают, в горле — ком, и стыдно и жалко себя до слез. Ох и горькую пилюлю скормил ему отец! Противно чувствовать себя ничтожеством после того, как побывал богом, хоть и всего лишь для людей. Но полезно. Он действительно зарвался, возомнил себя Будда знает кем. Болван! Замахнулся на… Ничего не выйдет. Даже Руо уже не та наивная девочка. А уж брат и подавно.

Он сидел в беседке, кусая губы и рассматривая рисунок Дэя, пока не решился на то, на что не решился бы никогда — просить помощи.

Утром Вэй брел по саду без определенного направления. Вчерашний разговор с отцом принес много горечи и дал почувствовать свою ничтожность, зато исцелил гордыню. Теперь у него есть могущественный союзник. И надо признаться, с его поддержкой совершить задуманное станет гораздо легче.

Смущало лишь то, какую глупую и по-детски пафосную записку он написал, оставив Эли одну. Но этого уже не изменить. Остается надеяться, что она все поймет правильно. Ну а если неправильно… пусть. Давно пора научиться ей самой решать, как жить дальше. Жаль, он только начал работать с ее представлениями о будущем. Но даже этого должно хватить, чтобы она начала смотреть вперед, а не оглядываться на прошлое.

Неожиданно он оказался у беседки Дэя. Брат на месте, в той же позе. Снова тушь, бумага и веер кисточек. Нет лишь полога тьмы, укутывающего островок света внутри беседки. Напротив, в саду солнечно и не по-весеннему жарко. А в густой тени под крышей — приятная прохлада.

Вэй сел рядом с братом. Он наблюдал за движениями его рук, пытаясь поймать настроение и понять его чувства, уловить замысел. Когда-то это было возможно. Когда-то они думали одинаково, дышали в унисон, двигались согласовано и их сердца стучали в одном ритме.

Чтобы это случилось вновь, не хватает одного — перестать быть собой, откинуть логику, отдаться чувствам и перевести их на бумагу в виде линий, черточек и пятен. Довериться Дэю и идти за ним, а не тащить за собой…

Дэй провел линию, другую. Пятнышко здесь, серия мазков там, стало почти получаться предугадывать движения брата, и Вэй рискнул взять кисть…

Несколько тонких вертикальных мазков-черточек над плавной линией, которые Дэй одним движением кисти дорисовал в плавник. Получился контур рыбки. Аккуратные мазки вокруг пятнышка, что поставил Дэй, превратили его в глаз. Возникло давно забытое чувство, что они — одно целое, и не нужно ничего угадывать, все и так понятно: где нужен мазок, где — пятнышко, а где — другой цвет. Он давно не ощущал себя настолько свободным и связанным одновременно.

Азарт бередил кровь, вдохновение сбивало дыхание. Каждый мазок — часть единой картины, принадлежащей им обоим. Когда все закончилось, понадобилось время, чтобы прийти в себя.

У них получилась стайка рыбок, очень похожая на ту, что он видел в струях горной реки между валунов, когда вернулся домой. Дэй отложил рисунок в сторону, но начинать новый не спешил.

— Вот видишь, ты можешь понять меня, если сильно этого захочешь. Но почему вдруг, спустя столько времени?

Хороший вопрос. Чтобы ответить на него, снова нужно признаться себе в неприятных вещах.

— Сначала я был слеп, глух и глуп. А потом тебя не было рядом физически, чтобы попытаться. Прости. Я вел себя как… — Дэй не дал ему договорить, порывисто обнял и закрыл рот пальцем в знаке молчания:

— Мы оба вели себя как… Та картина уже завершена, к ней нечего добавить. Пора уже начать что-то новое.

***

Айн лежала в темноте и смотрела на Лиду. Та неподвижно лежала на своей кровати, почти с головой накрывшись одеялом и отвернувшись к стене. Даже в темноте было понятно, что она неслышно плачет — слишком остро пахло слезами и отчаянием. Она решилась заглянуть в память Лиды и тут же будто провалилась в центр огромного яркого беззвучного взрыва маленького корабля, а с ним и надежд на счастье рядом с тем, кто был в этом корабле — пронзительное чувство, разбивающее душу на осколки, оставляющее после себя только воющую пустоту.

Айн вытерла непонятно откуда взявшиеся слезы и снова вернулась в память девушки. Захотелось ей как-то помочь. Но как? Удалять этот образ нельзя, он слишком важен, как и прятать среди давних воспоминаний. Но нужно как-то изменить его, не меняя. Возможно, не будь он таким огромным и ярким, чувства, связанные с ним, не будут столь поглощающими…

После вмешательства в ее память Лида уснула, а вот Айн совершенно не спалось. Чувство голода, которое ее теперь и так почти не покидало, усилилось и терзало разум не хуже тела. То, что давали на завтрак, называлось «сухим рационом», и было совсем безвкусным. На упаковке было написано, что его нужно разводить вкусовой добавкой с витаминами, идущей в комплект к рациону, но почему-то ее не было, а витамины давали отдельно в виде пары пилюль. Айн съедала все, даже крошки подбирала, но все равно оставалась голодной. И даже вкусный обед из супа или ужин из бутерброда, похожего на тот, которым ее угощал Игорь, лишь ненадолго приглушал тянущее ощущение пустоты в желудке.

Ночью легче не становилось: мучили сны о переплетенных лентах. В последний раз красная лента разлилась в бурный поток. Его вязкие липкие струи опутывали и тянули куда-то вглубь, не давали дышать. Что-то нашептывали голоса. С тех пор ее и наяву не покидало ощущение, что этот красный поток везде, что он тянется к ней, закручивается вокруг нее, шепчет и хочет растворить в себе.

Космосим отвлекал от снов наяву и шепота, но уже смертельно надоел. Да, сначала это казалось весело и интересно, но чем дальше, тем крепче зрела уверенность в том, что это совсем не то, что ее сюда привело. Огоньки во снах все время гасли, разрывая душу, обжигая болью, пока белая вспышка не заливала все вокруг мертвым холодом.

Нужно что-то иное, чем игры в симе с полетами и схватками на маленьком корабле. Но лейтенант сказал, что другого способа увидеться со Стасом Жебровски нет. Но это не может быть правдой, ведь наверняка другие люди как-то встречаются с ним: и при этом они не летают на маленьких кораблях. Значит, нужно найти того, кто не станет сопротивляться ее вмешательству в память — желательно, чтобы это был человек в синей форме, офицер — и узнать, как же можно встретиться с генералом.

Айн не стала откладывать осуществление своей идеи, тихонько встала и вышла в темный коридор. Здесь, на этом корабле, освещение всегда было в режиме «ночь», а после отбоя даже этот тусклый свет гас. «Днем» здесь было нестрашно: отражались эхом шаги или речь, даже если в самом коридоре никого не было. Сейчас, когда все спали, тишина и непроглядный мрак в коридорах пугали.

По кораблю ее все время водила Лида, и теперь Айн нерешительно топталась на месте, решая, в какую сторону лучше пойти. Лида однажды назвала один из коридоров, мимо которого они проходили, «офицерским крылом». Почему обычный с виду коридор назывался «крылом», Айн не знала, но логично, что офицера нужно искать именно там. Она закрыла глаза и представила, что впереди идет Лида и ведет ее именно туда, где это самое офицерское крыло.

Остановившись, она открыла глаза. Действительно, память привела ее в нужное место: вот указатель на стене, а вот плита на полу, которая грохочет каждый раз, если на нее наступить. Айн аккуратно перешагнула шумный участок и пошла дальше. Все попавшиеся ей двери оказались заперты, а коридор вдруг разделился на два. Поколебавшись немного, она свернула в тот, что был освещен, но и в этом коридоре все двери тоже оказались заперты. Привыкнув к этому, она чуть не прошла мимо приоткрытой, пришлось вернуться на пару шагов. За дверью спиной к ней сидел человек и сосредоточенно изучал что-то на мониторе комма. Кровати в этой каюте не было, и, несмотря на поздний час, человек был полностью одет в синюю форму. Вот он, офицер! Айн бесшумно вошла и осторожно потянулась к его памяти и, не встретив сопротивления, облегченно вздохнула. Неожиданно человек обернулся, и Айн тут же испуганно его оглушила. Поискав в его памяти образы, связанные с генералом, она удивленно обнаружила, что он, оказывается, совсем рядом — за другой дверью, которая находится тут же, в этой каюте.

Айн вошла со смесью страха и неуверенности. Каюта была не больше той, что она делила с Лидой. Точно такая же кровать и тумба, привинченные к полу, такое же серое колючее одеяло. Вот только полки были не пустыми и унылыми, а полны всяческих мелочей, а на полу лежало толстое ворсистое покрытие. Наверное, по нему приятно ходить босиком…

Генерал удивленно приподнялся на локте с кровати и уставился на нее. Какое-то время он молчал, внимательно ее разглядывая, а потом заговорил:

— Как ты вошла? Впрочем, неважно. Раз сумела, значит, это стоило того. Чего ты хочешь?

— Я хочу помочь, я могу…— начала было она, но тут же осеклась и замолчала. Она хотела рассказать о том, что умеет, но испугалась. А вдруг генерал все же плохой? Ну и что, что многие здесь его любят, верят и хотят быть на него похожими? Ведь есть и другие, которые считают, что он виноват во многих плохих вещах. Она потянулась к его памяти, но глухая стена ее не пустила. Она смотрела на генерала, а он — на нее.

— Так что же ты можешь? — осторожно спросил генерал. Блестели его черные глаза, такие черные, что радужка сливалась со зрачком. Он не выглядел плохим, только очень усталым, и явно желал, чтобы она побыстрее ушла. Айн решилась:

— Многие здесь считают вас хорошим человеком, значит, если я вам расскажу про все, что я умею, последствия тоже будут хорошие. Я могу заставить любого… почти любого делать то, что мне нужно. Я понимаю эмоции, вижу образы памяти и играю с ними. Но это не все. — Она замолчала, поискала глазами и наткнулась на полупустую бутылку с водой, стоящую на полке. Айн сосредоточилась, и бутылка упала на пол, глухо булькнув.

Генерал медленно встал с кровати, поднял бутылку, повертел в руках и строго спросил:

— Это ты сделала? — Айн кивнула. Глаза генерала заинтересованно блеснули: — А насколько большой предмет ты можешь подвинуть и на каком расстоянии?

— Я не знаю. — Она слегка растерялась. — Надо пробовать.

***

Кордон Альянса перед Амалькарой всю душу вынул, допрашивая, куда и зачем они летят. Интересовались, где основной состав кораблей флота и целью визита. Обыскали «Индиго» вдоль и поперек, придрались к каждой запятой в бортовом журнале, но в итоге пропустили их. Эли приятно удивило, насколько спокойно и уверенно Костолиц разговаривал и вел себя.

На Амалькаре ей бывать ни разу не приходилось. В основном флот Карен летал вокруг да около. В общем-то, не особо интересовала ее эта планета. Да, один из крупных поставщиков лирия в секторе, ну, славяне, ну, не хотят вступать в Альянс, отчего тот обиделся на них и со своей стороны ввел экономическую блокаду, отказавшись торговать с ней. Собственно, поэтому и стоит кордон на границе. Некоторые его пытаются обойти, но сильно теряют во времени, деньгах и рискуют нарваться на пиратов.

Амалькара отличалась даже от засушливого и негостеприимного Регона в худшую сторону. Единственный материк, похожий на огромную кляксу, размером в три четверти полушария, сплошь покрыт горами и пустошами. Три больших озера на всю планету, несколько рек. Люди жили в основном у воды.

Но на планете все оказалось не так плачевно, как казалось с орбиты. Костолиц посадил челнок в первой точке, где часто бывал Джаспер. Ею оказался городок на берегу холодного океана, в северном полушарии планеты. Эли видела в иллюминаторе крыши строений, бескрайний темный лес, жухлую рыжую траву и мрачное серое небо. Она вышла наружу и задрожала, покрывшись мурашками от жуткого холода. Колючий ветер пронизывал насквозь, а тонкие ткани одежды ее вовсе не защищали. Марк вышел следом и накинул ей на плечи свой форменный китель, но это мало помогло.

Было досадно. Привыкла, что везде, где оказывалась, примерно одинаковый комфортный климат. И даже в голову не пришло, что может быть иначе. А вот Костолиц подготовился, будто заранее знал.

— Лучше подожди внутри, я сам схожу, людей поспрашиваю. Пары часов мне хватит, — сказал он, застегивая куртку и пряча руки в карманах. Низко надвинув фуражку на глаза, уткнувшись в пол и втянув голову в плечи, Костолиц зашагал в сторону городка. Эли не стала возражать и вернулась в теплое нутро челнока.

Через два часа Костолиц все еще не вернулся. Она попыталась связаться с ним, но он сбросил вызов. И три следующих. А потом и вовсе перестал реагировать. Еще через два часа она заволновалась и начала подумывать о том, чтобы пойти его искать. Но он явился. Хотя нет: сначала явился запах алкоголя, а уж потом — Костолиц.

— И что это значит? — потребовала она ответа.

— Джаспер садился тут последний раз три недели назад. Это слишком давно, и никого, похожего на Айн, тут предсказуемо никто не видел.

— А почему ты пьян?

— А почему ты спрашиваешь? Ты мне что, жена или мать? Я добываю информацию так, как умею. Не нравится — в следующий раз иди сама, если такая умная.

Марк вынул из кармана куртки початую бутылку, запихнул куртку на полку и сел в кресло пилота. Откупорив бутылку, он сделал несколько глотков из горлышка и поморщился. Откинувшись в кресле и сложив ноги на приборной панели, он уткнулся взглядом в потолок и как будто выдохнул с облегчением.

Эли распирало возмущение. Мало того, что он пришел нетрезвый, еще и с собой приволок! Она собралась разразиться гневной тирадой на тему тупых солдафонов-алкоголиков, но… Не так уж сильно Марк был пьян. А она ему и в самом деле никто, чтобы заботиться о его моральном облике. Эли прикусила язычок и сказала лишь:

— Извини.

Костолиц посмотрел на нее и удивленно вскинул бровь. Сообразив, что она не шутит, он снял ноги с приборной панели, сел в кресле по-человечески и ответил:

— Извиняю. А насчет моего состояния… Информация — тоже товар. В этот раз пришлось заплатить именно так.

Второе любимое место Джаспера было южнее и обрадовало солнцем. День клонился к вечеру, и небесное светило обласкивало косыми лучами, удлиняя тени. Марк посадил челнок на границе гор и сухой степи рядом с маленьким шахтерским поселком. Состоящий из трех десятков беспорядочно расположенных строений, он выглядел пустым и заброшенным. На многих зданиях облупилась краска, а пластик выцвел или пожелтел и покрылся трещинами. Кое-где в окнах вместо стекол стояли куски фанеры. На окраине поселка высилась огромная горнодобывающая машина. Безжизненная, она сильно накренилась вбок и застыла, словно странный памятник. Дополняли картину ржавая водокачка и клубки перекати-поля.

Когда-то здесь жили люди, но не сейчас. Возможно, они ошиблись с координатами…

Костолиц заметно нервничал: сглатывал, дышал глубже, чем обычно, а учащенный стук его сердца слышен был на расстоянии. Громко хлопнула дверь. Они тут же направился к источнику звука. На пороге строения, когда-то бывшего белым, а теперь неопределенного грязно-серого цвета, стоял человек в медуниформе и курил. Болезненно худой, с желтоватым лицом и ввалившимися глазами, он следил за тем, как они подходят к нему. После одной из затяжек он сильно закашлялся и сплюнул на землю кровавую слюну.

Человек заговорил с сильным акцентом. Эли с трудом поняла его вопрос «чего вам надо?», заданный на жутком ломанном английском. Костолиц ответил на русском и показал фото Айн. Эли не знала русского, но по интонациям поняла, что ответ Марка не удовлетворил. Они слегка спорили или договаривались о чем-то.

Ей совсем не нравилось, как этот человек на нее смотрел — пристально и вызывающе. Он сделал жест в ее сторону, Костолиц несогласно покачал головой. Они поговорили еще немного, Марк взял ее за локоть, отвел подальше и тихо сказал:

— Он явно врет и даже не скрывает этого. Он видел Айн, но где она, не скажет, пока мы ему не заплатим. Выгреби все более-менее интересное из аптечки и буфета челнока и неси сюда. А я попробую его дожать.

Эли не стала спорить и сделала все, как он попросил. Получилось два кулька: один с лекарствами, другой с едой. Костолиц забрал их и вернулся к беседе с человеком. Они снова договаривались или торговались, человек снова показывал на нее, Костолиц не соглашался. Пару раз даже как будто невзначай продемонстрировал, что вооружен. В конечном итоге они сумели договориться. Человек забрал оба кулька и ушел внутрь строения, хлопнув дверью. Костолиц выглядел довольным:

— Айн была здесь. Ее приютил на ночь добытчик из восьмого барака.

Сердце забилось чаще от радости, что наконец-то появился четкий след, а не только догадки и предположения. Барак с облезлой цифрой восемь на стене оказался пуст, на стук никто не ответил. Дверь держалась на честном слове, а замок выглядел хлипким до безобразия. Чтобы попасть внутрь и поискать следы Айн, достаточно хорошего толчка в дверь плечом. Можно попросить Костолица, но лучше все же дождаться хозяина.

— Он, наверное, на смене, — предположил Марк. — Тот мужик сказал, что него есть сын и дочь, которые живут в городе неподалеку. Дочь больна и не встает с постели, а вот сын часто его навещает, и он тоже видел Айн. Уже поздно, скоро стемнеет. Давай вернемся сюда утром, а на ночь…

Он не успел договорить. Из-за угла барака лихо вывернул велолет и резко остановился, подняв облако пыли.

— Эй! Вы кто такие и чего вам надо? — удивленно спросил на приличном английском парень лет восемнадцати, не слезая со своего транспорта. Черноволосый и черноглазый, утонувший в одежде не по размеру, он внимательно рассматривал их обоих, в любой момент готовый тут же уехать. Марк поднял руки, демонстрируя, что не вооружен:

— Мы ищем одну девушку, ее зовут Айн…

Парень тут же развернулся и поехал прочь. Марк ругнулся и ринулся следом, доставая парализатор. Между постройками разогнаться было непросто, и парень стал отличной мишенью. Выстрел. Марк попал в цель. Вытащив полубессознательного парня из-под велолета, он бегло осмотрел его: ничего серьезного, лишь пара ушибов и ссадины. Эли использовала аптечку Марка, чтобы привести пленника в чувство и обработать раны.

Придя в себя, парень, испуганно заозирался и дернулся, но Костолиц крепко придавил его к земле за плечи.

— Прости, что пришлось стрелять, — произнес он. — Мы просто хотели поговорить. Давай так: я тебя отпущу, если ты обещаешь, что не сбежишь, и ответишь на наши вопросы.

Испуганно сглотнув, пленник кивнул. Костолиц осторожно убрал руки, и парень сел, поджав ноги к груди и подрагивая.

— Ты видел Айн?

Кивок.

— Разговаривал с ней?

Кивок.

— Куда она направилась потом?

— В город.

— Куда именно?

— Я показал ей вербовочный пункт. — Парень открыл навигатор давно устаревшего комма и показал место. — Вот здесь. Больше я ее не встречал.

— Спасибо. Извини, что так вышло. Возьми, в качестве компенсации, — Марк протянул свою аптечку. — Она полностью заряжена, кроме того, что сейчас было потрачено на тебя.

Парень ошалело уставился на Марка. Нерешительно протянув руку, он цапнул аптечку и, нервно оглянувшись, тут же спрятал ее за пазухой.

К челноку вернулись уже в сумерках. Костолиц, приложившись к бутылке, снова долго пялился в потолок. Кажется, это не нормально. На «Индиго» он себе такого не позволял. Что вообще происходит?

— Марк, тебе плохо? — решилась спросить Эли. Тот лишь качнул головой в ответ. — Но я же вижу, что-то не так!

— Я справляюсь, — процедил он сквозь зубы. — Это не твоя проблема. Поднимай челнок на орбиту.

Значит, проблема все-таки есть. Вопрос только, в чем она состоит.

— Послушай меня, Костолиц! Если ты внятно не объяснишь мне, в чем дело…

— Агорафобия у меня! — рявкнул Марк, перебив ее. — Довольна? Поднимай челнок на орбиту.

Ну вот, все встало на место. А ведь он действительно неплохо справлялся. Если бы не что-то вроде отката в челноке, она бы ничего не заметила. А сейчас стало понятно, почему он нервничал, старался смотреть в пол и все время низко надвигал фуражку на глаза. Могла бы и догадаться: Костолиц всю жизнь провел в замкнутых пространствах кораблей и станций. У большинства таких, как он, подобная фобия. Ветер мог бы помочь, но он далеко.

Пожалев Костолица, в город она решила спуститься одна. Утро выдалось солнечным. Город казался самым обыкновенным, если бы не руины на окраинах. Дома и постройки в центре выглядели добротными и ухоженными, улицы чистыми, а люди хорошо одетыми и с виду даже здоровыми. Всюду — цветы, тенистые аллеи и фонтаны. Автолетов почти не было, зато велолеты здесь, видимо, самый ходовой транспорт.

Вербовочным пунктом оказалось аккуратное голубое строение, окруженное благоухающими клумбами. На скамейке у входа сидел старик и дремал, сложив руки и подбородок на трость.

Эли присела рядом с ним. Старик повернул голову и с нескрываемым удивлением произнес на английском:

— Мадам желает записаться в армию?

Эли немного развеселило подобное предположение, и она улыбнулась:

— Нет. Я ищу… подругу. Возможно, вы видели ее. — Она показала старику фото Айн. Тот долго разглядывал его, подслеповато щурясь, потом промямлил:

— Была здесь похожая совсем недавно. Прошла испытание и теперь служит на орбите. Марта! — Крикнул он, повернувшись ко входу в здание. На порог вышла полукровка. Одна половина ее лица была изуродована и выглядела пугающе отвратительно. Старик протянул ей фото Айн: — Глянь, это не та стрекоза, которая два раза сдавала?

Марта мельком глянула на фото и неприязненно ответила:

— Да, это она.

— Я бы хотела с ней увидеться.

— Подавайте прошение командованию, — Марта равнодушно пожала плечами. — Его рассмотрят в течение двух недель и назначат день встречи.

Эли понимала, что просто так на военный корабль ее никто не пустит, но у нее все же припрятан небольшой козырь в запасе:

— Хорошо, тогда свяжите меня с вашим начальством. У меня есть информация о состоянии и местонахождении Жебровски-старшего.

Старичок аж приподнялся со своего места, а Марта недоверчиво уставилась на Эли.

— Генерал погиб… — неуверенно начала она.

— Вы лично видели его тело? — холодно поинтересовалась Эли. После минутного раздумья Марта ответила:

— Хорошо, я доложу. Ждите здесь.

Минут через десять Марта пригласила ее внутрь здания и проводила в комнату с настольным коммом. На экране возник Стас Жебровски. Эли знала, как он выглядит, по новостям. Его преподносили как жестокого и не считающегося с людскими потерями тирана, который подмял под себя президента и фактически сосредоточил в своих руках власть над планетой. Может, и так. Но сейчас перед ней был обычный усталый человек, который пытался выглядеть бодрее, чем на самом деле.

— Мне передали, что у вас есть информация о моем отце. — Генерал говорил сухо и отрывисто. — Полагаю, не бесплатная, — он едва заметно скривился.

Эли согласно наклонила голову:

— Сведения несколько устаревшие, тем не менее я уверена, вам будет интересно.

— Сперва докажите, что вы действительно хоть что-то знаете о моем отце.

— Имя Петр Санин вам ни о чем не говорит? — Это была фамилия парня, который командовал операцией по спасению отца Жебровски на станции Ирис. Костолиц им тогда весьма успешно помешал. Генерал едва заметно вздернул подбородок. Ага, значит, она его зацепила! — Взамен я бы хотела увидеться и поговорить с девушкой, которая недавно попала в ряды вашей армии. Ее зовут Айн. Думаю, вы знаете, о ком идет речь.

— Возможно, — уклончиво согласился Жебровски. — Я позволю вам встретиться с этой рядовой, если она сама этого захочет. Ждите пропуск.

Генерал отключился. Марта, недовольная присутствием посторонних на своей территории, попросила ждать разрешение и временные коды для стыковки с линкором где-нибудь в другом месте. Эли вернулась на «Индиго» и заперлась у себя в каюте. Воображение будоражили разные варианты встречи с Айн: от неузнавания до отказа видеться с ней.

Когда прошло гораздо больше времени для того чтобы, по ее мнению, уладить все, даже самые мелкие формальности и получить, наконец, разрешение, она направилась искать Костолица, но никак не могла его найти — он не отвечал по комму, его не было ни на мостике, ни в зале совещаний, ни в столовой, ни в грузовом отсеке. Его никто не видел. На продолжительный стук в дверь его каюты никто не ответил…

***

Дверь в камеру Карен открылась и вошел… потрошитель — высокий лысый человек с очень красивой рельефной мускулатурой. Он был одет лишь в штаны и весь будто раскрашен серебристой краской — губы, веки, даже ладони. Выглядело это очень странно и довольно устрашающе, даже с учетом того, что никакого оружия при вошедшем не было.

Потрошители — хасканские воины. Невероятно быстрые, сильные и практически неуязвимые, умеющие сражаться голыми руками. По крайней мере, именно так говорили о них весьма немногочисленные свидетели встречи с ними. Теперь понятно, кто ее похитители. Интересно, что им нужно…

Приятным голосом, не вяжущимся с его внешностью, хасканец произнес:

— Коммодор Рэджи, следуйте за мной, с вами хочет поговорить полковник Обухов.

Ну вот, где рядовые воины, там и офицеры. Интересно, этот полковник такой же… модифицированный? Карен без возражений шагала за хасканцем. Ее привели в чистое светлое помещение с имитацией матового окна, полностью занимающей одну из стен. Из обстановки в комнате — только пластиковый стол и два стула. Один из стульев был уже занят обыкновенным с виду, спокойным седым человеком в серой форме, на другой ей предложили сесть. Несколько нервно оглянувшись на своего сопровождающего, оставшегося у двери, Карен подчинилась. Полковник усмехнулся:

— Если вы не будете делать глупостей, вам ничего не угрожает. В свою очередь, хочу извиниться за то, что вам пришлось немного побыть взаперти, пока мы не удостоверились, что вы — это действительно вы. — Он поднял руку, приказывая ей молчать, едва Карен попыталась говорить: — Я еще не закончил! Я знаю, у вас масса вопросов, и вы получите ответы — в пределах разумного, конечно! В свете недавних событий в вашей жизни процедура идентификации ваших ментальных характеристик была необходима, — Обухов сделал жест ладонью, передавая инициативу в разговоре Карен.

Вопросов было столько, что Карен растерялась, не зная, какой из них лучше задать первым. В итоге она решила начать с того, что попроще:

— Полагаю, осведомленность о событиях в моей жизни связана с обширной шпионской сетью?

Полковник поморщился:

— Мы предпочитаем называть этих людей наблюдателями. Они лишь собирают информацию и редко вмешиваются в происходящее, в отличие от шпионов, которых вы упомянули.

— Раз в моем близком кругу есть ваш шпион, — Карен упорно проигнорировала термин «наблюдатель», — он не может не знать, что для того, чтобы со мной связаться, не нужно устраивать похищений. Где мы находимся и где мой флот?

— Сектор Хоан, станция Вереск. Ваш флот там же, где и был вчера — где-то у Спарты, — ответил полковник, проигнорировав ее реплику о похищении. Карен была настолько удивлена услышанным, что даже не заметила этого.

— От Спарты до Вереска, если я правильно помню, больше недели полета, но вы сказали «вчера». Как это возможно?

— Это не тот вопрос, на который я уполномочен дать ответ. Могу только сказать, что при определенных условиях это возможно. У вас нет других вопросов ко мне?

— Есть! Что я, черт возьми, здесь делаю?!

— У нас есть информация о том, что армада Альянса движется на Амалькару, чтобы уничтожить ее. — Полковник сделал паузу, давая Карен возможность осмыслить сказанное им.

— Этого не может быть! — Карен вскочила, и потрошитель, до этого стоявший у двери, вдруг мгновенно оказался рядом, заломил ей руку за спину, заставив опуститься на колени. Карен вскрикнула от неожиданной боли. Обухов сердито качнул головой, потрошитель тут же отпустил ее и помог подняться. Пробормотав что-то вроде: «прошу прощения, рефлексы», он вернулся на место. Карен подошла к нему ближе, чтобы разглядеть повнимательнее. Хасканец лишь скосил на нее глаза, но остался неподвижным. Карен хотела было дотронуться до него, но не решилась.

— Я слышала о потрошителях, но всегда считала, что свидетели сильно преувеличивают их способности. — Она повернулась к полковнику. — Я не верю вам! Будь ваши слова правдой, я со своим флотом в составе этой армады двигалась бы сейчас к Амалькаре независимо от того, нравится мне это или нет.

Обухов виновато развел руками:

— К счастью или к несчастью, но империя Тарон больше не входит в состав Альянса. Именно поэтому ни вы, ни другие регулярные и наемные войска еще не получали никаких распоряжений. Спарта и Александрия объединились в Новый альянс и в глубокой тайне отправили войска на Амалькару почти четыре дня назад.

— Но я не понимаю, зачем им уничтожать Амалькару. У меня в голове не укладывается, как они могли решиться на такое. Погибнут миллионы людей!

Обухов усмехнулся:

— Когда речь идет о деньгах и власти, люди ничего не стоят. Ни Тарон, ни Хейда, ни тем более Зеда не в состоянии сами полностью обеспечить свою экономическую потребность в лирии. А вот Спарта и Александрия не только обеспечивают себя лирием полностью, но и экспортируют его. Без Амалькары Новый альянс будет единственным монополистом по экспорту лирия в обоих секторах, а это — очень мощный рычаг давления на остальных.

— А этот Новый альянс не боится, что Тарон и остальные не потерпят такой финт в отношении себя и постараются восстановить статус-кво?

— В условиях дефицита лирия это будет затруднительно, сами подумайте.

Карен поднялась и сделала пару кругов по комнате. Потрошитель у двери дернулся, но остался на месте.

— Политика, экономика… — проворчала она, потирая лоб, — ненавижу! Мне нужно поговорить с отцом. — Она усмехнулась, — вы все равно в курсе, кто он.

Обухов согласно кивнул:

— Я предполагал, что вы попросите об этом, и могу предоставить эту возможность. Позвольте вас проводить.

Карен шла за полковником по узкому безликому коридору, процессию замыкал бесшумно шагающий следом потрошитель. Идти долго не пришлось: почти сразу Обухов пригласил ее внутрь маленького пустого помещения с единственным комом.

— У вас не больше пары минут, — предупредил полковник.

Карен расположилась перед экраном и набрала личный номер отца. Тот ответил почти мгновенно. Одетый, хотя по меркам Тарона ночь уже далеко перевалила за полночь, усталый и какой-то осунувшийся.

— Дочь, что-то случилось?

— Это ты мне скажи, что случилось?

— Ничего. Все в порядке. Я работаю.

— Конечно, — язвительно заметила Карен, — и пневмошприц держишь рядом только для любования изяществом и совершенством его форм.

Лорд бесстрастно промолчал, проигнорировав шпильку дочери. У Карен внутри все похолодело: отец действительно чем-то сильно обеспокоен. Она решила спросить напрямую:

— Новый альянс — это правда?

Лорд молча кивнул.

— Можно как-то помочь Амалькаре?

— Ты и об этом знаешь… — Лорд устало вздохнул. — Мы сами узнали только сегодня. Его армада ушла четыре дня назад, и по самым оптимистичным прогнозам ей понадобится около трех недель, чтобы прибыть на место. Все войска и наемники, что находятся недалеко от системы Оникс и успевают уложиться в этот срок, уже отправлены на подмогу Амалькаре. Их мало, но сейчас это все, что мы можем сделать. Но все это — очень закрытая информация, и я боюсь спрашивать, откуда тебе все извес…

Обухов выключил комм и, вопросительно посмотрев на девушку, поинтересовался:

— Вы удовлетворены?

— Да! Нет! Вы должны вмешаться и помочь. У вас же достаточно для этого сил!

— Увы и ах, мы не можем помочь Амалькаре в том смысле, который вы подразумеваете, — вздохнул Обухов, виновато разведя руками. — Мы лишь защищаемся и никогда не участвуем в вооруженных конфликтах. У нас нет для этого ресурсов.

— Но ведь все знают, что вы — технически модифицированная, агрессивная и воинственная раса, с которой воевать себе дороже. У вас — самые быстрые корабли и новейшее мощное оружие. При столкновениях с вами остаются лишь исковерканные обломки и изувеченные трупы! Все вас боятся и предпочитают не связываться, и вы говорите, что не воюете?!

Лицо полковника растянулось в довольной улыбке:

— Большинство из нас — обычные люди. А система наблюдателей — не только средство для получения информации, но также отличное средство дезинформации. Все, что вы о нас знаете, правда лишь отчасти, но именно эта частичная правда автоматически заставляет поверить во все выдумки, которыми мы вас кормим.

— Сплошное вранье кругом, — разочарованно покачала головой Карен. — Вы так и не ответили, зачем вы меня похитили.

— Мы действительно хотим помочь. Но все, чем мы можем поделиться — это информация и немного наших технологий. И вы примете в этом самое непосредственное участие.

Обухов распахнул дверь и галантным жестом предложил ей выйти. Они в том же составе вернулись в комнату с имитацией окна. Полковник сел на стул, ей же совсем не сиделось.

— И каким же образом вы хотите меня использовать? Мой флот для армады — тьфу! Она его даже не заметит! Даже если он сорвется с места мгновенно и опередит ее.

— Не соглашусь. Амалькаре сейчас важен любой корабль, и в сумме каждый из них добавляет ей шансов. А ваши психоментальные характеристики хорошо подходят для управления одним СУПРом. Это — корабль, размером и вооружением соответствующий классу тяжелого крейсера и управляемый одним-единственным человеком. В связи с этим его «тяжесть» только внешняя, а характеристики скорости и маневренности соответствуют легкому корвету. Этот корабль при удачном стечении обстоятельств в одиночку в состоянии справиться с линкором.

Карен уважительно присвистнула:

— Звучит заманчиво, но наверняка есть подвох!

— Подвоха нет, но есть условие, — Обухов усмехнулся. — Сами подумайте, как может один человек управлять крейсером?

Карен ненадолго задумалась, потом развела руками:

— У меня нет идей на этот счет.

— Это возможно, если корабль и пилот одно целое. Как бы вам понятней объяснить… Корабль живой, он очень послушный и будет делать все, что вы потребуете, угадывать ваши намерения и немедленно реагировать. Но чтобы он вас понял, нужно говорить на понятном ему языке.

Карен молчала. «Живые корабли» заставили ее усомниться во вменяемости собеседника, как и его слова в самом начале о «вчера у Спарты». С другой стороны, она убедилась в том, что потрошители, о которых ходило столько слухов, вовсе не миф. Она глянула на хасканца у двери — устрашающая внешность, быстрота реакции и сила прекрасно компенсировали отсутствие оружия в руках, которое ему только мешало бы. Отец подтвердил правдивость слов полковника, а значит, погибнут люди. Целая планета. И если есть шанс предотвратить это, пусть даже с помощью «живого корабля», стоит попытаться. Полковник расценил ее молчание как предложение продолжать и добавил:

— Для того, чтобы вы и корабль поняли друг друга, вам всего лишь нужно вживить в мозг имплант.

Это было уже слишком, и Карен, с определенных пор люто ненавидящая всякие процедуры, связанные с вмешательством в голову, совершенно искренне возмутилась:

— Ну нет! Я не дам совать в себя всякую хрень!

Обухов поморщился:

— Прекратите! Импланта даже не будет видно, а вашему здоровью и рассудку почти ничего не угрожает!

— Что значит «почти»?! — Карен нервно прошлась взад-вперед, потрошитель у двери настороженно проводил ее взглядом, но остался на месте. Полковник слегка замялся:

— Есть определенная доля риска, имплант может и не прижиться.

Карен остановилась напротив полковника и внимательно посмотрела тому в глаза:

— Я могу помочь как-то по-другому? Без того, чтобы… — Она красноречиво потерла лоб.

Обухов усмехнулся:

— Напрасно вы сомневаетесь: уверен, вам очень понравится. Кроме того, у нас есть еще один аргумент для вас. — Он кивнул потрошителю у двери, тот вышел, и вместо него в комнату вошел… Костолиц.