Глава 11

Открыв глаза, Элли поняла, что находится в своей спальне, причем лежит почему-то поверх одеяла, в платье, но без туфлей. Странно, на балу не бывает крепкого спиртного, только легкие молодые вина, а с них невозможно забыть, что именно произошло, но она понятия не имела ни как ушла с бала, ни как попала сюда. Что же произошло?

Девушке стало жутковато, но потом она успокоила сама себя: мыслей не слышалось, да и Вейдер молчит, а он либо залился бы лаем, предупреждая об опасности, либо молча эту самую опасность ликвидировал (пес был натренирован сбивать и удерживать злоумышленников). Тут вспомнился странный юноша, с которым она танцевала…

Элли вскочила на ноги как балерина, уснувшая между выходами на сцену — быстро и лихорадочно, но красиво и грациозно. Она бросила мысль о том, что хочет знать, кто в доме, и неожиданно пришел ответ: «Не бойся, это всего лишь я». Мыслеголос оказался странно знаком, но сама мыслеречь явно была не на русском и даже не на английском; язык был незнаком, но понятен. Как это возможно? Да, телепатия универсальна, но если думать словами языковой барьер все-таки остается, а тут его нет. Юная курсантка испугалась уже по-настоящему.

— Да что с тобой, Анна? — партнер по танцу подошел к ней.

Голос и им вызвали импульс дикой боли, и она снова рухнула, отдаленно услышав шум собственного падения, хотя тело уже ничего не чувствовало…

Очнувшись, девушка осознала, что лежит на чьей-то груди, стук сердца отдается в ушах но, как это не парадоксально, успокаивает. Чьи-то теплые губы коснулись виска, боль ушла, зато Элли ощутила прилив сил.

— Сестрица моя.., — прошептал тот же голос.

Слова подействовали как в сказочных историях, вызвав ту же картину с зеркалом: она — именно она, не кто-то еще — стояла довольно близко к золоченной раме, рассматривая рельефную вышивку на платье. Серебряные нити сплетались с золотыми, очень эффектно смотрясь на алом словно пламя лифе, туго обтягивающим безупречную грудь. Рыжие как на полотнах Тициана волосы резко контрастировали с белоснежной кожей и черными как смоль бровями и ресницами (кажется, ресницы были в два ряда, потому что колдовские сине-зеленые, как океан, если смотреть с мыса Рока, глаза почти не блестели). Она заулыбалась, ненакрашеные губы цвета рубина обнажили красивые белые зубы.

Да. это она, Анна Серебряная, дочь главы Серебряного клана Странников и прекрасной Верховной жрицы Абсолюта из Золотого клана. Среброволосый юноша в белых одеждах тоже жрец, ее младший сводный брат Гиацинт, единственный наследник отца, поскольку она не просто девушка, а еще и бастард, хоть и официальный. Сын главы Золотого клана должен взять жену из своего клана, а не жалкую полукровку с сомнительным статусом. Ее рождение вообще нечто отвратительное и недопустимое, ведь Странники не просто так разбиты на кланы, и они — высшая раса.

Ошеломленная видением Элли уставилась прямо в сиреневато-голубые глаза держащего ее на руках и, соответственно, в объятиях юноши, уже осознав, что это Гиацинт, но еще не понимая. что они оба здесь делают. Глаза жреца потухли: слишком большие провалы в памяти у его сестры, Локи повезло куда больше.

Гиацинт мягко погладил льняные сейчас волосы и незаметно вздохнул: в истинном облике у них нет ни единой схожей черточки, зато сейчас они действительно смотрятся как брат и сестра, не только благодаря схожему цвету волос, пусть и разных оттенков, но и благодаря идентичному цвету глаз. Случайность ли? Похоже, что в Анне все-таки больше от Серебряного клана, хотя у нее даже цвет индивидуальный, тогда как клановые цвета белый и серебряный. Красный — цвет воинов вместе с черным, но воспитывала ее Ирия, принцесса Агатового клана, вот Ра и позволил сделать все оттенки красного цветами Анны, от розового до терракоты.

Формальности Ги раздражали, но даже высшей расе от этого никуда не деться, хорошо еще, что Странники не носят корон, их сила и достоинства видны почти простым глазом, и необходимость в атрибутике благополучно отпадает.

Раса телепатов-телекинетиков, космическая, древняя и совершенная. была прекрасна за счет многовекового программирования генома, а потому даже в человеческих телах крылатые имели ряд отличительных признаков: неразрушимая костная ткань (наследие разных уровней гравитации), иное положение сердца (слева, но под другим углом), чистейшая белая кожа, ресницы в два ряда, необычный цвет глаз… и красота, куда без нее. Если бы кто-то знал об этом. вычислить Анну-/Элли не составило бы труда, хорошо еще. что выявленные признаки не ассоциировали с закономерностью и считали мутацией.

Еще одна особенность заключалась в том, что, если среди монголоидной расы несколько Странников и можно было найти, то негроидная раса была отринута — изначально «белая раса» предпочитала для воплощения тела европеоидов. Расисты? С их точки зрения, просто выбор идеального генотипа, сходного с собственным.

Сестра сейчас слишком человек, и не исключено, что кое-что стало необратимым, например, ее чувства и эмоции. Заигравшись в человека, Странник может обрести человеческое сердце.

Но она и раньше не была такой бесчувственной, как большая часть расы, как Локи, Ра, Ирия… он сам. Они всегда были такими.

Если ты выделяешься, умнее всего молчать.

— Ги, это и вправду ты?

Голос еще хриплый, но она явно не хочет говорить телепатией, оба всегда предпочитали разговоры вслух. Вместо ответа жрец расправил крылья и выпрыгнул в окно с сестрой на руках — ей надо вспомнить радость полета. ведь воплощенному недоступна лишь энергетическая ипостась, а летать-то он может. Тонкие пальчики цвета благородного мрамора вцепились в него так, что побелели еще больше, хотя подобное казалось невозможным.

«Не бойся, открой глаза и представь, что ведешь флайер или челнок, ты же умеешь»

«Это больше похоже на птерокар, но он не дрожит…»

«Понял»

Гиацинт широко расправил крылья, ложась на ветер как гигантский альбатрос, что позволило ему уделить внимание своей успокаивающей силе, которая коснулась разума сестры, прогоняя тревогу. Элли несмело открыла глаза, затем вдохнула поглубже, и ее кожа засветилась серебром — жрец догадливо разжал руки.

Стоило появиться крыльям, подсознательная память сделала свое дело, и девушка легла на ветер так же легко и красиво, как ее брат, который ничего не забыл. Их руки встретились, пальцы накрепко сплелись, Элли заулыбалась.

Обмен энергией штука очень полезная, но и одновременно коварная: ни одно живое существо не должно трогать Странника, если тот без сознания, иначе тот иссосет «донора» как энергетический вампир. Быстрая передача энергии возможно только через поцелуй, поэтому сейчас девушка почти не подпитывалась, но юноша касался сестры лишь с одной целью — удержать, если вдруг станет дурно, в сознании.

Похоже, полет проходил вполне благополучно.

Странники говорили, что у них в жизни есть только ветер и дорога, ветер вытрет слезы, а дорога приведет к новой жизни. Сейчас в сердцах брата и сестры отчетливо звучал зов звезд как песня свободы, но осуществлять его было еще рано. Странники умеют ждать.

Покружив немного в ночном небе, оба вернулись к дому.

Элли думала о Кире — неудивительно, что, только увидев рыжего красавца верхом на байке, бесстрашно рассекающим тихие улицы, ей тут же показалось, что она знает его уже давным-давно. Как она не вспомнила Локи сама, без помощи брата? Не исключено, что и это часть наказания, но как все-таки тонко и ужасно. Не появись Ги вовремя, они могли разлететься навсегда.

«Его зовут в клан, но он не возвращается»

Сердце пропустило удар.

«Вотан?»

«Да, но трон блюдет твоя мать»

Обязанность жрицы не может оспорить даже Совет Тринадцати, но если они поймут, почему Локи остался на Земле и что благодаря ему сбежала Селена, не сносить принцу рыжей головы. Хорошо еще, что только родители полностью знают мысли детей — потому Ги веками в клане не объявляется, а то мать все доложит деду — так что поймать Локи ой как не просто. За смертных побратимов он получит гораздо сильнее, чем за грязнокровую возлюбленную.

Оба прекрасно все понимали, так что обсуждать нечто подобное не тянуло, предстояло только заново привыкнуть к тому, что оба могут оказаться под прицелом. Пока же ничего подобного не наступило, можно и не беспокоится, ведя совершенно нормальный образ жизни, к которому успели так привыкнуть.